Дни нашей войны или в поисках чудовищ. Глава IX

ГЛАВА IX

1.



Мы смотрим сценку, в которой два пятиклассника в надетых поверх одежды надутых прозрачных костюмах презабавно изображают диалог чудовищ:

— Гурх хурх грохохо, — говорит один.

— Хорг ху-ург урухуху, — отвечает ему другой.

Мы на школьной постановке под названием «Прогулка по космозонду». Автор — семиклассник Уве Торренсон. Я опускаю глаза и ласково ворошу рукой волосы сына. Он поднимает голову и улыбается мне точно такой же улыбкой, какая была в школьные годы у одного из моих одноклассников. Я улыбаюсь в ответ, а потом оборачиваюсь и ищу глазами рыжую копну волос нашего с Дугом старого друга, который обещал сегодня зайти на представление — просто чтобы убедиться, что он действительно там — сидит в самом последнем ряду. Всегда такой молчаливый и собранный. Совсем не такой как когда-то, но в тоже время… все тот же. И вдруг ловлю взгляд его темных глаз. Он просто смотрит на нас — не машет рукой и не улыбается, но я понимаю, что все хорошо… что теперь… все в порядке.



*

Мне осталось рассказать, как все обернулось для нас… и для всех. Как изменился сам Дух времени. Что ж, я попробую.



После неожиданного и шокирующего происшествия в нашем классе Круг пережил значительные реформы. Отношение «горизонталов» к событиям, имевшим место в «Период Зеркала» тоже претерпело заметные изменения. Вообще, после того как «выпрыгнувшее из небытия» чудовище атаковало школьников-парапсихов, двое из которых впали в кому, и всё это, за исключением самого чудовища (вместо которого на видео осталась лишь какая-то невнятная рябь), оказалось заснято на школьную камеру видеонаблюдения… многое начало меняться. Наш учитель Патрик Томе первым понял, что Круг нуждается в реформах. То есть, пожалуй, первым все же был Люциус, действия которого и спровоцировали то, что произошло, а до Люциуса в ситуации до некоторой степени и весьма своеобразно разобрались Отвергнувшие… Но в сообществе Круга реформы начались именно с учителя. Он, так сказать, звонил во все колокола, обивал пороги, и так далее и тому подобное. В итоге, Беспристрастные добровольно сложили с себя полномочия и примерно тогда же Элоа… по странному совпадению «сняли» свой «кокон».



Кажется, я использую слишком много кавычек? И, наверное, получается не очень понятно?..



Для начала, наверное, стоит пояснить, что сейчас в Круге «кокон», как и его «снятие» — устаревшие понятия из эзотерических воззрении Отвергнувших. Но в те переломные дни большинство парапсихов думало примерно в таких терминах — в те странные дни, когда у нас в классе впервые прилюдно объявилась «астральная пиявка», а затем, буквально через пару недель, по всему небу — от одного полюса планеты до другого — прошла удивительно-прекрасная яркая Заря, которую можно было увидеть (и почувствовать) даже днем…

К этому я еще вернусь. Пока же продолжу некоторые краткие пояснения.



Согласно современным «научным» представлениям Круга… хотя, здесь будет уместно процитировать слова моего отца — одного из тех астрофизиков, что непосредственно работали над данной проблемой: «научной версией становится лучшее предположение, имеющееся у нас на текущий момент» — никакого «кокона» не было!

А было вот что…

Примерно за сорок лет да Зари наша Земля, летя во вселенной, вошла… в некий пространственный сектор с иными, так сказать «зеркальными» свойствами «пространственно-временного континуума» по отношению к «эманациями разумных существ». Понимаете? То есть, в этом специфическом пространстве они (эманации) — во всей своей совокупности, почти мгновенно возвращались обратно.

Как… к примеру, если бы в небе над толпой, орущей на стадионе поставили некий… звукоотражательный купол? (никогда не была сильна в физике) … и рев безумной толпы отразился бы обратно на землю, причем, сами крикуны ничего необычного бы и не ощутили, даже, возможно, не осознали, что происходит что-то странное… Но вот оказавшиеся в зоне действия отражателя более, скажем, чуткие — то есть, комфортно существующие совсем в другом диапазоне звуковых волн, люди, оказались бы оглушены и шокированы… Вот только настоящий «купол»… отражал негативные эманации миллиардов людей…



В общем, если вам захочется больше (и на гораздо лучших примерах!) понять про устройство этого «механизма» рекомендую прочесть книгу моего отца Х. Ольсена «Прощаясь с Элоа». Помимо модели описания взаимодействия измененного пространства «Сектора-II» с высокоорганизованными «наблюдателями», там можно найти много интересных фактов (например, откуда взялось само название «Элоа») и интервью, взятых отцом у причастных к ключевым решениям членов Круга, а также описание некоторых других гипотез и предположений, связанных с известными событиями Периода Зеркала.



Итак, ученые Круга выяснили — после Зари многое стало… проясняться, что примерно за сорок лет до финального (по) явления Ушас наша Земля вошла в некий сектор вселенной с отличающимися свойствами… Но, как оказалось, этот сектор был не только специфическим пространством. В нем имелись и специфические обитатели. Как назвал их один из коллег отца в одной из первых изданных в журналах Круга статей, посвященных космологическим исследованиям произошедших событий — «Пиявки в пруду»…

Да, в этом «пруду» обитали невидимые глазу «астральные пиявки». Те самые, что «выпрыгнули из небытия» по выражению Роберта Ли. Типичное эволюционное дополнение к специфической среде обитания, как сказали бы ученые-этологи. Не чудовища… скорее санитары, утилизирующие на неких тонких уровнях вселенной ментальный «продукт»… боли и страданий. По крайней мере, можно их вот так воспринимать, пока одна из них не присосется к тебе — если ты один из тех, кто ранен и «кровоточит»… кровоточит на астральном плане, да.

