Ангел

АНГЕЛ


Зачем опять сел писать? Взял в руки ручку, блокнот? Зачем? Чтобы облегчить
себе душу? Высказаться, выговориться? Да нет! Не нужно мне это. Зачем? Ведь ты
и так всё знаешь. Другие люди тоже знают, пусть не всё, но знают.
Но это нужно для того, чтобы всю правду обо мне, до конца, знал ещё один человек.
Он ещё очень маленький, кроха, для него и пишу. Ведь он спас меня, вернул к жизни.
Пусть знает правду, когда вырастет и прочтет это. И пусть только он судит меня и больше
никто. Для него это всё я и пишу. И как-то легко и светло на душе становится, когда
осознаешь, что самый близкий человек знает о тебе всю правду. И от того умеем ли мы быть честными, правдивыми зависит и то, каким будет этот мир.
И только по прошедстствии нескольких лет начинаешь понимать, что не надо ничего таить от людей, тем более от самых близких. А для меня, что всё это значит
для меня? Испытание? Не совсем. Для меня - это право выбора! Выбор для меня -
каким быть, каким остаться, как жить дальше.
Есть поговорка - в одну реку дважды не войти.  А для человека это означает, что имея
одну жизнь, дважды её не проживёшь. Так что живи сразу так, чтобы и тебе было хорошо
и окружающим людям тоже.
Я никогда не задумывался над этим, жил как и все. Но последние годы стал задумывать-
ся, особенно после того, что со мной произошло. Я понял, что доброта и любовь близких тебе людей, их сострадание, нежность и теплота их душ, это самое дорогое, что есть
у человека в этой жизни. Вот почему он стремится к ним, а они к нему. И уже от этого
всем становится хорошо. Очень хорошо! Так люди приобретают счастье.
Ведь счастье – это когда отдаешь. Отдаешь частичку самого себя, своей души, всё, что
есть в тебе хорошего и доброго. А может быть и больше. Так меня учила моя мать -
делать людям добро и ничего кроме добра. Но не всё получалось так, как я хотел,
мечтал. Вот и первая половина жизни прошла не совсем так, как хотелось.
Когда мне исполнилось сорок лет, моя семья распалась, развелись. Остались
двое детей, но они были уже большими, и жили они конечно с моей бывшей женой.
Конечно, всё это очень и очень плохо. Я жил один. Но всё это время мне было не по себе.
Даже скучно как-то. Пытался работой отвлечься, ей больше внимания уделять,
не получалось, пустое всё это. Пытался ещё чем-нибудь заняться, не получалось.
Ведь я уже привык заниматься близкими людьми, а они далеко.
Так прожил я какое-то время один. Но вскоре я встретил женщину, звали её Надей.
Познакомились мы весной, в марте. А вначале октября того года уже расписались.
Я переехал к ней. И стали мы жить втроем – я, Надя и её мама.
У меня сложились очень хорошие отношения с её мамой, можно сказать доверительные.
Многие, кому я рассказывал об этом, даже не верили, что такое бывает.
Вот так мы и жили втроем. В холодное время года жили в городе, а в начале мая выезжали на дачу, и так до конца сентября. Я и Надя на работу ездили с дачи, правда
приходилось рано вставать. Но ничего, зато на свежем воздухе. Там я познакомился
с новыми людьми. У нас с Надей был свой круг знакомых. Мы часто сбирались и
устраивали чаепитие. Приходила одна женщина с сыном. Зовут её Марина, сына Алёша.
Иногда приходила её мама. Были в нашей компании две сестры – Света и Ира.
Света – старшая, но у неё никого не было, жила одна. Ира – младшая, у неё семья,
муж, двое детей.
Мне было как-то жалко Свету, вреде бы хорошая нормальная женщина, умница,
всё при себе, а вот не везёт и всё!
Но шли годы. Я перешел на новое место работы. Вначале всё шло вроде бы
ничего, тихо и спокойно. Но пришло новое молодое начальство, и вот тут-то всё
началось. Не знаю, где это начальство образование получало, но знаний никаких,
вообще ноль. Какой-то гнилой патриотизм и штурмовщина, а я этого терпеть не могу.
Поэтому часто ругался с этим начальством. Меня многие предупреждали, что под сокращение я попаду одним из первых. Так оно и вышло. Случилось это зимой.
в январе. Ну да ладно, переживём. У нас всегда так говорят, когда неприятности.
Я особо не жалел, что потерял эту работу. Зарегистрировался на бирже, стал искать новую работу, но безрезультатно. Зато много времени появилось для себя и своей семьи.
Как-то в первых числах апреля я поехал на свою прежнюю квартиру, где раньше жил.
Там тогда жила моя младшая дочь. Дочка встретила меня хорошо, радостно.
Накормила меня вкусным обедом. Потом мы долго разговаривали, делились новостями.
Ушёл я ближе к вечеру. Дочка не провожала меня, простились у порога. До метро
мне идти чуть более пяти минут.
Перед станцией метро была небольшая площадь, выложенная плиткой.
По краям от неё стояло несколько скамеек. Я подошёл к одной из них, снял сумку с плеча
и поставил на скамейку, чтобы поправить вещи. Дочка надавала мне разных гостинцев.
Возле соседней скамейки стояли, в метрах пяти от меня, стояли мужчина и женщина, которые тоже что-то укладывали в сумках. Мне показалось знакомым лицо этого
мужчины. Да, это он, я узнал его. Это был Женя Бежин, мы когда-то вместе учились
в военной академии. Только после академии я сразу ушёл на гражданку, а Женя продолжил службу. Я знал, что он живёт где-то поблизости. Мы однажды уже встречались, примерно через 13;14лет после академии. Он тоже смотрел в мою сторону.
И тут он неожиданно пошел в мою сторону. Значит узнал, подумал я. Он подошел
ко мне и протянул руку.
- Ну, здравствуй, Николай, – сказал Женя.
- Здравствуй Женя, – ответил я.
Мы разговорились. Но тут он вдруг повернулся к этой женщине и сказал:
- Леночка, иди домой. Я тут знакомого встретил, мы проговорим немногого.
- Ладно, разговаривайте, я подожду, – ответила она.
Да, подумал я, жене офицера только и остается, что ждать.
Стали вспоминать наших старых знакомых, тех, с кем учились. Конечно, рассказывал  в основном Женя. Я ведь как ушёл, ни с кем связей не поддерживал. Много он рассказал
мне о тех, с кем учились. Я рассказал коротко о себе. Дети выросли, живут отдельно.
Я с женой развелся, но женился второй раз. Сказал, что женщина мне досталась
добрая, нежная, покладистая. Хотели завести детей, но не получилось, нам ведь обоим
было уже за сорок. Сказал так же, что сейчас безработный, работу ищу, но пока
безрезультатно.  Мы замолчали. Женя вдруг спросил, помню ли я Виктора Александрова,
он учился в четвертом отделении. Конечно, помню, сказал я.
И Женя стал рассказывать про Виктора Александрова. Он сказал, что сейчас Виктор
занимается подбором гражданского персонала для наших военных баз за рубежом.
Женя стал так же рассказывать о самом Викторе. И вроде бы ничего особенного он
не рассказывал, ни каких военных тайн не разглашал. Но тут, как говорится, надо слушать между слов. И тут я понял, что всю свою службу Виктор имел дело с военной
контрразведкой. Да, подумал я, теперь понятно, почему он занимается подбором
персонала для наших баз. Женя сказал, что позвонит Виктору, может поможет
с работой. Я поблагодарил его за участие. Мы обменялись номерами наших
сотовых телефонов и на этом распрощались.
Я приехал домой и рассказал обо всём Наде. Она стала меня обнадёживать, мол
а вдруг что-то получится. Я же весь вечер был взволнованным, заснул далеко за полночь.
Но через два дня мне действительно позвонили. Человек, который мне звонил, поначалу
даже не представился. Он стал задавать мне наводящие вопросы, как бы пытаясь удостовериться, что это именно я. И лишь после этого он представился. Да, это был
Виктор Александров. Я вообще-то понял это тогда, когда он мне наводящие вопросы задавал.
Я назвал свою основную гражданскую специальность, рассказал, что знаю, что умею,
про рабочие навыки. Дело в том, что после академии, я закончил автомобильно-дорож-
ный институт. И именно мой набор гражданских специальностей его удивил.
Виктор сказал, куда и когда подъехать, какие документы захватить. Я собрал все
документы, даже загранпаспорт был готов. Я и Надя оформили их еще в прошлом году,
хотели съездить осенью в Грецию, посмотреть тамошние достопримечательности.
Теперь наверное не получится.  В назначенный день я был у Виктора Александрова, в его
кабинете.  Он долго расспрашивал меня о том, что я знаю, что умею.                Я отвечал не торопясь. Единственное, что смущало его, это мой возраст.
Ведь мне уже было 53 года. Но он сказал, постарается помочь, ведь такого послужного
списка среди гражданских, он ещё не встречал. Виктор сказал, куда я могу поехать,
мол, есть одно место. Но там не очень спокойно, можно сказать даже очень горячо.
Гражданские туда едут неохотно. Платят как и везде, но место неспокойное.
Там нужны надежные люди, желательно из бывших военных, потому что там нужна дисциплина. Я недолго думая ответил, что согласен. Надо ведь как-то работать, как-то жить.
   Поговорили о ребятах, с которыми учились на одном курсе. Конечно, рассказывал
в основном Виктор, я ведь ничего не знал о ребятах. Потом написал заявление,
заполнил две анкеты. Виктор дал мне номер своего рабочего телефона.
На этом и распрощались. Виктор сказал, чтобы ждал, мне позвонят. И действительно,
через три дня мне позвонили. Но звонила уже женщина, она представилась, сказала
куда и когда мне надо подъехать. Я так и сделал. Оформлял документы. Проходил собеседование. Потом был ещё один раз через несколько дней. После этого она сказала,
чтобы я ждал, мне сообщат когда отбитие.
   Разумеется, что после моих встреч с Виктором и этой женщиной, я старался как
можно меньше рассказывать Наде о своём новом месте работы, а куда поеду – вообще
скрыл.
   Ладно думаю, сколько ждать – неизвестно, надо вещи на дачу перевезти, чтобы
Надя потом не возила. И вот в одну из таких поездок произошёл случай, после которого
я ругал себя последними словами и проклинал. Это случилось в второй половине апреля.
Дни уже стояли теплые, к полудню становилось даже жарко. Я поехал на дачу, чтобы
отвезти кое-какие вещи. Приехал, разложил вещи. Открыл окна и двери, чтобы проветрить дом, просушить от сырости. Затем прибрался немного в доме. Торопиться
мне было некуда. Проветривал дом больше часа. Затем закрыл всё и пошёл на станцию.
Дойти до станции можно было двумя путями. Первый – дойти до перекрёстка, свернуть направо, дойти до дороги, а по ней уже до станции. Второй путь шёл прямо до железной дороги, а уж потом направо до станции. Я выбрал второй вариант.
    Когда я иду этим маршрутом, то прохожу мимо участка этих самых двух сестёр - Светы
и Иры, которые участвовали в нашем чаепитии. Когда проходил мимо, то увидел, что
дверь на веранде открыта. В прошлом году сёстры поставили новый дом, небольшой сруб, с верандой. Я остановился. В дверном проеме появилась Света. Она увидела меня
и стала махать мне рукой. Быстрым шагом она подошла к калитке. Мы поздоровались,
поговорили немного. Затем Света попросила меня посмотреть дом, сказала, что в доме
наверно появилась плесень. Я согласился. Мы прошли в дом. Я осмотрел веранду и две комнаты на первом этаже. Действительно, было много плесени и даже грибок. Он был
даже на дверных косяках. Я сказал Свете, что строители отменные халтурщики, весь
материал поставили сырой. Сказал так же, что пусть очистят дом от плесени и грибка, просушат его, а затем обработают антисептиком. Света попросила так же посмотреть
второй этаж, там её комната. Я прикрыл дверь на веранде, поставил сумку на пол,
и мы поднялись на второй этаж. И здесь та же самая напасть – плесень, грибок, только
в меньших масштабах, ведь второй этаж лучше проветривается.
Мы ещё какое-то время стояли друг напротив друга и разговаривали. И тут я неожиданно
взял её за руку и привлек к себе. Она не отпрянула, а наоборот, как бы слегка прижалась
ко мне, положив левую руку мне на плечо. Я крепко обнял её и стал целовать. Она тоже обняла меня за плечи и стала целовать меня. Ну а дальше, как говорится, понеслось.
Что творил? Зачем? Ведь всё без слов! Как в бреду! Ничего не понимал, что делаю.
Ну а дальше говорится – сами на кровать, а душа в грех! Сколько всё это продолжалось -
не знаю. Только всё проходит, и этот любовный порыв тоже прошел.
   Я ни в чём не виню и не упрекаю Свету. Ругаю и проклинаю я только себя. Зачем
я это сделал, почему не сдержался? Ведь ничего даль не будет между нами, да и не
могло быть. Да и Света это понимала. Тогда зачем всё это?!  Ведь у меня жена есть.
Вот кто я теперь перед Надей. Получается, что и Надю обманул, и другую женщину
встревожил, как ей теперь жить. Вот кто я после этого?!
   С такими мыслями я и ехал домой. Потом несколько дней не мог прийти в себя от того
что случилось. Даже Надя заметила, что со мной что-то не так. А я только и сумел
из себя выдавит: - Извини Надюша, извини.
Да и Свете потом тоже плохо будет, как ей жить. Потом я вроде бы успокоился, пришёл
в себя.
Шли дни, Виктор не звонил. Я уговаривал Надю переехать на дачу, но она отказывалась.
сказала, что дождется моего отъезда в городе. Я по прежнему занимался домашними делами. Вот и май закончился, а Виктор всё не звонил. И вот он наконец-то позвонил.
Это было второе или третье июня. Виктор сказал, чтобы я подъехал к нему завтра, но
только чтобы не заходил к нему, а позвонил ему по местному телефону.
Что-то здесь не так, подумал я, к чему мне готовится?
На следующий день я приехал к знакомому мне зданию и позвонил из холла, как просил
Виктор. В ответ я услышал:
 - Стой на месте, я сейчас спущусь.
Вскоре появился Виктор. Он махнул мне рукой, показывая на выход. Я последовал за ним.
 - Давай здесь поговорим, - сказал Виктор: - на свежем воздухе.
 - Хорошо, - согласился я: - давай где-нибудь присядем.
Мы увидели недалеко скамейку и направились к ней. Человек чувствует себя спокойней,
если он сидит, а не стоит, тем более если идет.

    Мы сели.
 - Давай здесь поговорим, - сказал Виктор.
 - Хорошо, - ответил я.
 - Знаешь, - продолжил он, - а ты понравился нашим сотрудницам, хвалили тебя,
говорят  - настоящий мужчина.
 - Да перестань, - сказал я, - я просто тихо и спокойно разговаривал с ними, вот и всё.
Ничего лишнего.
 - Вот именно, что ничего лишнего, - сказал Виктор, - А теперь о деле. Я отмазал тебя от МИДа и от всего прочего, так лучше для тебя. А теперь я расскажу тебе о том месте, куда ты поедешь
   Ну вот и инструктаж начался, подумал я. Но это же для моей пользы.
Он начал рассказывать о той стране, куда я поеду, что там происходит, о нашей базе.
Конечно, о таком не пишут в газетах, не рассказывают по телевизору.
 - Надо создать нормальные условия для наших ребят, которые там служат, - продолжал Виктор, - Догадываешься, чем они там занимаются, в стороне от дела не сидят.
Конечно они на стороне правительства, но с ними большие проблемы. У нас же там
свои интересы. Вот наши ребята и вертятся. Им трудно, поэтому надо создать нормальные условия для службы и быта. Для этого ты туда и едешь.
Помнишь, чему нас учили в академии? - неожиданно спросил он.
 - Дисциплина и умение думать, - ответил я
 - Вот именно,  - сказал Виктор, - особенно никуда не лезь и не вмешивайся, - я знаю, ты за словом в карман не полезешь, но всё-таки сдерживай себя.
Возможно придется выезжать за пределы базы. Конечно под охраной. Но будь осторожен
С местными, ну если уж так получится, особой дружбы не води, неизвестно на кого
нарвёшься. Главное – работай как положено, делай всё быстро и качественно.
Потом он ещё рассказывал кое-что о базе, что там происходит, что творится вокруг неё
Затем были недвусмысленные намёки, как вести себя.
Да, думаю, а я то оказался прав, насчет того, где Виктор раньше служил.
 - Не сердись, это я всё говорил для твоего же блага, - сказал он.
 - Я всё понимаю, - тихо и спокойно ответил я.
Виктор удивленно посмотрел на меня. Я понял, что его удивило моё спокойствие и невоз-
мутимость всё время, пока я слушал его.
 - Теперь о том, как ты будешь добираться до места, - продолжал он. – Через дне пять – шесть туда идет наш борт, с военного аэродрома, здесь, под Москвой. Насчёт тебя я
договорился, полетишь им. Я уточню время и день вылета и позвоню тебе.
 - Спасибо. Я всё понял. – ответил я
Мы попрощались. Виктор пошёл к себе, а я поехал домой.
Пока ехал домой обдумывал всё, что сказал Виктор. Я понял, что там я буду на виду,
каждый мой шаг будет контролироваться. Я так же понял, что сотовый телефон лучше
оставить дома и не пытаться звонить оттуда. С базы не дозвонишься, глушат.
А вот если за пределами базы попытаешься звонить, всё, пакуй чемоданы.
Визитную карточку Виктора надо будет уничтожить перед отъездом. Так лучше.
Не надо его подводить. Я понимал, надо будет всё терпеть.
   Когда приехал домой, то Наде конечно этого ничего не рассказывал, старался её
успокоить.  Стал ждать, заодно и вещи собирать. Через день позвонил Виктор.
Он назвал точную дату и время отлёта. Рассказал, как удобнее и быстрее добраться
до  аэродрома. Сказал так же, к кому я там должен обратиться, его фамилию и имя,
мол он всё устроит. Он предупредил, что на аэродроме будут таможня и пограничный контроль. Я спросил, можно ли взять какой-нибудь инструмент. Да, ответил Виктор,
только чтобы много не набирал. Мы попрощались, он пожелал мне удачи на новом месте.
Я собрал кое-какой инструмент, взял некоторые лекарства, так, на всякий случай.
Ну, вот и всё! Теперь ждать. Вечером перед отъездом по телефону я заказал на утро такси. Весь вечер я и Надя просидели за столом и разговаривали. Я сказал ей, что звонить оттуда не буду, сославшись на то, что дозвониться оттуда очень трудно и дорого.
Она согласилась со мной. Всю ночь практически не спал, так подремал несколько минут.
Вроде бы не волновался, был спокоен, а заснуть не мог.
   Утром встал ещё будильник не прозвенел. Умылся, побрился, оделся. Потом сел
завтракать, но это получалось у меня плохо. Надя встала вместе со мной, пыталась
меня успокоить, приободрить. Надюша моя – добрая чистая душа! Кажется, она волновалась за меня больше , чем я сам за себя. Мне надо было выходить, скоро приедет такси. Я попросил Надю не выходить на улицу. Простились здесь же, на пороге
квартиры. Я нежно поцеловал её, а она меня. Ну вот и всё!
   Я вышел на улицу, через несколько минут подъехало такси. Я сказал водителю,
куда меня отвезти. Водитель сказал, что знает это место, но только подъехать к самому аэродрому он не сможет, но высадит как можно ближе.
   Пока ехали я даже на часы не смотрел, но ехали долго. В голове какие-то мысли копошились, несвязанные между собой. Какая-то чушь. Я гнал это всё от себя.
Мы заехали в какой-то населённый пункт, я даже не успел прочитать название, проехали
ещё минут пять. Остановились. Водитель сказал, что высадит меня здесь, дальше
посты. Сказал, что мне надо идти по дороге, которая будет поворачивать направо.
Когда поверну и пройду немного, то увижу аэродром. Я расплатился с водителем и
поблагодарил его. Взвалил рюкзак на плечи и пошёл. Шёл я около пятнадцати минут.
Подойдя к аэродрому увидел одноэтажное здание, это оказалось что-то вроде проходной.
Там сидели молодой прапорщик и женщина, гражданская. Я представился.
Они попросили мои документы, я отдал их. Я так же сказал, что надо увидеть одного
человека (о нем говорил Виктор Александров). Я сказал, что он обязательно должен быть здесь, и что он обеспечит мне пропуск. Молодой прапорщик стал звонить по телефону, звонил несколько раз. Всё это время мои документы находились у них. Прошло около
часа. Наконец пришел человек, представился, показал прапорщику своё удостоверение
и сказал, чтобы мне выписали пропуск. Мне выписали пропуск и вернули документы.
Я и мой новый знакомый вошли на территорию аэродрома. Здесь он представился -
зовут его Юрий Николаевич, можно просто Юрий. Он сказал, что нужно торопиться.
Полетим на семьдесят шестом(1)  Техники последние приготовления заканчивают,
а надо пройти еще таможню и погранконтроль. Эти две службы я прошел быстро.
Офицер-пограничник сказал, чтобы я далеко не уходил, сейчас за нами придут и
и показал на группу людей, которая я стояла поблизости. Я подошёл к этой группе
людей, насчитал одиннадцать человек, я двенадцатый. Ждали долго. Наконец появился
Юрий, и не один, а с пилотом.
- Ну, вот и всё, летим, - сказал Юрий, - у вас будет что? – Обратился он к пилоту.
- Да нет, ничего, ответил тот, - На борту самолёте вести себя спокойно. Если что понадобится, обращайтесь к экипажу.
Он дал знак, и мы пошли

