Прощай, Эммаус!

- И что за название такое странное – Эммаус? – лениво спросила Натка. – Вон Симоново, вон Мошкино, - она щурилась на указатели, мимо которых мы проезжаем. – А Эммаус откуда взялся?
- Раньше Эммаус назывался Чертовой Ямой. - Я не смотрела на Натку, только на дорогу. – Но не всем это название нравилось. Захотели село переименовать, да не знали во что. Тогда решили, что село это очень похоже на Эммаус в Израиле. В темноте одно от другого не отличишь. Да и находится наше село от центра Твери в шестнадцати километрах. Ровно столько же от библейского Эммауса до Иерусалима.
- Девочки, а может сразу домой? – подала голос Юля.
О! Наша спящая принцесса очнулась! Сбегайтесь принцы!
- У меня столько дел, столько дел, - Юля обреченно вздохнула.
Надо досчитать по пяти, потом до десяти. Ничего не помогало, я взорвалась:
- А ничего страшного, что мы сразу договорились: на обратном пути из Питера заедем в Эммаус? Ничего страшного, что я там родилась и уже лет пять не могу туда вырваться? И вообще, это моя машина, и бензин оплатить мне ни одна из вас не предложила. Так что если кто-то куда-то торопится, он может выметаться, так и быть приторможу!
- Ты обиделась? – на удивление спокойно спросила Юля. – М-м-м, понятно, - и уткнулась в телефон.
Она стала что-то быстро набирать на сенсорной клавиатуре. Мне захотелось наплевать на дорогу, обернуться и выхватить у этой куклы Барби ее телефон. Что же она там пишет последние два дня?
Эту поездку в Питер мы с Наткой планировали уже давно. Дождались июня, Питер без белых ночей как виски без содовой, раскидали все планы и собрались. Только за день до отъезда Натка позвонила и спросила:
- Слушай, Вик, тут такое дело. Может, Юльку с собой в Питер возьмем?
- Это еще зачем? – я сильно удивилась, как нам в поездке пригодится гламурная блондинка.
- Спасать девчонку надо, - решительно заявила Натка. – У нее, - она совсем понизила голос, - депрессия.
Лучше бы у нее был стригущий лишай.
Юля опоздала к назначенному времени отъезда на полчаса. С укладкой, с макияжем, на тонких каблуках. Вяло поздоровалась с Наткой, молча кивнула мне.
Она обошла мою синюю KIA по кругу.
- А это твоя машина? – Юля поджала пухлые губы.
- Да, это моя машина, - вежливо ответила я.
- М-м-м, понятно. А мы на этом поедем в Питер? – она потрогала носком туфли чуть сдувшуюся шину.
- Да, - терпеть не могу сообщать очевидное, но видимо иначе никак.
- М-м-м, понятно, - снова изрекла Юля и сфотографировала мою машину на телефон.
Что, черт возьми, было ей понятно? И что она потом полчаса писала неизвестно кому? Про мою машину?
Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, я врубила музыку, но и тут меня обломали.
- Ой, девочки, а можно потише? – Юля чуть не плакала. – Я совершенно не выспалась.
Дальше мы ехали в полной тишине. Уже тогда я поняла, что поездка станет одним огромным разочарованием. Так и получилось. Юля не любовалась Питером, не глазела по сторонам во время прогулки на катере, не радовалась белым ночам. Вместо всего этого Юля страдала. Ее бросил Олег. Все было хорошо, и тут раз – дорогая, нам пора расстаться. Я не очень понимала, зачем тогда было тащиться в Питер? С тем же успехом Юля могла пострадать и дома, сидя в кресле. Для нее ничего не изменилось бы, а для нас… Натка вилась вокруг нее как клушка-наседка: Юлечка успокойся, Юлечка не плачь. Я честно наблюдала за этими танцами сутки, а потом свалила гулять одна. А теперь мы возвращались. Еще немного, и я забуду о существовании Юли и Олега, который следовал за нами всю поездку, точно тень отца Гамлета. А с Наткой нам предстоит серьезный неприятный разговор.
Я свернула с трассы на узкую дорогу. С одной стороны березы, с другой заросший ряской овраг. Двум встречным машинам здесь разъехаться очень трудно.
- Ой! Куда это мы?! – Натка прилипла к окну. – Вика, ты куда на везешь?!
Я таинственно молчала. Поворот направо. Теперь дорога вилась между огромных елей. Натка совсем притихла. Спуск налево и мы на месте.
- Ну всё, приехали! – я первой вылезла из машины, девчонки последовали моему примеру.