Но все же, стоит в который раз подчеркнуть — вовсе не они были причиной Эпидемии. Элоа в некотором смысле вообще не играли во всем этом сколько-нибудь значительной роли. Её первопричиной были мы — люди, все кто бездумно «запускал» во вселенную эманации злобы, ненависти и т.д., а все остальное — было лишь следствием никем не предвиденного столкновения с причудливым космическим аттракционом «мгновенного возвращения кармы» (как выразился еще один известный популяризатор идей Круга). Природным механизмом, благодаря которому чувствительным разумным существам возвращались эманации, что исходили от их соседей-землян во Вселенную. Многие парапсихи считают, что это несправедливо. Хотя, на счет справедливости этого «механизма» тоже… существуют разные мнения. Но вот что интересно (как писал еще мой отец): не дает ли все произошедшее ясно понять, что Ей (Вселенной) … вовсе не все равно, что именно в нее испускают ее обитатели?



Возможно, наша планета периодически пересекает подобные «сектора», — также замечал отец в одной из своих статей (изданных вскоре после появления Зари) под рядами формул, фотографий каких-то разноцветных туманностей и таблицами с многочисленными астрономическими наблюдениями — обращаясь к той самой «Арктической теории», о которой нам рассказывал когда-то учитель. Он и потом еще не раз возвращался к образу хотара — жреца древних ариев, ждущего окончания Долгой Ночи и приносящего в жертву сому, совершая умопомрачительно длительную саттру (рассчитанную, как отмечал некогда Л. Тилак, на период до 1000 лет!). Подразумевая, что все произошедшее могло случиться на Земле вовсе не в первый раз. И не в последний! Предостерегая всех нас от того, чтобы расслабиться и с облегчением забыть обо всем произошедшем, призывая к дальнейшему кропотливому изучению фактов, совершенствованию методов обучения и подготовки членов «обновленного» Круга… и к продолжению неустанной работы по превращению чудовищ, наших собственных земных чудовищ — в людей.

По его мнению, в этом заключалась наша главнейшая ответственность, как «более продвинутых» существ… как старших.



*

Но, как бы то ни было… сам «финал» этой сорокалетней Ночи оказался неожиданным и (даже визуально) попросту Невероятным! Через пару недель после того как нас атаковал и был уничтожен излучателем Элоа, проникший сюда из тонких планов вслед за Люциусом — в тот самый сложный период жизни нашего класса, совершенно неожиданно, одним пасмурным утром, в небе над головами спешащих по своим делам прохожих вдруг прошла невероятная крышесносящая яркая Заря, самых мягких розовых и персиковых оттенков, которая была настолько необъяснимо прекрасна, что это почти невозможно описать! Она словно наполняла твое сознание неким невидимым и неощутимым «благоуханием»… блаженством… бесконечной наполненностью. И уносила тебя вместе с собой, туда вверх… в небо, в саму Вселенную, мягко сплетая твое сознания со всем живым и сияющим, огромным… но теперь отчего-то казавшимся таким уютным Космосом.

Это длилось всего несколько минут. Но это действительно произошло! По крайней мере, так все увидели-восприняли мы — парапсихи… Ну, а кто-то еще (не ставший свидетелем этого грандиозного Происшествия, например, в силу юного возраста) может легко найти отчеты разной степени достоверности в мировой сети — в фильмах, книгах, свидетельствах и т. п. Например, в документальном фильме «Ушас».

Горизонталы (я прямо чувствую бег времени, когда продолжаю их так называть) тоже увидели эту грандиозную Зарю… кто-то из них что-то почувствовал, кто-то — нет. Некоторые упрямцы до сих пор называют ее «Оптическим явлением», как бы нарочито отвергая все прочие порожденные ее появлением ощущения. Но… большинство все же признало, что «что-то произошло».



Да… что-то произошло! Мы «достигли другого края Ночи».



2.



— Не забыл сделать домашнюю работу? — спрашиваю я Джо, забирая его утром от моих родителей.

Он смотрит на меня почти с изумлением.

— Нет, конечно.

— А что вам задавали?

— Ну, нам задали прочесть текст про насекомых и потом выполнить перед сном небольшую практику.

— И как, получилось?..

Он кивает и начинает с энтузиазмом рассказывать:

— Да… получилось, утром мне приснились разные разноцветные насекомые… совсем не противные! Сон был такой… черно-белый… больше просто как фон, а насекомые… они как бы случайно попадались тут и там — гусеницы, жуки и всякие другие… были немного крупнее, чем здесь… и всяких разных цветов… спокойные, свернувшиеся клубком. Можно было их трогать и рассматривать. Было совсем не страшно!

— Ага, — говорю я глубокомысленно (опять что-то новенькое, не припомню у нас таких практик!).

— А дедушка рассказывал мне про черные дыры…

— Снова?..

— Я люблю про черные дыры, — отвечает он терпеливо, — ты же знаешь.

— Про них все любят, — говорю я… И он смеется, зная, что это не так.



*

Сейчас, спустя столько лет после «снятия кокона» (да… от терминологии Отвергнувших, похоже, так просто не отвертеться) большинство горизонталов хотя бы отчасти разделяют наши взгляды и стараются быть… немного лучше. Работают над собой. Иногда… это принимает весьма забавные формы.



Одним из таких заметных событий последних лет стала книга одного из Мастеров Пустоты (пожелавшего остаться инкогнито) под названием «Зверинец» — ставшая «бестселлером» среди горизонталов. В ней, собственно, отчасти упраздняется само деление людей на парапсихов и горизонталов (хотя и делается это… не то чтобы очень уважительно или, как они до сих пор любят иногда говорить, «толерантно»). Автор книги пытается открыто и честно, хотя очень по-своему трактовать произошедшее и все еще происходящее с нами, людьми (не вдаваясь особо в «космическую» сторону поднятой темы). Пробуя нащупать «корни зла» и смело предлагая всем относительно новую (и довольно практическую) парадигму.

