Дмитрий Станиславович НАГЛОВСКИЙ
Действия передового отряда генерала Гурко в 1877 году [1]
(Опубликованы в журнале «Военный Сборник» в 1900 г. В №№ 7 - 10)
СТАТЬЯ ПЕРВАЯ
После переправы войск 8-го армейского корпуса, 15-го июня, в окрестностях г. Систова, войскам нашим предстояла еще одна весьма трудная операция - переход через Балканские горы. Хотя переправа всей нашей армии через Дунай, еще в то время далеко не сосредоточенной, не могла окончиться раньше первых чисел июля, тем не менее решено было двинуться вперед, по направлению к Балканам. Легкая, сравнительно с ожиданиями, переправа через Дунай свидетельствовала о том, что турки были застигнуты врасплох и не успели должным образом приготовиться к отражению нашего наступления. Это давало полное право сделать предположение, что и на Балканах турки еще не подготовили всех средств для упорной обороны. Следовательно, надо было, пользуясь обстоятельствами, быстрым движением вперед, захватить проходы через горы и не дать туркам времени организовать правильную оборону Балкан. Захватив проходы и уничтожив собранные турками средства для обороны их, можно было бы остановиться, выждать сосредоточения остальной части армии и после этого перейти к дальнейшему наступлению. Очевидно, что потеря времени могла повести к весьма дурным последствиям и создать на Балканах непреодолимые препятствия.
Когда решено было овладеть проходами через Балканы, сформирован был с этою целью особый отряд в составе 10 1/2 бат. пехоты, 14 пеших горных орудий, 30 эскадронов и сотен, 18 конных орудий.
Отряд состоял из 4-й стрелковой бригады и двух рот пластунов (четыре с половиною батальона), из трех бригад болгарского ополчения (шесть батальонов), сводной драгунской бригады, составленной из сводного гвардейского полуэскадрона, 8-го драгунского Астраханского полка, 9-го драгунского Казанского полка и 16-й конной батареи (всего восемь с половиною эскадронов и шесть конных орудий), из сводной бригады, составленной из 9-го гусарского Киевского полка, 30-го Донского казачьего полка и Донской казачьей № 10-й батареи (всего 10 эскадронов и сотен и 6 конных орудий) и, наконец, казачьей бригады, составленной из Донских казачьих №№ 21 и 26 полков при Донской казачьей № 15 батарее (всего 12 сотен и 6 конных орудий). Пехоте были приданы две пешие горные батареи №№ 1 и 2, всего 14 орудий, так как два горных орудия № 2 батареи были потоплены в Дунае во время переправы 15-го июня.
Сверх того, к передовому отряду придана была конная пионерная команда, состоявшая из Уральской казачьей сотни и из сводной сотни, составленной из людей разных кавалерийских полков, обученных саперным работам. Назначение этой команды состояло в исправлении горных дорог в Балканах. Командиром 4-й стрелковой бригады был генерал-майор Цвецинский, болгарского ополчения - генерал-майор Столетов. Командирами кавалерийских бригад были назначены: сводной бригады Его Императорское Высочество герцог Николай Максимилианович Лейхтенбергский; драгунской - Его Императорское Высочество герцог Евгений Максимилианович Лейхтенбергский и, наконец, казачьей бригады - полковник Донского казачьего войска Чернозубов. Начальником штаба болгарского ополчения был подполковник генерального штаба Рынкевич. Начальниками штабов кавалерийских бригад были назначены: сводной - подполковник генерального штаба Сухотин, драгунской - подполковник генерального штаба Фрезе, и казачьей - майор Александрийского гусарского полка Квитницкий, причисленный в качестве офицера генерального штаба к полевому штабу армии. При стрелковой бригаде постоянного офицера генерального штаба не было, но, по мере надобности, к ней прикомандировывался состоявший при штабе передового отряда капитан генерального штаба Сахаров. Помощником к генералу Гурко был назначен состоящий при Его Императорском Высочестве Главнокомандующем генерал-майор Раух, а начальником штаба всего отряда - состоящий при начальнике полевого штаба армии полковник генерального штаба Нагловский. При штабе передового отряда находился прусский военный агент майор Лигниц и несколько корреспондентов русских и иностранных газет.
Согласно маршрутам, составленным в полевом штабе, разные части отряда занимали к вечеру 24-го июня следующее положение: сводная кавалерийская бригада - дер. Сухондол; драгунская бригада - дер. Мурадбек-киой (Мрадего); казачья бригада - дер. Никуп; наконец, главные силы, т.е. вся пехота отряда при одной сотне казаков - дер. Батак. Таким образом, вся кавалерия отряда была впереди верст на 15 и занимала линию реки Руситы. От каждой кавалерийской бригады высылались дальше разъезды вперед и затем разъезды для связи между собою.
На основании тех же маршрутов полевого штаба, в следующие дни отряд должен был двигаться вперед и 27-го июня занять главными силами Мурадбек-киой, а кавалерийскими бригадами - Сельви, Болван, а казачья бригада должна была стать перед Тырновым.
24-го июня, во время движения главных сил отряда из деревни Акчаира в Батак прибыл к отряду генерал Гурко, только что приехавший из Петербурга, и тотчас же вступил в командование отрядом.
Поздоровавшись с войсками и пропустив их вперед, генерал Гурко остановился в дер. Дольний Студень, где начальник штаба отряда доложил ему о положении дел в отряде и о имевшихся сведениях о неприятеле. Сущность этих сведений заключалась в том, что к западу от Тырнова вовсе не было неприятеля; что же касается до Тырнова, то хотя и было известно, что город занят турецкими войсками и укреплен, но точных сведений как о неприятеле, так и об укреплениях не имелось, так как турки не допускали близко к городу наших разъездов. Так как Тырнов составлял ключ ко всем проходам через Балканы, то ясно, что взятие его было необходимо. Для атаки же города необходимо было иметь более точные сведения как о числе неприятельских сил, его занимающих, так и о силе и свойствах возведенных укреплений. Вследствие этого генерал Гурко решил произвести 25-го и 26-го июня усиленные рекогносцировки города: 25-го июня с западной стороны города, а 26-го июня - с восточной стороны. Для рекогносцировки 25-го июня генерал назначил драгунскую бригаду, а для рекогносцировки 26-го июня - казачью бригаду.