Натка ошалело вертела головой. Двухэтажные кирпичные дома на восемь квартир каждый притаились на опушке леса – вот и весь поселок. Коренную москвичку эта картина вогнала в ступор. Даже Юля чему-то улыбалась, закрыв глаза.
- Какой воздух! – выдохнула она. – Ты здесь родилась, да?
- Роддом в Твери, в центре, - пояснила я. – Но первые годы жизни здесь.
Я могла и дальше с упоением рассказывать свою захватывающую автобиография, но меня прервали.
- Вика! Вика приехала! – к нам навстречу из подъезда выскочила тетя Надя.
Не женщина – огонь. Копна рыжих волос колыхалась на ветру точно пламя. И такое же пламенное платье прикрывало ее внушительную фигуру.
- Здравствуйте, мои дорогие! Здравствуйте, мои хорошие! Приехали.
Нас расцеловали, каждую, троекратно. Тот факт, что с моими подружками тетя Надя даже не была знакома, ее ничуть не остановил. Натка выдержала всю эту процедуру мужественно, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Юля же чуть не заплакала.
- Ну, пойдемте, пойдемте! Я рыбки нажарила! Я тетя Надя. А вас как зовут?
Девчонки представились, по очереди.
Рыба ждала нас в глубоких тарелках и стыдливо укрывалась одеялом картофельного пюре, но выглядела все равно впечатляюще. Она сохранила свою первозданную форму, имела хвост и голову, только покрылась серебристой поджаренной коркой. Рыба смотрела на нас из тарелок с философской обреченностью.
Мы сели за стол. Натка тут же впилась в рыбу зубами, Юля взялась за телефон. Она фотографировала свою рыбу, под разными ракурсами, со вспышкой и без. А потом принялась что-то писать.
- Чего это она? – озадаченно спросила у меня тетя Надя, а потом обернулась к Юле. – Это рыба. Жаренная. Ее не фотографировать, ее есть надо.
- Спасибо, - очень холодно произнесла Юля. – Я на диете.
- Не волнуйся ты так, теть Надь, - вмешалась я в назревающий конфликт. – Теперь твою рыбу весь мир увидит, представляешь?
Но тетя Надя меня не слышала.
- Да какую тебе диету?! У тебя, вон кости из-под кожи торчат. На тебя мужик заберется, ты же пополам и переломишься.
Юля оторвалась от телефона, губы ее задрожали.
- Да как?! Как вы смеете такое говорить? – Юля задохнулась от возмущения. – Я девственница!
- Нашла чем гордиться, - пренебрежительно фыркнула тетя Надя. – Я про то и говорю. Кто на такой суповой набор позарится?
Краем глаза я заметила, как Натка показывает тете Наде большой палец. Юля от злости хлюпала носом. Этот прием безотказно действовал на парней, но не на нас. Тогда Юля назло всей Вселенной стала есть. Вцепилась в рыбу зубами и когтями, утробно заурчала. Мне стало страшно, вернется ли к Юле человеческий облик, когда рыба закончится.
- Тетя Надя, как вы тут Нашествие пережили? – надо было срочно сменить тему разговора.
- Ой, Вика, лучше и не спрашивай! Как нашло на нас Нашествие! Как нашло!
Рок-фестиваль Нашествие кочевал по Европейской части России, нигде долго не задерживаясь. Такой подарок судьбы всем хотелось поскорее сбыть с рук. Как его организаторы узнали о существовании моего Эммауса, загадка. В этот маленький поселок на пять домов в десяти километрах от дороги и без удобного съезда с трассы набились тысячи любителей музыки с палатками и рюкзаками. Выпивки много, еды мало. Все огороды местных жителей были просто вычищены. На закуску шли не только сливы и недозрелые яблоки, но даже корнеплоды. На грядках вместо картошки и свеклы остались унылые лунки. Нашествие прошло, а местный ОМОН еще неделю вылавливал любителей рока из эммаусских луж, утрамбовывал пьяными сонными подростками маршрутки до центра Твери.
Потом мы отправились гулять.
- Больше не могу, - стонала Натка. – Еще одна плюшка, и я лопну. Ну давай, Вика, показывай свой Эммаус!
Мы пошли мимо домов, покосившихся каруселей и кирпичных одноэтажных магазинов.
- Какое здесь все… потрепанное, - Юля взялась за телефон. – Винтаж, понимаю.
- Сама ты потрепанная, - огрызнулась я.
С Юлей не поспоришь. Дома были низкие и старые, штукатурка на них давно потрескалась. Кирпичная пятиэтажка когда-то выглядела вершиной современной цивилизации. Даже смешно.
