Портмоне, часть 1

Вы помните это ощущение радости жизни - когда идёшь по тёмным коридорам университета, за спиной осталась мрачная аудитория, в которой ты сдал последний экзамен летней сессии - и вот ты выходишь в яркий июньский день, который радостно приветствует тебя обволакивающим золотистым теплом солнечного света, пахнущим утренней свежестью ветерком, ласково покачивающим светло-зелёную тень листьев деревьев в парке, а разбрасывающий бриллиантовые капельки фонтан окончательно убеждает тебя в том, что ты - свободен!
Свободен той свободой летних каникул, которая наполняет тебя  лёгкой всеобъемлющей радостью жизни - радостью знания того, что ты преодолел очередную полосу препятствий и теперь получил в награду лето, свободу и  будущую любовь...
Именно так я себя чувствовал, когда вышел июньским утром из недр одного из киевских небоскрёбов, в котором расположился визовый отдел немецкого посольства - и у меня в кармане был мой российский загранпаспорт с вклеенной в него R;ckkehrvisum - визой, позволяющей мне возвратиться в Германию после того, как... Но всё по-порядку.

Автобус в Прагу как всегда опаздывал. Я работал с ноутбуком, пятеро молодых армяночек на передних сидениях фоткали друг друга на смартфоны и возбуждённо болтали - по всей видимости, обсуждая результаты. Середина автобуса спала, а три русскоговорящие девушки с пивом в конце салона нестройным хором тихонько напевали песню из "Трёх Мушкетёров" (эта которая "пора-пора-порадуемся...".  Вот с этих "мушкетёров" всё и началось.
Мы разговорились, когда приехали на пражский автовокзал с романтическим названием "Florenz" - я помог им достать чемоданы из багажного отделения. Оказалось, три подружки - Настя, Света и Вера (блондинка, брюнетка и шатенка - врач, учительница и инженер)  живут и работают в Уфе, устроили себе летний отпуск в Риме - "Римские каникулы" - вставила Вера (шатенка), суетясь и пытаясь помочь мне достать один из чемоданов, пока Настя (блондинка) покачивая сигаретой рассказывала про Рим, а Света (брюнетка) делилась впечатлениями о концерте Coldcut, на который подружки попали прошлым вечером. В общем, разобравшись с чемоданами, мы решили, что разговор не закончен и нам обязательно надо встретиться на Карловом мосту после того, как мы расселимся по нашим отелям.
Обменявшись на всякий случай вотсапами, мы разошлись - я спустился в метро, а девушки решили сэкономить трафик и взяли такси.
В эйфории от предвкушения весёлого вечера я купил билет и небрежно сунув портмоне в сумку (было жарко, я был в футболке и джинсах - поэтому сумка, застёгнутая на молнию, казалась мне самым надёжным местом для денег, банковских карт и документов) углубился в раскрашивание фотки для инстаграма.

Насколько прекрасны возможности, предлагаемые нам приложениями для обработки изображений! Жонглируя цветом неба, травы и воздуха, превращая прямые линии функциональной архитектуры в замысловатые шедевры инопланетных зодчих, с лёгкостью пренебрегая гравитацией - мы превращаем привычный мир во вселенную, полную красоты и гармонии - и легко скользя по волнам нашей прихотливой фантазии, мы чувствуем себя такими, какими нас хочет видеть Бог -  очищенными от повседневной суеты, воспарившими над мелкими проблемами бытия...
Обдумывая очередную фишку, которая ещё больше украсит и без того напрочь оторванный от реальности пейзаж на экранчике, я обвёл слегка отрешённым взглядом людей в вагоне, глядя скорее сквозь, чем на них - интересных персонажей или просто красивых девушек среди них не было. Чисто случайно, скорее на автомате, мой взгляд зацепился за мою сумку, в которой лежал кошелёк. Что-то с ней было не так. Неправильно. Тревожно неправильно.
Замок на молнии - я же его закрывал!
Точно помню!
Сейчас замок был открыт.
 
