Праздник

               

Осеннее утро не спутать ни с каким другим, тем более, если это утро седьмого ноября. Кажется, что только вчера они с Раей познакомились на ступенях военкомата в этот день. А вот поди ж ты целая жизнь позади, есть что вспомнить, чем гордиться, за что себя уважать. Но всё кончается, и юность, и молодость, и вот уже мальчишки кричат вслед, то ли дразнилки то ли частушки.

«Ходишь ты по лужам
Никому не нужен
Потому, что старенький
И на ножках валенки.»

Всё кончается, не кончается только боль, что рвёт изнутри его Раечку.
Как тогда в партизанской землянке, после ранения в живот под Минском. Этот взгляд умоляющий его дать ей уйти, он не забудет никогда.
Но он не посмел, и самолёт не глуша мотор, слегка подпрыгивая на кочках поляны, выхватил её в последний момент, из лап «костлявой».
Он и сам так смотрел на неё, когда она, отстреливаясь от самураев, тянула его к своим, и попав под артобстрел, лежала на нём, не прикрыв только прострелянные ноги.
Вернувшись домой, они много работали, поднимая страну, и были счастливы, что живы и есть такой праздник седьмое ноября. Только одно печалило их, после ранения Раечка не могла рожать. Хотели взять ребёнка из детского дома, что был неподалёку, но долго не решались.
А потом прогрессирующая болезнь жены, и вовсе поставила крест на этой мечте. Они долго боролись, много лет, но настал момент, когда она снова стала на него так смотреть.
Врачи в госпитале развели руками.
 - Пусть хоть последние дни она проведёт дома.
Вот и проводит он с ней последние дни, а точнее последнее утро.
Всё это время Раечка просит отпустить её, дать ей уйти самой, но без него она не может, ни жить, ни умереть.
И вот он наступил их праздник, они поженились в этот день и уйдут тоже.
Всё готово, счета оплачены, деньги на похороны отложены, одежда и обувь куплены. Сейчас он напишет записку обнимет жену и они, держась друг за друга, совершат последний свой прыжок. Они не боятся, они первые парашютисты Сталина. Закончив писать, он встал и поправив китель, на котором звякнули медали, вернулся в комнату. Раечка уже стояла у окна и всматривалась в едва различимую полоску рассвета, словно хотела запомнить его навсегда.

Когда немногочисленные свидетели, переговариваясь негромко, возвращались в свои квартиры, скорая помощь уже уехала. Участковый седой капитан, проводил следственную бригаду до дверей квартиры стариков, что выбросились из окна сегодня утром. По - видимому старший из них, попросил капитана, обойти соседние квартиры. Мало ли, может потерпевшие оставили ключи или говорили о чём-нибудь с соседями.
Дальше первой квартиры, куда он позвонил, идти не пришлось.
Дверь открыла старушка с печальными глазами, узнав причину появления участкового она не удивилась, а сняв ключ с гвоздя в прихожей, вздыхая открыла соседскую дверь. Отдав ключ капитану, хотела вернуться домой. Но тот попросил её зайти вместе с ними, в качестве понятой, пригласили ещё соседей снизу. Пока бригада работала в комнате, участковый нашёл на столе записку и не трогая её, изловчившись прочёл.

«В нашей смерти прошу никого не винить. Имущество и квартиру завещаем детскому дому №13. Ленинского района.
Самойловы. Раиса Ивановна и Савелий Петрович.»
Закончив читать, он присел на табурет и снял фуражку. Старушка соседка, крестилась и шептала какую- то молитву.
- Вроде, как грех, так вот уходить? – Спросил он у неё.
- А кто судить будет, ты да я? – тихо ответила она вопросом на вопрос и вернулась в комнату.
 Подошёл "старший" и взяв двумя пальцами листок из тетрадки в клеточку,
прочёл написанное и неожиданно спросил у капитана, - Ты бы смог?
Участковый задумался, а смог бы он, как дед вместе с умирающей женой уйти? И не найдя в себе ответа вздохнул.
- И я не знаю. - Сам себе сказал следователь и посмотрел в окно, где сереющие небо обещало праздник.
Утро седьмого ноября вступило в свои права, два голубя пристроившись на скользком карнизе, немного поворковав вспорхнули и спикировали на соседнюю крышу. Жизнь продолжалась.