(1) Семьдесят шестой – ИЛ 76  –  военно- транспортный самолет
    Когда подходили к самолету я заметил. что задняя рампа открыта и через неё загружали какой-то груз. Мы же направились к боковой двери. По трапу поднялись на борт.  При входе стоял кто-то из членов экипажа и говорил нам куда идти. Мы оказались
в небольшом пассажирском отсеке.
- Ну что, располагайтесь кто как сможет,- сказал он.
Я подождал пока все разместятся, затем и сам уселся, старался устроиться по удобнее.
И только тут я почувствовал, что тело мое как-то размякло, стало слабым, а голова
тяжёлой. Я понял, что это стало спадать нервное напряжение, в котором я находился всё это время. Я даже не замечал этого нервного напряжения, думал, что всё в порядке.
Я так же понимал, что мне надо хотя бы немного поспать. Я вытянул ноги и расслабился.
    Мы находились в самолете уже порядка тридцати минут.
Затем я услышал как поочередно запускаются двигатели. Ещё через несколько минут
самолет тронулся с места. Я понимал, что сейчас самолет едет по рулёжке. Затем он стал поворачивать, направо, потом немного прямо и остановился.
   Простоял он так минуты две. Затем я почувствовал как двигатели набирают обороты,
почувствовал их мощь. Но самолет ещё на тормозах. Обороты двигателей всё больше и больше, спуск с тормозов, разбег и взлёт. А голова моя становилась всё тяжелее и тяжелее. Я чувствовал, как засыпаю, провал, и я погрузился во тьму. 
    Разбудили меня перед самой посадкой, минут за двадцать. Я взглянул на часы, неужели я столько проспал. Да!  Ничего себе, спад нервного напряжения!
Ну вот наконец-то приземлились. Самолет съехал с полосы, поехал по рулежке.
Остановился, заглохли двигатели. Вышел кто-то из экипажа, попросил подождать.
Затем открылась дверь, подали трап. Мы спустились, нас ждали.
   Наконец-то, вот оно – моё новое место работы. Потом повели в какое-то небольшое кирпичное здание. Проверка документов, инструктаж.  Рассказали, кто где будет жить.
Меня распределили последним и как потом оказалось, очень неудачно для меня.
Я конечно потом переехал в другое место. Это был жилой контейнер, подведёнными коммуникациями. Только использовался как склад под различное тряпьё. Я конечно всё там потом отремонтировал, привёл в порядок. Но это было потом, а сейчас инструктаж.
Потом оформили пропуска, чтобы можно было перемещаться по территории базы.
Мне сказали, куда я должен завтра прийти. После этого я ушел в свое временное
пристанище, такое, что вспоминать не хочу.
Вот и началась моя работа на этой самой военной базе. Я был очень спокоен, даже очень.
 У меня всегда так, когда есть работа. На следующее утро меня представили моему новому начальству, объяснили круг моих обязанностей, а так же о порядке перемещения.
Да, подумал я, территория большая, так что набегаюсь. С этого часа и началась моя работа. Выдали кое-какой инструмент. Если ещё что-то понадобится, сказали к кому обратиться, поищут мол на складе.
    Я брался за любую работу, никогда ни от чего не отказывался. И главное, я никогда не рассуждал о работе, можно или нельзя её сделать, я ничего не говорил об этом.
Я просто брал и делал её. К военной технике я конечно не лез, там своих специалистов хватало. Но вот к военным техникам я иногда обращался. У них были хорошие клеи, такие в магазине хозтоваров не купишь. Я ими всё клеил, даже водопроводные и канализационные трубы. Вот так в процессе работы я знакомился с людьми, а они со мной.
    Народ был разный, со всей России. Но особенно запомнилась мне одна женщина.
Зовут её Людмила, она из Костромы. Работала она в столовой, поваром, на выпечке,
ну там пирожки. крендельки, ватрушки и т.д.
 Я как-то обратил внимание на её руки. Рукава закатаны выше локтей, и все руки в волдырях и ожогах. Я показал на её руки
- А это что? – спросил я.
- Так ведь надо лазить туда,  - сказала она про жаровочные  шкафы, - сдвинуть, передвинуть, чтобы пропекалось равномерно, ну вот и…..
- Да что же ты руки свои не бережёшь, - сказал я, - раскатай рукава или нарукавники себе
придумай.   
- Ага, и буду я этими самыми нарукавниками по выпечке елозить. – сказала эта самая
Людмила, - Не, так не годиться.
Вот думаю, женщина! Всё нипочем! Ни волдыри , ни ожоги, ни боль! Лишь бы других людей вкусной выпечкой накормить. А выпечка у неё действительно была всегда
вкусной.
    В общем жили мы дружно, без склок и ругани. Все были на виду, каждый занимался своим делом.  Со мной же стали происходит странности.  Я ведь был старше многих.
Поэтому меня вначале все звали как и положен – по имени и отчеству, потом просто
по отчеству, а затем все стали звать почему-то просто дядей Васей. по отцу.
Просто как-то всё само вышло.
   Дни проходят быстр, когда работаешь, когда чем-то занят. Ну вот и зима наступила,
скоро Новый год. Конечно, зима здесь другая, ни как у нас в Подмосковье.
А вечерами бывало,  развалюсь на кровати поудобнее, закрою глаза и вспоминаю
свою Наденьку, мою Надюшу. Потом повернусь на бок и вспоминаю.  как она меня по спине гладила. Руки её вспоминаю. Руки у неё очень нежный, добрые, теплые.
Как она там? Не звоню, не пишу. Ладно, всё будет хорошо.
   Примерно за неделю до Нового года меня вызвало начальство. Стали спрашивать,
разбираюсь ли я в водоснабжении. Ведь из моего личного дела явствует, что я имею специальность инженера-механика по гидравлике. Я спросил, что они имеют в виду.
Мне рассказали, что местные власти здесь недалеко проложили водопровод, который
снабжает водой небольшой городок.  Но трубу уже несколько раз разрывало.
Вначале думали, что диверсия, но оказалось что это не так. Каждый раз ставят новую 
трубу, а её опять разрывает. Вот тогда местные власти обратились через своих военных
к нам, может у нас есть специалист по водоснабжению. Я сказал, что в гидравлике
разбираюсь, но что случилось с их трубой сказать однозначно не могу, надо конкретно
смотреть. Если ехать туда, то надо сразу брать сварочный аппарат, конечно же сварщика, парень он толковый. Начальство согласилось, сказали, чтобы всем быть готовыми  к восьми утра. Сопровождение обеспечат.
  Утром я и сварщик были на месте. Сварщика звали Володя, он с Урала, работал
на оборонном заводе. У нас был небольшой сварочный аппарат, генератор и ещё
кое-какой инструмент. Когда прибыли к зданию, где размещалось начальство, там уже стояли два БТРа, три КАМАЗа и две машины военной полиции.
Из здания вышло начальство с каким-то офицером и направилось к нам. Нам сказали, что
общаться с местными будем через старшего лейтенанта, он переводчик.
Представили его – Белов Дмитрий Владимирович.
Начальство ушло. Я посмотрел на колонну и покачал головой.
- Дядя Вася? Ты чего, - спросил Володя.
 - Знаешь Володя, как всё это называлось в наше время, ну такое вот сопровождение? -
Спросил я. И тут же ответил: - Это всё равно что волосы на заднице – прикрывают,
да не защищают. Такой шуруповёрт можем в одно место получить.
 - Да перестаньте мужики, - встрял было старший лейтенант, - Я был с утра в штабе,
узнавал оперативную обстановку. В общем там всё тихо и спокойно.
А старший лейтенант молодец, подумал я про себя, юмор понимает.
Потом был инструктаж. Я и Володя погрузили всё оборудование в один из КАМАЗов,
и сами там разместились.  Через несколько минут тронулись. Ехали долго, часто
останавливались. Когда прибыли на место, то там уже были представители местной
власти. Все они стояли возле небольшого одноэтажного здания. Я и Володя стали разгружать оборудование с КАМАЗа. Потом пошли в направлении этой группы людей.
От них в нашу сторону направился мужчина, около сорока лет. Когда мы подошли к нему,
он представился, сказал, зовут его Хафез, но отвечает за взаимодействие между
местной администрацией и нами. Сказал так же, что очень ждали нас. Говорил он
по-русски очень хорошо, все падежи склонял, как будто печатал. Мы тоже представились.
Я попросил его показать мне насос, который качает воду, и рассказать что случилось.
Меня провели в здание и показали насосную установку. Насосная установка мощная, на киловатт сорок, подумал я. Посмотрел шкаф управления – всю автоматику вырвали, соединили напрямую. Установка не наша, не российская. Здесь на насосе сразу сделан перепуск воды с выхода на вход. Наши обычно это делают при монтаже, а чаще не делают.
   Я так же попросил показать трубы, которые разорвало. Хафез куда–то ушел, вернулся
минут через пять уже с каким-то мужчиной, лет пятидесяти. Тот сказал, что он инженер-строитель. Он знает, как строить дома, дороги, но водоснабжением он никогда не занимался. Затем пошли смотреть разорванные трубы, которые они уже вырезали.
Осмотрев их, я понял, что такое может быть только при гидроударе.  Я так же попросил,
что бы показали, как они открывали задвижку,  что стоит после насоса. Этот инженер
ушел и привел какого-то молодого парня, сказал,  что именно он открывал задвижку.
Я попросил показать его, как он это делал. Парень волновался, но я говорил тихо и спокойно. Парень успокоился и стал показывать, как крутил вентиль на задвижке.
Крутил он быстро. До задвижки давление и напор высокие, а после задвижки труба
пустая. Вот поэтому у них и случался каждый раз гидроудар.
Я подошёл к Диме, нашему переводчику.
- Вот что Дима, давай-ка зови сюда старшего группы сопровождения. Разговор есть – сказал я, - Кстати кто он?
- А, да это Валерка, комвзвода морской пехоты. Нормальный парень.- ответил старший
лейтенант и ушел. Через минут пять они вернулись уже вдвоём.
- Вот что мужики, - начал я, - давайте-ка работу сделаем как следует. А то скажут, мол
приехали, насвистели и уехали. Мы здесь трубу менять будем, здесь кусок небольшой
А там дальше пусть местные меняют, там кусок побольше, да и людей у них тоже
побольше. Пускать воду будем сами. Это конечно дольше будет, но зато надежнее.
Я, по правде сказать, никогда этого не делал, но знаю, как это делается.
 Но имеется одна небольшая проблема. Мы ведь здесь порядка суток пробудем, а мы
с Володей только по паре пачек галет взяли и воду. Может за жратвой смотаться?
Я посмотрел на комвзвода.
 - А, дядя Вася, не переживайте, - начал комвзвода, - не надо никуда ехать. Мы сухпаев
набрали много. Так-что и на вашу долю хватит. Не переживайте.
 - Да, ну тогда спасибо, - сказал я ему, - Дима, пожалуйста сходи за Хафезом, с ним
теперь надо всё обсудить.
Ребята ушли. Вскоре Дима вернулся с Хафезом. Мы всё обсудили с ним, Хафез согласился. После этого Дима ушел в сторону, куда ушел комвзвода, а Хафез вернулся к своим. После этого я и Володя принялись за работу.  Подровняли торцы трубы, отрезали новый кусок, подогнали его. Потом выставили его и Володя стал его обваривать стыки.
Я видел и понимал, что очень старается парень. Тут я ему ничем помочь не мог.
Уселся на какой-то ящик и наблюдал.
Вскоре появились Дима с Валерой.  Они шли и о чем–то оживлённо разговаривали.
Подойдя ко мне.  Дима резко повернулся и спросил:
 - Дядя Вася! Вот мы сейчас обсуждаем, а есть-ли разница между этой войной и той что
была в Афган?.
- Не знаю. - начал я. – Я ведь там не был. Да и среди моих друзей и знакомых тоже таких не было. А нет, вспомнил, был у меня один такой знакомый, правда знакомство наше
было не продолжительным
Я тогда работал мастером участка на станкостроительном заводе. На нашем участке
монтировали тяжелые станки, целая бригада слесарей из ремонтного цеха работала.
А бригадиром у них был парень, не более тридцати лет. Работали они долго, ну и так
слово за слово, познакомились. Вроде спокоен, нормально разговаривает,  а посмотришь
на лицо, понимаешь, что с психикой у него не все ладно. Много чего он рассказывал.
Отслужил срочную, остался на сверхсрочную, затем попал в спецназ. Его даже
Не ранило там ни разу. Просто в одном бою упал с откоса, невысоко было, упал
на камни, ребра сломал себе справой и слевой стороны. Потом госпиталь. Вот там
у него психика и съехала.
Всякое он рассказывал. Только вот как верить человеку с такой вот психикой. Но даже
если половина из того, что он рассказывал правда, то от этого действительно можно
с ума сойти. Я не ругаю этих ребят, не знаю даже, что и думать о них, я их просто
жалею.  Знаете, был такой писатель Виктор Астафьев. Он так писал: - правду о войне
 знает только Бог. Ну и чего тогда говорить о ней, если ты всей правды не знаешь.
    Первым пришёл в себя комвзвода Валера.
- Ладно, - сказал он, - пойду сухпай принесу. Надо поесть немного.
Он встал и ушел. Дима молчал, Да, думаю, задел я ребят, дошло до них что-то.
Хорошо, что я не рассказал им про то, что я увидел в апреле 1985года в госпитале
имени Бурденко. Мне тогда было столько же лет, сколько и этим двум старшим
лейтенантам. Я там был вместе со своей женой, навещали её отца
Да я там такое увидел! Молодые ребята, чудовищно искалеченные войной.
Настолько чудовищно, что моя жена не могла смотреть на все это, закрывала глаза
и утыкалась мне лицом в грудь. А я смотрел! Плохо, не по себе было, но смотрел!
За что вот их так?!
И как я мог после этого относиться к войне – только проклинать её!
Наверное я тогда правильно сделал, что не рассказал им об этом, чтобы держались, в унынье не скатывались, чтобы не раскисали.
    Вскоре пришёл Валера, принес два сухпая.
- Вот покушайте, - сказал он. – Дима, идём, нам надо всё вокруг проверить, осмотреться
Они ушли.
Я подошел к Володе, окликнул его, мол. ребята сухпай принесли, давай перекусим.
Он согласился. Выбрали место почище, устроились поудобней. Перекусили, запили
водой, которую с собой привезли.
 - Много тебе ещё там варить? – спросил я Володю
 -Нет, - сказал он, - на полчаса, может чуть больше.
 Посидели немного, минут десять,
Володя ушел обваривать трубу дальше. А я собрал всё что осталось от сухпаев, сложил в пластиковый пакет и пошел искать переводчика и комвзвода. Пошёл в сторону КАМАЗов, скорее всего они там. Так оно и было. Они вылезли из одной из машин и
направились в мою сторону.
 - Сейчас Володя заканчивает, - начал я, - Надо бы сходить к местным, посмотреть. как
у них дела обстоят.
Ребята согласились, и мы пошли ко второму прорыву трубы, где работали местные
Они тоже заканчивали, но у них было больше работы. Рядом стояли их машины.
Вдруг дверь одной машины открылась и показался Хафез. Он что-то жевал, видно
тоже решил перекусить. Он подошёл к нам, и мы обговорили, как будем подавать воду.
Я сказал, что воду будем подавать медленно, так что пусть Хафез предупредит свое руководство. Он согласился. Потом разговор как-то само собой зашел о еде.
И тут Хафез стал рассказывать про кушанья и сладости, которые у них здесь готовят.
Особенно о сладостях. И из чего они состоят, и как их готовят, как называются.
Говорил, какие они вкусные. Я даже не знал, что такие яства существуют, тем более
никогда их не ел. Потом комвзвода Валера продолжил и рассказал, как его мама
вкусно медвежатину готовит и оленину, а какой вкусный соус к этому мясу - пальчик
оближешь. (  Сказал при этом, что он сибиряк, из Красноярского края)
Так поговорив немного о приятном, о еде, мы разошлись. Хафез вернулся к своим.
Я и Дима вернулись к Володе, а комвзвода пошел проверять оцепление.
Я и Дима подошли к месту, где работал Володя, сели на какие-то ящики. Разговор
не клеился. Через некоторое время Володя вылез из под трубы и подошёл к нам.
 - Вот и всё, - сказал он, - я закончил.
 - Всё нормально? - спросил я.
 - Да не переживай дядь Вась, - ответил он, - Хорошо проварил, будет держаться.
 - Хорошо, молодец, - сказал я, - спасибо. А теперь забирайся в КАМАЗ и спи.
Да, да, ложись спать. Ты свою работу сделал, дальше мы без тебя справимся
Ну а если что случится, тогда уж подниму.
Володя ушёл, я видел, что он очень устал.
 Мы остались вдвоем. Я сказал, что надо бы ещё раз сходить к Хафезу. Сходили, переговорили. Сказал, чтобы связался с местными властями и передал. что вода
будет ближе к полудню. Я так же сказал ему, чтобы прислал рабочих, чтобы проверили электропроводку. Хафез ушёл. Уже совсем стемнело. Мы ушли к себе обратно, стали
ждать.  Вскоре пришел Хафез с двумя рабочими. Он сказал им что-то. И они стали проверять электропроводку вплоть до самого рубильника, а затем и сам рубильник.
Сказали, что всё нормально. Я сказал, что давайте подождём немного, пока сварочные швы остынут. Сказал так наверное потому, что не знал, как всё получится, а там люди воду ждут. Проверил задвижки: на выходе должна быть закрыта, на закольцовке -
открыта. Включили электродвигатель, проверил направление вращения – всё правильно
Чуть приоткрыл задвижку после насоса, пошёл слушать трубу. Ухо приложу к ней и слушаю, выжидаю. И так вот всю ночь. Только к восьми часам утра полностью открыл задвижку.
Затем  стал медленно закрывать задвижку на закольцовке. На это ушло ещё более
трёх часов. Закрывать её полностью не стал, оставил чуть приоткрытой.
Устал, очень спать хотелось. Сказал, что надо подождать, посмотреть, как труба себя поведет. Ждали ещё больше часа.  Всё это время ходил и слушал трубу.
    Потом стали собираться обратно на базу. Подошёл Хафез с рабочими, жали руки, благодарили нас, улыбались нам на прощание. Я еле дошел до КАМАЗа, ноги за
каждую кочку цеплялись. Володя помог мне залезть в машину.
 - Ложись дядь Вась, сказал он, - я тут разное тряпьё набросал, туда и ложись.
Я уже выспался
    Я лёг, но заснуть не получалось, так, дремал. Машину сильно трясло, да и жёстко было. Ну вот мы и на базе. Разгрузились. Комвзвода оставил мне один сухпай, так.
на всякий случай. Пришёл к себе. Сил хватило только на то, чтобы раздеться и лечь спать.
Проснулся  ночью, очень хотелось есть Вспомнил про сухпай, поел, и опять спать.
 С утра на работу. Пошли самые обычные будни. Вот и Новый год наступил.
Праздновали мы его конечно скромно, не то. что дома, в России.
Потом дни текли как и раньше, только казалось, что медленнее. Это наверно от того,
что я ничего не знал о своей Наденьке, своей Надюше, а она обо мне. Очень хотелось с ней поговорить, услышать её голос. Это было обычно по вечерам, когда отдыхал после работы. С этими мыслями и засыпал.
    Так вот и шли дни.
Вот и весна наступила. Правда здесь весну от зимы больше по календарю отличают,
особого резкого перехода нет. Теплее, жарче становится. А вот у нас дома их по погоде
различают. Снег тает, солнце ласковым становится. Всё больше и больше тепла.
Ручьи текут, деревья оживают. Да, да, оживают. Здесь такого нет.  Когда у нас весна
приходит, мы видим, какие перемены происходят в природе, во всём окружающем
мире, и мы этому очень радуемся. Здесь такого нет. Зато здесь всегда тепло,
так что как говорится, ревматизм не страшен.
    Более половины срока контракта я уже отработал. Раньше ждал, когда начнется
контракт, начнется работа. А сейчас, когда он закончится, и я поеду домой.
А так жизнь текла нормально, размеренно. Только вот за Надю я переживал, она такая ранимая, совершенно беззащитная от этого мира.
Я продолжал работать.
     Однажды, в первых числах апреля, я помогал военным техникам разобраться  с гидросхемой подъемника. Мы только начали, как подъехала машина и из неё прямо-таки
 выбежал мой начальник
 - Всё Николай Васильевич, - сказал он, - Бросай работу, нас вызывают.
Мы сели в машину и поехали. Через минуту мы были возле одноэтажного здания.
Вошли, прошли по коридору, вошли в одну из дверей, оказались в маленькой комнате.
В ней сидел молодой лейтенант и была ещё одна дверь. Лейтенант встал. Мой начальник
сказал, что нас вызывали. Лейтенант сказал, что знает о нас, и вышел в эту самую дверь.
Через несколько секунд он появился, сказав: - Проходите.
Мы вошли. За столом сидел незнакомы мне генерал-майор. Мой начальник доложил по форме, как положено, а я скромно сказал: - Здравствуйте.
У стены на стульях сидели двое мужчин, гражданские.
 - Вот и хорошо. Все в сборе.  – начал генерал. – Познакомьтесь. Это Юрий Михайлович
и Вячеслав Анатольевич, научные сотрудники Эрмитажа, прибыли к нам из Санкт – Петербурга. Они прибыли сегодня.