Для исполнения задуманных рекогносцировок отданы были следующие приказания на 25-е июня: драгунской бригаде с 6-ю орудиями выступить с бивака в 6 часов утра и следовать через Михальцы, Ялар, Каябунар и Белаковцы к Тырнову. Киевскому гусарскому полку с 4-мя орудиями перейти в Михальцы и служить ближайшим резервом для драгун, с тем, чтобы, в случае нужды, поддержать их. Казачьей бригаде приказано, для развлечения внимания турок, выслать сильные разъезды к Тырнову с северной и восточной сторон и войти в связь тоже сильными разъездами с драгунской бригадой. Всем остальным частям оставаться на занимаемых ими местах.
Таким образом ни 25-го, ни 26-го июня атаковать Тырново не предполагалось. И действительно, атаковать укрепленный город такими слабыми силами, до выяснения обстановки, было бы делом до крайности неблагоразумным. Цель всей операции состояла исключительно в сборе необходимых сведений для дальнейших действий. Ночь с 25-го на 26-е июня генерал Гурко предполагал провести в дер. Никупе.
25-го июня, рано утром, в 3 часа, генерал Гурко со своим штабом и с конвоем одного взвода казаков выехал из деревни Батак и около 6-ти часов утра прибыл в Мурадбек-киой, где драгунская бригада уже готовилась к выступлению. Отдав ближайшие распоряжения, генерал подъехал к войскам и обратился к ним с краткою, но весьма сильною речью. В заключение, указывая на видневшиеся вблизи Балканы, генерал сказал: «Вы видите эти горы - вы орлами перелетите через них; вы покажете, что для русского солдата - не может быть никаких препятствий». Затем, обращаясь к офицерам, генерал сказал: «Русский солдат никогда не покидал и не покинет своих офицеров; следовательно, если вы будете впереди, то и солдаты будут впереди; если вы честно исполните ваши обязанности, то и солдаты так же честно исполнят свои, итак, вперед». Громкие, восторженные крики войск покрыли внушительную речь генерала и затем, около 7-ми часов утра, бригада двинулась вперед.
По переходе вброд реки Руситы, были высланы от бригады два эскадрона - один вправо, на большую дорогу Тырново - Сельви, а другой влево, на дорогу, идущую вдоль реки. Высылка этих эскадронов была необходима для обеспечения движения бригады, но за то она ослабила ее, так что в бригаде осталось всего 6 ; эскадронов.
Во всех деревнях, мимо которых проходили наши войска, болгаре устраивали самую радушную встречу. Всюду били в колокола, а жители выбегали на встречу войск, вынося большие сосуды с холодным вином и водою. День был в высшей степени знойный, так что вода и вино были истинным благодеянием. В дер. Михальцы генерал со всем штабом зашел в бедную деревенскую церковь к общему восторгу жителей. Помолившись в церкви, генерал поехал дальше.
Проехав дер. Каябунар, отряд поднялся на довольно высокую каменистую гору, спуск с которой, к стороне Тырнова, был очень крут и труден для движения. На верху горы было получено донесение, будто турки устроили где-то поблизости засаду.
Хотя сведение это было мало вероятно, потому что, по причине быстрого движения и внезапного появления отряда, едва ли турки могли иметь время для устройства засады, тем не менее, из предосторожности, были высланы новые разъезды, сверх имевшихся уже впереди и по сторонам отряда.
Вскоре от разъездов было получено донесение, что вблизи открыт довольно большой отряд неприятельской кавалерии. И действительно, подъехав к шедшему в голове колонны гвардейскому полуэскадрону, с высоты упомянутой горы можно было заметить довольно большую кавалерийскую часть.
Как было уже сказано выше, Каябунарская гора оканчивается к востоку, а также и к юго-востоку, весьма крутым скатом, по которому был проделан очень тяжелый и каменистый подъем. У подножья горы лежит довольно обширная и немного волнистая равнина, поднимающаяся легким, едва заметным подъемом к востоку и юго-востоку. В расстоянии от 2 ; до 3-х верст от горы равнина эта оканчивается довольно крутым, хотя и не очень большим, спуском, тоже к востоку и юго-востоку, так что, стоя на вершине горы, виден только гребень этого спуска, а подошва его и лежащая у подошвы долина не видны. На этом гребне в юго-восточном направлении и замечена была кавалерийская часть, растянувшаяся на довольно большом протяжении. Но что было за скатом, и было ли там что-либо, с горы судить было нельзя. В виду только что полученного, хотя и мало вероятного сведения о засаде, а главным образом, в виду чрезвычайно трудного подъема с равнины на гору, надо было действовать осторожно, до более точного выяснения, что именно было здесь собрано неприятелем. Вместе с тем полезно было до поры до времени скрыть от неприятеля наши собственные силы. В виду этих соображений генерал Гурко послал на равнину всего один взвод гвардейского полуэскадрона. Для поддержания же этого взвода велено было на вершине горы, возле спуска, поставить два орудия и прикрыть их цепью спешенных драгун. Сверх того, два эскадрона драгун и остальной взвод гвардейского полуэскадрона были приготовлены к немедленному спуску в равнину, для оказания содействия уже находившемуся внизу взводу.
Командир взвода гвардейского полуэскадрона, Гвардейской конно-артиллерийской бригады штабс-капитан Саввин, спустясь с горы, развернул свой взвод и на полных рысях двинулся по направлению к неприятелю. Небольшое болото задержало несколько его движение, но, обойдя его, он продолжал быстро двигаться вперед. Как только неприятель заметил наш взвод, сейчас же началось в его рядах сильное движение: люди быстро сели на коней, и вся кавалерийская масса, которую можно было определить в 400-500 коней, - рысью потянулась по направлению к северо-востоку. Ясно было, что турецкая кавалерия желает стать тылом к Тырнову, лежащему прямо к востоку, чтобы иметь позади себя путь отступления на этот город. Затем, ставши на Тырновскую дорогу, турецкая кавалерия повернулась фронтом к Каябунарской горе и пошла на встречу нашему взводу, причем развернулась на большое протяжение и своими фланговыми частями, врассыпную, начала охватывать фланги нашего взвода. Численное превосходство у неприятеля было громадное.