…Если не было никакого зловредного влияния чудовищ, а было лишь «воздаяние», — пишет он, — то все плохое, что произошло — дело наших собственных рук. Но где его корень, в чем причина существующего зла — всего того, что отразил кокон? (Ну то есть, не кокон, на самом деле, а изменившая свои свойства среда… которая оказалась-таки посланием! — замечает автор, почему-то напоминая мне нашего учителя.) И сам же отвечает — природа зла коренится в неразвитости и внутренней незрелости людей (если их все же можно так назвать), переживающих пока свои… первые человеческие воплощения.

Ведь совсем недавно они были… тиграми, медведями или опоссумами… или, может, кошками и собаками… — не суть важно. А тут вдруг… обнаружили себя людьми! У кого угодно крышу снесет!..

И таких «Новорожденных» — он явно обыгрывает старый термин Низкорожденные — увы, на нашей Планете, похоже, большинство (соответствующую статистику можно найти в книге). Мы ходим по улицам, размышляя о жизни, вселенной и ее тайнах, а вокруг нас дурачатся и всячески «проявляют себя» вовсе не такие же, как мы предполагаем, «люди разумные» (нас обмануло внешнее сходство), а наряженные в кричаще-вычурные платья и пиджаки самки леопардов, самцы медоедов… и т. д. и т. п.

Конечно, поясняет автор, они были ими не непосредственно в ближайших прошлых жизнях (хотя иногда это и так), но, по вселенским меркам… еще совсем недавно. Ведь чтобы стать человеком, — цитирует автор «Зверинца» одного из Шанкарачарий: «нужно пережить около четырех миллионов видов жизней» — имеются в виду различные животные и прочих «развивающие» воплощения. Только после этого появляется шанс стать человеком — получить несравненно более сложное и совершенное тело. Тело с физиологией, потенциально подходящей для воплощения в нем богов (ну, как мы все слышали об этом из Вед, — беззаботно, как бы между делом поясняет автор). Но дело в том, что с большими возможностями приходит и Большая ответственность… вот только, как это объяснить недавнему мм… малышу долгопяту или вообще трубкозубу? Однако… автор «Зверинца» не так прост и, понимая всю подтвержденную веками бесплодность попыток что-либо объяснить горизонталам… Он все же не сдается! В код выпущенной им электронной книги вплетена программа, которая с помощью некой — основанной на модернизированных подходах Джйотиша — технологии, позволяет каждому приложившему к датчику планшета свой палец тут же узнать по анализу микропробы ДНК кем он был в восьми предыдущих воплощениях.



Результат оказался просто ошеломляющим! Книга неожиданно произвела сенсацию среди горизонталов, став побившем все рекорды международным бестселлером.

Да, как ни странно, они восприняли ее «на ура». Воспользовавшись программой «читатели» узнавали свои (предлагаемые алгоритмом ИИ) предыдущие ближайшие воплощения и… нисколько не расстраивались, обнаруживая, что были в них различными животными. Напротив, на улицах все чаще стали появляться люди, разряженные в тех зверей, с которыми они теперь ближе всего себя ассоциировали. Кто-то носил подобные львиным роскошные гривы, кто-то еще щеголял леопардовыми пятнами, аутентично нанесенными по всей поверхности кожи (в чем было ничего принципиально нового, но все же…), появились какие-то кланы волков, рысей… и даже мышей!

А совсем недавно я услышала о сообществе «мирных беспозвоночных», регулярно арендующем большое помещение недалеко от центра для своих… несколько странных собраний.

В общем, вместо того чтобы вчитаться в довольно глубокий (несмотря на несколько иронический тон) текст «Зверинца», задуматься о том — кто же мы такие и в чем наши задачи… осознать насколько редка и драгоценна возможность человеческого воплощения… «горизонталы», в основной своей массе, взялись за любимые поведенческие паттерны — стали дурачиться и кичиться. Хотя, казалось бы… Ну вот чем?

Но все-таки, признаю… это оказалось довольно забавным явлением… Да и отношение к животным изменилось в лучшую сторону. По крайней мере, начало меняться. Например, судя по недавним отчетам в прессе, уровень шума в океане впервые начал понемногу снижаться. Объединенное сообщество бывших китов (по крайней мере, так они сами себя называют) протолкнуло-таки в правительство несколько поправок… Возросло (пусть и не слишком значительно) количество вегетарианцев. Появились первые — пока лишь городские — Советы по правам… кошек, собак… и почему-то лемуров, организованные бывшими представителями данных видов (по крайней мере, сами они уверены, что ими являются). И это… ведь здорово!

Многие из парапсихов, кстати, тоже воспользовались программой. Так, шутки ради. Как ни странно, у всех кто это сделал, насколько я знаю, предыдущие воплощения оказались человеческими, по крайней мере, все восемь… Но это, наверное, все же не доказывает, что все, что написал автор (включая код ИИ) дает доступ к истине (в строго-научном смысле)?.. Впрочем, я не особо разбираюсь в Джйотише и совсем не разбираюсь в этих новых, основанных на использовании многослойных ИИ алгоритмах для анализа строения ДНК… А вдруг, все это, действительно вполне «строго» и «научно»? Похоже, горизонталы особо в этом не сомневаются (возможно, впервые инстинктивно почувствовав некую понятную им правду в обычно слишком заумных доводах парапсихов), а значит… «Миссия» автора выполнена! И это главное.

Итак, «Зверинец» неожиданно стал международным хитом, само же слово «горизонталы» постепенно стало вытесняться терминами вроде «зверолюди» (hunimals), анималы и т. д. и т. п. И все… будто вдруг стало на свои места. Ведь стоит ли удивляться происходящему вокруг, если, как оказалось, мы по-сути продолжаем жить в джунглях! Просто теперь эти джунгли стали каменными, а над протоптанными когтистыми лапами и копытами тропами появились выполненные изящным шрифтом таблички с названиями «Уолл Стрит», «Ломбард Стрит» и т. д.