 - Николай Васильевич, - генерал обратился ко мне, - Надо помочь им. Дело вот в чем.
Завтра, вертолетами, вас перебросят в одно место. Надо забрать оттуда ценные исторические артефакты. Местные специалисты уже там. Юрий Михайлович и Вячеслав Анатольевич помогут им отобрать самые ценные. А вы поможете им всё это упаковать и погрузить в вертолёты. Затем обратно на базу. Возьмите какую-нибудь тару или во что
будите упаковывать, инструмент там всякий. В общем подумайте сами. С местными уже всё согласовано. Там правда сейчас неспокойно, но у вас будет хорошее сопровождение.
Это наши ребята из спецназа, а так же переводчик.
Генерал умолк на некоторое время, как бы давая всем всё обдумать.
 - Есть у кого вопросы? Всё ясно? – продолжал он, - Тогда все свободны.
Все вышли. Только я не торопился выходить.
 - Что нибудь ещё Николай Васильевич? – спросил генерал
 - У меня к вам разговор есть, точнее просьба.  – сказал я.
 - Хорошо. Берите стул и присаживайтесь поближе к столу. - сказал он.
Я подсел поближе. Этот генерал и я были примерно одних лет.
 - У меня к вам просьба, - продолжал я, - пожалуйста, распорядитесь, чтобы мне выдали
оружие.
 - Да вы что, Николай Васильевич! – сказал генерал, - У нас на базе не положено
выдавать оружие гражданским лицам. Тем более что с вами летят наши ребята из спецназа.  Крепкие, надёжные ребята.
 - Понимаете, - начал я, - это как в той истории про монашку. Она тоже на Бога надеялась.
Но морковку помыла, почистила, в пакет завернула, чтобы потом никаких оказий не было.
Генерал рассмеялся.
 - А если серьёзно, зачем? – спросил он. – Только говорите прямо, не юлите.
 - Хорошо, - начал я, - Первое. Там ведь не просто неспокойная обстановка, а очень неспокойная.
 - Откуда вы это знаете? – спросил генерал.
 - Знаю, - твердо ответил я, - Вы наверное читали моё личное дело. Оперативная обстановка меняется каждый час, даже каждые полчаса. И неизвестно, какая она будет, когда мы туда прилетим
Я говорил твердо. После этих слов генерал отвел от меня глаза и стал смотреть в стол.
Значит, действительно читал мое личное дело.
 - Третье. – продолжал я, - Мы не знаем, какое прикрытие будет от местных и будет ли оно вообще. Четвертое. Когда вертолеты приземлятся и мы выгрузимся, они уйдут обратно на базу. Потому что нельзя рисковать вертолетами и экипажами.
Сколько же мы там пробудем, неизвестно. Да в такой ситуации каждый ствол на счету,
каждый патрон.
Я говорил твердо, жестко и даже зло. Он почувствовал интонацию в моем голосе.
Глаза его были опущены, он смотрел куда-то вниз, Я понимал, что он сейчас обдумывает
мной сказанное
 -  Хорошо, - сказал он. – ну а если не секрет, какое предпочитаете. У нас тут всякое имеется, ещё с советских времен.
 - Возьму АКМ. – твердо сказал я.
 - Почему не новый. АКМ кажется вообще снят с вооружения . – спросил генерал.
 - Как вам сказать, -  начал я, - Этот новый, с малым калибром, как-то меня не прельщает.
Этим малым калибром только по камням звенеть. А АКМ – это вещь!
Этот камни крошит.
Генерал заулыбался. Нажал кнопку звонка, в комнату вошел молодой лейтенант.
 - Пройдите с Николаем Васильевичем на восьмой склад. Пусть выдадут ему оружие – АКМ и боеприпасы к нем. Скажите, я распорядился.. – сказал генерал.
Лейтенант ответил «есть»  и мы вышли.
   Пришли на указанный склад. Там два прапорщика стали требовать с лейтенанта какие-то бумаги. Тот сказал, что это распоряжение генерала и назвал фамилию.
Эти двое начали куда-то звонить, но потом все-так сдались. Лейтенант сказал, чтобы
оружие выдали во ему, указав на меня. Какое. узнаете от него. Это их очень удивило, ведь я был гражданским.
 - Ладно,  - сказал один из них, - Проходите.
Я вошел уже на сам склад. Лейтенант ушел.
 - Что конкретно нужно? – спросил прапорщик, который меня сопровождал.
Я сказал, что нужен АКМ со складывающимся металлическим прикладом, три диска
от РПК, они подходят к нему, ну и конечно патроны.
Он подвел меня к стеллажу.
 - Это здесь, - сказал он и открыл ящик, затем другой.
 - Выбирайте, -  сказал он мне.
Я взял один из автоматов. Затем подошли к другому стеллажу, открыли ящик. Я достал оттуда три диска. Подошли к столу за которым они сидели. Другой прапорщик стал что-то записывать сначала в один журнал, потом в другой. Затем принесли патроны. Их
пришлось все проверять, поскольку они давно находились на складе. Патроны были в небольших картонных коробках. Мы вскрывали их и осматривали патроны.
 - Думаю, что этого хватит, - сказал один из них
Патроны и диски я сложил в вещмешок, который мне дали, а автомат я завернул в свою
рабочую куртку. Потом расписался в двух журналах, поблагодарил их ещё раз и ушёл к себе.
Остаток дня и весь вечер у меня ушёл на подготовку к завтрашнему дню.
Чистил автомат, диски, набил их патронами. Затем налил две бутылки воды и положил
в рюкзак. Взял два ножа. заточил их. Один положил в боковой карман рюкзака, другой
в нагрудный карман куртки. Лекарства подготовил и уложил: обезболивающее в пакетиках. средство  от разных неприятностей в животе и маленький пакетик пищевой соды. Лекарства положил в карман куртки.
    Из инструмента взял топор,  молоток, гвоздодёр, клещи и ножовку, положил их
в отдельную сумку. Гвоздей немного прихватил. Спать лег пораньше.
Утро как обычно. Умылся, побрился, оделся. Автомат завернул в кусок старого солдатского одеяла, засунул в рюкзак, чтобы в глаза не бросалось. Правда рюкзак получился тяжёлым. Автомат, три диска с патронами, две бутылки воды. Да ещё сумка с инструментами. Потом в столовую, завтракать. После этого поспешил на вертолетную
площадку. Там уже начали собираться. Я понял, что полетим на двух машинах.
Сопровождение – примерно взвод морской пехоты.
 - Дядя Вася! – услышал я за спиной, - И вы здесь!
Это был Дима, старший лейтенант, переводчик.
 - Что, летите снами? -  продолжил он.
 - Да, - ответил я, - буду вот помогать упаковывать там всё. – показав на сумку с инструментами.
 - Послушай, Дима. – начал я.  – Когда я шёл сюда. Заметил у ангара ящики.
Помоги их  притащить сюда, сколько сможем
 - Хорошо, - сказал он и мы пошли к ангару.
Отобрать удалось только два ящика, остальные не годились. Мы притащили их
на вертолетную площадку. Вскоре приехал этот самый генерал  с Юрием Михайловичем и Вячеславом Анатольевичем. Мы поздоровались
Построились. Краткий инструктаж. Сказали, что нас там ждут. Всё уже собрано, надо
всё это упаковать и вывести на базу.  Полетим на двух восьмёрках(1), сопровождать нас
будут два двадцать четвертых(2). Задачи экипажам поставлены. Потом стали грузиться.
Первыми взлетели вертолеты сопровождения, следом восьмерки.. Стали набирать высоту. Я не знал, куда мы летим. Я стал смотреть в иллюминатор, пытаясь определить направление.  Понял, что летим мы примерно на север-восток. Я так же рассматривал сверху земные пейзажи. Они отличались от наших. У нас больше зеленого цвета.
больше рек. Здесь больше грязно- жёлтого цвета, серого.
   Я сидел в хвосте вертолета. Дима сидел вместе с командиром группы сопровождения
ближе к пилотской кабине. Ну вот и посадка. Я засёк по часам: летели чуть более
двадцати минут. Сели на площадку недалеко от каких-то домов, всего их четыре, полуразрушены. Разгрузились. Вертушки тут же стали подниматься и уходить обратно.
Всё это время над нами кружили два вертолета сопровождения, отстреливая пиропатроны.  Я снял рюкзак, достал из него автомат, расчехлил, пристегнул диск.
Затем загнал патрон в патронник и поставил на предохранитель. Одел рюкзак, затем
закинул автомат за спину, ведь мне предстояла работа.
   Командир группы дал знак, чтобы мы собрались в одном месте, а сам с тремя подчиненными пошёл в сторону зданий. Как потом оказалось, это была территория
бывшей воинской части правительственных войск.  Когда до домов оставалось метров
пятьдесят, навстречу им вышли трое вооружённых людей. Они подняли руки вверх и что-то кричали. Мне показалось, что я слышал даже русскую речь. На них была какая-то военная форма, но не такая как у наших.  Они подошли к нашим ребятам и стали о чем-то разговаривать. Командир нашей группы дал сигнал, чтобы мы шли быстрее к ним.
Мы заторопились. Ребята из группы сопровождения к тому несли ещё три больших мешка. Как потом оказалось в них были сухпаи. Один такой мешок сразу отдали тем, кто нас ждал. Их было девять человек, один из них гражданский.
 - Ну, давайте начинать. -  сказали Юрий Михайлович с Вячеславом Анатольевичем.
и вместе направились в сторону этих людей
Они о чем-то долго говорили, а я разложил инструменты и стал ждать, стал готовить ящик, которые с собой привезли.
   И тут я услышал, как бы издалека, сзади:
 - Дядя Вася! Дядя Вася!
Я обернулся. Мне навстречу шёл какой-то человек, высоко подняв руки и продолжал
кричать. Что-то знакомое было в его фигуре. Я двинулся навстречу.
Так ведь это же Хафез, точно он, Хафез! Я заторопился. Мы подошли друг к другу,
обнялись. Я был очень рад его видеть, да и он меня кажется тоже. Только вот щетина недельная, да и глаза его говорили о большой усталости. Мы разговорились.
Он стал рассказывать, что его группа занимается сбором и эвакуацией исторических
ценностей и артефактов. С ним и один гражданский, он археолог, работает в столичном музее