Сумка.
Сумка, сетка, авоська, барсетка, рюкзак, вещмешок, чемодан, сумочка... Последняя разновидность требует особого рассмотрения.
Никто не будет отрицать того, что сумочка является частью туалета женщины и поэтому должна "соответствовать" - быть не только функциональной, но и элегантной, желательно наличие логотипа известного бренда - в общем, говорить окружающим женщинам, какая крутая и успешная её обладательница.
Причём для мужчин это остаётся исключительно "бабской фишкой", поскольку роли в оценке привлекательности хозяйки этого реквизита никакой не играет. Дело в том, что детали женского туалета - красивое платье, обувь, причёска, украшения - оцениваются мужчинами в первую очередь по тому, как это будет выглядеть в момент свершения сакрального акта близости. Можно ласкать женщину в красивых туфлях, дорогих бусах, серёжках, браслетах, а платье вообще предлагает раздолье для фантазии...
А теперь представьте себе, что вы занимаетесь любовью с женщиной, у которой на плече сумочка с именем какого-то Михаила или Луи... И в самый интересный момент она ещё начнёт искать в ней свой айфон… Представили?
Нарушение потенции и комплекс неполноценности вам обеспечены.

На моей сумке нет возбуждающего женскую фантазию имени известного дизайнера. Главное её предназначение - хранение и помощь при переносе в пространстве предметов первой необходимости, для которых нет места в моих карманах.
На этот раз в ней лежали:
1. Камера (дорогая) с накрученным на неё объективом (большой, тяжёлый и не менее дорогой, чем камера)
2. Ноутбук (дорогой)
3. Два жёстких диска с проектами (восемь терабайт материала) и шнуры для их подключения
4. Загранпаспорт
5. Портмоне

Pастсёгнутым оказался замок именно того отделения сумки, в котором лежали жёсткие диски. Загранпаспорт. И Портмоне.

„Блин, жёсткие диски... Неужели вывалились?! Там же три недоделанных проекта! Если упали и повредились?! Это же полный п…!“
В панике я сунул руку в распахнувшееся смутной темнотой пространство сумки - диски были на месте.
Облегченно вздохнув, я профилактически пошарил в поисках паспорта - на месте…
Теперь портмоне…
…
…?
…?!
…!!!!
Похоже, я выронил портмоне…
Осмотрев пол вагона вокруг меня, я понял, что портмоне я не выронил.
ЕГО У МЕНЯ УКРАЛИ!

 По Кьеркгору, несчастные люди делятся на два типа: сожалеющие о счастье в прошлом и ждущие счастья в будущем. В нашей современности понятие счастья напрямую связывается с деньгами - точнее, с количеством их. В этом нет ничего странного - человек, имеющий деньги, может себе позволить пользоваться большим количеством того, что предлагает ему общество - начиная с базовых потребностей (жить в экологически чистой местности, в большом доме, покупать качественную и вкусную еду, лечится у лучших врачей, иметь красивых и здоровых сексуальных партнёров и соответственно, производить более качественное потомство), заканчивая возможностью приобретать совершенно ненужные вещи, чья функция заключается в донесении до окружающих факта наличия лишних денег у их обладателя, возбуждая зависть и желание заработать (в лучшем случае) или отобрать у кого-нибудь столько же или больше денег для приобретения таких же вещей, с тем что бы вызвать чувство зависти у своего окружения - тем самым обеспечивая непрерывное движение в рамках товарно-денежных отношений, являющихся основной силой, которая двигает (на данный момент) то, что мы называем прогрессом.

Так было не всегда.