Кстати… говоря про «Уолл Стрит» — не странно ли, что некоторые несомненно-анималы так хорошо умеют считать? Хотя, вряд ли среди них есть математические гении, но, тем не менее, судя по всем этим биржевым маклерам, считают они неплохо… А впрочем… Может и есть? В смысле, гении. Я ведь понятия не имею, как именно связан уровень математических способностей с… мм… совокупным количеством человеческого опыта? Мне кажется — должен быть связан, но, быть может, все гораздо сложнее и причудливее? Ведь, как говорил Джо Холдейн, которого папа любит цитировать по любому поводу (и без): «Вселенная не только более удивительна, чем мы предполагаем, но даже удивительнее, чем мы можем предположить»! Так что, может статься, при определенных условиях вполне возможна и обратная корреляция?! Вот у меня, например, за время «текущего воплощения» развилась довольно стойкая неприязнь к математике (что-то вроде математической дислексии). Если так пойдет и дальше — кто знает, может быть, за следующим жизненным поворотом меня сделает по математике какая-нибудь бывшая черепаха. Почему бы и нет?!



3.



Мы сидим вечером с малышом дома и читаем (на самом деле, в который раз перечитываем) Маленького Принца.

Интегрированный в систему планшета ИИ замечает, что мы дочитали страницу и сквозь черные буквы на наших глазах медленно проступают — словно распускаясь, разноцветные картинки — голубое небо, сад красных роз с зелеными стеблями и целеустремленный мудрый лисенок, который так хочет… чтобы его приручили.

Розы колышутся, а лисенок приближается к маленькому страннику, которого занесло на далекую и пустынную Планету людей.

— Похож на дядю Люциуса, — вдруг говорит Джонатан. Он показывает на лисенка, изображенного когда-то самим автором замечательной истории.

— Да?.. — произношу я, застыв от неожиданности, — почему ты… так решил?

Джонатан пожимает плечами и, еще раз посмотрев на анимацию, перелистывает взмахом ладошки страницу.

— Почитаешь еще? — несколько нерешительно (почувствовав мое настроение) просит он, глядя на меня снизу вверх. Я киваю… и отодвигаю на время вдруг всплывшие такие яркие и болезненные воспоминания почти двадцатилетней давности.



*

Не знаю с чего начать описание тех, непосредственно коснувшихся меня и всех моих близких событий, поэтому… просто начну.

Когда в нашем классе появилась космическая пиявка, каким-то образом проскользнувшая вслед за Люциусом из того… места, где он побывал, ребята (Патрик и Люциус), соприкоснувшиеся с ней, мгновенно впали в кому. Патрик, как выяснилось позже, тогда даже ничего не понял, а Люциус… напротив, хорошо понимая на что идет и что вероятно ждет любого из нас… там, бросился вперед, чтобы защитить Эйд…

У ученых и специалистов Круга, расследовавших произошедшее, в числе прочего, правда, была и гораздо менее «благородная» гипотеза, опирающаяся на старые труды биологов по изучению паразитов и тот факт, что, например, зараженные крысы переставали бояться запаха кошек… Да, тогда было много разных гипотез. К примеру, один широко известный тезис того времени (исследования по проверке которого, однако, ничего не показали) гласил, что столкнувшись на своем пути с космическими паразитами, мы сами неизбежно должны были «эволюционировать» и превратиться в нечто иное…

Но мы… те, кто хорошо знал Люциуса, никогда не принимали их особо всерьез, доверяя своему собственному опыту и ощущениям.



Да, как я уже сказала, после случившегося выдвигалось множеств теорий — в том числе о том, как и почему «пиявка» попала к нам в класс. Но в итоге, даже спустя несколько лет было понятно лишь одно — она появилось из-за Люциуса… Точнее, из-за Люциуса с Дугласом. Дуг, конечно, рассказал об их с Люциусом вылазке… когда каким-то невероятным способом ребята «пробрались» в самый Эпицентр «пруда» — в мрачное чистилище Оставивших, о существовании которого не знали (согласно их заявлениям) даже ревностно исполняющие все их указания (так называемые Правила) Беспристрастные… Была ли та пиявка, отправившаяся за ними чем-то вроде «вражеского разведчика с собственной миссией» или она просто шла «по запаху» крови… как и то — способны ли вообще элоа на сложные разумные (в том числе самостоятельные) действия, оставалось, в итоге, неясно… И, возможно, мы это уже никогда не узнаем. Ведь учитель тогда довольно быстро сориентировался и успешно (в первый и последний раз за всю историю Периода Зеркала) применил против «чудовища» экспериментальный однозарядный излучатель, которыми, как выяснилось, снабжали всех наставников духовные администраторы-Беспристрастные (все-таки, видимо, кое-что понимающие в природе «чудовищ»? ). И атаковавшая нас пиявка-преследователь аннигилировала.



*

После случившегося Школу закрыли «на карантин». Велось расследование, учителей и всех учеников в течение пары недель вызвали на «беседы», в ходе которых мастера из разных специфических подразделений Круга подробно расспрашивали нас о случившемся.

А Патрика с Люциусом сразу же увезли в клинику. В то самое здание рядом с Башней. Вскоре оно для многих из нас — тех, кто навещал сначала обоих ребят, а потом лишь одного Люциуса — стало чуть ли не вторым домом. Поначалу мы (обычно группами по трое-пятеро человек) ходили навещать их почти каждый день. Правилами клиники это вовсе не запрещалось… да и вообще, в самой клинике не было ничего страшного: доброжелательные и профессиональные мастера, светлые палаты, современная аппаратура. Пугало лишь то, что происходило с ее «пациентами»… и еще каждый раз озадачивала выглядевшая странно древней Башня, словно бы вросшая в землю над рекой… К ее виду отчего-то так и не получалось привыкнуть.