(1) - Восьмерка – МИ8 – военно-транспортный вертолет.
(2) - Двадцать четвёртый – МИ24 – ударный вертолет огневой поддержки.
Хафез говорил, что бандиты просто воруют эти исторические ценности, а затем продают
в Европу, в Америку. А ведь это наша история, наша культура, продолжал он, она принадлежит нашему народу. Конечно, бандитам до этого никакого дела нет, лишь бы
карманы деньгами набить. Знаешь, сколько объявлений в Интернете, говорил Хафез.
    Мы поговорили ещё какое-то время.
 - Дядя Вася, а у тебя оружие есть,  - сказал Хафез. – Ты ведь гражданский.
 - Да вот уговорил начальство, выдали, - сказал я.  – Знал ведь куда направляюсь.
Ладно Хафез, иди покушай. Твои ребята уже кушают И я пойду. Мне надо ещё с ящиками разобраться. Правда. мы их мало с собой привезли.
 - Не расстраивайся дядя Вася. – сказал Хафез. – Вон там стоят наши машины, там много ящиков. Все забирай.
 И он указал в сторону двух «Уралов». Я ушел к своим, а Хафез к своим ребятам.
Да, а Хафез не так-то прост, подумал я. Из наших двух встреч я понял. что Хафез -
офицер военной контрразведки и отвечал за взаимодействие с нашими подразделениями. А так, если всё это отбросить – он просто хороший мужик.
    Подошёл к нашим сотрудникам, которые из Питера. Они что-то обсуждали  с местным
археологом, с ним наш переводчик. Я спросил, нужна ли какая помощь. Они сказали, что сначала надо всё рассортировать и только потом начнут всё укладывать. Я ушел к машинам, на которые указал Хафез. Когда подошёл к ним, то подошёл и Хафез,
Он что-то жевал, видно всё-таки решил перекусить. Вся их техника – это два «Урала» и
две БМП, порядком побитые и проржавевшие. Два «Урала»  стояли поближе к нам.
а БМП подальше.
 - Там ящики. – сказал Хафез, показывая на кузова «Уралов».  – Все забирай.
 - А брезент? – спроси я.
 - Брезент тоже забирай, – ответил он.
Я решил начать с машины, где меньше ящиков. Я залез в кузов, откинул брезент. Это
были ящики из под артиллерийских снарядов, пять штук. Сбросил ящики и брезент на землю. И тут вдруг все оживились и стали смотреть в одну сторону. Я тоже посмотрел.
К нам шли командир группы сопровождения и два его бойца. С ними шли пятеро гражданских, без оружия. Одеты они были бедно, очевидно крестьяне, подумал я.
У одного в руках была длинная палка, что-то наподобие посоха. К ним навстречу поспешил Хафез. Поравнявшись с нашими. Он о чем-то переговорил с ними. Наши
развернулись и ушли обратно в оцепление. Хафез и эти пятеро подошли к тому месту,
где стояли БМП. Подошли и ребята Хафеза. Они о чем то говорили некоторое время.
Потом все разошлись, а эти пятеро сели на землю в тени БМП.
Я всё это время возле « Урала», что был подальше. И тут я заметил, что Хафез направляется в мою сторону. Он подошёл к машине, открыл дверцу с правой стороны и
достал из кабины рюкзак.
 - Хафез, кто эти люди? – спросил я.
 - Там, - Хафез указал на восток. – там в горах есть селения. В них проживает один народ,
очень древний. Не было ещё пророков, ни Мохаммеда, ни Христа, никаких пророков ещё
не было, а этот народ уже был. Эти люди никогда ни с кем не враждуют, ни с кем не воюют. Они живут тихо и мирно, никому не делают зла. У них очень древняя вера.
Не было ислама, не было христианства, а их вера уже была. У них есть древние тексты.
В них сказано, что далеко на севере живет один очень древний народ. В текстах
его называют Арус. У этого народа сильные и мужественные воины. Они яростно сражаются в бою, не жалея своих врагов, ни себя. Никто не может их победить.
   Больше всего они ценят справедливость, дружбу и преданность, а предательство карают смертью. Они узнали, что сейчас они здесь и поэтому пошли за помощью,
но наткнулись на нас.  Если придут бандиты в их селения, то они заберут эти тексты,
а жителей убьют. Они просят, чтобы мы забрали эти древние тексты и сохранили их,
а когда прогонят бандитов, вернули обратно эти тексты им.
 - И что ты думаешь делать? – спросил я.
 - Не знаю. – ответил Хафез. – Мои люди очень устали. Очень.
Да и сам Хафез выглядел очень уставшим. Затем Хафез ушел к своим ребятам.
Я достал из рюкзака бутылку воды и направился к этим людям. Я подошёл к этим пятерым и протянул бутылку с водой тому, у которого был посох
 - Пейте. Это вода. Пейте – тихо и спокойно сказал я.
Этот человек некоторое время спокойно смотрел на меня, наверное не ожидал такого.
Потом так же спокойно взял бутылку и что-то тихо сказал по своему и кивнул головой в мою сторону.
   Я вернулся к машине, взял пару ящиков и потащил их к месту упаковки. Открыл их,
затем топором и гвоздодёром ломал внутренние переборки, чтобы внутреннее пространство было больше. Покончив с этим, я вернулся ко второму «Уралу».                Я не обращал внимание на то, чем занимается Хафез и его ребята. Залез в кузов.
 Здесь ящиков было намного больше, уложены ближе к кабине. Я откинул брезент,
но другой край брезента оказался придавленным крайними ящиками.  Я стал переставлять их поверх других ящиков. Затем взялся за брезент, пытаясь его вытащить.
В этот момент двигатель машины завелся, и через мгновение она рванула с места.
Ещё через мгновение машина налетела на что-то левым колесом. Я подлетел вверх вместе с машиной  и упал между ящиками и правым бортом. Расстояние между ними было небольшим, я еле поместился. Все это время я не выпускал из рук этот брезент.
Когда упал, мои ноги запутались в этом самом брезенте аж выше колен. К тому же
на меня сверху попадали ящики, которые я сам же и поставил.
Во картина получилась! С одной стороны ящик, с другой борт, сверху ящики, а ноги запутались  в брезенте. Я чувствовал, что машина набирает скорость. Стал думать,
как выбираться из под завала. Мешали рюкзак и автомат. Я лежал на левом боку.
Мне удалось освободить правую руку от рюкзака и автомата и стал как бы выползать из под упавших на меня ящиков. Упираясь руками в пол и борт, мне удавалось это делать, но очень медленно. Так продолжалось какое-то время. Наконец-то мне удалось выбраться из под этого завала, а затем я освободил ноги от брезента. Потом встал и
отбросил в сторону ящики, которые свалились на меня. Достал рюкзак и автомат, положил их на брезент. Затем подошел к кабине по правому борту и стал что есть силы стучать по ней. И тут в боковое окошко высунулась чья-то голова, повернулась назад
и тут же спряталась обратно. Машина резко затормозила. В кабине их было двое, они
быстро вылезли оттуда и стали махать руками и что-то кричать. Я закинул рюкзак,
автомат за спину и спустился на землю и сел на ступеньку «Урала», сто возле водительского места. Все остановились.
 - Ты что?! – обратился я к водителю. – Ты что раньше извозом дров занимался, не видел, что у тебя человек в кузове, – продолжал я возмущаться
Он что-то говорил, а что, я конечно не понимал. Все стали подходить к нашей машине
Они что-то говорили, показывая на меня, видно удивлялись. А у меня всё тело ныло.
Подошел Хафез.

 - Дядя Вася! Как ты здесь оказался? – начал он. – Почему ты здесь?
В его словах были и возмущение и удивление одновременно.
 - Да вот! – показываю на водителя. – Рванул как оголтелый, а я в кузове был.
Я упал, тут ещё ящиками придавило, да в брезенте запутался.
Ты что, не видел, что человек в кузове, хотя бы в зеркала заднего вида глянул. – обратился я к водителю
Хафез что-то сказал водителю, тот спокойно ответил.
 - Он говорит, что не видел тебя. – сказал Хафез. – а зеркала у него давно разбиты.
Я посмотрел на зеркало заднего вида по левой стороне. В двух местах оно было пробито
пулями.
 - Дядя Вася! Тебя не должно здесь быть! – Хафез говорил жёстко, глаза его горел.
 - Возвращайся! Ты гражданский. Здесь война.
 - И как же я буду возвращаться? – начал я. – Мы ведь далеко уже отъехал, километров
пятнадцать, не меньше. Я знаю, что здесь война, потому-то мне и выдали оружие.
 - Дядя Вася, здесь убивают, – продолжал он. – Два дня тому назад нас было двенадцать человек. Сейчас только восемь. Четверо погибли, мы не смогли их даже похоронить.
Уходи!
 - Ты закончил? А теперь дай мне сказать, -  начал я. – Ты задумывался, почему мне 
гражданскому оружие выдали? Да потому-тои выдали, что здесь война.
А может про тебя и себя рассказать?  Я сразу понял. что ты не так-то прост.
Ты офицер военной контрразведки, подполковник, отвечаешь за взаимодействие
с нашими  подразделениями при проведение совместных  операций.
 Конечно я блефовал, но у Хафеза  глаза округлились. Но он быстро пришел в себя.
 - Дядя Вася, тебе нельзя с нами! – сказал Хафез твердо
 - Подожди, я ещё не закончил. – продолжал я. – Вы ведь в то селение едите, откуда эти
люди пришли. Это очень хорошо, надо людям помочь.
Хафез пытался перебить меня.
 - Подожди, не перебивай! – продолжал я. – Я не знаю, чему тебя в жизни учили,
а меня моя мать так учила. Сынок. говорила она, береги свою веру. Но так же уважай
веру других людей и людей этих уважай. Помогай им в их вере. Помогай им оберегать и защищать их веру! И ничего не требуй за это. По жизни добром тебе воздастся  во сто
крат. Вот чему учила меня моя мать!
Надо помочь этим людям. Это главное. А мы стоим тут на дороге как два барана
и бодаемся не зная зачем и почему.
    Я понимал, что Хафез нарушает приказ, так я ведь тоже его нарушил, но уже другой.
Дальше всех стоял один парень из их команды. У него был такой отрешённый вид, как будто, всё, что происходит здесь, его не касается. Он подошёл к Хафезу м стал ему
что-то говорить, показывая рукой на меня. Я понял, что это касается меня.
 - Что он сказал? – спросил я Хафеза.
 - Он сказал, чтобы мы быстро отсюда уезжали,  – сказал он. – А то, говорит, этот русский
начнет ругаться.
 - А ему-то что, - сказал я. – Он ведь кажется русского языка не знает
 - Зато он знает, как русские ругаются.  – ответил Хафез. – Ладно поедешь здесь.
Он указал на «Урал»
 - Хорошо. – согласился я. – Только я в кузове, в кабине втроем тесновато.
Хафез отдал команду и все стали расходиться по машинам.

   Я залез в кузов и сделав шаг, зацепился за что-то. Чёртов брезент, выругался я, опять
за него зацепился. Сбросив на пол кузова на пол кузова один ящик, я постелил на него брезент, чтобы помягче было, остальное под спину. Тронулись.
Первой шла БМП, за ней наш «Урал», затем «Урал», в котором ехал Хафез и последней
ещё одна БМП. Первая БМП поднимала клубы пыли. Когда расстояние между ней и нашей машиной было большим, то было терпимым. Но когда расстояние сокращалось, то становилось невыносимо, я просто задыхался от этой пыли. И тогда я весь накрылся брезентом, с головой, оставив небольшую щель. Что бы можно было дышать.
Так мы проехали больше часа. Затем я заметил, что мы свернули налево. Проехав еще минут пятнадцать, мы сбавили скорость, и я понял, что мы въехали в гористую местность.
Горы здесь невысокие, кое-где поросшие какой-то растительностью. На дороге иногда попадались камни, из-за этого машину подбрасывало на них. Я приоткрыл брезент и
стал смотреть на небо. Оно вроде бы такое, как у нас, но всё-таки другое, цветом
наверное отличалось. 
   А в голове моей были мысли о Хафезе и его ребятах. Я понял, что они пытаются спасти и эвакуировать различные исторические ценности и артефакты, уберечь их от бандитов.
Те. если придут, либо продадут. либо просто разобьют. Да, думал я, если эти люди пытаются спасти своё прошлое, свою историю, свою культуру, значит этот народ будет
жить.
   С такими мыслями я и ехал, смотрел на небо. Дорога была узкой, слева по ходу был обрыв, откос, невысокий, не более четырех метров. Справа иногда даже попадались
ровные и открытые участки. Сколько мы вот так проехали, не знаю, я на часы не смотрел.
Вдруг я заметил, как слева нас догоняет какая-то птица. Она летела невысоко..
Когда  догнала нашу машину, то дальше она как-бы не стремилась обогнать её, а летела
вровень с ней. Устала, подумал я, выдохлась. Она летела недалеко, совсем рядом.
Что за птица? Очень похожа на голубя. И тут она стала делать этакие кувырки в воздухе.
Один, второй, третий. Точно, это голубь, при чём домашний. Только они умеют это делать, я это с детства помню. Откуда он здесь взялся? Эх бедолага. наверное заблудился, потерял свою голубятню. И тут он вдруг повернул в нашу сторону, полетел
как бы наперерез нашей машине, всё время снижаясь. Он пролетел почти надо мной.
очень низко. Вот это да! Что вытворяет, подумал я, ладно, пусть летит. Я не стал
оборачиваться и смотреть этому голубю вслед. И вдруг через мгновение страшной силы удар и грохот обрушились на нашу машину справой стороны позади меня.
Какая-то неведомая сила сдавила мое тело, мою голову со страшной силой, приподняла
меня, и я понял, что лечу в воздухе. Я успел заметить, что летят обломки ящиков.
Затем удар о землю всем телом, меня накрыло чем то, стало темно. Я ещё слышал, как рядом что-то падает.
   Я лежал лицом вниз, ничего не чувствовал, казалось, что я даже не дышал.
Потом стало мутнеть в глазах, и я провалился во тьму.

    Сколько я так длилось, не знаю. Но когда очнулся было темно Я открыл глаза или
нет? Открыл? Веки вроде бы дёргались. Почему темно? Сильно болел правый бок
и грудная клетка справой стороны. Я живой или нет? А может я сейчас умираю?
Нет!  У мертвых правый бок не болит. Жить!……Жить!.....Жить!......Твердил я себе.
Тут же я почувствовал, как что-то наполняет мою голову, мой мозг, и через мгновение
я почувствовал сильную боль в голове. Держаться!.....Держаться! Твердил я себе.

Надо перевернуться на спину. Что это на мне? Я пытался понять, что же это лежит на мне и сбросить это с себя. Пошевелился. Перевернулся на левый бок. Правой рукой
я пытался снять то, что лежало на мне. Да это же тот чертов брезент, вот прицепился.
Я пытался сдёрнуть или вылезти из под него. Наконец-то мне это удалось.
Затем я перевернулся на спину и увидел звёздное небо, много-много звезд.
Мешал диск от автомата, я вытащил автомат из под себя, а так же рюкзак.
Я пытался осмыслить, что же произошло? Чудовищный удар, грохот, что это?
Это взрыв, да взрыв. Почему? Неужели так начинается  война?
Где Хафез, его ребята, что с ними?
Ладно, сейчас темно, надо дождаться рассвета, потом осмотреться. Сильно болела голова и казалось, что боль постоянно усиливается. Я вспомнил, что у меня есть
хорошее обезболивающее , но я не смогу его сейчас выпить, очень темно.
Ладно, надо лежать, терпеть. Не спать, не спать! Держаться. держаться! Твердил я себе.
Сколько вот так я пролежал, не знаю. Но стало светать, с начало медленно, потом всё быстрее и быстрее. Я облокотился на левый локоть. Осмотрелся. Взял рюкзак и автомат
и пополз к стенке откоса, прислонился к ней спиной. Достал два пакетика с обезболивающем, разорвал их и засыпал себе в рот. Потом достал бутылку с водой из рюкзака и сделал пару глотков, затем ещё один. Убрал бутылку в рюкзак, там ещё
два диска с патронами, Да, думаю, патронов набрал как дурак махорки, а сам ни разу
ещё не стрельнул. Ладно, не бросать же это всё.  Рюкзак за спину, автомат на шею.
Стал хлопать себя по куртке и брюкам, чтобы отряхнуть пыль. Затем передёрнул
затвор автомата. Что это? Я ничего этого не слышал. Провёл ладонью под носом.
Что это? Кровь. Ладно. Сейчас хоть не течёт. Провёл ладонями по щекам, по ушам.
Тоже кровь. Вот почему не слышу. Оглушило! Ладно, надо выбираться.
Жив ведь, жив! Я осмотрелся. Надо было идти вперёд, через метров сорок откос
уменьшался и можно было выйти на дорогу. Я так и сделал. Очень сильно болела голова,
каждый шаг сильной болью отдавался в ней. Я пошёл туда, где осталась стоять наша техника.. Я видел её.  Первой, что мне попалось, это была БМП. Но почему она развернулась и шла назад?  Видно эти ребята хотели нас бронёй прикрыть. Но получили
ПТУР(1). Да, это был ПТУР, причём очень мощный. Он попал между двигателем и башней,
вон как разворотило.  Судя по запаху, эти ребята заживо сгорели в машине.
Но почему первый залп был по нашей машине? Видно наводчик увидел в нашей машине ящик, подумал, что снаряды. Только вот ящики были пустыми. Я подошёл к нашей машине. Водитель лежал возле левого переднего колеса. Какое-то время отстреливался,
вон сколько стрелянных гильз. Но продержался недолго, огонь был очень плотным.
Земля была под ним тёмной от крови.
Я зашёл справой стороны машины. Правую дверь оторвало аж до дверных петель, крыша вздыблена, задняя стенка разворочена, подножка оторвана, пол в кабине разорван.
 Разворотило так же правый передний угол кузова.  Тот, кто сидел на пассажирском сидение , так и не сумел выбраться, видно погиб сразу. Он лежал на сидении в крови.
   А меня, получается, замотало в этот самый брезент как куклу и выбросило взрывной волной из кузова под откос. Чёртов брезент!  Да ещё ящики, что были у меня за спиной
смягчили удар от взрывной волны.
  А тот, что стрелял по нам ПТУРом, стрелок неважный, подумал я. Осматривая правую сторону машины, я понял, что ПТУР попал в подножку кабины, а может быть и ниже
Взял бы чуть выше, около метра, нас бы всем троим конец.
ПТУР(1) – противотанковая управляемая ракета
   Я пошёл ко второму «Уралу», в котором ехал Хафез. Я зашёл справой стороны и увидел в нескольких метрах от машины тело водителя. Вокруг было много стрелянных гильз от АКМа. Но где Хафез? Вся машина была буквально изрешечена пулями.
Да, понял я, огонь был очень плотным, просто чудовищно плотным.
Я сделал несколько шагов влево от тела водителя и увидел у камней много стрелянных гильз. Видно здесь залёг Хафез. До последнего отстреливался Но где он?
До БМП, что замыкало нашу колонну, было метров сорок. Я пошёл по дороге.
Пройдя немного по дороге, я увидел тело, лежащее посреди дороги. Я подошёл поближе.
Всё лицо, всё тело были буквально изрешечены пулями, ни одного целого места, руки, ноги! Дорожная пыль под ним была черной от крови.  Я присмотрелся – так ведь это же Хафез! Почему он здесь?  Я посмотрел на дорогу. Да они тащили его! Видно, что-то сделать хотели, но потом бросили и стали стрелять в него Да они в него уже в мертвого
стреляли! Сволочи!!!
Я стал осматривать всё вокруг.  Двое стреляли. Один вот здесь стоял, другой примерно
в метре от первого.  Да они в него как минимум два рожка выпустили. Я поднял несколько
гильз. Малый калибр, НАТОовские, наши гильзы чуть короче. Видно Хафез сильно их разозлил. Это не местные. Местные обычно голову отрезают, а этим пострелять захотелось. Сволочи! Вот и настрелялись.  Скорее всего это наемники из Европы.
  В груди что-то жгло и бурлило, кровь подступала к голове и от этого становилось ещё больнее.
    Ну мерзавцы!! Попадитесь вы мне! Я стрелять не буду, я вас кусками рвать буду!
Это надо же – стрелять в мёртвого человека!
Я никогда не был в таком состоянии. Мне казалось, что вся злость, какая только есть
в этом мире, тогда во мне собралась.
Что же он так лежит, посреди дороги, нельзя так, не по-людски.
Я взял его под мышки и стал тащить его за «Урал», ближе к камням. Мне приходилось это делать нагнувшись, поэтому каждый шаг отдавался сильной болью в голове и правом боку. Как же мне было больно! Но я тащил его. Ну вот и всё, пусть здесь лежит.
Я сдвинул ему ноги вместе, руки сложил на груди. Мои руки были в крови. Это была кровь
Хафеза. Я брал в ладони сухую землю и пыль и пытался оттереть их.
    Надо бы накрыть его чем-нибудь, нельзя же так. Я вспомнил о брезенте и пошёл за ним. Когда пришел, то нашел свою кепку среди разбитых ящиков. Взял брезент и вернулся туда, где лежало тело Хафеза. Достал нож и отрезал большой кусок брезента,
затем накрыл им Хафеза. Края брезента придавил камнями, чтобы ветром не унесло.
Я встал и какое-то время стоял над телом Хафеза, пытаясь вспомнить и прочитать
хоть какую-нибудь молитву. Правда, он ведь другой веры, да ладно, думаю.
Только вот ни одной молитвы я так и не вспомнил. Ещё бы, я в церкви–то был
раза три или четыре за свою жизнь.
Надо идти, выбираться отсюда.
   Я подошёл к БМП, которая шла последней. Её подбили уже из гранотомёта. Попали
в заднюю правую звёздочку. Но ребята всё-таки сумели выбраться из машины.
Один лежал на броне возле люка механика-водителя. Видно только и сумел, что вылезти,
как тут же получил пулю, потом ещё и ещё. Другой сумел выбраться через заднюю дверь.
Какое-то время отстреливался, но недолго. Я понял, что бандитов было много, и огонь
был очень плотным, патронов они не жалели.
  Некоторое время я стоял и смотрел на то, что стало с нашей колонной