 Было время, когда люди не знали денег. Для того, что бы понять, как это было возможно, необходимо для начала разобраться, что представляет из себя человек.
 Мы возьмём за основу определение человека, выведенное Платоном: „Человек - это двуногое существо без перьев“, добавим к нему Аристотелевкое „Общественное животное“ - согласно которому человек реализуется только в социальной жизни, вступая в хозяйственные, политические и культурные отношения с другими людьми - и тем самым создаёт общество, которое в обратной связи оказывает формообразующее воздействие на отдельную личность. Последующие определения - „человек созидающий, играющий, мыслящий“ и т.д. вытекают из этих двух основных определений и рассматривают социальные аспекты нашей сущности. Закоплексованных мизантропов типа Ницше, определившего человека как „больное животное“ мы оставим за пределами рассмотрения - болезни тела и неудавшаяся личная жизнь естественным образом влияют и на мировоззрение, разочарование и гордыня заставляли беднягу проецировать свою дефективность на всё человечество.
Духовную составляющую человека - которая, на мой взгляд, и является основополагающим вектором нашего бытия, мы пока очень осторожно отложим в сторону, что бы обратиться к ней в конце наших размышлений, и вернёмся в наполненную летним солнцем и беззаботными туристами Прагу, на станцию метро „Ново Бутовице“, на выходе из которой я как раз набираю 110 - универсальный во всей Европе номер полиции. После того как я объяснил, что у меня украли все деньги и документы кроме паспорта, мне пообещали, что „коллеги“ приедут и заберут меня - только нужно назвать адрес, где я нахожусь.
- Ну я же сказал, что на выходе из станции метро „Ново Бутовице“
- Этого недостаточно, надо улица и номер дома
- Да нет тут названий улиц, одни номера!
- Этого недостаточно, рядом с вами должна быть лампа
- ?!
- Лампа, рядом с вами должна быть лампа
Надо сказать, что разговор вёлся на довольно сносном немецком языке - в котором значение слова „Lampe“ отличается от русского только более узким значением - это либо настольная лампа, либо фонарик - для всего остального имеются отдельные названия (например, лампа накаливания - это „Birne“, радио  лампа - „R;hre“и т.д.). На всякий случай оглядевшись - мало ли, может действительно какой-нибудь фонарик рядом валяется (наличие настольной лампы на тротуаре я заранее исключил) я сказал, что никакой „Lampe“ в пределах обозримого пространства не наблюдаю.
- Посмотрите внимательно, рядом с вами должна быть лампа, а на лампе должен быть номер - мягко, но настойчиво повторяла женщина-полицейский, при этом её интонация очень напоминала интонацию медсестры, разговаривающую с пациентом, страдающим болезнью Альтсгеймера. Ситуация становилась всё более абсурдной - никакой лампы ни с номером, ни без номера я вокруг себя не видел.
- Лампа, большая, уличная…
- Уличная! - я понял, что она имела в виду - Уличный Фонарь! -„Laterne“ по-немецки…
- (Ни одному немцу не придёт в голову обозвать этого гордого и романтичного стража ночных улиц лампой)
Действительно, метрах в пяти от меня стоял такой уличный фонарь, подойдя к которому я заметил бирку с выбитым на ней шестизначным номером, который и назвал терпеливой даме. „Коллеги сейчас приедут и заберут вас“ с облегчением (мне даже показалось - с улыбкой) пообещала полицейская и положила трубку.
Я тоже положил телефон в карман и с чувством того, что всё будет хорошо, перешёл через дорогу - там была небольшая площадка, которую окружали относительно новые, светло-коричневого кирпича, жилые дома - похоже, я оказался в каком-то спальном районе - прохожих было немного, и часто мимо меня проходили относительно молодые и миловидные мамаши с разнокалиберными дитёнками - от спящих грудничков до вызывающих и памяти выражение „броуновское движение“ младших школяров. Воздух пах большим городом - той самой смесью техники, уличного шампуня и ещё чего-то - на этот раз „Что-то“ было запахом цветущей сирени, под которой стояла весьма симпатичная скамейка. На неё я и присел.


Прошёл час. „Коллеги“ из полиции не появлялись, и моя убеждённость в том, что „всё будет хорошо“ начала постепенно растворяться в чувстве тревоги и неуверенности - приближался вечер, а я был один в  чужом городе, в котором я не знал ни души, совершенно без денег и возможности их достать. Ночь в гостинице я оплатил ещё когда забронировал номер, но утром мне надо было в аэропорт - и я надеялся, что в полиции смогу взять хотя бы 100 евро в кредит (должна же быть возможна какая-то помощь пострадавшим туристам?!) что бы хватило на такси и первое время в Киеве...
 