Дуг смог кое-что рассказать нам про эту башню и объяснить про здешних «пациентов». Поначалу он ужасно переживал из-за случившегося, виня себя во всем и считая, что если бы он не «проник» в то… место… то ничего бы не произошло. Но учитель смог убедить его, что это не так… Ну или почти смог.

А потом вдруг очнулся Патрик. Случилось это на третий день после атаки, как, быть может, ни забавно. И оказалось, что он… ничего не помнит. Все, что произошло после соприкосновения с элоа, было для него чистым листом!

До сих пор помню, как Дуглас тряс его за плечо и спрашивал: «но может, ты почувствовал что-то типа удара током?..»

«Не-е», — отвечал Патрик, честно глядя на нас своими прозрачными синими глазами и мотая головой с длинными светлыми вихрами. Да, он вроде бы помнил пиявку (что-то сероватое и колышущееся), но не помнил, чтобы она его особо испугала или чем-то ударила… Почему-то тогда нам всем казалось очень важным разобраться в природе поражения «чудовищем». Еще он помнил все предшествовавшее нападению: как мы всем классом прочли записки Р.Л., как начали возмущаться и задавать вопросы учителю, «ну, а потом появилось это самое, ну… плывущее в воздухе мягкое колыхание» — и он, вроде как, отключился.

В общем, Патрик удивлялся лишь тому, что «проспал» целых два дня.

Мы тогда были разочарованы и раздосадованы. Ведь нам не удалось узнать абсолютно ничего нового, да и к тому же, весь выворачивающий нам души «драматизм» событий прошел мимо нашего Патрика. Помню кто-то из нас сказал, что будь Люциус здесь с нами, он бы, наверное, прозвал его Спокойным Патриком.

И мы все на мгновение заулыбались… но почти сразу улыбки угасли.



Люциус, в отличие от Патрика, приходить в себя, похоже, не собирался. Он тоже лежал в отдельной палате, осунувшийся и бледный, окруженный какими-то белыми приборами. Аппаратура, негромко гудя, поддерживала его жизнедеятельность, все показатели были более-менее в норме (если можно так сказать про показатели человека, находящегося в коме).

Мы читали ему книжки, рассказывали о делах в школе, даже пару раз пели хором (хотя довольно быстро прекратили последнее), приносили ему цветы, фрукты и даже какие-то игрушки… навещали его чуть ли не всем классом или небольшими группами… Но, ничего не менялось.



*

А через пару недель после атаки совершенно неожиданно для всех над нашей планетой прошла прекрасная Заря, и все вокруг, в первую очередь, конечно, «парапсихи», почувствовали некое огромное Вдохновение. Освобождение. Многое начало меняться — в Школе, у наших родителей на работе, в самой структуре и воззрениях Круга, в его отношениях с «Внешним миром»… и мы стали понемногу забывать про неподвижно лежащего в палате Люциуса.

Я тоже стала навещать его реже, чем раньше. Ведь, да — столько всего происходило. Возобновились занятия в Школе, а наш учитель неожиданно объявил нам, что уходит. «В политику», — с горьковатой иронией сказал он, пояснив, что в последнее время он многое понял, и теперь нужно чтобы это поняли и другие. Но, по его потемневшим от боли и самобичевания глазам было видно, что он уходит с поста учителя не только поэтому…



Но, как ни странно, несмотря на все, что происходило и интенсивно менялось вокруг, моя связь с Люциусом не распалась, а наоборот, даже в каком-то смысле укрепилась.

В какой-то момент (это произошло уже после Зари), я, сидя в медитации, опять попала в тот самый освещенный мягкими солнечными лучами лес. На этот раз там не было той… высокой женщины… возможно, выполнив некую свою миссию, она исчезла навсегда?.. Но вот лисенок, к моей непередаваемо радости… оказался на месте. Он был все там же — спал в развилке большого дерева, высоко над землей.

И я стала навещать его, когда только у меня получалось. Получалось не так уж часто, но все же достаточно регулярно, чтобы я не беспокоилась, о том, что вдруг утрачу эту… способность. Беда была лишь в том, что он всегда крепко спал, не реагируя ни на мои с ним разговоры, когда я подолгу подробно рассказывала ему о том, что происходит, ни на ласковые слова. Разве что один раз, когда я рассказывала ему про чудесную Зарю, ухо лисенка дернулось, но он… все равно не проснулся.

Однако, я не теряла надежды. В те дни я почему-то твердо верила, что навешать Люциуса вот так — в этом «астральном» лесу было гораздо правильнее, чем в клинике. Помню, что девочки и Дуглас, которые продолжали преданно навещать Люциуса в клинике, немного удивлялись тому, что я стала теперь ходить туда реже. Но, находясь с ним в лесу, я ощущала, что мы, в каком-то смысле действительно рядом… несмотря на то, что «сам» Люциус мог быть где-то очень далеко и… в очень плохих условиях, некая его часть, живая и близкая мне… была, казалось, совсем рядом. У меня почему-то не возникало в этом никаких сомнений. Даже если все это происходит «в моей голове», помнится, думала я, — в этом нет никаких противоречий. Ведь… вообще все происходит у нас в голове.

Но все же… когда прошел почти год, а лисенок на дереве так и не проснулся. Я отчаялась. Он стал казаться мне… просто пустой пушистой оболочкой. И в какой-то момент, после очередного визита в тот лес и приступа отчаянной тоски, я вдруг ощутила… что будто некая часть моей души отделилась от меня и улетела… в некую неизвестность. Улетела к Люциусу.

После этого я потеряла способность во время медитации попадать в тот лес.



*

А гораздо позже, спустя несколько месяцев Дуглас с сияющими глазами сообщил мне, что Люциус, похоже, возвращается. Я обрадовалась, но тут же взяв в себя в руки уточнила: что именно это означает — возвращается?