    Я не стал обыскивать ребят. Я понимал, что бандиты здесь уже побывали.
Забрали оружие, подсумки с магазинами. Даже сняли часы с рук, а с некоторых даже обувь.
   Прошло уже более одного часа, как наступил рассвет. Я старался успокоиться,
усмирить в себе гнев, ведь он мешает человеку нормально мыслить.
Мне было очень больно, но я постоянно твердил себе – держаться, держаться.
Я ещё раз посмотрел на нашу колонну – прости Хафез, прости, и вы ребята простите,
мне надо идти. Я пошёл в обратную сторону, в ту, откуда мы пришли. Старался
держаться подальше от дороги, но так, чтобы не терять  её из вида.
    Вот она, война! Это когда мертвых не можешь похоронить по человечески,  более того, над их телами издеваются с неприкрытым  злорадством!
 Это когда жестокость людей, их цинизм и мерзость так же беспредельны, как и человеческое безумие!
   Я шёл и думал о  Хафезе и его ребятах. Вчера ещё, встретились, радовались друг другу, что-то рассказывали. Потом ехали, о чём-то спорили на дороге. А после этого,
не прошло и двух часов, и вон как нас война развела. Будь она проклята!
Я понимал, что мне надо успокоиться, не поддаваться гневу, ярости, истерике.
Всё это мешает думать, а мне сейчас нужна светлая голова. Меня и так по ней шарахнуло, будь здоров, вон кровь из носа, из ушей, ничего не слышу.
   Идти…….Идти…..
Сколько так прошло времени, не знаю, я забывал смотреть на часы. Я всегда хорошо ориентировался на местности. А тут я ехал в кузова, так что дорогу хорошо запомнил.
     Что-то началось у меня в животе, какое-то бурление, спазмы. Тошнота подступила к горлу и через несколько секунд меня вырвало. Я остановился, снял рюкзак.
Кажется, этого больше не будет, подумал я. Достал из кармана куртки пакетик с содой, высыпал немного себе в рот и запил водой. Затем убрал всё это. Постояв немного,
двинулся дальше. Но больше всего меня беспокоила боль в голове. Надо терпеть!
    Я шёл в стороне от дороги, стараясь не упустить её из вида. Ну вот, сейчас будет поворот направо. Там и отдохну. Идти…. Идти…. Держаться! Ну вот и всё, поворот.
Надо найти какой-нибудь откос, чтобы прислониться к нему спиной и посидеть.
Со спины меня не видно, но я вижу перед собой всё. Нашёл такое место, снял рюкзак, присел. Достал два пакетика обезболивающего, засыпал себе в рот, затем запил водой.
Воду надо экономить. Я человек северный, мне без воды никак нельзя в их климате.
Так я сидел некоторое время, вытянув ноги. Но что это?
Какая-то птица подлетела и села буквально в двух метрах от моих ног. Это был голубь.
Только был он какого-то непонятного цвета, толи фиолетового, толи сиреневого.
Спина и крылья более темные, а грудь более светлая. На груди у него, с левой стороны
было продолговатое пятнышко, сверху вниз, а внутри черная точка. Лапки мохнатые,
с маленькими белыми перьями.
   Ты здесь как оказался, тебя как сюда занесло, что, потерялся? Устал, наверно пить хочешь?  Я достал бутылку, открутил крышку, налил в неё воды. На, пей! Я поставил крышку как можно ближе к голубю, а сам отошёл к откосу. Пей же, пей.
Он повернул голову в сторону, наклонил её и как бы стал рассматривать меня одним глазом. Затем подошёл к крышке и стал пить. Попив немного, отпрыгнул и стал опять рассматривать меня одним глазом. Я подошёл и налил ещё воды. Отошёл, смотрю.
Голубь опять подошёл и стал пить. Только пил он в этот раз меньше. Затем он отошёл.
Улетай…. Улетай….Я махал левой рукой. Сгинешь ты тут, вон, что здесь творится.
Может, хоть ты спасёшься. Улетай, улетай!
 Голубь отошёл от моих ног, взмахнул крыльями и полетел.
Лети, лети, найди свой дом.
Ладно, надо идти. Я встал, убрал бутылку в рюкзак, закинул его за спину и пошёл.
Только бы не потерять дорогу из вида. Меня тошнило, кружилась голова. Только бы
не потерять сознание, держаться, держаться. Как же мне больно, если бы кто знал, как мне больно!!!
Но мне надо идти……Идти……У меня ведь есть Наденька,……моя Надюша.
К ней…..К ней идти, только к ней. Ведь я очень люблю тебя Наденька, моё солнышко!
Прости меня, я поступил один раз очень плохо, пожалуйста, прости. Но люблю я только
тебя , Наденька. Я дойду…….Обязательно дойду. И будем мы жить долго и счастливо.
Я уже говорил тебе это……Так оно и будет. Я дойду.
    Какая-то сильная горечь подступила к горлу. Что-то вздрагивало внутри меня.
Что это, что? Что это такое, я плачу? Да плачу. Ну и что, всё равно никто этого не видит,
ведь нет никого вокруг. Да даже, если кто-то и был, всё равно бы не заметил. Я ведь грязный весь, да и лицо тоже всё грязное.
   Всё, не раскисать, держаться.
Сколько я так шёл, не знаю. Я уже совсем потерял ориентацию во времени. Часто останавливался, высматривал дорогу, осматривался вокруг, потом опять шёл.
Сколько мне ещё идти до это воинской части, где мы вчера останавливались, я не знал, но прошёл я уже много.
Шёл…. Останавливался…….Опять шёл. Стал смотреть на юго-запад. Кажется в том
направлении эта самая часть. Я поднял голову повыше, как бы стараясь заглянуть за горизонт и увидел тёмную точку. Она приближалась и увеличивалась. Так ведь это же птица…….Точно птица. Так ведь это же голубь! Он снизился и сел примерно в трёх метрах от меня. Вроде бы тот же самый. Ну что, никак не можешь найти свой дом, потерялся. Он повернулся ко мне одним боком, наклонил голову и стал рассматривать
меня. Я достал бутылку с водой, отвернул  крышку, налил в неё воду и осторожно
поставил её на землю. На, пей, жарко ведь уже, пей говорил я про себя голубю.
Голубь подошёл к крышке с водой и стал пить. Затем отпрыгнул немного в сторону
и стал смотреть на меня.  Я подошёл, взял крышку и хотел ещё налить в неё воды,
но голубь взмахнул крыльями и полетел. Ладно, лети, хоть ты спасись.
Я наверну крышку на бутылку и убрал её в рюкзак.
Некоторое время я стоял и смотрел в ту сторону, куда улетел голубь.
И тут сзади мне в спину пошли мощные вихри воздуха с пылью. Они становились всё сильнее и сильнее. Я конечно ничего не слышал, но ощущал их. Мне показалось, что где-то рядом , над моей головой что-то дрожит. Ногами я стал так же ощущать как бы дрожь
земли. Что это? Я стал медленно поворачиваться, закрывая лицо руками от пыли.
Когда я повернулся, я обомлел! В нескольких метрах над землёй завис вертолёт,
пятьдесят второй(1), совсем близко. Я даже лица пилотов сумел рассмотреть.
Один из них махал мне рукой, вверх-вниз, вверх-вниз. Затем вертолет стал подниматься
вверх. Поднявшись на метров сорок, он стал боком двигаться по кругу, развернувшись таким образом примерно на 180 градусов. Завис буквально на две-три секунды, а потом стал быстро набирать высоту, затем прошёл надо мной. Я не стал оборачиваться.
Я смотрел в ту точку, где только что был вертолет. Через несколько секунд я увидел
в небе две точки. Они быстро увеличивались.
Пятьдесят второй(1) – КА52 – Ударный вертолет огневой поддержки.
    Это же наши вертушки, восьмой и двадцать четвертый. Восьмёрка села от меня
примерно в двухстах метрах, а двадцать четвёртый пошёл на круг и стал отстреливать
пиропатроны.  Через несколько секунд появился и пятьдесят второй, он тоже пошел на круг и стал отстреливать пиропатроны. Из восьмёрки стали выбегать люди. Они бежали по двое в разные стороны, стараясь оцепить вертушку В мою сторону бежало трое.
Наши!
Эти трое подбежали ко мне  Двоих я не знал, а третьего – лицо знакомое, да это же Дима,
переводчик, старший лейтенант. Он что-то говорил мне, но я его не слышал, показывал на уши и на рот. В горле что-то бурлило и клокотало, стремясь вырваться наружу, но я понял, что только мычал, даже губ не мог разомкнуть. Меня шатало, кружилась и сильно
болела голова. Один из солдат что-то сказал. Дима аккуратно снял автомат у меня с шеи
и закинул его себе за спину. Затем он что-то сказал этим ребятам и сделал два шага в сторону. Эти двое подхватили меня по руки и потащили к вертолету, да так, что у меня
ноги едва земли касались. Ну вот и добрались. Я опёрся руками на пол вертолета, пытаясь залезть в него, но не мог. Так эти двое, видя всё это, нет, они меня  в вертолёт не затащили, они меня в него забросили, да так, что я чуть второе сотрясение мозга не получил. Ну и силища у ребят! И где только таких набрали! Во, мамка родила!
     Я лежал на боку и мне был немного виден вход. Стали и остальные подтягиваться
В самом вертолёте у входа стоял кто-то из членов экипажа. Наконец он поднял маленькую лесенку и задвинул дверцу. Я лежал на полу и стал чувствовать, как усиливается вибрация пола, всё сильнее и сильнее. Взлетаем, подумал я.
С меня сняли рюкзак и положили лицом вниз. Потом я почувствовал, как кто-то режет мои
штаны, над правой ягодицей. Потом укол, через несколько секунд ещё один.
Я почувствовал, как что-то приятное разливается внутри меня, по всему телу.
Прошло несколько секунд, и я провалился во тьму.


    Очнулся в какой-то комнате. Кругом чисто. Недалеко стоял стол, над ним горел
светильник. За столом сидела женщина, в белой куртке, белых брюках, на голове какой-то белый чепец. Медсестра или врач, подумал я. Она что-то читала.
Я пытался вспомнить всё, что было до этого. Вспомнил, как нашли меня, как тащили
к вертолету, как загрузили в него, как взлетали. Всё! Сколько времени прошло с тех пор, не знал. Я был накрыт простынею и одеялом. Посмотрел на руки, вроде бы чистые.
Попытался их согнуть, но тут заметил, что левой руке что-то мешает. Посмотрел.
К ней тянулся тоненький шланг, вверху пузырёк на стойке, капельница, подумал я.
Правой рукой провёл по лицу, чистое, только вот щетина.
Отмыли, понял я.
Ноги были свободны, я понял, что лежу голый, только вот грудь что-то сдавливало.
Я приподнял одеяло. Грудь была перебинтована, а справой стороны ещё и тампонов наложили. Пошевелил ногами, почувствовал что-то тонкое и скользкое. Заглянул ещё раз под одеяло. Да они мне катетер в одно место вставили. С этим надо быть поосторожней.
Чем больше я осмысливал всё вокруг, тем всё более неприятное чувство меня охватывало. Начала болеть голова, но не сильно. Боль была как бы отдалённая.
    Женщина очевидно услышала мою возню, встала, включила основной свет и подошла ко мне. Она склонилась надо мной и стала что-то говорить, но я не слышал. Я показывал правой рукой на уши и на губы. Я ведь так и смог их разомкнуть. Потом она распрямилась, дала мне какой-то знак рукой и вышла.
 Через некоторое время она вернулась, с ней ещё двое. Это были врачи, мужчина и женщина. Они осмотрели меня, голову. грудную клетку. Потом о чём-то говорили.
Затем мужчина врач сел за стол и стал что-то писать. Закончив, подошёл ко мне прочитать. Мол, слух восстановиться, речь тоже, надо только подождать.
Рёбра целы, не сломаны, но ушиб сильный. В общем, всё будет нормально.
Только первые два дня не вставать! Лежать! Выдали больничную пижаму.
А дальше всё как положено для лежачих больных: кормление с ложечки, туалет в…….,
капельницы, таблетки и т.д. и т.п.. Хорошо, что катетер вынули в первый же день
     Так что належался я за эти дни. Голова была занята разными мыслями, было о чём подумать. Думал о том, что случилось со мной, что теперь начальству говорить.
Ладно, обойдётся, главное - живой, остальное ерунда. Главное в моих мыслях было -
это люди, с которыми я был в эти дни, о Хафезе и его ребятах.
Вон как нами судьба распорядилась. Нет их. Я живой. Они хоть что сделали для меня,
а я для них ничего. Мне самому пришлось оттуда быстрее уходить, неизвестно, кто туда первым нагрянул бы. Да ладно, чего я оправдываюсь.
    Я о Диме вообще никогда ничего не думал, а он-то…… Когда меня к вертушке тащили, он сзади остался, нас прикрывал. И вроде бы хочешь о людях что-то хорошее сказать. да не получается, язык вязнет. Меня и мать учила, говорить о людях только хорошее.
     На третий день к вечеру какой-то звон в ушах появился, я не мог понять, что это такое.
А ночью просыпался два раза и мне показалось, что я слышу, как переворачивался с бока на бок, как кровать скрипела. Да, я слышу! Утром. как проснулся, стал пытаться отдельные слова произнести, потом целые предложения. У меня получалось.
Затем пришла медсестра. Пыталась мне объяснить что-то про лекарства, жестикулируя
руками.
 - Я слышу, я слышу. – тихо сказал я.
 - Ой! Ну наконец-то, хоть поговорим теперь нормально. - воскликнула она.
Тут вошла ещё одна женщина. Я понял, что это санитарка, она здесь полы мыла, убиралась. Она принесла что-то в большом пластиковом пакете. Медсестра сказала ей , что теперь я слышу.
 - Ну вот и хорошо. – начала она. – Я вот тут вашу одежду постирала. Всё высохло.
А где вы так штанами зацепились, за какой забор? Ну ничего, заштопала, сносите.
Ботинки потом принесу, ещё не высохли.
Я подошёл к ней.
 - Спасибо вам большое, спасибо. – сказал я.
Потом всё как обычно. Приходил врач, поговорили.
Ближе к полудню, когда медсестра уже сняла капельницу и собиралась уже уходить,
в палату буквально ворвался Дима. От него буквально исходили воздушные вихри.
У медсестры округлились глаза.
 - Вот носится , окаянный, – начала она. – Того и гляди дверь лбом вышибет!
Ну ведь каждый день, каждый день! – продолжала она возмущаться.
 - Извините. – улыбаясь сказал Дима. – Пожалуйста, извините.
Медсестра вышла. Я подошёл и обнял Диму. Я был очень рад его видеть.
Сначала коротко о здоровье, мол. начал слышать и говорить, правда голова ещё побаливает, в целом же дело на поправку идет. Потом рассказал, как я попал в группу Хафеза, что уехал с ними случайно. Как попали в засаду, как группа погибла, а я остался жив. Я рассказывал Диме правду, ничего не скрывал.

   Потом Дима стал рассказывать, что мол когда прилетели вертушки. и стали всех собирать, поняли, что меня нет. Что главное,  никто не видел и не знает, куда я подевался. Думали, что с Хафезом уехал, но понимали, что ослушаться я не мог.
Хафез конечно рассказал ему и комвзвода, по какой дороге они поедут в это селение.
Решили подождать поискать меня. Но с базы пришел приказ – срочно возвращаться.
Когда вернулись на базу, их всё начальство ругало: как это так, человек пропал и никто не видел. Особенно сильно ругался тот генерал, который нас провожал и инструктировал.
Был уже вечер. Всё-таки решили, что я как-то с Хафезом уехал.
Дали наводку разведке, стали ждать Ближе к ночи наши ребята сделали радиоперехват.
 В общем там одни бандиты хвалились другим, что уничтожили колонну на горной дороге
из двух БМП и двух грузовиков, восемь человек убиты. Бандиты даже указали место, где это произошло.  О пленных они ничего не говорили. Рано утром в это место выслали поисковую группу. Вместе с ними и Дима был, ведь только он знал меня в лицо.
Заходили они на эту дорогу с севера, чтобы осмотреть ещё и селение, в которое ехала группа Хафеза. Когда прибыли на место, стали искать меня. Убитые так и остались лежать. И тут обратили внимание на то, что один убитый накрыт брезентом. Когда открыли брезент, то Дима узнал Хафеза. Он знал про наши отношения и понял, что я здесь был, что я это сделал. Значит, я жив. Решили ещё поискать, но получили приказ возвращаться на базу, у вертушек могло не хватить горючего. Я же был уже далеко от этого места, шёл на запад, а они пошли на юг. Вот почему мы разминулись.
      Когда прибыли на базу, были готовы уже другие вертолеты и другая группа.
Дима опять попросился лететь с ней. Если раньше летело два вертолета, то в этот раз
уже три: восьмерка, двадцать четвертый и пятьдесят второй. Наметили примерный район поиска. Только в этот раз пятьдесят второй должен был идти с запада, а восьмерка и двадцать четвертый с юго-запада. Он так же рассказал, что первым меня заметили
ребята с пятьдесят второго, у них там мощный прицел стоит, вот через него и увидели
меня за несколько километров. Потом основную группу навели. Вот так меня и нашли.
      Правда, когда прибыли на базу, этот генерал всё равно ругался. Я стал успокаивать Диму, мол, всё  обойдётся, всё будет нормально.
Стали прощаться
 - Спасибо тебе за всё. – сказал я Диме. – Спасибо!
 - Да ладно, выздоравливайте. – ответил Дима. – Побегу я, дела.
Мы пожали друг другу руки и он ушел.
    Уже ближе к вечеру пришёл тот самый генерал, который тогда нас инструктировал и посылал за артефактами. Попросил вкратце всё рассказать. Я конечно же рассказал всю правду. Как случайно попал в группу Хафеза, как ехали, про остановку на дороге, как ехали потом, как попали в засаду. Рассказал, как по нашей машине сначала ударили ПТУРом, потом по БМП, объяснил почему. Рассказал, как взрывной волной меня выбросило из кузова под откос, что группа продержалась недолго, огонь был очень плотным. Сказал, что скорее всего, это были наемники из Европы, но это только предположение.
 - Ладно, насчет наемников разберёмся. – сказал генерал. – А почему вы решили , что по вам били ПТУРом, а не из гранатомёта. Если ПТУром, то каким? Ведь вы кажется
разбираетесь в этом.
Да, думаю про себя, мое личное дело точно читал. А после того, что случилось  его
до последней бумажки из Москвы запросили. Так всегда делается в подобных ситуациях.

