Воспоминание-1. Мопассан

… Со вчерашнего дня мы ничего не ели. Весь день мы оставались в какой-то риге, прижавшись друг к другу – солдаты и офицеры, - чтобы меньше замерзать, и чувствовали огромную усталость.
Несколько часовых, лежащих в снегу, охраняли ферму, послужившую нам укрытием. Они сменялись каждый час, чтобы не окоченеть.
Те из нас, кто мог спать, спали; остальные сидели на полу неподвижно, время от времени перебрасываясь словом с соседом.
На протяжении 3 месяцев на нас шла атака, похожая на морской прилив. Это были огромные волны мародёров, опустошавших всё на своём пути.
Что касается нашего отряда, нас осталось всего 200 человек из тех 800 франтирёров, которые были месяцем раньше, и мы сражались с врагом из последних сил. Нам нужно было занять Блэнвилль до завтрашнего дня, где мы ещё надеялись застать генерала С. Если за эту ночь нам не удастся пройти 12 лье, отделявших нас от города, или если французская армия отошла на более далёкое расстояние, мы погибли!
Идти днём было невозможно, местность была полна пруссаков.
В 5 часов вечера уже стемнело, настала тусклая зимняя ночь. С неба бесшумно падали белые хлопья и всё покрывали под собой, словно огромное ледяное одеяло, которое всё утолщалось и утолщалось, похожее на вату.
В 6 часов мы тронулись в путь.
Мы выслали вперёд 4 разведчиков, они шли на расстоянии 300 метров впереди. Затем шёл взвод из 10 человек под командованием лейтенанта, затем остаток войска. Эти шли уже не в ногу и вперемешку, кому как позволяла усталость. В 400 метрах по бокам несколько солдат шли парами.
Белая пыль, сыплющаяся с облаков, полностью покрывала нас, не таяла на наших кепи и пальто, превращала нас в фантомы, словно мы были призраками мёртвых солдат.
Иногда мы останавливались, чтобы отдохнуть несколько минут. Тогда ничего не было слышно, кроме шороха падающего снега – едва различимого звука. Одни солдаты отряхивались, другие не шевелились. Затем тихим голосом раздавался приказ и переходил из уст в уста. Ружья вновь поднимались на плечи, и войско трогалось в путь.
Внезапно разведчики подали знак. Что-то встревожило их. Слово “Стой!” пробежало по нашим рядам. Перед нами был большой лес. Шестеро солдат отправились на разведку. Остальные ждали в гнетущей тишине. Внезапно её прорезал тонкий женский крик.
Вскоре привели двух пленников: старика и молодую девушку.
Капитан допросил их тихим голосом:
- Ваше имя?
- Пьер Бернар.
- Ваша профессия?
- Сомелье у графа де Руфе.
- Это ваша дочь?
- Да.
- Чем она занимается?
- Заведует бельём в замке.
- Почему вы рыщете здесь среди ночи?
- Мы спасаемся бегством.
- Почему?
- Сегодня вечером проехали 12 уланов. Они расстреляли троих стражников и повесили садовника. Я испугался за дочь.
- Куда вы идёте?
- В Блэнвилль.
- Почему?
- Потому что там, как говорят, расположена французская армия.
- Вы знаете дорогу?
- Прекрасно знаю.
- Этого достаточно, идите рядом со мной.
И переход по полям продолжился. Старик молча шёл за капитаном. Дочь брела рядом с ним. Внезапно она остановилась.
- Отец, - сказала она, - я так устала, что не могу идти дальше.
Она упала. Она дрожала от холода и, казалось, сейчас умрёт. Отец хотел нести её, но не смог даже поднять.
Капитан топал ногами, ругался и злился от жалости. “Клянусь Богом, я не могу бросить вас подыхать здесь!”
Но несколько солдат отошли и вернулись со срезанными ветками. За минуту было сделано подобие носилок.
Капитан подобрел: “Клянусь Богом, хорошо придумано! Ребята, кто одолжит своё пальто? Это для женщины, Богом клянусь!”
Немедленно 20 пальто были брошены на носилки. В одну секунду девушка завернулась в эти тёплые одежды, и шесть крепких рук подхватили и понесли её. Солдаты тронулись в путь так весело, словно хлебнули вина. По строю даже ходили шутки, ведь присутствие женщины всегда зажигает французскую кровь.
Теперь солдаты маршировали строем, напевали песенки и казались согревшимися. Один старый франтирёр, который шёл за носилками и ждал своей очереди смениться, открыл сердце соседу: “Я уже не молод, но когда видишь женщину, у тебя всегда сердце уходит в живот”.
До трёх часов утра мы шли почти без отдыха, но внезапно вновь раздалась команда “Стой!”, тихая, как дыхание.
Затем, почти инстинктивно, все прижались к земле.
В центре равнины что-то двигалось. Казалось, оно бежало, но, так как снег перестал идти, можно было различить что-то вроде гигантской змеи, которая то сворачивалась в кольцо, то разжималась, останавливала ход и возобновляла его снова.
Среди солдат послышались беглые приказы. Время от времени доносился металлический лязг.
Вдруг блуждающая форма приблизилась к нам, и мы различили цепочку из 12 уланов, затерявшихся в ночи.
Теперь они были так близко, что мы слышали дыхание их лошадей, лязг оружия и поскрипывание кожи.
Тогда раздался зычный крик капитана: “Огонь, Богом клянусь!”
50 ружейных залпов разорвали тишину ночи, раздалось 4 или 5 детонирующих выстрела, затем ещё 1, и когда снежная пыль рассеялась, мы увидели, что 12 человек и 9 лошадей упали. Ещё 3 лошади убегали бешеным галопом, и одна тащила за собой труп своего седока.
Капитан радостно закричал: “12, Богом клянусь!” Один из наших солдат сказал: “12 вдов”, а другой добавил: “Не время прыгать от радости”.
Тогда из глубины носилок донёсся сонный голосок: “Что такое, папа? Почему стреляют из ружей?” Старик ответил: “Ничего, спи, малышка”.
Мы вновь пошли.
Мы шли часов до 4 утра.
Небо бледнело. Снег становился светлым, сверкающим, блестящим. Холодный ветер гнал облака, а на востоке появилась слабая розовая полоса, похожая на мазок акварели.
Внезапно впереди раздался крик: “Кто идёт?” Другой голос ответил. Всё войско остановилось. Капитан пошёл вперёд.
Мы ждали долго. Затем и мы начали продвигаться. Вскоре мы увидели хижину и французский вооружённый пост. Майор на лошади смотрел, как мы идём. Внезапно он спросил: “Что это вы несёте на носилках?” Тогда пальто раздвинулись, показались сначала две ручки, а затем растрёпанная головка, которая ответила, улыбаясь: “Это меня несут, сударь. Я хорошо спала и не замёрзла”. Среди мужчин поднялся смех - смех энтузиазма, одобрения, который перешёл в рёв: “Да здравствует Республика!” И такой же крик раздался в ответ.

*
Прошло 12 лет.
Как-то в театре изящная светлая головка молодой женщины пробудила во мне полустёршиеся воспоминания. Я немедленно начал спрашивать у всех, как её зовут.
Кто-то ответил мне: “Это виконтесса Л., дочь графа де Руфе”.
Все подробности той военной ночи воскресли в моей памяти так чётко, что я немедленно изложил их для того, чтобы их записал мой друг и товарищ по оружию, который подписывается
Мофриньёз.

16 февраля 1882
(Переведено 8 апреля 2019)