Оказалось, у Люциуса был замечен слабый тремор пальцев левой руки (он был левшой, впрочем не уверена, что это важно), и к тому же Неприкасающийся — один из мастеров, дежуривших по традиции в Башне, с ним в последнее время довольно близко сдружился Дуглас, тоже сказал, что — «судя по некоторым признакам… Люциус возвращается».

И да, примерно через неделю после этого, он вернулся. По крайней мере, вышел из комы.



4.



— Мам, а почему дядя Люциус почти всегда молчит, — спросил меня как-то Джо.

Не зная, что на это ответить, я рассказала ему о том, что раньше школьникам по глупой старой традиции зашивали рты, и дядя Люциус… так привык молчать, что говорит теперь очень редко и мало.

— Нет, мама, дело не в этом, — задумчиво сказал Джо, — я же знаю про эту традицию, ты забыла? Ведь папе тоже зашивали рот. Просто дядя Люциус, он почти всегда… очень грустный. Поэтому и молчит.

Я вздохнула и, промолчав, потрепала Джо по его мягким темным волосам.

Да, наш дядя Люциус почти всегда… очень грустный, — согласилась я про себя.



*

После своего «возвращения» Люциус долгое время молчал. В смысле, он не говорил ни на языке жестов, ни обычным способом (к тому времени традицию с зашиванием ртов отменили и удаляли швы всем желающим, а Люциусу их удалили еще когда он был в коме, в медицинских целях). Он вообще был просто… как манекен с глазами. Ни на что не реагировал. Лишь раз, когда, услышав, что он очнулся, в палату вбежала взбудораженная я, по словам Дугласа, в этих глазах что-то мелькнуло… но всего лишь на мгновение. Помню, как я тогда сжимала его худую неподвижную руку и плакала, а он, никак не реагируя, смотрел темными пустыми глазами в пространство перед собой.

В каком-то смысле навещать такого — отстраненного и ни на что не реагирующего Люциуса было даже хуже… чем, когда он находился в коме. Но мы — Дуглас, Эйд и я — да, под конец нас осталось не так много, все же продолжали это делать, хотя… лучше не становилось. В какой-то момент врачи сказали нам и его маме — иногда появлявшейся в клинике высокой, очень сдержанной темноволосой женщине, по глазам которой совершенно невозможно было прочесть, что именно она чувствует, — что Люуциус по всем признакам пережил настолько глубокий и длительный шок (помню, Эйд никак не могла взять в толк, почему — «длительный», а я едва сдерживала рвущееся наружу какое-то истерическое хихиканье), что возможно… уже не оправится. Лишь заглянувший тем же вечером в палату, словно по наитию, высоченный, но при этом совершенно не производящий шума и вообще какого-либо активного воздействия на окружающий мир Герхарт (Неприкасающийся, с которым я к тому времени уже была неплохо знакома) посмотрев на всех собравшихся вдруг вполне по-человечески «крякнул» словно бы с досады и прогудел: «рано его еще хоронить… жить парень будет… а если кричать начнет — не пугайтесь сильно… это к лучшему…»



И однажды он начал кричать. По словам Эйд — в тот раз она приехала в клинику одна, причем привезла с собой пару бумажных стаканчиков кофе (она вдруг вспомнила, что Люциус раньше вроде бы любил кофе), — она вошла в палату и, повернувшись спиной к спокойно лежащему на кровати Люциусу, стала неловко, держа в обеих руках стаканчики, прикрывать дверь. Стойкий аромат свежесваренного кофе витал в воздухе. И вдруг за ее спиной раздался ужасный вопль, в котором не было почти ничего человеческого.

Эйд выронила стаканчики, у нее от ужаса и неожиданности подогнулись ноги, и она осела у захлопнувшейся двери, одновременно почти против воли развернувшись к Люциусу. И испугалась еще больше. Он уже не лежал на кровати, а стоял в паре метров от нее и ставшими из равнодушных абсолютно безумными глазами слепо шарил по белой двери и стенам. А потом он закричал еще раз… и еще…



*

В общем, определенный момент «периода клиники» (это я так безрадостно шучу) выражение «по спине побежали холодные мурашки» стало для нас троих почти обыденностью.

За прошедшие полгода с момента его «возвращения» Люциусу, несмотря на разные процедуры, которые регулярно проводили в клинике, не становилось лучше. Иногда он кричал… Иногда просто молчал, уставившись в пространство невидящим взглядом… Механически ел пищу, когда его кормили (это было не слишком приятное и очень печальное зрелище). И постепенно мы втроем почти сдались и начали появляться в клинике все реже. Теперь самыми частыми гостями в его палате стали его мама и учитель… К тому же, мы тогда учились уже в девятом классе и, несмотря на несколько смягчившиеся требования школьной программы Круга — это все еще была ого-го какая программа…


Иногда, не в силах опять видеть такого Люциуса, мы с Дугом не доходили до клиники и, остановившись под раскидистым деревом, что росло на холме в парке недалеко от Башни, устраивали себе своего рода пикник. Мы смотрели на мелькающие огоньки падающих звезд, обхватив руками колени, и гадали про себя (почти никогда не обсуждая это вслух) какую же боль и страдания пережил он там — среди звезд, в той чуждой реальности… являясь частью живого щита, сотворенного Оставившими…

Одинокие огоньки изредка прочерчивали тонкие траектории в темном небе, и мы воображали, что где-то там, наверху, сейчас возвращается домой еще один Звездный странник (в тот период, после появления Ушас, действительно, многие из пациентов клиники начали «приходить в себя»). И это давало нам пусть эфемерную, но надежду, что однажды это случится, что однажды и он… Но чаще… мне весьма однообразно грезилось, что Люциус, истерзанный и распятый, словно какое-то безжизненное пугало, страдает где-то там — в этой безграничной тьме над нашими головами — от нечеловеческой и незаслуженной боли, лишь иногда приходя на какие-то мгновения в подобие сознания, чтобы смутно увидеть пустынное выжженное поле, сухие хрупкие колосья травы и темнеющие под чужими звездами изуродованные силуэты других «защитников»…


Наверное, тогда — в один из тех вечеров, я впервые всем существом поняла, что же такое боль… и тогда же Дуглас впервые обнял меня за озябшие плечи и, чуть помедлив, накинул на них свое пальто…



5.