 - И нашу машину, и БМП сильно разворотило,  - начал я. – У гранатомёта недостаточно 
мощности для этого. Это был ПТУР, скорее всего американский ТОУ2, у него заряд очень мощный.
 - Ладно разберемся,  - сказал генерал, - Да, к вам завтра придут. Вы догадываетесь откуда? Они вас расспросят, запишут, а вы постарайтесь всё вспомнить.
 - Хорошо. – сказал я. – Только у меня будет один вопрос. Разрешите?
 - Слушаю вас. – сказал генерал.
 - Мне дадут доработать до конца по контракту? – спросил я.
 - Я думаю, что дадут. Ведь всё закончилось хорошо. Бывало и хуже. – ответил он.
Мы попрощались и он ушёл.
    На следующее утро, после завтрака, когда я лежал под капельницей, в палату вошли два майора. Они представились, назвав только свои фамилии.
 - Догадываетесь, откуда мы? – спросил один из них.
Ещё бы, подумал я, ко мне пожаловала военная контрразведка.
     Я лежал на кровати, а они сели рядом на стулья. Начали они, как говорится издалека.
Конечно, я говорил им только правду. Но тут надо знать, что говорить. Тут важно подобрать слова, построить предложения, даже целые фразы, чтобы они думали, что ты говоришь правду. А по возможности даже расположить их к себе. Главное – это, чтобы они верили тебе. Ведь я же говорил правду. Самое страшное, если они подумают, что у тебя есть какие-нибудь психические отклонения, или ты теряешься, значить юлишь. Вот тогда может быть очень плохо.  Они мне иной раз такие вопросы задавали, что я не знал, что говорить. Я так им и говорил, что не знаю что ответить. Тогда они начинали издалека,
задавали наводящие вопросы. И всё начиналось снова. Каждый из них записывал мои ответы в большой блокнот. При этом я заметил, что они ничего не зачеркивают, ошибок не исправляют, а продолжают писать. Конечно, про голубя я им ничего не рассказывал.
     Да, думаю, ребята конечно они умные, но очень уж настырные. А при их ней работе иначе нельзя. Но ничего, я тоже воробей стрелянный.
Медсестра уже давно капельницу сняла, а наш разговор всё продолжался. Ладно думаю,
главное, чтобы у них бумаги в блокнотах хватило, чтобы потом не возвращаться к нашему разговору. Ушли перед самым обедом, а я всё обдумывал наш разговор. Как ни странно,
но я был очень спокоен. До самого вечера я обдумывал наш разговор.
Надо покинуть медсанчасть, чтобы они думали, что я сильны человек, чтобы у них ни у кого не было жалости ко мне. Так мне будет легче с ними разговаривать. Тем более, что мои ботинки санитарка уже принесла.  Я пошел к врачу и всё рассказал, объяснил, попросил разрешения уйти, мол привык к активному образу жизни.
 - Ладно. – сказал врач. – Но только завтра, после капельницы. Потом будите принимать различные препараты, я вам всё распишу. Ну а если что, тогда обратно к нам.
Я поблагодарил его. На следующий день после капельницы, я переоделся в свою одежду. Зашёл к врачу. Он достал из шкафа какие- то медикаменты и выложил их на стол. Затем протянул исписанный лист бумаги.
 - Вот вам препараты на весь курс лечения. - начал он. – И расписал, как их следует принимать
Я пожал ему руку и поблагодарил его, потом нашёл медсестру и санитарку и тоже поблагодарил их.
    Я пошёл к себе, где жил. У дверей лежал мой рюкзак, который был тогда со мной.
Открыл его.  Там та же бутылка с недопитой водой и мои два ножа

Остаток дня отдыхал. Потом наводил порядок в своем жилище. Надо втягиваться в работу, надо жить, каким бы прошлое не было тяжелым. Просто надо жить!
    На следующий день с утра к начальству, мол вышел на работу, чувствую себя более
менее нормально.  Голова конечно ещё побаливала, да и правый бок тоже, Но я об этом молчал. Конечно, мои знакомые интересовались, что со мной произошло, но я всегда старался уходит от подобных разговоров. Так прошло несколько дней.
В последних числах апреля я работал на складе, помогал военным техникам упаковывать старое оборудование для отправки в Россию. Неожиданно приехал мой начальник,
сказал, чтобы я бросал работу, мол начальство меня вызывает. Мы сели в машину и
поехали. По дороге он сказал мне, что едем к знакомому генералу, по какому вопросу, он не знает.
Когда мы приехали и  вошли в кабинет тог самого генерала, возле его стола на стуле сидел какой-то полковник. Я его никогда раньше не видел.  Он смотрел в стену, как бы
не обращал внимания на нас. И тут я заметил, как у моего начальника лицо задергалось, глаза забегали. Раньше при генерале с ним такого не было. Значит всё дело в этом полковнике.
 - Здравствуйте, проходите. - начал генерал – Николай Васильевич , - продолжал он
как-то официально. – Помните наш разговор в медсанчасти. Я тогда сказал вам, что вы сможете доработать контракт. Но к сожалению, я должен извиниться перед вами.
К сожалению обстоятельства изменились Контракт с вами прерывается, и вы должны немедленно отбыть домой.
Он опустил голову и отвернулся.
Я понимал, что спорить, что-то доказывать, просить – просто бесполезно, ничего это не даст. Но надо держаться.
 - Я понимаю. – сказал я, - У меня к вам будет только одна просьба. Пожалуйста, разрешите мне позвонить своей жене по нашей связи. Я никогда не звонил ей отсюда
 - Хорошо. – сказал генерал
И тут это полковник приподнял брови и посмотрел в мою сторону. Я понял, что он не ожидал такого отношения ко мне со стороны генерала. Потом вошёл лейтенант, что сидит в приёмной
 - Пройдите вот с ним к нашим связистам, - генерал показал на меня. – И передайте от моего имени, пусть соединят Николая Васильевича с его женой. Да ,Николай Васильевич, борт через два дня. Эти дни можете на работу не выходить, отдыхайте, готовьтесь.
Мы вышли. Пока шли, я всё думал, что же могло произойти? Может быть у местных
какая-то информация появилась? Нет. Я ведь и так всю правду рассказал.
Может кому-то вышестоящему начальству эта история не понравилась? А может ещё
что-то? Не знаю. Скорее всего дело в этом полковнике, вон он как невозмутимо сидел.
     Так мы подошли к узлу связи. Возле входа часовой. Пока лейтенант утрясал все проблемы, сначала с одним, потом с другим, прошло какое-то время. Наконец-то
попали во внутрь. Нас встретил капитан, старший дежурной смены. Он и лейтенант
отошли в сторону и о чём-то разговаривали.
 - Хорошо, – сказал капитан. – Идёмте со мной. – добавил он обращаясь ко мне.
Мы вошли в комнату, заставленной аппаратурой. За ней работали в основном женщины.
Капитан позвал кого-то. К нам подошла женщина, лет тридцати, в военной форме, с погонами прапорщика. Капитан объясни ей всё, указав на меня.
 - Хорошо. Идёмте со мной – сказала она, обращаясь ко мне.

Мы прошли в другую комнату. Она была совсем маленькой, но тоже заставленной
аппаратурой. Женщина села на стул и стала работать с ней. 
 - Куда будите звонить? – спросила она.
 - Жене, на работу. – ответил я рассеяно.
 - Хорошо. Диктуйте – город, номер телефона, – сказала она
Я продиктовал. Она продолжала работать с аппаратурой.
 - Возьмите трубку. -  сказала она.
Я взял трубку, послышались гудки. Через несколько секунд на другом конце взяли трубку.
Слышимость была очень хорошей, как будто за стенкой сидели.  Но это была не Надя.
Я попросил позвать Надю. Но мне сказали, что Нади сейчас нет на работе, она дома,
на больничном.
 - Её там нет. Она дома, на больничном. Можно позвонить домой? – спросил я
 - Да, конечно. Диктуйте номер. – сказала эта женщина
Я продиктовал, продолжая держать трубку. Раздались гудки, но к телефону никто не подходил, Я решил ждать, долго ждать. Наконец я услышал!
 - Да, я вас слушаю. - это был голос Нади
 - Наденька, это я, Николай. – начал я. – Прости, что не звонил, что не давал о себе знать.
Прости, моя хорошая! Я скоро буду дома, через два дня. У меня всё нормально, всё хорошо.
 - Коленька! Это ты! Наконец-то! – начала она. – Хорошо, что позвонил. Я очень соскучилась. Приезжай побыстрее, мой хороший. Я буду ждать. Прости, приболела я
только немногого. Но ничего, главное, что ты возвращаешься.
Она говорила как-то тяжело, как будто она напрягалась, как будто воздух до конца не могла выдохнуть.
 - Наденька, солнышко. – продолжал я. – Я не могу с тобой долго разговаривать по этому
телефону. Жди. Через два дня встретимся.
 - Хорошо Коленька, буду ждать. – услышал я в ответ.
Я положил трубку.
 - Спасибо, – едва сумел я произнести и направился к выходу.
      Я отбросил всё, что произошло со мной до этого момента. Почему она так говорит, почему так дышит? Что с ней? Теперь только домой. Наденька, дождись! Я скоро приеду моя милая! Теперь все мысли были только о Наде.
    На следующий день я ходил по базе и прощался со своими знакомыми, которых здесь завёл. Зашёл в медсанчасть. Когда врач, который лечил меня, узнал, что я отбываю. попросил меня задержаться, чтобы сделать выписку из истории болезни. Он ушёл,
А я в это время разговаривал со всем остальным медперсоналом. Через некоторое время он вышел и протянул исписанный лист бумаги.
 - Вот, отнесете в поликлинику по месту жительства. – сказал он. – И не забывайте про лекарства.
Я ещё раз поблагодарил их всех и ушёл. Я конечно немного успокоился после вчерашнего разговора  с Надей, но все мысли были теперь только о ней, скорее бы домой.
Пытался узнать о вылете самолета, но сказали , что точно будет известно только завтра,
во второй половине дня. На следующий день я не спеша собирал вещи, их у меня было немного. Ближе к вечеру узнал о самолете. Сказали, что надо быть в девять часов утра
на стоянке.

      В этот день я пришёл на стоянку заблаговременно, к восьми часам утра.
Стали подходить другие люди, гражданские, военные. Подошёл и тот генерал, с которым я последний раз разговаривал. Он с кем-то поздоровался, а затем направился в мою сторону.
 - Здравствуйте Николай Васильевич. – сказал он и протяну мне руку.
 - Здравствуйте. – ответил я. – Разрешите задать вам один вопрос. – продолжал я.
 - Да , конечно. – ответил он.
 - А имя отчество у вас какое? – спросил я.
Он заулыбался: - Да такое же как и у вас. Я ведь тоже  Николай Васильевич.
Мы рассмеялись.
 - А откуда вы? – спросил я
 - Из Питера. – сказал он. – Там семья у меня.
 - Увидитесь?. – спросил я.
 - Навряд ли. – ответил он, - Дел много. Их бы успеть переделать. Потом обратно.
Я почувствовал, что разговор у нас не получается. Он кажется это тоже почувствовал.
 - Что вас беспокоит? – спросил он.
 - Я очень не люблю, когда мне не говорят всей правды. – ответил я.
 - Вы о том,  что случилось с вами, про группу Хафеза. – Ну и зачем вам эта правда? Что это вам даст? – спросил он.
И я понял, что генерал сам про меня не всё знает. Было ещё что-то, я это почувствовал.
 - А я и так знаю всю правду об этом, всю! - ответил я.
 - Знаю. – твердо ответил я. – Знаю!
Я сделал два шага назад и смотрел на него. Он некоторое время смотрел на меня, потом опустил глаза и отвернулся. Я действительно знал все подробности того, что произошло
потом, когда я находился уже в медсанчасти, хотя мне об этом никто не рассказывал.
     Когда я начинал слышать, ещё в медсанчасти, я стал слушать радио, как бы тренируя слух. Так вот, здесь есть одна местная радиостанция, которая несколько часов в сутки вещает на русском языке, в основном новости. Вот их-то я и слушал. В одной из таких передач сообщалось, что группа научных сотрудников столичного музея приступила к изучению и расшифровке каких-то древних текстов, которые поступили на днях в музей.
Я просто запомнил это, не придавая этому значения. А потом я всё-таки узнал, как же всё было на самом деле. Как?  Пусть это навсегда останется моей тайной, при этом мне пришлось хорошо поработать своим мозгом.
     На нашу колонну напали ближе к вечеру. А на следующий день в этом районе кружили вертолеты, Дважды высаживались поисковые группы. Бандиты очевидно подумали, что это спецназ, разведка, что наши что-то замышляют в этом районе. Бандиты знали, что это были именно наши подразделения и поэтому не решились продвигаться вперёд и
остановились. Получается, что бандиты не знали обо мне.
Наши знали, в какое селение поехала группа Хафеза. Ведь при разговоре Хафеза с этими пятью жителями этого селения присутствовал наш переводчик Дима.
И тогда, на следующий день, после того как меня нашли, возле того селения, с вертоле-
тов, высадился спецназ правительственной армии и наш. Их спецназ вошёл в селение
и его командир вступил в переговоры со старейшинами этого селения. Наши не стали
входить, встали в оцепление. У командира спецназа правительственно армии был трудный разговор со старейшинами.  Он сказал, что днём ранее, они сами обращались к ним, с просьбой сохранить эти тексты, защитить их от бандитов

К ним выдвинулась группа.
Но на горной дороге они попала в засаду и все погибли, все восемь человек.
Тогда один из старейшин поднял руку и сказал, что один жив, он уцелел и ему удалось
уйти. А тех погибших, всех восьмерых, они вчера похоронили недалеко от того места, где они погибли. Командир спецназа сказал, что он ничего не знает об этом. Он сказал, что если они отдадут им эти тексты, то они отвезут их в столичный музей, где они будут под надежной охраной. За это время учёные изучат их. А потом, когда наступят спокойные времена, эти тексты им обязательно вернут.
    Если они откажутся передать им эти тексты, тогда, сказал командир спецназа, мы уйдем.
Старейшины какое-то время совещались, о чём-то переговаривались между собой.
Потом один из старейшин сказал, что они согласны передать им эти древние тексты.
Их надо обязательно сохранить, продолжил он. Ведь если они исчезнут, пропадут, то
погибнет их вера. А если погибнет их вера, то погибнет и весь их народ. Но прежде чем
они их передадут, им нужно всем помолиться  После этого старейшины и жители
селения встали на колени и стали молиться. Тоже самое сделали и военнослужащие спецназа, положив оружие рядом с собой. Тогда, там, на площади этого селения
 стояли на коленях и молились люди двух вероисповеданий.
О чём были их молитвы, что они просили? Наверное, надежду на лучшее. Она всегда нужна людям в такие времена.
Затем старейшины вынесли большой свёрток, завёрнутый в коричневую ткань и перевязанный разноцветными верёвками.
А наши ребята наблюдали за всем этим со стороны в бинокли
Потом спецназ правительственной армии вышел из селения и соединился с нашим.
Затем пришли вертушки и забрали их.
После того, как я узнал всё это, я понял, что в новостях преднамеренно упомянули об этих текстах. Это был преднамеренный информационный сброс, чтобы бандиты не искали эти тексты и не заходили в эти селения.
    Вот и получается, что Хафез и его ребята не зря погибли, ведь они же всё это начали.
А я? А мне просто немного повезло.
 -- Ладно. – сказал я. – Всё в прошлом, всё позади.
Я всегда так говорил, чтобы закончить тему разговора.
Он подошел ко мне и стал смотреть мне в глаза. Я тоже смотрел ему в глаза.
В его глазах не было ни тени упрека, злости, досады. Он просто смотрел на меня
как на человека, который ему был интересен.
 - Знаете, Николай Васильевич. – продолжал он. – Зря вы тогда из армии ушли.
Из вас толковый командир получился  бы, хороший офицер.
Да, думаю, значит действительно читал мое личное дело. Если бы кто знал тогда,
каково мне всё это далось. Мы пожали друг другу руки и на этом наш разговор
закончился.
Потом объявили посадку и был много часовой перелёт до подмосковного аэродрома.
Всё это время я думал о своей Наденьке. Эта страна уже далеко, моя работа, мой контракт уже в прошлом. А я уже думал, как войду в квартиру, как долго буду обнимать
и целовать свою Надю, прижимать её к себе. Всё это будет, обязательно будет.
И как назло, время перелета длилось очень долго, как мне казалось.
Ну вот и посадка. Потом ещё формальности при выходе с аэродрома, и вот я наконец-то могу идти, меня здесь больше ничто не держит.
Долго не мог поймать такси. Я хотел ехать один, чтобы не было попутчиков.
Наконец-то удалось поймать такую машину.
Всю дорогу я только и думал о Наде. Что с ней случилось, почему так говорила, как она
меня сейчас встретит? Скорее бы домой! Дверь открою сам, ключи у меня есть.
Ну вот, наконец-то знакомый дом, четвертый подъезд, девятый этаж.
Открываю знакомую дверь.
 - Кто там? – слышу голос – Кто это?
Голос  знакомый, но слабый, с тяжестью.
 - Это я, Николай. – ответил я. – Я приехал.
Услышал шум в большой комнате., очевидно Надя вставала с дивана. Я поставил рюкзак и поспешил туда. Надя сидела на диване. Я сел рядом и стал обнимать и целовать её.
 На её глазах были слёзы. Я навсегда запомню этот день – это было 29 апреля.
 - Ну наконец-то. – сказала она.- Вот ты и приехал, теперь мы вместе.
Она говорила тяжело.
 - Прости. – продолжала она. – Приболела я вот только.
 - Ничего! Успокойся моя милая. - начал я. – Успокойся моя хорошая! Теперь мы вместе.
Всё будет хорошо.
Я не знал, что ей говорить, какие подобрать слова, ведь я её никогда такой не видел.
 - Идём, покормлю тебя. – сказала она. – Наверное проголодался с дороги.
Я действительно хотел очень есть. Ведь завтракал я рано утром, ещё на базе, а сейчас
уже девять часов вечера. Я ничего не мог ей говорить, но и не мог сопротивляться.
Мы пришли на кухню, сели за стол. Надя поставила на стол тарелку, наложила в неё отварной вермишели и пару сарделек. Потом налила чай.
 - что же случилось с тобой? – спросил я. – Надюша, расскажи пожалуйста.
 - Ешь, ешь. – сказала она. – Потом поговорим.
Я ел, очень торопился. Надя сидела рядом и смотрела на меня.
 - А ты очень изменился. – сказала она.
 - Нет, я такой же как и был. – ответил я.
 - Нет, ты изменился. – сказала она опять.
 - Ладно, идём в комнату,  - сказала она. – Там и поговорим.
Мы перешли в большую комнату и Надя начала рассказывать.
     После того, как я уехал. всё шло хорошо. Остаток лета Надя провела на даче.
Съехала с неё только в начале сентября. И всё вроде бы хорошо. Одно только плохо, что нет от меня вестей.
В октябре стала чувствовать себя плохо. Стала ходить по врачам. Они долго не могли определить, что с ней. Пришлось ездить в различные медицинские центры, в больницы на обследования. Диагноз поставили только к началу декабря и сразу положили в больницу. Потом долго лежала там. Навещали её сотрудницы с работы. Дважды приезжала моя старшая дочь. И хотя моя дочь была ей не родной, у них сложились хорошие отношения. Иногда они даже переписывались по электронной почте.
После выписки из больницы продолжала лечение по месту жительства.
 - Вот, инвалидность дали. – сказала она. – Но пока еще не пришла в себя.
 - А что врачи говорят? – спросил я.
 - Да вот. – и Надя показала на стопку бумаг, лежащих на столе.
 - Ладно, давай ложиться спать, – продолжала она. – Наверно устал с дороги.
 - Хорошо, - сказал я. – Ты ложись, а я с бумагами ознакомлюсь.