- Ой, а это что за дом? – Натка ткнула в сторону остроконечной крыши, выросшей прямо из земли. Крыша поросла травой. – Здесь тоже кто-то живет?
- Нет, это землянка, - пояснила я. – Ее для хранения продуктов использовали.
Ну, хоть землянка их заинтересовала.
Дальше мы шли молча. Местная молодежь смотрела на нас подозрительно, чужаков здесь после Нашествия не очень любят. Пожилые приветливо здоровались, причем называли меня по имени, а я начисто забыла, как кого зовут. Все эти люди когда-то работали с бабушкой и дедушкой. Грозные и сильные учителя интерната, а теперь просто старики.
Юля жаловалась, что у нее отваливаются ноги. Еще бы, на таких каблуках. Она бы еще стрипы надела, или, прости, Шнур, лабутены. Натка смотрела на меня с надеждой: когда же начнется твой классный Эммаус, о котором ты все уши прожужжала? Лучше бы я показала им фотографии, которые сделала еще в школе. Вот там был настоящий Эммаус.
- Пойдемте в лес, что ли, - предложила я. Лес, точно не будет потрепанным.
В лесу было тихо и грязно. Полиэтиленовые пакеты цеплялись за кусты черники, боялись улететь. Чтобы не видеть всего этого, я стала смотреть вверх. Там качались вершины сосен, и синело небо, всё как в детстве.
Прогулка по лесу закончилась быстро. Юля достала своим нытьем, да и мне надоело разгребать покореженные пластиковые стаканчики в поисках ягод. Мы пошли к Волге.
- Вот здесь и проходило Нашествие, - я указала на спуск к реке.
Можно было и не говорить очевидного. Это была моя любимая долина. Крутой склон приводил к лугу. Здесь можно было бегать, кричать, сгонять грачей с насиженных мест и смотреть, как они черной тучей закрывают небо. Грачи улетели. Вся долина была изрыта глубокими следами шин. Травы почти не осталось. На краю долины стоял одинокий грузовик, рядом с ним валялась кабина этого же грузовика. Бегемот и отрубленная голова бегемота смотрелись живописно.
- А это тоже современное искусство? – Натка указала на гранитную глыбу, стоявшую на берегу Волги, прямо перед обрывом.
В глыбе угадывались женские черты: голова, груди, живот. Женщина получилась без лица и одежды. Первобытная. Можно сказать, праматерь. Мы называли эту скульптуру ласково бабой.
- Да нет, - ответила я. – Здесь лет десять назад скульпторы работали. Их скульптуры теперь по всей Твери стоят. А эту не доделали, так и забросили. Мы постояли на берегу, смотрели, как под нами медленно течет Волга.
- Поехали домой, что ли, - предложила я. Натка и Юля радостно подхватили эту идею.
Я удивилась: с чего вдруг стало так темно? Над нами столпились тучи, Волга налилась свинцом. Подул ветер. Ветер принес дождь. Дождь оказался не мокрый, а сухой и колючий. Действительно, пора уезжать. Рассядемся в машине, включим печку. Ветер взялся за нас основательно: схватил меня за волосы, тянул вверх. Я посмотрела на девчонок: их гривы тоже стояли дыбом. Идти стало тяжело. Всю землю будто бизоны истоптали, а тут еще этот ветер!
- А у меня зонтик есть, - с чувством внутреннего превосходства заявила Юля.
И раскрыла нечто маленькое и розовое. Да, Юля, под таким зонтиком только от лейки спасаться. Она хотела сказать что-то еще, но не успела, споткнулась. Вместо того, чтобы нормально упасть и подняться, Юля замахала зонтиком. Ветер радостно подхватил такую красивую игрушку и потащил к реке все сразу: Юлю, зонтик, туфли на каблуках. Юля не кричала, не плакала, просто удивлялась, широко раскрыв рот и глаза. Ее тащило к реке, зонтик рвался в свободный полет. Еще десять метров и обрыв: юлино движение назад окончится, начнется стремительное движение вниз.
- Бросай! Бросай зонтик, дура!
- Нееет! Не брошу!
Ветер выдрал из зонтика розовые крылья, оставил в руках Юли только спицы скелета.
Меня ударили в спину. Хорошо так приложили, чуть с ног не сбили.
- Натка, ты что сдурела?
Но вместо ответа я получила еще один удар: ветер гнал нас к реке.
- Аааа! – мимо меня пролетела Натка. Она едва касалась земли. Еще немного и все мы скатимся в реку.
Я посмотрела на Юлю, ее было не догнать, зонтик дал ей хорошую фору. Что же делать?!
