Расстрел

Холодно. Холодно и темно. Голова жутко болела, будто дятел долбил изнутри. Глаза медленно привыкали к кромешной тьме.  Я был заперт в каменной коробке: кругом скользкие стены, лишь на одной виднелась щелка, из которой пробивался лучик света.
Прошло неизвестное количество времени, как мой взгляд был сфокусирован на этом лучике. Может прошел бы целый день, если бы не чеканный шаг и резко появившиеся глаза в этой щели.
– На выход. – грозно произнес голос так, что земля чуть пошатнулась. Дверь резко открылась -  передо мной появился мужчина в возрасте с выбритым лицом, в мундире, на котором царские погоны и различные медальки. Офицер.
- Встать. – приказал мне он. Но, к его несчастью, исполнить приказ я не мог: ноги не слушались меня. Поняв это, офицер крикнул в сторону, и через секунду прибежали двое ребят, одеты они были по-крестьянски. С таким же выражением лица, с каким я его встретил, он указал пальцем на меня – ребята зашли в мою комнату и ухватились за мои руки.
Тащили меня долго: минут 6 – через длинный коридор. Я осознал, где я, одна осознанность длилась не долго: через секунду же потерял сознание.
Что-то родимое щекотало мои раны на небритом лицо. Проснулся, лежа на траве, снова в темноте.  Руки были связаны и жутко затекли. Я задумался. Оглушительный грохот быстро вывел меня из транса. Это был залп винтовок. Понятно. Расстрел.
- Все? – спросил кто-то.
- Еще один – разбойник. Приговор тот же. – ответил знакомый голос.
Грубые руки снова схватили меня и подняли. Мои ноги не слушали меня: они слушали того, кто вел меня в неизвестную сторону.
Мы остановились. Меня повернули на 90 градусов, немного толкнули назад так, что я чуть не упал, но встретился с холодной стеной. Мысли путались, ничего понимал. – Дайте хоть взглянуть… - невнятно проговорил я. И тут же повязка слетела.
Передо мной стоял тот же офицер. Взгляд был хладнокровен. Осмотрев меня, он отошел в сторону. На горизонте стояли солдаты с оружием, а за ними толпа. Память неожиданно вернулась ко мне: речь атамана о скором погроме, стычка с белыми, плен… Все встало на свои места. Сейчас меня расстреляют.
Я мог бы еще долго связывать события, но солдат в пенсне начал зачитывать что-то, похоже, приговор… Правда, я его не слушал. Мне все равно. Я знал в чем меня обвиняют.
Я оглядел толпу, как заметил: Ангел так грустно смотрел на меня. Мне осталось лишь вздохнуть. Может я сплю?  Нет, нет… Сейчас меня убьют… Да уж… - не проси за идею, брат. Тебя поставят к стенке. Будь готов умереть за идею. – вспомнил я слова нашего Атамана. Сказать честно, я даже как-то успокоился.
- Последнее слово? – вдруг произнес солдат. Последнее слово? С чего бы это? Хаха.
Прошло около пяти минут после вопроса, было трудно вымолвить хоть словечко.
- Да, было дело, много убивал. Но это была цель!  А как иначе? Либо ты, либо, вот, тебя. Ах… Да, вроде, не страдал, когда под мои пули попадали революции враги. Ах, министра голова скатилась на траву… Да, теперь бесполезно: приговор уж приведен. – крикнул я.
- Стреляй! – выкрикнули из толпы. За ним послышались поддерживающие голоса.
- Ну вот… что за дела? Я ведь за вас воевал, неблагодарные мои. Ладно уж кончай, – обратился я к солдату. – рука ведь подняла.
Солдат выкрикнул что-то невнятное, и солдаты в ряду подняли винтовки на меня.
В горле пересохло, коленки дрожали, лишь тихий ветерок успокаивал меня. Но что-то промелькнуло вдалеке: на помощь скачут уж мои. Может еще минута, они бы успели.
Солдат опустил руку.
Пуля мне ударит прямо в сердце, на спине напишет кровью мой портрет.