Надя прилегла на диван, я накрыл её пледом, а сам взял бумаги и вышел в соседнюю комнату. В этой комнате в углу стоял старый письменный стол. Здесь Надя делала уроки, когда училась в школе, потом в институте. Я разложил бумаги на столе  стал думать, с каких начать. Нашёл самые ранние, по дате. Стал читать. Потом стал читать и изучать другие. Чем дальше я читал, чем глубже вникал, тем всё хуже становилось мне.
И наконец-то до меня дошло – болезнь легких, онкология.
   Я ещё раз перечитал все выписки, заключения – да, онкология. Вот почему она так тяжело дышит, быстро устает, похудела очень. Чем больше я задумывался над этим,
тем все сильнее меня охватывало чувство тревоги и страшной боли. Сильная внутренняя дрожь охватывала меня, хотя снаружи этого не было заметно. Стала усиливаться боль
в голове – я ведь до конца так и не пришел в себя после контузии. Эта боль срасталась
с болью в душе. Надя! Наденька! Как же это так. Ведь тогда, в той далёкой стране,
по безлюдной местности, оглушенный, я шёл к тебе. Я знал, что ты у меня есть.
Я хотел быть рядом с тобой. Ведь ты  была тем единственным, ради чего я хотел выжить. И вот я рядом с тобой. Как же так!?
Я сидел некоторое время неподвижно, а потом я вдруг заплакал. Я не стесняюсь этого, ни тогда, ни сейчас. Хорошо, что Надя этого не видит. Что делать? Сильно разболелась голова. Я достал из рюкзака таблетки, что дал врач в медсанчасти, Две таких, две других
положил в рот, прошёл на кухню, налил стакан воды и запил их.
Надо успокоиться, взять себя в руки, но не получается. Главное, не разбудить Надю.
Затем выпил ещё два пакетика обезболивающего.
Пришёл в комнату, надо успокоиться и всё тщательно обдумать. Думать, думать!
Я опять принялся изучать бумаги. Ладно, думаю, завтра уговорю Надю ещё раз пройти обследование. Ведь ей врачи всего не говорили, может мне скажут.
Я прилег на кровать. Раньше это была кровать моей тёщи, здесь все осталось, как было при ней. Я стал постепенно успокаиваться. Как будто какая-то тяжесть свалилась на меня. Отчего это? От того что я сейчас узнал или просто от усталости, с дороги.
Я не заметил, как заснул.
Проснулся от того  что меня кто-то трясёт. Я открыл глаза, на краю кровати сидела Надя.
 - Идём. Я там всё постелила, – сказала она. – Видно устал с дороги.
Мы прошли в большую комнату. Разделись, легли. Я ничего не говорил ей., только поцеловал её в щечку, потом её волосы Потом обнял её , нежно, осторожно.
Я слегка прижался к ней. Что-то очень нежное, теплое и ласковое проникало внутрь меня.
Мне было очень хорошо. Но с другой стороны, что-то тяжёлое давило на меня, на мои мысли. Как же так? Почему такое случилось с тобой Надюша?
Но всё равно, какое-то чувство счастья охватывало меня, потому что я лежал рядом
с любимой женщиной.
    Утром проснулись поздно.
Стал вспоминать всё, что было вчера вечером и обдумывать, как действовать дальше.
Решил сначала уговорить Надю пройти обследование в других медицинских центрах.
Конечно, тяжело заводить разговор с любимым человеком о его болезнях, но надо.
Я уговорил Надю ещё раз пройти обследование. Но сейчас начались майские праздники, раньше десятого мая ничего не получится что-то сделать. Я нашел свой мобильный телефон, зарядил его. Позвонил дочерям, сестре . Рассказал, что вернулся из командировки, что мол у меня все нормально. Конечно о Наде старался разговор не заводить.

В эти праздничные дни съездил на дачу только для того, чтобы встретиться с нашим
бухгалтером. Оставил ему денег в счет различных взносов, настоящих и будущих.
Сказал, что неизвестно когда заедем на дачу. О Наде ничего не рассказывал.
     После праздников начал искать эти самые медицинские центры. Но сначала обратился к нашему участковому терапевту. Она-то и дала мне  все адреса и номера
телефонов этих самых двух центров.
    Я стал  звонить, договариваться. В одном центре договорился быстро, со вторым
оказалось сложнее, просили подождать.
Приехали  в этот самый первый центр с Надей, стали проходить врачей. На это унас ушло чуть больше недели. Сказали, что все результаты исследований и заключение
будут готовы только через неделю. К этому времени я уже договорился  со вторым центром. Сказал об этом Наде. Мы тогда сидели рядом на диване. Она смотрела на меня
молящими глазами, полные чистоты и нежности. И вдруг она зарыдала.
 - Коленька, родной мой! – просила она сквозь слёзы. – Не надо больше никуда ехать.
Очень тебя прошу. Давай  эти дни проведем вместе. Побудем вдвоём, очень тебя прошу!
Главное – ты со мной!
Она уткнулась мне в плечо и плакала. Я видел, чувствовал, что ей было очень плохо.
 - Хорошо Наденька, – говори я. – Хорошо, мы больше никуда не поедем.
Я гладил её волосы, гладил по плечу, по спине, пытаясь хоть как-то успокоить её.
Вечером Наде стало плохо. Я пытался выяснить, что с ней. Она говорила, что ей очень больно, но она не могла объяснить, что болит конкретно. Я вызвал «скорую».
«Скорая» приехала примерно через полчаса. Женщина врач расспросила, что болит.
Затем ознакомилась с документами, что у нас были. Наде сделали два укола.
Потом попросила, где она может спокойно писать. Я проводил её в соседнюю комнату.
Это была комната Надиной мамы, её не стало более трёх лет тому назад.
Некоторое время она что-то писала. Потом позвала  и сказала:
 - Завтра, утром, вот с этой бумагой идите в вашу поликлинику. Отдадите её участковому терапевту или заведующему отделением. Они знают, что делать. А мы со своей стороны сообщим им о вызове и о пациентке, – сказала она
Я поблагодарил их. Мы попрощались и они ушли. Я вошёл в комнату к Наде
 - Ну что же, ты, солнышко так разболелась, – начал я. – Давай выздоравливай, держись.
Всё будет хорошо.
А сам расплакался, у меня потекли слёзы.
 - Не болей, сопротивляйся болезни, очень тебя прошу, выздоравливай, – продолжал я.
 - Успокойся Коленька, успокойся, – говорила она. – Вытри слёзы. Иди ко мне, обними меня, а я тебя. Погладь меня. А я тоже тебя поглажу по спинке, ты ведь любишь это.
Мы обнялись. Я гладил её волосы, плечи, её руки, а она нежно гладила меня по спине.
     И вдруг сильный холод пронзил моё тело и мой мозг так, что я аж вздрогнул.
Затем этот холод сменился на жар, который вначале был небольшим, а затем всё нарастал и нарастал. Это происходило медленно. Что это, что со мной происходит?
И тут вдруг в моей голове промелькнула мысль, она пришла как-бы издалека, неожиданно, мысль полная страха и отчаяния. Со мной никогда такого не было.
Я её теряю!
Нет! Нет! Так не должно быть, это неправильно! Но эта мысль как бы вновь и вновь
врывалась в мой мозг. И я ничего не мог с этим поделать.


    На следующий день утром я пошёл в нашу поликлинику. С трудом удалось прорваться к заведующей отделением. Она сказала, что им уже звонили о вызове «скорой» и о результатах. Потом мы пошли к нашему участковому терапевту. Она попросила меня подождать в коридоре, а сама вошла в кабине участкового терапевта. Они о чём-то там долго говорили, потом вызвали меня. Мне сказали, что теперь к Наде будет приходить
каждый день медсестра, в первой половине дня и делать уколы. Если будет хуже,
вызывайте «скорую», будем госпитализировать. Я поблагодарил их и вышел из кабинета.
Я прошёл несколько метров и сел на стул.
   Что-то случилось со мной, как будто внутри что-то оборвалось, пустота.
Так я сидел некоторое время, но понимая, что Надя осталась дома одна, я быстрым шагом пошёл домой.
Когда я пришёл, Надя уже встала, оделась и сидела на краю дивана. Она не знала, когда я вернусь, поэтому позавтракала одна. Я улыбнулся ей. Потом она попросила, чтобы мы погуляли по парку, что возле нашего дома. Я согласился. Мы вышли из дома, было тепло, слабый ветерок. Когда гуляли по парку, Надя смотрела то на листву, то на траву, на небо, на облака, говорила, что они очень красивые. Но погуляли мы недолго. Надя попросилась домой, сказала, что устала очень. Мы поспешили домой.
Придя домой, Надя сказала, что приляжет отдохнуть, мол устала, наверно это от свежего воздуха. Остаток дня Надя провела в постели. Она встала только тогда, когда мы сели
ужинать. На следующий день всё как обычно. В первой половине дня пришла медсестра, сделала уколы. Потом я как обычно занимался по хозяйству. Надя уже не просилась на прогулку. Она большую часть времени лежала, ссылаясь на слабость.
     Так проходил день за днем. Я старался как можно реже отлучаться из дома, разве что в магазин за продуктами. Надя всё реже и реже вставала. Я пытался её как-то растормошить, оживить, но у меня ничего не получалось. В ответ она просила, чтобы я
обнял её, прижал к себе. Потом просила, чтобы я погладил её волосы, плечи, чтобы погладил по спине. Она говорила, что у меня нежные мягкие руки. Они такими же и остались, хотя я сам сильно изменился. Я делал всё, о чём она просила.
    Шли дни. Надя уже практически не вставала с постели. Я понимал, что силы покидают её. Однажды я приподнял её, пытался её разговорить. Она отпрянула от меня, повернувшись немного в сторону и показав рукой сказала:
 - Там….Там всё. Но об этом потом. А сейчас обними меня.
Я обнял её. Посмотрел туда, куда указала Надя. Там на полу возле шкафа лежал пластиковый пакет, чем-то набитый и перевязанный тесьмой.
 - Что это? – спросил я.
 - Потом…….Потом…… – ответила она.
Обнимая и прижимая её к себе, я чувствовал, как она слабеет. Она еле всё меньше и меньше, очень похудела. С каждым днем она всё реже и реже вставала с постели.
Просила, чтобы я был рядом с ней.
     Я теряю свою Наденьку, мою Надюшу!!!
Вот и лето пришло, июнь. Последние три недели я ни с кем не общался, только с врачами. Наде становилось всё хуже и хуже, она уже практически не вставала с постели.
Пусть что будет, думал я, но пусть мы будем вместе. Так хотела Надя, так хотел я.
Ведь тогда, в пустыне, я шёл ней, только к ней. Только она одна у меня оставалась.
И вот я пришёл. Пусть хоть немного, но всё равно это будет счастьем – быть рядом с любимой женщиной.

    Я пытался разговорить её. но у меня это не получалось. Надя уже не вставала, изредка
открывала глаза, а когда открывала, пыталась мне улыбнуться.
Так прошло ещё несколько дней.
В тот день как обычно пришла медсестра и сделала уколы. Я попытался поговорить с Надей, оживить её как–то. Она открыла глаза и попыталась мне улыбнуться.
Затем она попыталась мне что-то сказать, но говорила она очень тихо. Я разобрал только одно.
 - Люблю…..И ты люби. – тихо сказала она
 - Да, да! – ответил я.
Некоторое время она смотрела на меня.
 - Всё будет хорошо. – сказал я. – Мне нужно сходить в магазин, закупить продукты
Я быстро.
Она кивнула головой и закрыла глаза.
Я быстро собрался и вышел. Я старался закупить как можно больше продуктов, чтобы реже ходить за ними. Поэтому пришлось зайти еще в один магазин. На всё это у меня ушло около одного часа.  Я поспешил домой. Открыв дверь, я крикнул с порога:
 - Наденька, я пришёл..
Но она не отзывалась. Я поставил сумки с продуктами у входной двери и поспешил в комнату.
 - Надя, Наденька, – позвал я её.
Надя никак не реагировала на мои слова. Я подошел и сел на край дивана. Взял её руку, она была тёплой. Потом свою правую ладонь я положил на середину груди и подержал несколько секунд. И тут я понял, что она не дышит. Я обнял её, приподнял и прижал к себе. Её руки обвисли, она никак не реагировала на это.
 - Надя, Наденька! Очнись, не уходи! – кричал я. – Надюша……Солнышко….Как же так?
Я плакал, продолжал звать её, но она не откликалась.
Да, я кричал, я плакал, и сейчас не стесняюсь об этом писать.
Сколько так длилось, не знаю, но мысль что я навсегда потерял Надю, всё больше и больше овладевала мной. Только тогда, когда прошло какое-то время, я понял, почему она так спокойно согласилась отпустить меня за продуктами. Просто она чувствовала,
что умирает и не хотела, чтобы я видел, как это происходит.
    Как же так?! Я всегда говорил ей, что мы будем жить долг и счастливо. А сейчас, эти годы, что мы прожили вместе кажутся мгновением. Успокоиться! Успокоиться! Держаться!
Держаться! Твердил я себе.
Я позвонил старшей дочери, рассказал всё, попросил помочь с похоронами.
 Она сказала, что сейчас приедет и чтобы я сидел дома. Она так же сказала, что позвонит
младшей дочери. На этом наш разговор закончился.
Я сел на диван возле Нади. Уложил её ровно, поправил волосы. У неё были замечательные волосы. Потом тыльной стороной ладони погладил её щёки.
      Вот и всё, думал я! Сорок дней прошло, как я вернулся из командировки, и эти сорок
дней я прожил с любимой женщиной, к которой стремился, которая мне желанна.
Мне было дано счастье любить, оно даётся свыше. А когда любишь, то ты познаёшь счастье любви. Любовь всегда одна, она в самом человеке. А вот счастье бывает разным,
оно приходит из вне.
Ведь счастье любить – это когда умеешь беречь, заботиться, оберегать и защищать.
Это когда начинаешь постепенно отдавать, сначала чуть-чуть, потом всего себя самого, до конца.
Отдаёшь всю свою сущность, всю душу, всё, без остатка. Всё это заставляет тебя делать сила любви, которая  в тебе. И только имея эту силу, ты способен познать счастье.
И когда ты видишь, что от всего этого, другому человеку становиться очень хорошо, а ты  от этого испытываешь блаженство, радость и удовольствие – это и есть счастье.
Счастье – это когда умеешь отдавать!
И всё это было у меня. Значит, любовь не заканчивается смертью. Она продолжается, даже когда не стало моей Наденьки, моей Надюши. Счастье закончилось, а любовь осталась. Счастье не сильнее смерти, а вот любовь сильнее!
     Всё это время я сидел на краю дивана возле Нади.
Вскоре приехала старшая дочь, через несколько минут младшая.
Они стали успокаивать меня, говорили, что сделают всё сами. И тут я заметил, что моя младшая дочь смотрит на меня как-то странно, с каким-то удивлением. Старшая дочь старалась не придавать этому значение. Они стали звонить куда-то. Сказали, что нужны Надины документы. Я стал искать их в шкафу, где они обычно лежали. Но их там не было. И тогда я вспомнил про пластиковый пакет, что стоял у шкафа в углу. Я взял пакет, развязал тесьму, так оно и есть. Здесь был Надин паспорт, другие документы, документы её родителей. Значит, она их заранее собрала, значит, она знала, что ей мало отпущено.
     Мои дочери сделали всё за меня. Я только дал документы и деньги на похороны.
Через день Надю похоронили.
Похоронил я Надю в той же могиле, где были похоронены её мать и отец. Пусть вся семья будет вместе. У них была добрая. любящая семья. А Наде всегда не хватало отца.
Он умер, когда ей было девять лет. Из своего детства она что-то помнила о нём, иногда
рассказывала мне. Пусть будут все вместе, а я буду приходить сюда, навещать их.
   С кладбища ехали молча.
Когда вошли в квартиру, первой молчание нарушила моя младшая дочь.
 - Папа, ты очень изменился. – сказала она. – Я сразу это заметила, как только увидела тебя.
 - Да, папа. – продолжала старшая дочь. – Я тоже это заметила, только не стала тебе ничего говорить. И думаю, что причина не только в смерти тёти Нади.
У моей старшей дочери большие красивые глаза, очень выразительные. Они были полны слёз.
 - Папа очнись! Приходи в себя! – продолжала она. – Давай возвращайся! Живи!
Она плакала, говорила с болью в голосе.
 - Не знаю. – сказала младшая дочь. – Но мне кажется, что ещё что-то случилось.
Папа, давай приходи в себя! Живи папа, живи!
Конечно, я не мог им рассказать о том, что случилось там, в горах, когда я был в командировке.  А там была война. А война очень мерзкая и скверная штука, чтобы
о ней говорить вслух.
 - Я только и делаю, что теряю – сказал я
И тогда они поняли, что мне лучше не задавать вопросов. Мы ещё немного поговорили, но уже на другие темы, затем попрощались и они уехали.
Я остался один. Как же так? Я приходил сюда раньше, здесь всегда была Надя.
А сейчас её нет, и она никогда не придет сюда. Смогу ли я привыкнуть к этому?
Не знаю. Но надо жить, пусть с болью, но жить. Сколько эта боль будет длиться, пройдет ли она? Много тогда мыслей было у меня в голове. Ведь у меня начиналась новая жизнь,
жизнь без Нади.

Да, она останется в моих мыслях, в моей памяти, но нельзя жить прошлым, оно просто не даст тебе жить. Надо жить настоящим и будущим! Надо попытаться!