Между тем штабс-капитан Саввин со своим взводом взошел в это время в небольшую лощинку, противоположный скат которой скрывал от его взоров движения неприятеля. Вследствие этого он продолжал движение вперед, несмотря на всю опасность этого движения. У всех, следивших за ходом дела с горы, сердце сжалось при виде той опасности, которая с минуты на минуту становилась все больше и больше. Немедленно было отдано приказание двум эскадронам драгун и остальному взводу гвардейцев спуститься вниз и спешить на выручку взвода штабс-капитана Саввина, который, поднявшись на противоположный скат лощинки, мог уже в это время оценить меру грозившей ему опасности. Хотя положение его было крайне трудное и могло с минуты на минуту сделаться критическим, тем не менее он нисколько не смутился, не потерял присутствия духа; напротив того, с необыкновенным мужеством, пройдя еще около 200 шагов вперед галопом, остановился, спешил свой взвод и открыл стрельбу по неприятелю. Подобное, поистине геройское поведение взвода ошеломило турок, и они тоже спешились и открыли необыкновенно частый огонь из своих прекрасных магазинных ружей. Между тем спущенные в равнину части спешили на выручку взвода штабс-капитана Саввина. Артиллерии все-таки пока еще не велено было открывать огня, потому что надо было заставить неприятеля развернуть все свои силы. Пока в равнине неприятель видел только одну кавалерию без артиллерии, он мог ввести в дело все, что у него было, между тем как артиллерийские выстрелы могли раньше времени напугать его. Но, с приближением наших новых частей, неприятель не только не ввел в дело какой-либо новой своей части, но сам начал поспешно отступать. Это давало право заключить, что у него здесь более никого не было. А потому послано было приказание двум орудиям немедленно открыть огонь, а остальным четырем орудиям выехать на позицию и тоже открыть стрельбу. В то же время велено было спустить в равнину еще два эскадрона драгун. А так как в это время прибыл к отряду полковник Краснов с тремя сотнями казаков и с двумя орудиями, посланными полковником Чернозубовым на соединение с драгунскою бригадою, то все-таки затем отдано было приказание и остальным двум эскадронам драгун со всею 16-ю конною батареею спуститься тоже с горы. Полковник Краснов с тремя сотнями и двумя орудиями оставлен был на верху горы, с целью служить поддержкою в случае, если бы спущенный в долину отряд был вынужден отступить.
Генерал Гурко с своим штабом тоже съехал в равнину и скоро догнал передовые эскадроны. Огонь артиллерии и спешенных на верху горы драгун и постепенное увеличение наших сил в равнине сильно повлияли на дух отступавшей турецкой кавалерии, которая мало-помалу обратилась в поспешное и беспорядочное бегство. Видя это бегство, генерал Гурко обратился к начальнику штаба и сказал: «Теперь я начинаю надеяться, что мы сегодня будем ночевать в Тырнове; беспорядочное бегство кавалерии может поселить в турецких войсках, защищающих город, панику, и эта паника может открыть нам путь в город; надо только энергичнее преследовать». Вот при каких условиях в первый раз зародилась мысль и надежда завладеть городом.
Большая дорога из Сельви в Тырново, на которую вышел в это время наш отряд, проходит в довольно глубокой и не широкой долине, окаймленной с севера и юга возвышенною местностью. Подходя к городу, долина эта принимает характер дефиле. Возвышенная местность к северу от дороги, напротив того, подходя к городу, принимает характер горы, сильно командующей городом и в значительно меньшей степени правым берегом р. Янтры. По собранным на месте, от жителей болгар, сведениям, с западной стороны города у турок не было никаких укреплений, которые все воздвигнуты большею частию на восточном берегу р. Янтры, частию же с северной стороны города. Вследствие этого всему отряду было велено подняться на возвышенности влево от дороги, по ним двигаться к городу и подойти к нему с западной неукрепленной стороны. Вместе с тем было послано приказание двум сотням казаков, оставленным на Каябунарской горе, присоединиться к драгунам, а одной сотне при двух орудиях оставаться на горе, чтобы, в случае отступления отряда, артиллерийским огнем с вершины горы покровительствовать подъему на гору. В это же время от всех разъездов было получено донесение, что по сторонам нигде нет неприятеля, вследствие чего движение вперед сделалось совершенно безопасным.
Наступление драгунской бригады к городу произведено было двумя линиями, по три эскадрона в каждой. Батарея с гвардейским полуэскадроном следовала при второй линии. Вторая линия отстала версты на две от первой. Когда первая линия эскадронов приблизилась к городу версты на три или на 3 ;, тогда неприятель, занимавший позицию на правом берегу р. Янтры, открыл по ней артиллерийский огонь, с такой большой дистанции, что все снаряды не долетали вначале версты на 1 ;. Несмотря на столь значительный недолет, неприятельская батарея стреляла довольно часто. Видя эту бездельную и частую стрельбу, генерал Гурко обратился к окружающим лицам и сказал: «Теперь моя надежда ночевать сегодня в Тырнове укрепилась еще больше; таким образом стреляют только те, кто трусит неприятеля, а если они нас трусят, то Тырнов - наш. Следует только действовать как можно энергичнее». Пройдя еще с версту, движение эскадронов первой линии было приостановлено, потому что нужно было дать время второй линии приблизиться к первой. С возвышенности, около которой движение было приостановлено, можно было очень хорошо рассмотреть неприятельскую позицию и видеть все, что на ней делалось. Оказалось, что неприятель занял довольно большую высоту, лежащую на восточном берегу реки Янтры. На самой высоте было построено какое-то укрепление, а по склонам возвышенности были вырыты эполементы для пехоты. Батарея помещалась на пол-горы на северном ее скате. Город лежал в глубокой долине севернее занятой неприятелем позиции, которая своим правым флангом упиралась в восточный край города. Таким образом, движение через город приводило к обходу правого фланга неприятельской позиции. Левый фланг позиции упирался в весьма большие возвышенности, оканчивающиеся крутыми скалистыми обрывами, спускающимися в реку Янтру, так что ближайший обход левого фланга был почти невозможен. Фронт позиции был прикрыт Янтрою, хотя и проходимою вброд, но крутые берега ее представляли довольно серьезное препятствие для движения и тем защищали фронт позиции. Словом сказать, позиция была очень сильна, и самою слабою частью ее был правый фланг. Позади позиции, прямо на восток, пролегала большая дорога в Осман-Базар. Для атаки неприятельской позиции были отданы следующие распоряжения: всем эскадронам 9-го драгунского Казанского полка, находившимся в 1-й линии, спешиться и занять виноградники налево от дороги; 16-й конной батарее рысью выехать вперед на позицию; двум эскадронам 8-го драгунского Астраханского полка, который находился во 2-й линии, спешиться и занять виноградники направо от дороги; остальному эскадрону астраханцев оставаться на конях до прибытия двух казачьих сотен, после чего тоже спешиться и усилить правый фланг; двум казачьим сотням, отставшим довольно далеко, послано приказание на рысях следовать к месту боя и присоединиться к гвардейскому ;-эскадрону, оставшемуся в резерве. Наконец, послано приказание и третьей сотне, оставленной с двумя орудиями на Каябунарской горе тоже, как можно скорее, поспешить к городу. Таким образом, пока не выяснилось, что турки нас опасаются, и пока можно было ожидать встретить не только серьезное сопротивление, но даже и переход в наступление неприятеля, движение отряда было очень осторожно и обставлялось таким образом, чтобы парировать всякую случайность. Когда же явилось убеждение, что не только нечего ждать перехода неприятеля в наступление, но что даже защита позиции не будет особенно упорна и серьезна, тогда решено было ввести в дело все, что было под рукою, и затем энергичным наступлением широким фронтом спешенных драгун, почти без резерва, окончательно сбить неприятеля с толку, укрепить его в мысли о присутствии значительных сил и заставить очистить позицию.