Посвящается А. Б., В.Г. и Д.Е.

Первым из букв,

— читаю я.

— Что это? — спрашиваю я у Джо.

— Э-пи-граф, — отвечает он, лукаво улыбаясь.

— Ага… — тяну я, якобы с сомнением. А сама думаю — неплохо для третьеклашки (а ведь я, какой-никакой, металингвист).

— Ну понимаешь, кажется, что я посвящу написанное каким-то людям, а на самом деле — это просто буквы… первые буквы, — хихикает он.

— Ах, вот оно как, — восклицаю я, — сам придумал?

Он кивает.

— А о чем будет дальше?

— Это пока секрет, — отвечает он, немного важничая.

И тут я неожиданно атакую его… делая вид, что собираюсь ужасно защекотать.

— Перестань, мама! — кричит он сквозь смех.

— Ах, значит секрет?.. — повторяю я.

— Пока… да… — отвечает он с трудом. — Но ты узнаешь первой… обещаю!

И я обнимаю этого маленького чудака.



А позже, вечером, как всегда мягко поворачивается дверная ручка, и малыш, услышав, что Дуг открыл дверь, с криком: «папа, папа пришел» бросается его встречать. Пару секунд я спокойно сижу у стола… а затем вдруг тоже срываюсь с места.



*

В конце концов (к этому времени мы уже учились в выпускном классе), все навещавшие Люциуса окончательно сдались. Все казалось бессмысленным. Ничего ведь не помогало. И в этот безнадежный период — самый темный период нашей собственной Ночи — вдруг что-то начало меняться.

Все началось с того, что отчаявшаяся мама Люциуса (ее осанка оставалась все такой же прямой, но волосы с какого-то момента вдруг стали неудержимо седеть) связалась с его отцом, живущим в Швеции инженером-теплотехником, как смогла рассказала ему про случившееся с сыном и попросила приехать.

И он незамедлительно приехал. Помню, как нас с Дугом представил ему учитель. Отец Люциуса, кстати, был совершенно не похож на сына — очень спокойный, коренастый и круглоголовый, с уже появившимися залысинами в коротких русых (а вовсе не рыжих, как я ожидала) волосах. Он крепко пожал нам руки, тепло поблагодарил за заботу о Люциусе и вдруг несколько неожиданно спросил: «а что он любит… мой мальчик?»

И стоявший рядом со мной Дуглас неожиданно для меня ляпнул: «марионеток». Позже он признался мне, что сделал это по наитию.

Отец Люциуса, казалось, немного удивился, но кивнул и поблагодарил нас еще раз. Сказал, что он очень нам признателен и всегда будет рад нас видеть.



А потом он достал где-то целую кучу этих самых марионеток, устроился в клинику техником (думаю, ему помог с этим учитель) и, наплевав на свою оставшуюся в Швеции жизнь и работу, стал все свободное время проводить у Люциуса, разыгрывая перед ним кукольные представления.

С помощью обычного стола, он соорудил сцену с небольшим занавесом и меняющимся фоном на заднем плане, изучил приемы кукольников, перечитал и адаптировал для своего мини-театра все те сказки и истории, которые когда-то нравились Люциусу, а также многие другие… Помню, что поначалу нам было довольно неловко при всем этом присутствовать. Кукловод из отца Люциуса получился не очень-то ловкий, но он… очень старался. Упорно осваивал навыки управление марионетками, совершенствовал маленькую сценку, покупал новые куклы и переделывал их на свой лад…

И каждый вечер разыгрывал под равнодушным взглядом сына целые представления… уже почти не вздрагивая от его криков.

Мы с Дугом (не чаще раза в неделю) присутствовали при этом, старательно смеясь над немного неуклюжими шутками Аарона и аплодируя героям его мини-представлений. И все бы ничего, но при взгляде на Люциуса становилось очевидно, что он не обращает никакого внимание на происходящее. Все тот же пустой его взгляд был обычно устремлен в произвольную точку пространства, какие бы яркие события не разыгрывались в этот момент на маленькой сцене… Выглядело со стороны все это довольно жалко. В какой-то момент Дуг хотел было признаться Аарону (хоть это и было бы нелегко), что тогда ляпнул не подумав… когда в один из пятничных вечеров — мы как обычно в последние месяцы пришли в клинику вдвоем с Дугом (Эйд до сих пор очень боялась его криков) — Аарон вдруг встретил нас с каким-то новым… совсем не понравившимся мне выражением безумной надежды в глазах.

— Смотрите, — хрипло прошептал он и начал представление.

Мы некоторое время наблюдали довольно мирную постановку в которой некий герой путешествовал по стране (судя по фону — кажется, Испании) со своим осликом, делясь с ним наблюдениями и впечатлениями обо всем происходящем вокруг. Отношение героя к ослику было удивительно теплым и трогательным, так что, уже спустя пару минут у меня глаза были на мокром месте…

— Это Хименес, — шепнул мне Дуглас

Однако, Люциуса происходящее, казалось, совершенно никак не задевало. В какой-то момент ослик вдруг захромал и Аарон, управляющий одновременно двумя куклами, чудесным образом управился со сценкой, в которой кукла героя вытаскивала из передней ноги пострадавшего ослика шип апельсинового дерева, что-то успокаивающе ему говоря.

Затем наступил черед еще одной сценки, в которой герою пришлось спешиваться — на этот раз, чтобы набрать воды из колодца. Для этого небольшая кукла в черном дернула руками, потом (довольно резко, если сравнивать с пластикой движений человека) подпрыгнула в воздух и со стуком опустилась на стол рядом с серой фигуркой ослика.