Два дня я просто не выходил из квартиры. Мне часто звонили мои дочери. Я же пытался собраться с мыслями, с чего начать.
Позвонил той женщине, которая оформляла мою загранкомандировку, договорились о встрече. Я приехал в назначенный день. Извинился, что не мог приехать раньше. сославшись на семейные обстоятельства. В подробности я конечно не вдавался.
Сказал, что контракт закончен немного раньше срока. Она сказала, что сейчас сделает все записи в трудовой книжке, оформит другие бумаги и решит вопрос о денежных выплатах. Попросили сидеть и ждать. Я согласился. Она что-то писала. Что-то заполняла, куда-то звонила. Я никак не реагировал на это, как будто всё это из другого мира. Потом она протянула мне трудовую книжку, ещё какие-то бумаги, сказала, что деньги мне переведены, сказала, где их получить.
Она ещё не закончили, как в комнату вошёл Виктор Александров.
 - Вы закончили? – спросил он.
 - Да, – сказала эта женщина. – Я всё объяснила Николаю Васильевичу.
 - Хорошо, спасибо, – сказал он. – Идём, – сказал Виктор, обращаясь ко мне.
Мы вышли в коридор, подошли к окну, что напротив кабинета.
Виктор смотрел то на меня, то в окно. Лицо его было очень серьезным, он явно что-то хотел мне сказать, но не решался. Я понял, что дело не в моем контракте, и его досрочном прекращении. В чём-то другом.
 - Прости Николай, пожалуйста прости, – тихо сказал он.
Он опустил голову, отвернулся и не спеша пошёл по коридору.
Почему он так сказал? Значит, он знал о Нади. Значит, это он организовал моё досрочное возвращение из командировки. Я не сердился на него. Просто, думал я, Виктор настоящий профессионал.
Приехав домой, я сунул голову под холодный душ, чтобы привести себя в чувство.
Вот так начиналась моя другая жизнь, жизнь без Нади. Я уже никогда не буду делать того, что делал раньше. Привыкну ли? Не знаю. Как жить этой, уже другой жизнью,
я ещё не знал.
    На следующий день с утра я занялся документами. Стал разбираться в них.
Мне предстояло много ходить к нотариусам, в различные гос. учреждения и т.д.
На работу я не торопился устраиваться, да мне и не хотелось работать.
Я ходил по различным инстанциям, оформляя документы. Иногда просто сидел дома, никуда не выходил, а иногда выходил в парк, что возле нашего дома. Здесь мы иногда гуляли с Надей.
     Мне никак не удавалось оформить документы.  Это случилось в последних числах июля, когда я возвращался домой из одного гос. учреждения. По пути домой, зашёл в магазин и купил две упаковки пряников, чтобы дома попить с чаем. Я с детства любил
пряники. Только пошел я сразу не домой, а зашел в парк, что возле нашего дома.
Только что закончился дождь. Я нашёл скамейку в тени, под деревьями, людей там не было. Я сел и стал обдумывать, что же со мной происходит. Я смотрел на траву, на листву деревьев, на небо, на облака Я видел маленьких детей и рядом их мам. Но всё это было как бы вне моего сознания, я их не ощущал. Всё это казалось далеким, как бы отделённым какой-то толстой, прозрачной стеной. Время!
Время остановилось! Мелькнуло у меня в голове.
Так я сидел некоторое время, пытаясь воспринимать мир по-новому.
      Я сидел на скамейке ближе к одному краю. Вдруг на землю, примерно в метре от моих ног садится голубь. Я смотрю на него и узнаю, такой же был тогда в пустыне. Вроде бы он
И раскраска вроде бы такая же, только вот белых перьев на лапках почти не осталось.
А на груди от пятнышка осталась одна черная точка. Голубь тоже, повернувшись боком и наклонив голову набок, рассматривал меня.
Ты, или не ты, думал я. Откуда ты здесь взялся, как сюда попал, как бы спрашивал я его.
Что, так и не нашёл свой дом, продолжал я, наверное есть хочешь.
Я вскрыл один из пакетов с пряниками, разломил один. Земля была очень влажная после дождя, кругом грязь. И тогда я покрошил пряник на другой конец скамейки. Голубь по прежнему наблюдал за мной. Иди поешь немного, не бойся, говорил я ему как бы про себя, не бойся, поешь. Голубь взмахнул крыльями, взлетел и сел на скамейку возле крошек. Он стал клевать их, но склевал мало.
Ешь, ешь, не бойся, говорил я ему про себя. Но голубь стоял боком и смотрел на меня.
Ладно, если не хочешь, лети, ищи свой дом, сказал я ему про себя
Но голубь взмахнул крыльями и в одно мгновение оказался возле меня, справой стороны.
На мне была одета легкая летняя куртка. Голубь как бы пытался вцепиться своим коготками  в нижний правый карман куртки. При этом он пытался несколько раз ударить клювом по карману.
Что это, что ты делаешь, зачем, я как бы пытался спросить голубя. Я немного растерялся и не знал что делать. Так продолжалось несколько секунд. Затем голубь отскочил на другой край скамейки.
Лети, лети, ищи свой дом, сказал я голубю про себя. Голубь взмахнул крыльями и улетел.
Что это было? Что это могло означать? Я потрогал этот самый карман куртки.
Там находился мой мобильный телефон. Что, звонить? Почему я так подумал? Но кому?
Своим родственникам я уже позвонил. На работу, где работала Надя, тоже. Я знал, что у Нади есть дальние родственники, но их адресов и номеров телефонов у меня не было.
Была у нас с Надей одна общая знакомая, из нашего садоводческого товарищества. Это Марина. Только её номер телефона был у меня. Я хорошо был знаком не только с ней, но
и со всей её семьёй: её мужем, их сыном, мамой этой Марины, её тётей
Сама Марина была кандидатом исторических наук. её муж, Миша, кандидат экономических наук, сын – студент. Её муж не любил загородные поездки, предпочитал проводить время дома, на диване, с книгой.
Я решил ей всё-таки позвонить. Набрал её номер, через несколько секунд услышал голос Марины. Конечно, в начале разговора – как дела. Я рассказал, что Нади больше нет, умерла в начале июня. Никак не могу прийти в себя, пытаюсь успокоиться, но не получается. Марина мне посочувствовала, сказала, держись. Я спросил, как у них дела.
Марина сказала, что всё нормально, всё хорошо, только вот мама стала изредка недомогать, всё- таки возраст даёт о себе знать.
 - Кстати. – говорит Марина. – Новость у нас там сейчас необычная, но радостная.
 - Света дочку родила.
 - Как? Когда? -  спросил я. – и кто же отец? Она что, замуж вышла?
 - Нет, – ответила Марина. – Замуж она не вышла и про отца девочки ничего не говорит.
Родила она её в середине  января. Света говорит, что она её немного не доносила,
родила раньше времени. Но всё нормально, всё хорошо. Девочка крупная, крепкая, сильная. Вначале всё шло хорошо, ребёнок вел себя спокойно и даже тихо.
Но с начала апреля девочка часто плачет, именно что плачет! Непонятно, откуда у маленького ребенка столько слёз. Ведь потоком льются! Света её по разным врачам носила. Все врачи говорят, что ребенок здоров. Её даже моя мама смотрела, она ведь тоже в прошлом детский врач. И моя мама говорит, что ребенок действительно здоров,
и что девочка не кричит от недомогания, а именно плачет, здесь что-то другое.
Ой, Николай, если бы ты видел, какие у девочки красивые глаза. А слёзы – ручьём!
Света очень измучилась и очень устала, не знает, что делать.
Я недавно заходила к Свете вместе с мужем. И тогда ребенок плакал. Уж до чего у меня
Миша спокойный, но и он даже не выдержал, Смотрел, смотрел на ребенка и очень расстроился.  Действительно, почему она так плачет.
   Ладно, вот и все новости. Приезжай на дачу, там поговорим.
Я поблагодарил её за разговор  и на этом мы распрощались.
Да, думаю, надо действительно съездить на дачу, пожить там немного. Там много зелени,
а зеленый цвет, говорят, успокаивает. Я понимал, что надо успокоиться, как-то переосмыслить всё происшедшее со мной.
    Я пробыл в городе ещё несколько дней и в начале августа уехал на дачу. Дни стояли теплые, солнце было мягким.
Первым делом я занялся домом. Снял ставни, открыл окна, проветрил, просушил дом.
Закупил много продуктов, заполни ими холодильник. Убрался в доме. В общем началась
самая обычная жизнь дачника. Сам участок зарос травой и кустарником. Надо было всё это как-то вырубать, косить, подрезать. Ладно, думаю, справлюсь, я не торопился.
Сходил два раза в лес, набрал немного грибов.
Погода стояла хорошая, дождей не было. Ну вот, уже и середина августа, наступили выходные дни. Именно в выходные дни и приезжает основная масса дачников.
Люди приезжают в основном, чтобы отдохнуть, подышать свежим воздухом,
сходить в лес, набрать грибов или цветов.
Наш участок был крайним по проходу. Поэтому все проходили мимо него. И даже в выходные дни я старался ни с кем не общаться.
Было воскресение, полдень. Я сидел на крыльце и точил косу, надо же в конце концов эту траву выкосить. И ту я услышал:
 - Эй, хозяева, есть тут кто? – я узнал голос Марины.
Я посмотрел в сторону калитки. Да, это была Марина с сыном.
 - Заходите, калитка открыта. – сказал я.
Мы поздоровались
 - А где Миша? – просил я её о муже.
 - Ой, Коля, ты что моего Мишу не знаешь, – сказала Марина. – Его никуда не вытащишь.
Вот и сейчас, купил в букинистическом магазине какую-то старинную книгу, дома остался, лежит на диване, читает.
 - Так ведь это же хорошо, когда человек много читает. - сказал я.
Я так же расспросил её про маму и тётю. Марина сказала, что у них всё нормально.
Расспросил её сына об успехах, тоже вроде бы всё нормально.
 - А как Света, как её дочка? – спросил я.
 - Да так же всё. – сказала Марина. – Девочка по-прежнему ведёт себя беспокойно, часто плачет. С виду, ребёнок вроде бы здоров. Никто ничего понять не может.
Кстати, они сейчас здесь, приехали два дня тому назад. Я разговаривала со Светой.
Она говорила, что может быть здесь ребенок хоть немного успокоиться.
Надо зайти к ней. А ты не хочешь посмотреть на Светиного ребенка?
Знаешь, Николай, очаровательная девочка. Давай, вставай, поднимайся, идем с нами.
Посмотришь Свету, её дочку. Только, как ты уехал, так и собираться перестали.
    Мной овладело какое-то странное чувство, какая-то тяжесть свалилась на меня.
 - Хорошо. Только руки вымою. – сказал я.
Я занес косу на веранду, вымыл руки, закрыл дом и мы пошли. По дороге, Марина рассказала, что звонила и Свете, и её сестре, рассказала им, что у меня случилось.
Когда подходили к  дому, где жила Света с дочкой и её сестра со своей семьей, непонятное чувство тревоги и беспокойства охватили мной.
У калитки Марина окликнула хозяев. В ответ мы услышали голос Иры, мол всё открыто,
заходите. Но даже через всё это я слышал тихий плачь маленького ребенка.
Да, это был именно плачь. Мы вошли на веранду. Там были Ира, её муж и их старшая дочь. Светы не было.
 - Вот, смотрите! – сказала Марина. – Кого я вам привела
Все заулыбались. Я поздоровался со всеми. Они сказали, что знают о том, что у меня случилось, посочувствовали.
 - Ладно, спасибо. – ответил я. – Надо как-то жить.
 - Света! – громко сказала Ира. – Иди к нам, посмотри, кто пришел.
Оказывается, Света с ребенком были в соседней комнате, но дверь в неё была закрыта.
Я услышал шаги. На пороге показалась Света с ребенком на руках. Она остановилась, едва увидев меня. Я заметил, как она опустила глаза и тяжело задышала. Мне показалось, что она даже немного испугалась.
 - Здравствуй Света. – сказал я.
Она ничего не ответила, а только кивнула головой.
 - Что, плачет? – спросила Марина.
 - Да. – ответила Света. – Но только как-то тихо
Марина подошла к Свете и стала рассматривать ребенка. Подошла и Ира. Я видел, как
она промокнула лицо девочки и её глаза.
 - Николай, иди же сюда. – позвала меня Марина. – Посмотри, какая красивая девочка, какие у неё красивые глаза. Да иди же ты сюда! – продолжала она настаивать
Я подошёл. У девочки действительно были очень красивые глаза, полные слез.
Она тихо плакала. Мне показалось, что ей чего-то не хватает, именно такая мысль пришла мне в голову.
 - Давай я попробую. – сказал я. – Не бойся, я умею успокаивать детей.
От неожиданности у Светы округлились глаза. Она смотрела на меня с каким-то удивлением и в тоже время с надеждой.
 - Давай, не бойся. – продолжал я.
Света медленно протянула мне ребенка. Девочка была завернута в тоненькое одеяло, но руки были свободны. Я положил ребенка на левую руку головой к локтю, а правой рукой
поддерживал её маленькие ножки.
 - Ну вот и всё. – говорил я ребенку. – Давай, успокаивайся. Не надо больше плакать, не надо.
Я распахнул одеяльце на груди девочки и даже чуть ниже. Ребенок постепенно переставал плакать. Девочка стала крутить головой в разные стороны, задвигала руками и ногами. Она стала как–бы другой, она ожила. Я гладил её по груди, животу, едва касаясь её одежды. Что-то приводило меня в волнение, в смятение. Неведомая сила жгла меня, мой мозг и заставляла по иному взглянуть на всё.

В моей памяти пронеслись отдельные события, отдельные эпизоды, штрихи, даты.
За мгновение в моем сознании пронеслась вся моя жизнь за последнее время.
Что-то прожгло меня, мою память, мое сознание. Я повернулся к Свете.
 - Это мой ребенок? – спросил я Свету.
Она опустила голову и молчала.
 - Это мой ребенок? – уже громко повторил я.
 - Да, - тихо сказала Света, не поднимая головы.
Так вот почему Света с такой легкостью доверила мне ребенка.
 - Ничего себе!!! – едва сумела произнести Марина и закрыла лицо руками.
Ира отвернулась. Я понял, что она плачет, ведь она так хотела счастья для своей сестры.
Невозмутимым оставался только её муж., он только качал головой.
    Я смотрел на ребенка и продолжал его гладить. Да, всё сходится, это моя дочь.
Ребенок не плакал. Он только издавал какие-то звуки. Что это? Она пытается мне что-то сказать? Не знаю. Я попытался указательным пальцем правой руки удалить остатки слезинок с её глаз.  В этот момент она схватила меня своей маленькой ладошкой
за мизинец. Я чувствовал, как она сильно держит его. И буквально тут же другой своей ладошкой ухватила меня за указательный палец.
 - Что ты делаешь? - спросил я её.
Впервые за всё это время я почувствовал, что улыбаюсь.
Ребенок стал тянуть мою ладонь к себе. Я расслабился и не сопротивлялся.
Что она хочет, спрашивал я себя. Она подтянула мою ладонь к себе и положила её себе на лицо. Что это такое? Она поворачивала головой то вправо, то влево, как бы терлась своим лицом о мою ладонь. И так несколько раз. Потом, открыв рот, стала с силой прижать мою ладонь к своему лицу, как бы пытаясь прикоснуться своими губами к моей ладони. Она так же высовывала язык.
 - Не надо, – просил я. – Она не совсем чистая.
Но девочка продолжала прижимать мою ладонь к своему лицу. Она издавала какие-то звуки, причем громко. Что она делает?
Первой в себя пришла Света.
 - Надо покормить ребенка. – сказала она. – а потом постараться уложить её спать.
 - Хорошо, – сказал я.
Света вышла в соседнюю комнату и принесла оттуда бутылочку с соской, в которой была молочная смесь.  Света подошла ко мне.
 - Ну давай , отпускай мою руку. – говорил я негромко ребенку. – Сейчас будем кушать
Отпускай.
Света не знала, что делать, она видела, как ребенок держит мою ладонь за пальцы и прижимает к своему лицу.
 - Отпускай. – сказал я.
Девочка разжала свои ладошки и я убрал свою руку.
 - Давай, я покормлю. – обратился я к Свете. – Не бойся, я умею это делать.
Света отдала мне бутылочку с молочной смесью. Я стал кормить ребенка.
Смеси в бутылочке было примерно половина. Содержимое бутылочки быстро закончилось, но я чуть-чуть оставил смеси, чтобы ребенок не глотнул воздуха с последним глотком.
 - А теперь, поворачивайся на бочок, - сказал я. – Постарайся заснуть, спи моя хорошая.
Я повернул ребенка на правый бок. Она не сопротивлялась, наоборот, старалась
улечься поудобней. Девочка вела себя спокойно, даже очень спокойно.
    В моей голове были разные мысли. Но сейчас, когда ребенок и я успокоились, я уже мог спокойно рассуждать.
Я смотрел на неё, на свою дочь, у неё действительно были очень красивые глаза.
Но слез в них уже не было. Но всё равно, левой рукой она крепко держалась за мою рубашку.
- Я здесь, спи, - сказал я.

     Я стал вспоминать все последние месяцы, дни, даты.
Неужели такое возможно?! Или просто совпадения. Нет! Это не совпадения. здесь
что-то другое. Но я не мог объяснить это даже самому себе.
Ребенок начал плакать в начале апреля, как рассказывала Марина. А я хорошо помню,
что произошло со мной в начале апреля. Тогда, там, в горах, в той далёкой стране, я ехал в кузове грузовика. Потом я увидел голубя, как он летел в мою сторону, прошёл низко над головой. Он шёл сверху вниз, как раз в ту сторону, откуда на нас летел ПТУР.
Возможно, голубь пересёк луч наведения ПТУРа, и поэтому в самый последний момент
ПТУР ушел вниз. Возможно ли такое? Не знаю. Если бы ПТУР шёл чуть повыше, 
около метра, мне бы конец. А меня только оглушило и выбросило взрывной волной
из кузова.
Да, моя дочь тогда сильно плакала и кричала. Её плачь и крик пронизывали всё пространство, преодолевал любые преграды и любые расстояния. Этот чистый и светлый крик её души, плачь, полный отчаяния и боли поднимали и приводили в движение все силы земные и небесные и просил их о помощи. И тогда ко мне прилетал голубь.
Первый раз, чтобы спасти мне жизнь.
Второй раз, чтобы дать надежду на спасение.
Третий раз, чтобы указать, откуда придет спасение.
Четвертый раз, чтобы я нашёл тебя.
И вот я держу тебя на руках, а ты своей маленькой ладошкой держишься за мою рубашку.
Значит……….Это……..Всё………Ты?!
Ты мне присылала голубя, чтобы он спас меня! Неужели такое возможно?
Неужели это всё ты, моя доченька?!
Значит, это ты мой ангел, который спас и хранил меня всё это время.
Ты мой ангел!
Ребенок засыпал.
      Я смотрел в окна веранды, в сад. Я опять стал ощущать зелень деревьев, трав, цветов. Я их чувствую. ощущаю, они в моем сознании. Я вижу небо, солнце, облака.
Я их тоже ощущаю!... Время!... Оно опять идет, движется! А жизнь возможна только во времени. Значит, я продолжаю жить. А мне есть ради кого жить, а это счастье!
Да, надо жить. Но как – не знаю!



                Пучков Н.В.                07.04.2019.