Выезд конной батареи на позицию был чрезвычайно труден. Впереди местность была обработана под виноградники и изрезана множеством каменных стенок и канавами. Пришлось сначала ехать по большой дороге в походной колонне, в одно орудие, а потом свернуть влево по весьма узкой дорожке и следовать по ней тоже в колонне, подставляя правый фланг неприятельским выстрелам. Так как избранная для батареи позиция отстояла от неприятельской всего около 800 сажен, то, во все время движения батареи, она подвергалась уже действительной стрельбе неприятельских орудий. Генерал Гурко сам повел батарею, за ним же ехал командир ее подполковник Ореус. Первые орудия прошли благополучно, хотя неприятельские снаряды разрывались весьма близко от них, но в четвертом орудии были убиты две лошади и несколько человек ранено. Вследствие этого выезд остальных орудий сильно замедлился, но лошади были убраны в сторону, порядок восстановлен, и остальные орудия присоединились к первым трем. Вообще весь выезд батареи на позицию был замечательно лих. Как только первые орудия заняли позицию, подполковник Ореус открыл огонь и вел его с большим искусством. Пристрелявшись сначала обыкновенными гранатами и определив дистанцию, они перешел к стрельбе шрапнелью и после 6-й или 7-й очереди заставил неприятельскую батарею замолчать и сняться с позиции.
Пока 16-я батарея вела бой с неприятельскою батареею, все 6 эскадронов драгун заняли виноградники, приблизились к опушке их, обращенной к стороне неприятеля, и завязали с ним весьма оживленную ружейную перестрелку. Неприятель отвечал весьма частым огнем, но так как драгуны наши были хорошо укрыты, то огонь этот не причинял полку никакого вреда. В то же время прибыли на место боя и две сотни казаков.
Как только генерал Гурко заметил, что неприятельская батарея замолчала, он тотчас же велел: батарее переехать на более близкую дистанцию и обстрелять шрапнелью пехоту, находившуюся за укреплениями; трем спешенным эскадронам драгун, занимавшим виноградники влево от дороги, двинуться в город, и, наконец, двум сотням казаков на рысях войти в город. Так как движение через город приводило к обходу правого фланга неприятельской позиции, то занятие города спешенными драгунами и казаками обещало иметь решающее значение.
Переезд батареи на новую позицию, в расстоянии не более 400 сажен от неприятельской, вызвал самую сильную стрельбу из всех неприятельских укреплений. Но эта сильная, хотя и не меткая стрельба была последним актом защиты позиции [2].
Заметив казаков и будучи поражаемы картечными гранатами, турки окончательно оставили позицию и направились по дороге в Осман-Базар. Так как все драгуны, сражаясь в пешем строю, далеко опередили коноводов, то они должны были, не выжидая прибытия коноводов, преследовать неприятеля в пешем строе. Преследование в этом строе продолжалось несколько верст, пока не подошли коноводы. Так как в это время прибыла последняя сотня с двумя орудиями, то было отдано приказание, чтобы все три казачьи сотни с двумя орудиями преследовали турок совместно с драгунами, до наступления темноты. В городе остался только гвардейский полу-эскадрон.
Невозможно описать того восторга, того взрыва радости, с которыми был встречен вход наших войск в Тырнов. Весь город выбежал к нам навстречу. Мужчины и женщины целовали руки, ноги и даже лошадей генерала Гурко и его свиты. Букеты и цветы сыпались со всех сторон. Всюду раздавались крики: «Да живе Россия»; «Да живе Император Александр»; «Вы наши спасители, турки высосали всю нашу кровь». Аплодисментам с криками «ура» не было конца. Словом, всякое описание этого взрыва общего восторга будет несравненно слабее действительности. Все духовенство вышло навстречу с хоругвями и образа-ми. Генерал Гурко направился прямо в собор, куда набралась громаднейшая толпа народа. В соборе был отслужен благодарственный молебен и провозглашено многолетие Государю Императору и всему Царствующему дому и Русскому воинству.
Между тем драгуны и казаки преследовали турок и захватили их лагерь, где нашли громадное количество ружей, боевых и продовольственных припасов. Преследование продолжалось около 8 верст и прекратилось с наступлением темноты [3]. Из расспросов пленных и жителей оказалось, что у турок было 5 батальонов пехоты, 6 горных орудий и от 500 до 600 человек арнаутской кавалерии. Кроме того, в расстоянии 5-ти верст от города было еще 3 батальона пехоты, только что прибывшие из Шумлы, которые, узнав о нашем приближении, вместо того, чтобы идти к городу, выжидали там исхода боя и, как только увидели начало отступления турок, сами отступили.