 Можно много говорить о том, что деньги - это зло. О том, что банки - это средоточие мирового зла, а банкиры все как один - прислужники лукавого. Но!
 Живя в обществе, взаимоотношения между людьми в котором выстроены как взаимоотношения между товаром и деньгами, мы вынуждены иметь деньги для обеспечения своей свободы - точнее, того уровня существования, который мы обозначаем как „свободный“. Можно жить совсем без денег, тем более летом, в большом городе - спать на лавках в парке, питаться на помойках возле ресторанов, да и с одеждой тоже не проблема - можно, например просто зайти в прачечную самообслуживания - там люди часто просто оставляют вещи в стиральной машине и уходят в соседнее кафе или просто по делам, пока вещи стираются - достаточно посидеть немного, делая вид, что читаешь газеты и ждёшь своей очереди - наблюдая, пока какой-нибудь лох - желательно, из серии „молодой-динамичный“ (такие, как правило, живут одни и стирать носят исключительно свои вещи - зачем уносить с собой вещи целого семейства?) не забросит свои шмотки в машинку, и нажав „старт“ уйдёт, что бы со смыслом потратить те 30 минут, которые нужны стиральной машине на возвращение кинутых в неё вещам приятной чистоты и свежести. Остальное - дело везения, скорости и наглости - дождаться, пока машина остановится, щёлкнув замком, блокирующим дверцу барабана, с независимым видом подойти к машине, переложить вещи в приготовленный заранее пакет - и с достоинством удалиться, уступив дорогу входящему в прачечную «молодому-динамичному»...
Посушить вещи можно в парке на скамейке, там же оставив пакет с теми вещами, которые не подошли вашему изысканному вкусу истинного джентльмена...

Но это - крайности. Человеческая личность является сложной смесью потребностей, желаний и убеждений, в этой смеси социальная адоптация  является одной из базовых потребностей, уходящей корнями в желание иметь вокруг себя зону безопасности и комфорта. С самого детства целью нашего воспитания в семье, школе, университете является создание личности, максимально адоптированной в окружающем нас социуме, что предполагает принятие на уровне аксиом систему ценностей этого социума - в первую очередь понятия о том, что есть „хорошо“, а что есть „плохо“. Это структурирует наше мышление, формирует потребности и представления о том, какими способами эти потребности могут быть удовлетворены. На основании этого мы определяем наши цели - в детстве эти цели проявляются в форме фантазий и грёз, базирующихся на сказках, затем мы присматриваемся к опыту родителей и соседей, сравниваем эти наблюдения с опытом, почерпнутом из медийных источников. Именно на основе этой потребности выстроена главная ловушка современного общества, своеобразное распутье, на котором человек выбирает весь свой жизненный путь. Суть этой ловушки на первый взгляд, весьма прозрачна: степень адоптации определяется статусом индивида в обществе. Этот статус в своём изначальном смысле является ничем иным, как показателем полезности этого индивида для той группы людей, в которой он на данный момент находится. В простых, по большей части замкнутых на себя группах - племенах, сёлах, комуннах и им подобных, где все члены этого сообщества хорошо знают друг друга, статус является неотъемлемой и всем известной составляющей каждого индивида - вне зависимости от его социальной или экономической важности - достаточно просто принадлежать - быть «своим» для окружающих. В таком обществе человек чувствовал себя относительно уверенно и безопасно - наличие статуса давало ему уверенность в завтрашнем дне, обеспечивало ему (в зависимости от качества статуса) определённую поддержку и защиту.

 Моя поддержка и защита» в лице пражской полиции похоже вовсе не собиралась проявляться. Я ещё раз набрал 110 и поинтересовался, когда же за мной наконец приедут. Ответом мне было пространное объяснение на чешском варианте английского языка сложной криминальной ситуации в городе, нехватки кадров и высокой занятости «коллег» - но если я смогу своим ходом добраться до ближайшего «пункта» (участка) - то меня там обязательно сразу примут, выслушают и помогут. Записав адрес и забив его в навигатор - это действительно было в 15-ти минутах ходьбы - я покинул уютную скамейку под кустом ароматной сирени и волоча за собой тарахтящий пластмассовыми колёсиками чемодан, бодро зашагал навстречу своему «принятию» в полицейский участок.

Спальный район, через который я продвигался, оказался довольно запутанным и хаотичным скопищем чистеньких жилых пеналов, игровых площадок и сквериков. Шум большого города постепенно затухал, уступая место щебету детских голосов, суетному гомону воробьёв и редким окрикам взрослых...
В этой идиллии не нашлось места для такой мелочи, как таблички с названиями улиц, и несмотря на усердно-туповатые подсказки навигатора, с трудом проборматывающего чешские названия, я почувствовал, если мне кто-нибудь просто не подскажет типа: буду я искать злополучный участок долго...
 Отрвавшись от навигатора, я осмотрелся и увидел двух молодых женщин с маленькой девочкой, прогулочно-гуляющих мне навстречу и - о чудо! Говорящих между собой по-русски.