- Баба! – закричала я. – Хватайтесь за бабу!
- Какую бабу? – подала голос Юля.
Как будто весь берег был усеян разными бабами: выбирай любую.
- Каменную! Каменную бабу!
Юля не растерялась, чуть скорректировала свой полет: ветер пригнал ее прямо к каменному изваянию, потом тоже самое сделала Натка, последней в каменную женщину врезалась я.
Мы стояли, плотно прижимаясь к бабе, точно дети, встретившие мать после долгой разлуки. Баба принимала наши бурные приветствия спокойно и равнодушно.
- Ты моя хорошая! Ты моя недоделанная, - приговаривала Натка, поглаживая бабу по голове.
Ветер только усиливался, небо совсем почернело. Даже вечно спокойная Волга пенилась и бурлила. Кто-то где-то включил гигантский пылесос, и теперь на нас летел мусор. Утеплительная пленка шевелилась в воздухе как привидение. Частокол огородных заборов пьяно танцевал. А мы стояли и ждали неизвестно чего.
- Вот видишь, Юль, как судьба повернулась, - Натка пыталась перекричать ветер. – Так и помрешь ты девственницей. Самого главного в жизни не узнаешь. Жалко, конечно.
- Вот только не надо меня жалеть! – огрызнулась Юля.
- А я не тебя жалею, а Олега. Сколько ты там его мурыжила? Год? Два?
- Три с половиной. – Гордо ответила Юля.
- Ну ты просто героиня! Я бы так не смогла. Три с половиной года встречаться, требовать от парня верности, а сама…
- Тебе не понять! Я не некоторые! Один раз поцеловались и уже эгрегорами объединяются. Вовсю.
Сейчас они поубивают друг друга. Или нас убьет ветер. Шансов выжить оставалось все меньше.
Вспышка света озарила всю долину и потухла. Я остановилась и задрала вверх голову. Высоковольтка! Высоковольтка качалась из стороны в сторону, плевалась искрами. Так шатается елка, по которой взобрался ошалевший от серебристого дождика кот. А если она упадет? Рухнет прямо на нас? Еще одна вспышка.
Белое пятно прилипло к проводам, которые тянулись от шатающейся башни. Очень знакомое белое пятно. Этого не может быть! На проводах висел плюшевый медведь! Так не бывает! Мой медведь! Его же сняли сто лет назад! Я сама его туда закинула! Гуляла здесь совсем мелкой. И швыряла Мишку куда повыше, долетит ли он до проводов. Долетел. Кто же знал, что всемогущие взрослые откажутся его оттуда снимать? Медведь провел на проводах лет десять, белел от солнца и дождей. Немой укор мне. Его сняли во время ремонтных работ. И вот он снова здесь. Белеет медведь одинокий.
- Пригнись! – заорала  прямо в  ухо Натка. Мне хватило ума сначала пригнуться, и только потом спросить «Зачем?». На нас летел очередной забор. Доски погладили меня по макушке. Еще секунда, и они разлетелись в щепки. Каменная баба стойко приняла удар на себя.
Да что же за место такое? Мы как три волоска на лысине, никакого укрытия! Я с тоской посмотрела на лес. В лесу было тихо. Сосны мерно покачивали лохматыми верхушками. Что же получается, ураган только у нас? А там, в лесу, мир и покой?! Бред какой-то.
- Двигаемся к лесу! – громко скомандовала я.
- Ты что, совсем двинулась? – закричала Натка. – Кто от урагана в лесу прячется?
- Сама посмотри, какой там ураган?
- Не дойдем! – завопила Юля.
- А кто сказал, что мы пойдем? – осклабилась я. – За мной!
Я легла на землю. Трава была мокрой и пахала грибами. Земля напоминала пластилин. Я поджала ноги под себя, руки протянула вперед. Девчонки смотрели на меня как на сумасшедшую и еще сильней прижимались к каменной бабе.
- Вперед! Вперед! Ничего сложного!
Я говорила неправду. Ползти по мокрой земле было зверски тяжело. Зато ураган остался где-то наверху, трепал волосы, забирался под куртку, но больше не тащил к обрыву. Наконец, Натка легла на землю, поползла. Юля последовала ее примеру.