И Люциус, смотревший, казалось, даже не на эти фигурки, а куда-то мимо, вдруг также резко дернулся (одновременно с этим задрав локти до уровня плеч, так что предплечья расслабленно болтались внизу) и, подлетев над кроватью в которой полулежал сантиметров на двадцать, рухнул обратно, частично сложившись верхней частью туловища вперед, кажется, совершенно не управляя движениями вихляющих членов худого тела. Дуг бросился к нему, чтобы усадить прямо, а Ааарон с безумной надеждой взглянул на меня, и я вдруг поняла, что эта дерганная, пугающая и, по всей видимости, нарушающая физические законы левитация — выглядела в точности так будто сам Люциус был огромной марионеткой, которую некий кукловод вздернул в воздух и сразу же (но все же, не мгновенно) уронил обратно.

Он копировал рванные движения кукол.



Причем, делал это не с помощью сознательного ума, а с помощью некой другой, более глубинной его части, способной в том числе и на проявление этой… дерганной левитации.



Так… началось исцеление. Оно шло очень долго и совсем не так гладко, как нам бы хотелось… к тому же, иногда это было все еще очень страшно из-за криков и этих проявившихся «паранормальных» способностей. По поводу последних учитель, который несмотря на свою крайнюю занятость (в «высших сферах Круга», как он сам с иронией выражался) продолжал навещать Люциуса, несколько успокоил всех нас (в первую очередь, Аарона, когда тот позвонил ему после самого первого раза и начал сбивчиво что-то лепетать в трубку), сказав, что это называется лагхима-сиддхи, и что люди, которые много лет занимались йогой еще и не на такое способны… видимо, такой эффект могли дать путешествия в… Пространстве, — довольно туманно пояснил он.

— Иногда, главное найти подходящее название, — шепнула я тогда Дугу.



Но несмотря на жутковатость происходящего Люциус все же… шел на поправку. Он все еще не разговаривал, но теперь… проявлял хоть какую-то реакцию.

Помню, как однажды, войдя к нему в палату (Аарон был занят, а Дуглас в тот день не смог прийти), я вдруг решила изобразить пару движений из своего детского «танца робота». Стоя у входа, я приподняла руки и стала наклонять тело вбок, опуская руки и привычно дробя движения на отдельные составляющие, затем я также плавно-дергано развернулась в сторону и сделала вперед пару шагов робота… И вдруг заметила, что Люциус как-то странно наклонил голову и вдруг, все еще сидя на кровати, таким же неестественно рваным движением развернул корпус и тоже сместился вбок. Я, затаив дыхание, развернулась в другую сторону. И он… проделал тоже самое.

Так, впервые в жизни, у меня появился партнер по танцам.



*

Позже в клинике была разработана принципиально новая терапия, основанная на копировании пациентами движений врача, становящихся постепенно все более плавными и осознанными, в идеале, как в своего рода тай-цзы (помню, что в ту пору Дуг был одержим идеей, что простые с виду движения тай-цзы, на самом деле, пришли к нам из неких астральных сфер), а также спонтанном применении пациентами практики начальной ступени лагхима-сиддхи — последнее напоминало прыжки огромной лягушки, только «прыгали» в данном случае сидящие в падмасане на мягком покрытии тренажерного помещения худые и бритоголовые, одетые в светло-серые «пижамы» «пациенты»…

Вернувшиеся с войны «Звездные странники», как называл их Дуглас.



6.



Мы с Джонатаном выходим из школы на улицу и вдыхаем прохладный осенний воздух. Мы только что досмотрели школьное представление, и я рассказываю ему, что да — действительно, была такая идея — отправить космический зонд с отважным исследователем обратно к чудовищам, но потом… от нее отказались. Он кивает, будто ему все понятно и даже не спрашивает свое обычное: «Почему?». Это немного забавно, но я, конечно, этого не показываю — малыш все еще под впечатлением от представления.

Мы обсудили достоверность костюмов Элоа (она признана удовлетворительной!), и теперь соглашаемся в том, что, на самом деле, люди не знают, как звучит их речь (как и то… есть ли она у них вообще), а также в том, что постановка нам очень понравилось. Тем более, что ребята почти все сделали сами, лишь с небольшой помощью учителя и старшеклассников…



Люциус неподвижно стоит под высоким тополем, глядя вглубь полупустого парка, туда, где над тонкими ветвями деревьев уже желтеет закат. Он, ушел немного раньше (ему все еще трудно находиться среди людей подолгу) и теперь терпеливо нас дожидается.

Увидев меня с Джонатаном, он чуть кивает. Лицо его, как обычно, не выражает никаких эмоций. Мы, держась с Джо за руки — тот иногда все еще великодушно позволяет мне это, — подходим ближе, и Люциус, посмотрев на меня, произносит (все еще несколько медленнее, чем обычно говорят люди):

— Тебя я помню, а вот ты, — он опускает голову и смотрит на Джо, — откуда взялся ты?

Джо смеется и, подбежав к нему, без всякого страха обнимает Люциуса за талию и, подняв голову, и кричит:

— Это же я, дядя Люциус, ты же знаешь!

Люциус словно бы все еще с некоторым сомнением качает головой и вдруг подхватывает Джо на руки и закруживает его, вращаясь с малышом вокруг невидимой оси, как какой-нибудь заправский дервиш…

Джо, летящий над землей, кричит:

— Мама, я лечу… правда, лечу!

Он, кажется, вне себя от восторга, и я наперед знаю, что немного позже он будет в который раз объяснять мне, что когда дядя Люциус его вот так кружит — он и в самом деле чувствует, что летит, что тело «становится легким-легким… как пушинка». И я, конечно, верю ему. Как и полностью доверяю Люциусу, который несмотря на непроницаемое выражение лица и странноватые шутки, похоже, сейчас счастлив… Это видно по его горящим как когда-то прежде глазам.

Зима 2016 — Весна 2019