Молодые женщины оказались мамой и бабушкой(!) маленькой Анечки - это выяснилось после долгого кокетливого смеха в ответ на мой вопрос «а вы как - типа три сестры?» Отсмеявшись, девушки поведали мне, что совсем недавно поцарапали их новенькую шкоду-октавию и они были вынуждены обратиться в полицию, чтобы страховая компания им оплатила лакировку. Короче говоря, женщины знали, где находится полицейский участок и даже предложили довести меня до него - «этонедалековонзатемдомом (взмах рукой) направо-незатемаследующим (вмешалась бабушка) за-тем! За-тем!  (Захлопала в ладошки Анечка) итамсовсемрядом!»
Минут через пять прогулки и весёлой болтовни трёх женщин мы остановились перед безликим одноэтажным бетонным блоком с окнами, забранными решётками и одной дверью - «Вот здесь!» кивнула молодая бабушка, и мы распрощались: «Удачи Вам!» - улыбнулась мне мама, «Пока!» - протянула распахнутую ладошку серьёзная Анечка «До свиданья! Что бы всё получилось!» кивнула мне бабушка, подтирая носик упиравшейся внучке.
Подойдя к двери, я нажал кнопку звонка. Потом ещё раз. И ещё. Моя эйфория после короткой прогулки с весёлой троицей снова начала растворяться в судорожном мраке нервного беспокойства - что делать? Снова звонить, объяснять, требовать? Блин...
Достав телефон, я снова начал набирать сакральные 110 «Полиция...» скрипнул женский голос в трубке - и тут из-за угла строения чинно выплыла парочка полицейских - молодой мужчина с брутальной рыжей небритостью и девушка с кокетливо заплетёнными в косичку каштановыми волосами лет двадцатипяти.  Я нажал отбой и с радостной (как мне показалось) улыбкой сделал шаг навстречу невозмутимым стражам порядка.
- Hallo! - Начал я было объясняться - I was robbed, my money...
- Pass! - устало уронила полицейская девушка, отрешённо глядя в сторону. Я протянул ей свой паспорт, но взял его брутально-небритый. Пролистав его и вопросительно взглянув на меня, полицейский что-то сказал своей коллеге неожиданно высоким, но бархатно-приятным голосом и обратился ко мне:
- ID card, please.
- But I‘ve just said, I was robbed...
- Go! - повернулась ко мне девушка и распахнула дверь участка, пройдя впереди меня. В самом начале тёмно-серого коридора, справа от входа оказалась ещё одна дверь, зелёная (цвет надежды! - отметил я) которую девушка отворила тем же ключом.
- Wait! - кивнула она мне, приглашая (или приказывая?) войти в небольшую  - метра 3 на 4 комнату с большим столом посередине и несколькими стульями вокруг него.
- How long? - поинтересовался я
- 20 minutes. May be.
-
И я стал ждать.

...Мартовское солнце заливало весенним светом и теплом простиравшийся у наших ног город. Для нас, воспаривших на искрящемся потоке нежности, время замерло: её мягкие, нежно-требовательные губы, длинный и упругий язычок упрямо боролись со жвачкой, которую я не успел выплюнуть.Мы целовались, смеялись и фотографировались - на смотровой площадке Высокого Замка во Львове. Её маленькая дочка крутилась вокруг нас, и мы играли с ней в догонялки, потом останавливались, посмотрев друг-другу в глаза - и чувствовали, где-то в самой глубине наших вдруг очистившихся от всего мусора цивилизации сознаний, что вот оно - счастье. Единственное,  настоящее счастье, которое может быть дано человеку - счастье любви - любви, обнявшей нас своими искрящимися от радости и страсти руками, нежно унося в прекрасное, полное неизведанных радостей далёко...