От местных жителей узнали, что со дня перехода наших войск через Дунай, все болгарское население города жило в страшной тревоге. С одной стороны, они с нетерпением ожидали прихода наших войск, с другой же стороны - боялись каждый день начала резни со стороны турок [4]. Поэтому, все эти дни все население жило взаперти, припрятав в погреба и более безопасные места все свое имущество, и показывалось на улицах только вследствие крайней нужды. Что касается до турецкого населения, то оно тоже провело все эти дни в большом страхе и, ожидая прибытия наших войск, забрало у болгар все перевозочные средства, всех лошадей и ослов. Оно приготовилось к очищению города и нагрузило все свое имущество на забранные у болгар подводы. Но в день 25-го июня оно не ожидало нашего появления. В этот же день оно было вдруг встревожено, после полудня, прибежавшими арнаутами, которые, в величайшей панике, пробежали через город, распространяя слух, что русские, в числе 30.000 челов., сейчас прибудут в город. Тогда в Тырнове началась страшная суета. Паника овладела всеми, и все турки бросились бежать из города. Суета и паника были так велики, что даже каймакам города не успел сесть на лошадь, которую впопыхах увели, а бежал из города, по направлению к Елене, пешком.
Тырново открывало нам путь к Балканским проходам. Всякое промедление в овладении ими увеличивало трудность операции. Потеря времени могла отразиться на числе жертв, которые впоследствии пришлось бы принести нашей армии. Под влиянием этих соображений, генерал Гурко задумал немедленно идти вперед, хотя овладение проходами и не входило в число задач, поставленных передовому отряду. Но была ли эта задача по силам слабому передовому отряду? Не представлялась ли операция эта чересчур рискованною и даже, быть может, безумною? Ответить на эти вопросы могла только оценка тех сведений, которые штаб отряда собрал от жителей города и его окрестностей. Все собранные сведения можно разделить на две категории: во-первых, о свойствах существующих проходов, во-вторых, о силах неприятеля и их распределении.
Как на лучший и более удобный перевал все единогласно указывали на Шипкинский; затем, как на более удобные, указывали на Еленский, Травненский и, наконец, Хаинкиойский. По всем этим перевалам, по указанию жителей, можно было пройти с артиллериею. Кроме этих проходов жители указывали на несколько тропинок, по которым можно было пройти с пехотою, но которые были недоступны для артиллерии. Но для выбора пути недостаточно было обратить внимание только на удобства движения; необходимо было еще сообразить меру сопротивления, которую отряд мог встретить на каждом из них. Из показаний жителей оказывалось, что Шипкинский проход был укреплен, что на нем было несколько таборов пехоты, около шести, довольно большое число пушек и что, сверх таборов, занимавших укрепления, по ту сторону перевала, уже в долине Тунджи, был довольно большой лагерь, где тоже помещалось несколько таборов. Таким образом, оказывалось, что хотя проход этот и самый удобный, но воспользоваться им для движения отряда было нельзя, так как преодолеть на нем сопротивление турок было ему не по силам. Все остальные проходы турками не были заняты. Но Травненский проход выходил слишком близко к Казанлыку, около Маглиша, а в Казанлыке, по слухам, собирались турецкие войска; следовательно, прежде чем отряд успеет пройти горные дефиле и собраться в долине, он мог быть атакован и разбит по частям. Таким образом, оставалось два прохода, из них Еленский наблюдался небольшими турецкими частями, а Хаинкиойский был совсем не наблюдаем. По показаниям жителей, по ту сторону обоих проходов были турецкие войска, но в небольшом количестве. Сле-довательно, можно было ожидать, что ни в том, ни в другом проходе отряд не встретит серьезного сопротивления. Из этих двух проходов Еленский был очень хорошо известен туркам; что же касается до Хаинкиойского, то, по показаниям жителей, он никогда не был посещаем турками, которые считали его совершенно непроходимым, а потому и в настоящее время совсем его не наблюдали. Это последнее соображение побуждало выбрать именно этот перевал для движения отряда. Появление нашего отряда через этот проход в долине Тунджи обещало быть полнейшим для турок сюрпризом.
Остановившись на Хаинкиойском проходе, оставалось решить степень риска операции и взвесить шансы на успех. Все сведения, хотя далеко неточные, приводились к следующему: вначале турки не обращали никакого внимания на проходы, не укрепляли их и имели поблизости от них всего два-три батальона. В конце мая они приступили к возведению укреплений на Шипкинском перевале и строили их исключительно болгарами, под надзором турецких инженеров, причем работы шли чрезвычайно вяло. После нашей переправы через Дунай деятельность по возведению укреплений значительно увеличилась, и турки начали стягивать в долину Тунджи свои войска. Сосредоточение войск направлялось по преимуществу к Шипке и Казанлыку и производилось сначала по железной дороге до Иени-Загры, а потом через Ески-Загру и Казанлык. В это же время появилось несколько таборов, но очень немного, у Твардицы и Хаинкиоя. Вот все, что было известно о силе турок. Но эти, хотя и далеко неточные сведения, давали полное основание предполагать, что выход нашего отряда в долину Тунджи через Хаинкиойский проход не встретит серьезного сопротивления, и что появление наше в долине будет полною для турок неожиданностью. Затем, когда отряд будет уже по ту сторону гор, то, при помощи разъездов и расспросов местных болгар, можно будет, собрав более точные сведения о неприятеле, действовать сообразно обстоятельствам. При этом, если окажется, что турки еще не собрали достаточных сил и не сосредоточились, то можно будет, разбив их по частям, идти на Казанлык; а если бы оказалось, что силы турок значительно более нашего отряда, можно было бы или выждать подкреплений, или увернуться от удара, уйдя в дефиле. Таким образом, вся операция, с одной стороны, была совершенно безопасна; с другой же представляла многие шансы разбить неприятеля по частям и, заняв Казанлык, побудить турок очистить Шипкинский перевал.
Взвесив все шансы pro и contra, генерал Гурко 27-го июня решил: идти со всем отрядом на Хаинкиойский проход; если удастся захватить неприятеля врасплох, то разбить его по частям и идти на Казанлык; если удастся взять Казанлык, то, действуя на сообщения турецких войск, собранных на Шипкинском перевале, принудить их к очищению перевала. Если же окажется, что турки успели уже собрать значительные силы и сосредоточились, то остановиться у выхода из ущелья и, укрепившись около Хаинкиоя, выждать прибытия подкреплений.
