Семейный портрет на 1-13 площади. Том 1. 1. 14

Момент творения это Великий Момент. Он ни с чем не сравним и ничем не заменим. У него нет аналогов. Он уникален и чудесен. В отличие от Раймона Кено я не считаю творчество работой. Работа связана с грехом, это наследие греха; работа дана человеку в наказание за грех. Творчество же это догреховное, райское состояние. Оно не знает никаких наказаний, принуждений и проклятий; оно не ведает греха. Творчество это просто прогулка по лабиринту. Не в поисках выхода или в поисках вообще чего-либо, просто созерцательное движение. Созерцание своих внутренних бесконечностей. Главное не впадать в греховное состояние, которым является корысть. Извлечение пользы есть грех. Движение к вторжению есть грех. Просто созерцать и не вторгаться. Ева откусила яблоко вместо того, чтобы просто созерцать его.

Мой дуализм – это скорее не дух и плоть, внутреннее и внешнее, что и является, собственно, духом и плотью. Всё внутреннее – это дух, всё внешее – плоть. Мой дуализм – творчество и инерция.

Как будто кто-то играет мегакосмическими кубиками, нагромождает их, строит высокую узкую неустойчивую башню, которая, покачиваясь, вот-вот рухнет, что и происходит в следующее мгновение. Кубики разлетаются и кто-то утрачивает всякий интерес играть с ними.

Куда выведет кривая? Если бы одна, а то их легионы и все перепутаны, как волосы у менады.
Текучести мира я противопоставляю текучесть своей фэнтези. ;;;;; ;;; – Фантаррея.

Я не могу похвастаться тем, что «всю-то я вселенную объехал». Я, как кенигсбергский затворник, прожил в своём родном городе. Хотел ехать поступать в университет в Ленинград, но когда представил себе, что мне нужно будет жить в общаге, отбросил эту идею тотчас. После двух лет армии, после двух лет стадной жизни, я архииндивидуалист, хотел побыть один. Я ненавижу коммунистические колхозы, мюнстерские промискуитеты, моровские, фурьеристские, хипповские. кибуцные, полпотовские комунны, армии, партии, секты, клубы, мафии, тусовки. Я асоциален как Тимон Афинский, как Диоген Синопский, как лермонтовский Демон. Но вместе с тем я не могу сказать, что мой дом – моя крепость.

 Я не терплю буржуазную ограниченность, тем более мелкобуржуазную моюхатускрайность. Моя позиция – это отсутствие позиции с точки зрения тех, кто стоит на тверди, а не парит в облаках. Но у меня есть позиция – это нигилизм или абсолютный индивидуальный анархизм. Ближе всего это к позиции Макса Штирнера. Вот поэтому я ни с кем. И сам по себе. Путешествовать одному – нет средств. В компании с кем-то – нет желания. Поэтому мой экстенсивный опыт убог и непосредственные познания других стран и народов нулевые – только книжные. Ну да ничего. Мой внутренний опыт перекрывает всё это с лихвой. Конечно, хотелось бы иметь и внешний, но мой упорный индивидуализм этому несокрушимая преграда.

Когда мне кто-то с пренебрежительным и циничным видом говорит: «Парень, это твои проблемы» (я имею в виду не личную ситуацию, а вообще в любых ситуациях), мне хочется влупить ему между глаз из 32-го калибра разрывной пулей и сказать, гедонистически вдыхая запах пороха: «А эт парень, твои проблемы». У нас у всех планетян Земли одни проблемы, и если мы этого не поймём в ближайшем будущем, мы этого уже не поймём никогда, потому что вымрем как самые последние трилобиты.
Мир сейчас не имеет чёрных и белых пятен – он везде одинаково сер.
Моё явление в этом мире совершенно неявимое и неявляемое, это нонсенс и сюрэпифания.

Сюрреализм – это антикосмическое рассеяние лабиринтов, причём лабиринтов не соединяющихся между собой, а укоренённых в своей собственной сюрреальности.

Я не обладаю чувством юмора, даже чёрного. В моих антимирах нет ни юмора, ни серьёзности. Там другие категории.

Не люблю стиль. Не люблю чаще поворачивать стиль. Вообще не люблю стиль поворачивать.

Не идти в ногу ни с чем и никогда, вообще в ногу не идти и может даже не идти вообще, а парить, например.

Если двигаться в лоне истории и традиции, то так никогда и не выйдешь из этого лона, будешь вечным эмбрионом, вечным зародышем-заморышем, впитывающим через пуповину всё чем пичкают, вечной пассивной системой, перегоняющей через себя по кругу дурной бесконечности одну и ту же тюрю причин и следствий; будешь вечной частицей материального космоса, вместе с ним будешь вращаться в вечном колесе сансары, умирать и вновь появляться, проживая (с вариациями) ту же жизнь от точки появления до точки исчезновения, всё также выдумывать аргументы для оправдания своего существования и всё также их защищать; испытывать те же страсти из-за добычи пропитания, по поводу размножения, места обитания, проведения досуга, прихода в этот мир и ухода из него. Всё то же тысячи раз перепетое и переговоренное повторять снова. Периодически погружаться в небытие... и опять снова. Всё в том же лоне. А вот если выйдешь из него и пройдёшь немало шагов и удалищься на энное расстояние от него, тогда начнут открываться некруговые пути.