Я очнулся. Вокруг меня были серые стены, ярко освещённые двумя лампами дневного света на потолке. Большое окно за решёткой выходило в тёмный двор, в котором ничего, кроме растущих под окнами кустов не было видно. Пришёл я сюда в восемь вечера, сейчас было без десяти девять - обещанные „20 minutes“ растянулись почти до часа, но никто не приходил меня допрашивать (снимать показания, составлять протокол) - в общем, ситуация застыла, никуда не двигалась и я не мог ничего предпринять, кроме как напомнить о себе. Я вышел в коридор. Слева был выход, справа, метрах в пяти от меня, предбанник заканчивался металлической дверью с решёткой из-за которой доносились несколько голосов.
Я постучал. Голоса сразу затихли, послышались тяжёлые шаги и дверь открылась. Меня обдало волной пропитанного запахом мужского пота и какой-то колбасы воздуха, и в проёме оказался громоздкий мужик в полицейской униформе. Его маленькие глазки на круглом гладко выбритом лице острыми буравчиками вопросительно уставились на меня. Впрочем, выбритым оказалось не только лицо - полицейский был без фуражки и кожа на черепе отражала блики ламп дневного света на потолке.
- I am waiting since... - начал я
- I know - промычал полицай - we have many crimes in the city, my colleague will come to you
- When?
- When he has time. Wait.
- But...
- Wait.
Ну что тут скажешь? Без протокола из полиции я не смогу пересечь границу Чехии - у меня остался мой российский загранпаспорт, но пластиковая карточка с видом на жительство - она же виза для евросоюза, осталась в портмоне, вместе со всей наличностью и банковскими картами.
- Fuck you... Смачно выругавшись в захлопнувшуюся дверь, я возвратился в свою «приёмную»

Власть.
Образ в нашем сознании, вызывающий самые противоречивые чувства - от уважения, любви и обожания, до ненависти и абсолютного отрицания. Изначальная функция власти в первобытном обществе - принятие решений в критических ситуациях, когда племени угрожает опасность уничтожения от соседнего племени, диких зверей, или природных катаклизмов. Противоречивая сущность человека, выражающаяся с одной стороны в стремлении к максимальной личной свободе и потребности быть частью социальной группы с другой, ещё не была осознана и сформулирована - человек не чувствовал себя личностью в том смысле, как это понимаем мы - но уже тогда он ощущал противостояние между своей жизнью и внешним миром - природой, частью которой он являлся, но которая была часто беспощадно жестокой и смертоносной. Объединившись в группу - племя, человек увеличивал свои шансы на выживание - в группе проще обеспечивать безопасность, охотиться, строить жильё, воспитывать детей - да и если быть честным, в группе просто веселей жить - можно посидеть вечером перед костром, поджаривая мясо мамонта пофилософствовать о преимуществах каменного наконечника перед просто заточенной палкой, спеть пару любимых песен, пофлиртовать с симпатичными самочками... Из-за которых легко можно было и подраться с наглым соплеменником, вообразившим себя более умным, сильным и красивым - разбить ему его первобытную морду с нечищенными зубами, чтоб не выёбывался - тем самым доказав всем остальным, что ты самый сильный и самый умный - соответственно, самый красивый и достойный того, что бы все самки автоматически хотели иметь от тебя детей - со всеми предшествующими тому удовольствиями... В общем, в силу более развитого инстинкта самосохранения и как следствие - обострённой интуиции (тогда это называлось - даром предсказания, позволявшим видеть сытое и счастливое племя во главе с тобой - самым сильным и умным) женщины решали, кто будет ими  обладать, обеспечивая взамен на удовольствие самыми престижными местами стоянки и свежей мамонтятиной.

Обладая властью, человек имеет возможность удовлетворения практически всех своих потребностей - ведь он отвечает за безопасность племени и должен все свои силы, мысли и время посвящать обеспечению этой самой безопасности, а не отвлекаться на то, что бы подтырить где-нибудь кусок пожирнее или уболтать симпатичную соплеменницу на поход в ближайший кустарник - племя, понимающее тяжесть бремени, которое несёт их избранник, должно предоставить ему всё выше перечисленное в качестве благодарности.