Приняв это решение, генерал выслал вперед 28-го июня конно-пионерную команду, под начальством помощника своего генерала Рауха. На эту команду возложено было произвести рекогносцировку всего ущелья и, вместе с тем, исправить на скорую руку более трудные места горного дефиле. Вместе с тем, для отвлечения внимания неприятеля, выслано было 4 сотни казаков в город Елену, а командиру 30-го казачьего полка приказано было произвести демонстрацию со стороны Габрова к Шипкинскому перевалу.
Генерал Раух блистательно выполнил возложенную на него задачу. Он обрекогносцировал весь проход, причем капитан генерального штаба Сахаров сделал прекрасное кроки всего прохода. Кроме главного дефиле, были осмотрены многие боковые дорожки и тропинки, выходящие на главный путь. Почти через каждые 10 верст пути, генерал Раух присылал самое подробное описание свойств прохода и кроки пройденного участка. Во многих местах дорога была исправлена, так что движение отряда нигде не было задержано. Отряд генерала Рауха остановился, не доходя 10 верст до выхода из ущелья. Этот последний участок хотя тоже был осмотрен, но на нем нельзя было делать исправлений, из опасения привлечь внимание неприятеля.
Хаинкиойский проход идет через деревни: Присово, Пляково (Апляково), мимо Средней Колыбы, Войнеш, Райковцы и Паровцы. Вся дорога до Средней Колыбы очень удобна для движения всех трех родов оружия. У Средней Колыбы она круто поворачивает на запад, причем здесь лежит хотя и не очень большой, но довольно трудный подъем. Затем, дорога идет по хребту гор почти до деревни Войнеш, где она спускается вниз. Но версты через 2 или 3 опять приходится подниматься по очень тяжелому подъему, с тем, чтобы немедленно опять спуститься в долину речки Войнешти. От этого спуска дорога идет долиною этой речки через деревню Райковцы до деревни Паровцы. Весь этот участок дороги очень удобен для движения всех родов оружия и идет по весьма живописной долине. У деревни Паровцы начинается очень тяжелый, хотя и не очень длинный подъем на главный перевал, который представляет довольно длинный, но очень узкий гребень, тянущийся от востока к западу. Ширина хребта не более 150 шагов, так что, поднявшись на верх главного хребта, сейчас же приходится спускаться по довольно удобному спуску. Спуск этот ведет в весьма узкое и длинное дефиле, тянущееся вдоль речки Сельвер и выходящее к деревне Хаинкиой (это ущелье называется Хаин-богаз). Длина этого ущелья около 20 верст. По всему протяжению этого ущелья нет ни тяжелых подъемов, ни крутых спусков; трудность же движения по этому участку зависит от того только, что дорога постоянно переходит с одного берега речки на другой, а иногда, на большие протяжения, идет по руслу самой речки. Но так как дно речки чрезвычайно ка-менисто, причем часто встречаются камни больших размеров, то движение по этому участку дороги делается трудным. В трех или четырех верстах от выхода из ущелья дорога поднимается на некоторую, впрочем небольшую, высоту (не более 60 ф.) и идет по очень узкой бермочке. Эта часть дороги нисколько не трудна для движения небольших экипажей; но для движения полевых орудий она представила большие затруднения, потому что в некоторых местах ход наших лафетов оказался шире бермочки, так что пришлось в этих местах переносить орудия почти что на руках. Выход из ущелья в долину Тунджи очень узок, не более 50-70 шагов, и против самого выхода, в расстоянии действительного пушечного выстрела, тянется довольно высокий хребет, отделяющийся в виде контрфорса от главного хребта горы. Таким образом, если неприятель будет защищать выход из ущелья и займет этот хребет орудиями, то дебуширование войск из дефиле сделается до крайности трудным и потребует громадных жертв.
Вот возможно точное и краткое описание Хаинкиойского прохода, по которому прошел передовой отряд.
В то время, как отряд генерала Рауха двинулся вперед, генерал Гурко приступил к приготовлению отряда для предстоящего перехода через Балканы. Для прохода через горы, генерал отдал следующие распоряжения: весь колесный обоз и все парки, находящиеся при отряде, оставить в Тырнове, войскам же взять необходимые для людей предметы на вьючном обозе; всему отряду взять на людях пятидневный запас сухарей и считать его самым неприкосновенным запасом, расходовать который не иначе, как по особым приказаниям генерала; кавалерии взять с собою трехдневный запас зернового фуража; в пехоте и кавалерии взять, сверх положенного числа патронов, еще столько, сколько можно поместить в сумках и карманах людей; для оказания содействия артиллерии, ко всякому орудию и зарядному ящику назначить по 10 человек от пехоты и кавалерии, которым поступить в полное распоряжение батарейных командиров; во все время движения соблюдать полнейший порядок и тишину и, начиная с главного перевала, никаких бивачных огней не разводить. Сверх того, генералу Рауху было приказано, чтобы во время его движения по ущелью, он велел местным жителям приготовить нужное для отряда количество порционного скота и возможно большее количество печеного хлеба. Днем выступления отряда было назначено 30-е июня, так как в этот день должен был прийти в Тырново первый эшелон 8-го корпуса; следовательно, город с этого числа не оставался без защиты и, кроме того, позади отряда собирался резерв.
Пока, таким образом, отряд собирался к выполнению далеко нелегкой задачи - овладению проходами - кавалерия отряда не дремала и не сидела сложа руки. Разъезды ее ходили кругом Тырнова по всем направлениям и на весьма далекое расстояние. В числе самых дальних разъездов укажем на разъезд сотника 30-го казачьего полка Афонасьева, который еще 25-го июня проник в Плевну, обезоружил местных жителей и турецких заптиев и, затем, войдя в непосредственную связь с Кавказской казачьей бригадой, стоявшей поблизости от Плевны, вернулся к отряду 28-го июня; на разъезд корнета Киевского гусарского полка Плешкова, тоже 25-го июня, завладевшего городом Сельви и обезоружившего все мусульманское население города, и, наконец, на поиск полковника драгунского Казанского полка Белогрудова, по направлению к Осман-Базару, причем он настиг в окрестностях Кесарева большой обоз беглых турок, конвоируемый баши-бузуками, причем произошла лихая схватка.