Шли минуты, лес не приближался, баба по-прежнему нависала над нами. Так мы сутки ползти будем. Я месила всем телом мокрую холодную землю Эммауса. Когда-то эта земля питала меня силами, точно я цветок какой-то или дерево. В пять лет, в десять, в пятнадцать я приезжала сюда и чувствовала себя электростанцией: сколько энергии во мне бурлило. Все было интересно, все успевала. Я не признавала никаких других мест для отдыха. Родители и иногда заводили разговор о Крыме, о летнем лагере. У меня был один ответ: «Эммаус, только Эммаус!» Пригодились бы мне сейчас эти силы. Но нет. Земля больше не делилась со мной, только отбирала.
- Ааааа! – закричала Юля. – Мои руки! Мои руки!
- Что с твоими руками? – я по-черепашьи развернулась, придвинулась к Юле. – Вывихнула? Поранилась?!
- Они грязные! Почему они такие грязные?!
Это был не каприз, Юлю накрыла настоящая истерика.
- Послушай меня! – я требовательно схватила ее за плечи. – Это всего лишь грязь. Понимаешь? Она отмоется. А сейчас нам надо ползти вперед и не тормозить.
В подтверждение моих слов заскрипела высоковольтка.
Какой-то небольшой предмет упал на землю прямо передо мной. Это был мой медведь. Но этот медведь превратился в труху. Ватные истлевшие внутренности торчали наружу. Черные глаза смотрели в небо стеклянно и мертво.
- Что это? - Сдавленно пискнула Юля.
- Это труп моего плюшевого медведя, - сказала я.
Мы ползли, ураган не утихал. Высоковольтка сминалась и плавилась. Зачем я сюда приехала, еще и девчонок с собой притащила? А если с ними что-нибудь случится? Я же себе никогда не прощу! Мы постепенно набирали темп. Даже Юля двигалась вперед точными уверенными движениями. Видел бы нас сейчас наш физрук. Поставил бы всем зачет автоматом.
Периферическим зрением вижу лодку. Что это, дедушкина лодка? Да она же сгнила давно! Однажды мы с дедушкой поплыли на моторе, а весла забыли. Мотор заглох аккуратно посередине руки. Мы сидели в лодке и махали руками, кричали. Весело было. Вот ржавеет пляжная раздевалка. В нее невозможно было зайти. Здесь вечно кто-нибудь целовался.
- Мы это сделали! Сделали! – я первой вползла на колкую лесную хвою, перевернулась на спину.
Девчонки рухнули рядом со мной. Мокрые, грязные, мы смотрели в небо колючее от сосен.
- Вы хотите сказать, мы там были? – Юля ткнула пальцем в сторону Волги.
Лес укрыл нас, но ураган продолжался. Сминал ветхие сараи, точно бумажные и кидал их в воду.
***
Я старалась идти по кромке леса, но почему-то забиралась в его гущу. Давно исчез берег Волги, а поселок не спешил появляться. Сосны кончились, начались ели. Елки – это вам не янтарные корабельные мачты с зелеными верхушками. Елки – деревья дремучие. Под ними всегда темно и колюче. Елки вечно норовят натянуть паутину тебе на лицо.
- А ты уверена, что мы правильно идем? – уточнила Натка.
- Она сомневается, - усмехнулась я. – Да я выросла в этом лесу! Да я здесь с закрытыми глазами пройти могу!
- Ну, тогда ладно,  - Натка неуверенно согласилась.
Я и сама уже не была ни в чем уверена. Но как сказать об этом девчонкам? Мы же только зашли в лес! Откуда взялась такая глушь? Но не это беспокоило меня больше всего. Я не слышала гула трассы. Ленинградское шоссе не спит никогда. Ночью, днем, летом, зимой оно гудит точно пчелиный улей. «Запомни, - говорил мне отец еще в детстве. – В Эммаусе в лесу невозможно заблудиться. Потерялась, иди на шум трассы. Выйдешь на трассу, быстро вернешься в поселок». И где теперь эта трасса? Почему ветер шумит, птицы поют, а трасса молчит?!
- Ой, девочки, поляна! – Юля радостно потянулась за телефоном. – Какая красота!
На поляне стоял сколоченный из досок и бревен стол, такая же скамейка. Но не это впечатлило Юлю. Рядом со столом на земле стояла игрушечная плита для готовки, валялась пара кастрюлек. Никакого яркого пластика, только дутая пластмасса, железо и строгие приглушенные цвета. Игрушки в стиле ретро.
- У меня такая была, - заметила я, проходя мимо. – Быстрей, идем! 
Надо было уводить отсюда Юлю. А то она эти игрушки до дыр зафотографирует.
И мы пошли дальше. А потом еще и еще.
- Народ, я, конечно, извиняюсь, но мы мимо этой кухни для хоббитов третий раз проходим, - Натка озвучила общую мысль.
Мы остановились и стали переглядываться.