Почему такой ажиотаж и такая горячка вокруг трёх дырок и нифритового (как говорили древние китайцы) жезла с атласным мешочком, скрывающим две жемчужины? Столько узлов и бездн, лабиринтов и тупиков вокруг эйдоса под названием «секс». Не так то просто психологии справиться с этим, да она и не справится. Сколько она бьётся и всё впустую, то есть к изначальным глубинам она так и не подошла – всё скользит по поверхности, решая задачи социально насущные для среднего человека. Я вообще не хочу разбираться с этим. Я иду по многоплановым, многоярусным лабиринтам секса, ничего не открывая, но находя новые тёмные закоулки. Скопцы хотели решить проблему секса очень просто, но их кастрационные операции ещё сильнее экзальтировали. Как приятно мечтать о кастрации и не совершать этого. (!)

Произведение, которое нельзя раскритиковать – это мёртвый шрифт. Обожаю когда на меня обрушивают анафемы. Это конечно (без запятых) концентрированный мазохизм, но... А собственно почему «но»? Никаких «но»! Анафема! Анафема! Ты самая любимая!

Сон разума порождает одних чудовищ, а игра разума – совсем других. И даже не игра, а петляние по лабиринтам всё выстраивающихся и выстраивающихся. Путешествия по складкам химер и по катакомбам подстиксовых вод.


Всё повторяется, но не так как в повторении.

Изрекая химеры и строя из них зиккуратоподобные и вермишелеобразные сооружения и витиеватости и аретологичности доходящие до абракадабры волнующегося необозримого океана, улавливаешь какой-то тонкий нюанс, который и становится золотым сечением.

Ответственность. Сейчас это слово стало модным. А всё модное напяливают без разбора на всё подряд. Под эту марку сводят бразильскую сельву, уничтожают тонны живых существ, без которых желудок человека и его вожделения могут обойтись. Выкачивают нефть, выгребают уголь, выхолащивают недра, так что дрожит земная ось. А как же! – мы ответственны за наших чад. Их нужно обеспечить всем не необходимым. Красивое это слово – «ответственность».

Как сейчас все ударились в «здоровье». Эта болезненная забота о здоровье поражает всё вокруг как взбесившаяся бледная спирохета, которой дали неограниченную власть. На все лады пекутся о мешке с костями, и так и сяк стараются его поддержать, чтобы стоял он ровно, не падал и был без складок. Однако он кособочится, опадает и становится похож на тряпку. Мешок он и есть мешок.
Вот пролетел паучок на своём судёнышке-пилигриме – серебристой паутинке и зацепился за мой свисающий на глаза локон. Я осторожно снял этого вечного странника и он продолжил своё непредсказуемое путешествие. В связи с этим я вспомнил бессмертный шедевр для детей «Муха-цокотуха». Почему паук там отрицательный герой, а муха и комар положительные? Или это тонкая ирония? Правда традиционно все трое этих членистоногих не вызывают никаких симпатий. Но я не зря антитрадиционалист. Я люблю пауков. Больше всего мне импонирует их отшельничество. Покачиваются на газовых вуалях своих сетей в одиночестве, храня тайные и непостижимые крипториумы своих крестов, и все пертурбации космосов лишь отсвечивают на прозрачном шёлке натянутых нитей.

Моя литература – это нелитература, это сублитература, литература деления на ноль, это липолитература (от греч. «липо» - отсутствовать, а не «липа», хотя можно сказать и так – я не обижусь). Можно назвать её алеаторной (нетрадиционной) литературой ниже нуля. Можно вообще никак не называть.

Я антиполитичен, а не аполитичен. «Анти» означает против, а префикс «а» означает «не». Противополитичен и неполитичен. Чувствуется разница? В первом случае есть определённая позиция и довольно твёрдая.

По многочисленным радионахалам, которых расплодилось нынче на волнах нашего безбрежного радиоморя как вшей на тифозной тусовке, постоянно крутят один рекламный ролик фильма об антиподах: человеческая цивилизация сталкивается с антиподами из иных миров. Диктор вполне серьёзным голосом декламирует: антиподы наша полная противоположность и они опасны,о Боже! мы все погибнем! Передо мной сразу возникает образ Михаила Задорнова. Если эти антиподы наши полные противоположности, то каким образом они могут быть опасны? Да они должны быть кротки аки агнцы. Кровожаднее и агрессивнее человека ни одного монстра не сыскать. Какие там антиподы?! Наши ребята, приняв на грудь по 0,5л, с любыми монстрами справятся при помощи одного лома, против которого, как известно, нет приёма, и сожрут этих антиподов сырыми вместе со всей требухой (при наличии конечно соответствующего количества огненной воды). Зверя страшнее человека мир ещё не видел, и, думаю, что не увидит.