Во все время пребывания отряда в Тырнове, ежедневно являлось к генералу по несколько депутаций из окрестных сел и городов, с просьбою о защите их от зверств турок и черкесов, свирепствовавших в окрестностях города. Сначала генерал выслушивал эти просьбы и посылал кавалерию для прогнания турецких шаек. Но когда количество жалоб и просьб приняло громадные размеры, то по необходимости пришлось, с болью в сердце, отказывать в помощи; иначе пришлось бы употребить в дело всю кавалерию, утомить ее и лишиться ее содействия в будущем.
30-го июня, в 10 часов утра, все части передового отряда собрались у деревни Присова и оттуда двинулись дальше в 10 ; часов утра, в следующем порядке: впереди шла стрелковая бригада с двумя ротами пластунов, имея при себе обе горные батареи; за нею шла драгунская бригада, с 16-ю конною батареею; далее - 5 дружин болгарского ополчения (6-я дружина была оставлена при обозах всего отряда в Тырнове) и, наконец, казачья бригада с 15-ю казачьею батареею. 4 орудия Донской казачьей батареи были прикомандированы к болгарскому ополчению. Киевский гусарский полк был временно оставлен в Тырнове, так как главная квартира прибыла при 1-м эшелоне 8-го корпуса, а при этом эшелоне почти что не было кавалерии; поэтому, Киевский полк оставлен был до прибытия кавалерии в Тырнове, с просьбою немедленно прислать его, как только представится возможность. Киевский полк оставался в Тырнове очень не долго и уже 3-го июля присоединился к отряду. 30-й Донской казачий полк с двумя орудиями 10-й Донской казачьей батареи, находившийся в Габрове, оставлен был на северном склоне Балкан, для производства демонстраций против Шипки. Он должен был присоединиться к отряду, после очищения Шипкинского прохода от турецких войск. Следовательно, силы отряда состояли из 9 ; батальонов пехоты, 26 ; эскадронов и сотен, 14 пеших горных орудий и 16 конных орудий.
В деревне Плякове отряд получил печеный хлеб, приготовленный местными жителями, вследствие распоряжения генерала Рауха. Ночь с 30-го июня на 1-е июля отряд провел на биваке, поблизости от Средней Колыбы, причем последние части прибыли на бивак только около 11-ти часов ночи. На другой день, 1-го июля, в 6 часов утра, отряд двинулся дальше и между деревнями Войнеш и Райковцы имел большой привал с варкой пищи, потому что в этот день отряд должен был перевалить через главный перевал, а по ту сторону перевала запрещено было разводить огни. Тут было разрешено людям съесть по одному фунту сухарей, так как печеного хлеба достать было нельзя. Но так как одного фунта сухарей было бы недостаточно, то набрано было много скота, и люди получили более чем по два фунта мяса; сверх того, велено было людям взять в сумки еще по одному фунту мяса, потому что до выхода из ущелья не предполагалось делать варки. Вообще, генерал был очень скуп на раздачу сухарей. И в самом деле, отряд шел без обоза, получить транспорт сухарей в скором времени не предполагалось, а что отряд найдет в долине Тунджи, в то время в точности не было известно. Следовательно, надо было беречь сухари, а потому генерал выдавал их чрезвычайно экономно. Но за то мясо люди получали в избытке, так как скота по дороге было много. Вообще, люди во все время движения ели вволю и никогда не голодали.
Во все время пути по горному дефиле, жители окрестных деревень выходили навстречу войск и приносили и на себе и на ослах печеный хлеб. Но по причине малонаселенности этих деревень хлеба было далеко недостаточно, так что не более трех батальонов получили печеный хлеб, остальные же люди отряда были этот день без хлеба. Жители не хотели брать денег за привозимый ими провиант, но генерал настоял, чтобы они взяли причитающиеся им деньги.
1-го июля, около 5-ти часов вечера, генерал, вместе с своею свитою, во главе стрелковой бригады въехал на вершину главного Балканского хребта. Восторженные крики «ура» взошедших войск огласили угрюмые вершины гор. Стрелковая бригада тотчас же была выдвинута вперед и должна была остановиться на ночлег верстах в 10-ти от выхода из ущелья. Остальные войска должны были бивакировать на вершине перевала, так как, по причине трудности подъема артиллерии, они могли собраться на вершине очень поздно. Со стрелковою бригадою должны были бивакировать только четыре сотни казаков, которые еще с предыдущего бивака, у Средней Колыбы, были двинуты вперед, вследствие просьбы генерала Рауха о высылке ему людей для работ по исправлению дороги. Генерал Гурко спустился с перевала в начале 9-го часа вечера и прибыл на бивак с стрелковой бригадой только в 12 часов ночи, вместе с последними частями бригады.
На другой день, 2-го июля, войска должны были выйти из дефиле в долину Тунджи. Вечером, 1-го июля, и в течение ночи разъезды доходили до самого конца ущелья. Во всем ущелье не было встречено ни одного турка. Жители болгары сообщили, что в Хаинкиое стоит небольшой лагерь турецких войск, менее одного табора. Все предвещало благополучный выход из ущелья: серьезного сопротивления со стороны турок нечего было ожидать.
Порядок движения на 2-е июля был назначен следующий: впереди две роты пластунов, с двумя горными орудиями; за ними 14-й стрелковый батальон с 4-мя горными орудиями; далее остальные 3 батальона стрелков с 8-ю горными орудиями. Позади стрелковой бригады 4 сотни казаков и 2 сотни конно-пионерной команды. Все эти войска составляли авангард передового отряда. Остальные части отряда следовали в некотором расстоянии позади, причем болгарское ополчение с 4-мя конными орудиями 10-й казачьей батареи шло впереди, а вся кавалерия (16 эскадронов и сотен) при 12-ти конных орудиях позади.