- We can make protocol now -
дверь открылась и вошла девушка-полицейский с кокетливой косичкой.
- Do you need interpreter? If you need interpreter, we have to wait about two hours - he is not hier.
- No-no, I don‘t need one - я энергично отказался и отложил ноут (еще не хватало ждать переводчика - уже 11 вечера, мне надо в гостиницу и ждать ещё два часа у меня не было никакого желания)
- but I must write protocol in czech - I ask you in englisch and write it down in czech - ist it ok for you?
- Yes, yes - закивал я (давай уж быстрей составляй этот грёбанный протокол! - Мне ещё надо проблему решить, где денег достать!) - it‘s ok for me.
Протокол мы составляли минут сорок, после чего меня пригласили непосредственно в «офис» - помещение с тремя столами, за двумя из которых сидели два мужика-полицейских - один давешний с рыжей небритостью и один абсолютно лысый громила с лицом отморозка из 90х. Неожиданно высоким и хорошо поставленным голосом (Демис Русос, блин! - с удивлением отметил я) громила предложил мне позвонить в немецкое посольство - там есть телефон для экстренных случаев - объяснил он.
В участке пахло кофе и какой-то колбасой, мягко жужжали лампы дневного света - было как-то располагающе уютно. Я набрал номер и стал ждать. Гудков через двадцать в трубке раздался мужской голос, говоривший на немецком с лёгким акцентом «Deutsche Botschaft, mein Name ist ..... wie kann ich Innen helfen?“
Я объяснил свою проблему, и голос посоветовал мне прийти в посольство утром к открытию. «Но я не могу к открытию, у меня утром самолёт, можно решить проблему сейчас?» начал я, на что мне ответили, что решать такие вопросы должен другой Herr, который мне перезвонит через несколько минут. «Ну-ну - подумал я - перезвонит, как же, полночь на дворе». Три пары полицейских глаз смотрели на меня с выжиданием - я объяснил им, что мне обещали перезвонить. «Ok, you can wait here. Do you want cafe?“ - похоже, полицейские начали испытывать ко мне какое-то уважение. От кофе я отказался, и мы разговорились. Оказалось, что я нахожусь в «русском» районе - тут живёт много выходцев из России и Украины и обокрали меня скорее всего соотечественники. Не скажу, что это принесло мне какое-то облегчение - но некое подобие гордости я испытал - всё же не чешский лох меня кинул, а свой, родной карманник... Минут через шесть мой телефон зазвонил и высветил неизвестный немецкий номер. На этот раз говоривший был немцем - литературный немецкий - „Hochdeutsch“ звучал без малейшего намёка на акцент. Я ещё раз объяснил ситуацию - внимательный и вежливый слушатель вдохновлял меня на красочное описание моей проблемы. Но всё оказалось не так просто.
- Вам надо завтра прийти в посольство, мы дадим Вам справку, дающую право на въезд в Германию, посадим на автобус и отправим домой...
- Но мне надо в Киев!
- ...там Вы обратитесь в полицию, Вам сделают новый вид на жительство, и потом Вы сможете лететь в Киев.
- Но мне надо быть там завтра! Меня девушка любимая ждёт! Понимаете?!
- Понимаю. Но если Вы сейчас полетите в Киев, то не сможете потом въехать в Германию.
- А если я обращусь в немецкое посольство в Киеве?
- Не факт, что Вам там помогут. Вы - гражданин России, с Украиной у вас проблемы, Вам придётся лететь в Москву и там обратиться в наше посольство. Я Вам настоятельно рекомендую отложить поездку.
- Но меня ждут завтра в Киеве!
- У Вас будут проблемы. Приходите завтра к нам, и мы Вам поможем уехать домой.
- Вы понимаете, что я пообещал девушке - любимой девушке! - Что завтра прилечу? Я готов к тому, что у меня будут проблемы - но для меня важнее быть завтра в Киеве. Вы не могли бы мне одолжить сто евро, что бы я мог добраться до Киева? Я их Вам переведу, как только буду дома.
- Нет.
- У Вас есть любимая девушка? 
- У меня есть жена. И я её люблю. А если бы у меня была проблема, сходная с Вашей, она бы меня поняла и подождала, пока я оформлю новые документы.
- Но она мне не жена! А любимая! Мне очень надо быть в Киеве!
- Если любит - поймёт и подождёт.
- Ich habe Sie verstanden. Aufwiederh;ren.
- Aufwiederh;ren. Wir sehen uns Morgen?
- Fuck you!
Полицейские с интересом наблюдали за мной, пока я метался с телефоном из угла в угол, пытаясь пробить броню немецкой ментальности.
- Can they help you? - спросила меня полицейская с косичкой
- No! Fucking bureaucrat!
- Germans.
- Oh yea... may I ask you to lend me money? I send it back as I‘ll be home?
- No-no, its imposdible.
- Ok. Can you drive me to hotel?
- No we must work. You can get metro.
- But I have no money for ticket!
- No problem. We give you protocol, its enough.
- Ok. Thanks
Fuck you! В который раз за сегодня выругался я, выйдя из участка на ночную улицу. Было тихо, безлюдно и приятно-прохладно. Я покурил, и зашагал в сторону станции метро, взрезая спокойствие спального (русского!) района тарахтением пластиковых колёсиков чемодана.
- ****ь! ***** она, я же тебе говорил, что эта проститутка с этим пидором Янеком трахается! А ты мне не верил!  Друг, *****, друг! А бабу твою трахал за твоей спиной!
Донеслось до меня из-за кустов. «А вот и соотечественники» - подумал я, гадая, заинтересует ли их одинокий турист с чемоданом - страха я не испытывал, с пьяными соотечественниками разговаривать я умею, да и пачка сигарет у меня была почти полной - вполне достаточно для дружеской ночной беседы с аборигенами.
- ****ь, морду ему набить? Хотя ей надо ебло расхуярить, ****ища хохляцкая!
- Да ****и они все, хохлушки эти - гены у них ****ские - всю жизнь их польские паны ****и, вот они и не могут с нормальными мужиками жить - всё как увидят поляка - так и ноги, ***** врозь!
- Так он Янек - чех!
- Да какая нахуй разница! - Все они - пидоры!
-
-
- Увлечённые увлечённые гендерно-национальной проблематикой, собеседники не обратили внимания ни на меня, ни на мой тарахтящий чемодан, и я без происшествий дошёл до метро. Поезд пришёл через две минуты, я доехал до гостиницы, принял душ и рухнул в свежую постель.