- Девчонки, здесь какая-то ерунда творится. – Натка говорила очевидные вещи и сама удивлялась. – Сначала этот ураган, теперь поляна. Кто-то хочет нам что-то сказать.
- И что нам теперь делать? – не прошло и получаса, как снова тягучей сиреной завыла Юля.
Я села на корточки рядом с плитой. Четыре выпуклые конфорки, открывающаяся духовка. Железные кастрюли и сковородки, каждая из которых могла уместиться у меня в ладони.
- Это моя кухня, - сказала я вслух.
– Ну все, приплыли! – сразу поверила мне Натка. - Слушай, Вик, а что ты делала с этим набором юной домохозяйки?
- Играла. С подружками. Готовила кашу, суп.
- Ты готовила? – Натка так удивилась, что мне захотелось ее треснуть. – А дальше?
- Да какая разница? – я чувствовала себя глупо. – Семью кормила. Своих детей, папу своих детей.
- Так с вами в эту увлекательную игру еще и мальчики играли?
- Как же! Девочки папу играли. По очереди.
- Смещение гендерных ролей. Понимаю, - Натка задумалась. – Ну давай, начинай.
- Чего начинать? – удивилась я.
- Кашу готовить. И суп. Не видишь, муж с работы вернулся. А ты, дочка, - Натка уселась на скамейку и обернулась к Юле. – Уроки все сделала?
- Сама готовь, раз такая умная, - огрызнулась я.
- А мне по статусу не положено, - ответила Натка. – Я заслуженный отец семейства, вернулся с завода. Кашу гони! И про водку не забудь! – Натка стукнула кулаком по столу.
- Идиотки! – всхлипнула Юля. – По вам психушка плачет.
С этими словами она ушла, исчезла в еловых лапах, даже паутину с волос не смахнула. Я стояла и не знала, что делать. Бежать за ней? Так еще больше заплутать можно. Вот что за капризная фифа мне досталась?! Прошло минуты три, и у меня за спиной раздались шаги. Из темной чащи вынырнула Юля. Обросшая еловым иголками, исцарапанная, но вполне узнаваемая.
- Девочки, - еле выговорила она шепотом. – Я все время прямо шла. Почему я опять здесь?
- Садись, завтракать будем! А то гулять больше не пойдешь! – строго ответила ей Натка.
- А ты, - она обернулась ко мне. – Кончай стоять как соляной столб. Жрать давай!
И я стала давать жрать. Наверно, просто очень удивилась. Набрала в кастрюлю хвои со старых сосен, нащипала лепестков каких-то лесных цветов, присыпала всю эту  гадость травой. Старательно перемешала. Каша, м-да. С водкой возникли проблемы. Не было в моем  детском наборе бутылки «Русской» или «Пшеничной». Фантазия у авторов игрушки  оказалась слишком  бедная. Пришлось импровизировать. Хорошо, что мне под руку попалось небольшое бревно, вот и бутылка. Вместо стакана взяла мелкий сук.
- Эх, хорошо пошла, - Наташка опрокинула в себя третью рюмку и довольно крякнула.
- Эх, дубинушка, жахнем! – Неожиданно громко заорала она, - Эх, зеленая, сама нальешь! Кашу гони! Видишь, мужик с ночной смены пришел, голодный! – перестала она петь так же внезапно, как и начала.
- Народ, вы что, правда, в это играли? - Юля смотрела  на  нас  выпученными глазами. – Каша, водка, ночная смена.
- А тебе что не нравится? – Возмутилась Натка и вышла из  роли. – Вы что, лучше играли?
- Естественно, - фыркнула Юля. - Я была принцессой и все меня спасали.
- А, - хмыкнула Натка, - ты сидела в дупле вместо башни и ждала, когда к тебе кто-то залезет?
Тут она покосилась на мою «кашу».
- Что это? – возмутилась Натка и ткнула игрушечной ложкой в игрушечную тарелку.
- Каша, - ответила я. – Овсяная, твоя любимая.
- Эх, ничего не поделаешь, - вздохнула Натка. – Придется тебя учить.
Я удивилась.
- А что ты на меня так смотришь? – Натка поднялась на ноги. –  Жена да убоится мужа своего. И вообще, кто не бьет жену свою, тот плохой муж.
С этими словами она отломала ветку у ближайшего куста, каким-то поразительно привычным  движением содрала с нее листву. Получилась розга, как  в кино. Я поняла, что пора спасаться.
 - Юля, спаси меня! – я рванула вперед.
- Кто? Я?  - Мое доверие сбило Юлю с толку.  – Сами разбирайтесь. Детям в родительских ссорах делать нечего.
Мы с Наткой сделали пару кругов вокруг импровизированного стола, а потом она догнала меня. Розга хлестнула по спине. Очень больно!
Это было похоже на прорыв плотины весенней полноводной рекой. Трасса зашумела. Секунду назад ее не было, а теперь она есть.
- Давайте выбираться из леса, - предложила я, уговаривать никого не пришлось.
***
- Я вижу нашу машину! – радостно воскликнула Юля. – Наша старушка, как я по тебе соскучилась!
- Тебе же не нравилась моя машина? – напомнила я.
- Ну, знаешь, твоя машина все же лучше чем ураган и бурелом. Все познается в сравнении.
Надо будет потом посоветовать Юле, чтобы она никому не делала комплименты. А то однажды допросится.
- Ой! – Юля сошла с тропинки и оступилась. Она попыталась сделать шаг. Ее нога увязла в земле по самое колено.
- Назад!  - Закричала я.
Мы с Наткой стали вытаскивать Юлю обратно на тропинку. Юля ошалело смотрела на свою ногу, ушедшую под землю, и даже не пыталась нам помочь. Жучка за кошку, кошка за мышку, мы вытащили Юлю. Туфля пропала, джинсы побурели, а в остальном все обошлось нормально. Нога цела.
- Мы же здесь шли? – Юля с надеждой посмотрела на нас.
- Когда-то шли, а теперь не можем, - философски рассудила Натка.
- Я хочу туда! Хочу к машине! Хочу домой! – завыла Юля.
Я нашла палку подлиннее. Не палка – целое дерево. Воткнула дерево в землю в сторону от тропинки. Дерево с чавканьем ушло под землю по самую крону. Зато тропинка оказалась прочной, идти можно. И мы пошли. Тропинка обогнула поселок, потянулась вдоль картофельного поля.
- Так идти можно долго, – обреченно произнесла Натка. – Земля, вообще-то круглая.
- Потерпите, не долго осталось, - успокоила я девчонок. – Кажется, я знаю, куда нас ведут.
- Ну и куда же? – Натка прищурилась и посмотрела на меня. – Давай, поделись, прорицательница.
- Эта тропинка ведет на кладбище.
- Что? – закричала Натка. – На кладбище? Я не хочу! Я еще слишком молода! А Юлька вообще девственница, самого главного в жизни не узнала.
- Достали уже прикалываться! – прорычала Юля.
- Успокойтесь обе. На кладбище нужно мне. Там у меня бабушка с дедушкой похоронены.
- Подожди, - Натка надулась. – Хочешь сказать, ты приехала сюда впервые фиг знает за сколько лет и не зашла навестить могилы бабушки и дедушки?
- Ну, я же не одна приехала, - развожу руками.
- Ах, это ты о нас заботилась?! – воскликнула Натка. – Сейчас расплачусь. Тебе напомнить кое-что? Это твоя поездка, твоя машина и даже бензин тебе никто из нас не оплатил. Так что, извини, это ты сама не хотела на кладбище. Не надо делать нас крайними.
Натка ушла вперед, Юля в одной туфле захромала следом. Я плелась сзади. Сказать  было  нечего, Натка была права.
- Ты что, собираешься на кладбище с пустыми руками идти? – окликнула меня Натка. – Цветов бы  нарвала что-ли.
Я стала собирать цветы, те, что росли у обочины тропинки.
- А этот цветок ты чего пропустила? – включилась Юля. – Давай, срывай, не ленись. И тот синенький не забудь.
Букеты получились нехилые. Пестрое полевое разноцветье. Кладбище показалось на горизонте. Вгрызалось в небо зубьями оград. Не люблю это кладбище, мрачное и тенистое. Не люблю чугунный частокол. Тропинка кончилась, и мы вступили на землю мертвых. И эта земля держала нас твердо.
- Ну и куда здесь идти дальше? – спросила Юля.
Я осмотрела лабиринт из оград и могил.
- Не помню, - честно призналась я.
Когда я была здесь последний раз, могилы бабушки и дедушки были в первом ряду. Теперь при входе на кладбище были какие-то незнакомые люди. Кладбище разрасталось точно пустыня.
- Не помнишь, где бабушка с дедушкой лежат? Ну, ты даешь! – фыркнула Юля. - Фамилия у бабушки с дедушкой какая?
- Симоновы.
Мы разбрелись по кладбищу, в три разные стороны. Топтали кладбищенскую траву. Осока, вперемежку с крапивой, жалили ноги. Юля разглядывала надгробия.