СОН

Мне приснилось, что я шёл по берегу океана.
Было тепло, босые ступни приятно ласкал мягкий песок, утреннее солнце не было жарким и шум прибоя помогал находиться в состоянии лёгкой эйфории. Но когда я захотел искупаться, оказалось что перед линией прибоя натянута колючая проволока. Любоваться волнами можно, а подойти к воде - нельзя. Я попытался пролезть под проволокой, но оказалось, что и проволока протянута и под песком. Как это обычно бывает во сне, я этому не удивился - тем более, что у меня в руках вдруг оказались кусачки и я смог прогрызть достаточно большой лаз в ржавой колючке. Но тут начался отлив  - волны, к которым я так стремился, начали стремительно удаляться. Этому я тоже не удивился - и побежал за убегающим океаном.
Внезапно я оказался в каком-то старом доме, на длинной деревянной лестнице. Стёртые множеством ног ступеньки своей шаткой ненадёжностью заставляли ступать по ним с осторожностью, иногда даже приходилось переступать через оставшиеся вместо рассыпавшихся или прогнивших досок наполненные мраком дыры в лестнице. Без всякого перехода я оказался в огромном, очень светлом помещении - настолько огромном, что не было видно стен - но это было закрытое помещение - я в этом был уверен.
Вдалеке мерцало что-то блестящее, и я пошёл туда. По мере приближения оказалось, что блестящее - это танцующая черноволосая девушка в длинном, переливающимся всеми цветами радуги платье, переливающимся настолько, что оно не имело постоянного цвета - он постоянно менялся. А девушка - это была она! Та, к которой я летел в Киев! Я побежал. Бескрайность вдруг превратилась в узкий коридор, на стенах которого висели чёрно-белые фотографии. Присмотревшись, я с похолодевшим сердцем увидел, что на всех фотографиях была она - моя любимая, занимавшаяся любовью различными людьми - мужчинами и женщинами. Среди них был её бывший муж, подружки, с которыми она меня знакомила… Встречались мужские особи явно выраженной арабско-турецкой наружности. Я не могу описать пронзившую меня боль. На одной из фотографий, очень маленькой, неконтрастной и какой-то помятой, я увидел нашу любовь. На заднем плане, в расфокусе, свернувшись калачиком,  спала её маленькая дочка…

Я проснулся в шесть. До самолёта ещё достаточно времени, чтобы найти пару сотен евро, необходимых на такси до аэропорта и снятие апартаментов в Киеве. Приняв душ, я спустился в лобби и попросил портье вызвать директора отеля, не очень надеясь на то, что в это время он окажется на работе. Оказалось - оказался.