- Любящему мужу, брату, отцу – прочитала она и хмыкнула. – А памятник – дешевка. Не повезло Кирюхину Константину Игоревичу с родней. А этот памятник ничего так. Сразу видно, индивидуальный дизайн. Ой, посмотрите, какой гламурный ангелочек! Я себе такой же хочу. Девочки, запомнили, какой мне памятник нужен?
- Блин, Юля! – не выдержала я. – Ты по кладбищу ходишь или по магазину IKEA, интерьеры разглядываешь?
Дальше мы шли молча. Я испугалась, что мы бабушку с дедушкой вообще не найдем.
- Симонова Зинаида Сергеевна и Симонов Петр Алексеевич, - торжественно провозгласила Юля. – Они?
Я ринулась к ней сквозь ограды и крапиву. Нашлись наконец-то. «Здравствуй, бабушка. Здравствуй, дедушка. Ну вот я и пришла». Памятники истерлись, портреты потускнели. Сколько же лет я здесь не была?
- Цветы положи,  - шепчет мне Натка.
Кладу свои пестрые букеты, сажусь на скамейку. Мои цветы зашевелились на ветру. Бабушка с дедушкой ушли, когда были мне еще нужны. Родители требовали, воспитывали, а бабушка с дедушкой просто любили. Поездки к ним всегда были радостью, так и не превратившись в нудную обязанность. Первые годы мне их не хватало. Очень. Потом боль притупилась, я выросла, жизнь завертелась. А теперь я здесь, и старая боль вскрылась. Вот почему мне не хотелось сюда приходить.
***
Я села за руль и несколько минут сидела, зажмурившись. Мы уезжаем, даже не верится! Тетя Надя порхала вокруг моей KIA и причитала. Как она испугалась за нас во время урагана. Да, может, мы на ночь останемся? Места всем хватит. Нет, спасибо. Я завела мотор.
Девчонки на заднем сиденье сидели притихшие. Юля иногда машинально бралась за телефон, готовилась сделать очередное селфи, но каждый раз передумывала. Еще бы! На ней была вязаная кофта с громадными пуговицами и лосины. Довершали картину тяжелые мужские ботинки. Мы с Наткой выглядели не лучше, но нам не привыкать. А вот наблюдать за Юлей в таком наряде было приятно. Когда мы вернулись после прогулки, тетя Надя посмотрела на нашу грязную, заляпанную одежду, на юлину одинокую туфлю и срочно всех переодела. Что нашлось на антресолях, в то и переодела. И никаких возражений не принимала.
Поселок остался позади, я выехала на узкую дорогу, ведущую к трассе.
- Вот и всё, прощай Эммаус, - сказала я почему-то вслух.
Машину повело в сторону, я резко налегла на руль. И тут же оказалось у противоположной обочины. Да что происходит?! Бью по тормозам, кручу баранку. Бесполезно. Машина не слушается, идет пьяными зигзагами. Обрыв, болото, обрыв, болото. Мелькает картинка в лобовом стекле. Сейчас нас занесет. В обрыв или в болото. Уже не важно. В зеркале вижу, как вжались друг в друга девчонки и смотрят на меня. С надеждой смотрят. Машина останавливается. Резко. Нас всех откидывает назад, наконец-то срабатывает подушка безопасности, с шумом вдавливает меня в сиденье.
Мы выходим из машины, меня трясет. Дорога скользкая, блестит на солнце. Делаю шаг и едва не падаю. Да сейчас июнь месяц! Откуда на дороге лёд? Я оборачиваюсь и смотрю на поселок. Слова вырываются сами собой:
- Ты что, хотел меня убить, да?! – кричу я. – Чтобы я осталась с тобой? На твоем дурацком кладбище?!
Девчонки после этого испугались меня больше, чем аварии. Стали говорить что-то утешительное. Но я их не слышу. А Эммаус молчит.
- Я любила тебя! Всё детство любила! Но детство кончилось. Я выросла. Мне больше не интересно играть в кастрюльки. И смотреть, как ты стареешь, больно. Бабушки нет, дедушки нет. Ты дряхлеешь и умираешь. Я не хочу это видеть! Не хочу, понимаешь?! Почему мне нельзя просто помнить тебя? Объясни?! Нельзя вернуться в детство. Так отпусти меня! Слышишь?
Лед у меня под ногами растаял, заблестев дождевыми лужами. Я сажусь за руль, машина слушается. Мы выехали на трассу. Я обернулась. Издалека поселок выглядел прежним. Как лет десять назад. Наверное, сюда я больше не захочу вернуться. Или вернусь, но только во сне.