Генерал Гурко, имея в виду, в случае, если обстоятельства позволят, идти на Казанлык, решил не допустить все турецкие войска, которые отряд встретит при выходе из ущелья, уйти в Казанлык, а потому он приказал генералу Рауху, как только отряд выйдет в долину Тунджи, немедленно со всеми шестью сотнями, имевшимися при авангарде, принять вправо и, заняв деревню Есекчи, отрезать туркам путь отступления к Казанлыку и стараться отбросить их на восток. Начало движения авангарда назначено было в 6 часов утра, начало движения остальных войск назначено было в 4 часа утра, потому что генерал желал сблизить обе части между собою.
Около 9 ; часов утра голова авангарда достигла выхода из ущелья. Небольшой казачий разъезд, шедший впереди, сообщил, что при выходе из ущелья турок нет, но что верстах в 2 ; от выхода, уже на площадке, прилегающей к деревне, виден турецкий лагерь, в котором до настоящей минуты, по-видимому, все спокойно. Тотчас обе роты пластунов рассыпались в цепь, два орудия стали в середине и в таком порядке двинулись вперед. 14-й стрелковый батальон принял вправо и, перестроившись поротно, пошел за правою ротою пластунов. Пока производились эти перестроения, турки заметили наши войска, и в лагере поднялась тревога. Но войска были уже близко, и горная батарея, выехав на позицию, в расстоянии менее 700 сажен, открыла огонь по лагерю картечными гранатами. Застигнутые совершенно врасплох, турки в беспорядке бросились через овраг, лежавший позади лагеря, и начали собираться в виноградниках, растущих позади этого оврага. Пластуны, продолжая движение вперед, завязали с ними ружейную перестрелку, а 14-й стрелковый батальон занял деревню Хаинкиой, расположенную к западу от виноградников. Видя свой левый фланг обойденным, турки стали поспешно отступать к деревне Конаро. Пластуны, 2-я горная батарея и 14-й стрелковый батальон преследовали их. Остальные батальоны собрались у деревни Хаинкиой. Во время поспешного отступления турки не успели убрать своего лагеря, и войска наши нашли в нем много ружей, патронов и галет, которые тотчас же были розданы войскам вместо наших сухарей. Галеты оказались очень вкусными, и войска ели их с большим удовольствием.
Пока все это происходило возле деревни Хаинкиоя, генерал Раух, с шестью сотнями, двинулся вправо, прошел через гребень, лежащий к западу от деревни, и направился на Есекчи и Иени-Махале. Обе эти деревни турецкие и жители их встретили наших казаков ружейными выстрелами. Казаки отвечали тем же, и от выстрелов обе деревни скоро загорелись. Тогда жители обеих деревень бросились бежать за Тунджу в горы. Казаки бросились их преследовать, но вскоре были остановлены батальоном турецкой пехоты, стоявшим у Балабанли. Батальон этот занял весьма сильную позицию и, пропустив убегавших жителей, отошел через Чанакджи к Иени-Загре. Тогда генерал Раух выслал разъезды по направлению на Ельгово, Кишла и Уфлани, а сам остался с казаками у Есекчи, заграждая в этом месте долину Тунджи. К вечеру у Есекчи собралась вся казачья бригада, с 15-ю Донскою батареею.
Около часу дня, всюду все успокоилось, и перестрелки везде прекратились. К этому времени болгарское ополчение уже начало выходить из ущелья и располагаться на бивуак у выхода из дефиле на речке Сельвер, верстах в двух от деревни Хаинкиоя. Кавалерия, задержанная конною артиллериею, которая, с большим трудом проходила по упомянутой выше бермочке, еще вся была в ущелье. Вдруг около 1 ; часа пополудни, с левой стороны, послышалась весьма сильная перестрелка ружейная и артиллерийская, и в то же время получено было донесение, что турки перешли в наступление со стороны деревни Казасмади и, пройдя деревню Конаро, теснили 13 батальон. Тотчас было приказано 14-му стрелковому батальону поспешить на помощь 13-му и, вместе с тем, послано приказание одной бригаде болгарского ополчения с 4-мя орудиями 10-й батареи присоединиться к остальным двум стрелковым батальонам, расположенным на позиции у Хаинкиоя. Придя на место, где была перестрелка, 14-й стрелковый батальон нашел, что наши 1 ; батальона занимали опушку виноградников, обращенную к стороне Конара, и что неприятель, численностью около трех батальонов, наступал со стороны этой деревни. Немедленно перестроившись по-ротно, 14-й батальон начал обходить левый фланг турок. Прибытие 14-го батальона и произведенный им маневр побудил неприятеля начать отступление, причем, поражаемый огнем наших стрелков и горных орудий, он понес весьма чувствительную потерю. Около деревни Конаро был взят другой турецкий лагерь, гораздо больший, чем Хаинкиойский. Найденные там турецкие галеты были тотчас же употреблены в дело. Наши батальоны преследовали турок до деревни Казасмана и, затем, уже поздно вечером, вернулись на бивак к Хаинкиою.
Из расспросов пленных и местных жителей оказалось, что несколько дней тому назад в этом месте долины Тунджи вовсе не было войск, но что два дня тому назад прибыли из Казанлыка к Хаинкиою три турецких батальона, которые, оставив здесь всего 400 человек, ушли накануне в дер. Канар, где и устроили лагерь. Кроме того, l-го же июля прибыл из Иени-Загры еще один батальон пехоты, расположившийся y деревни Балабанджи. Таким образом, 2-го июля авангард передового отряда имел дело с четырьмя батальонами турок, разбросанными в окрестностях д. Хаинкиоя. Все эти четыре батальона отступили в Иени-Загру. Из них три батальона, отступившие 2-го числа к Твардице, 3-го июля, опасаясь, вероятно, движения по долине, отошли кружным путем через Джумалы, Терзиобу и Бинкос.
К вечеру 2-го июля собралась и вся кавалерия отряда. На ночь войска расположились на бивак следующим образом: стрелковая бригада с 14-ю горными орудиями у деревни Хаинкиой; болгарское ополчение с драгунскою бригадою и двумя конными батареями верстах в двух позади, у выхода из ущелья, на речке Сельвер; казачья бригада с одною батареею у дер. Есекчи. Во все стороны были высланы разъезды от казачьей бригады.
Покончив с турецкими войсками, генерал Гурко тотчас же занялся продовольственною частью отряда. Турецкие галеты заменили сухари и позволили загнать экономию на этот счет. Но их было не особенно много и хватило на весь отряд дня на два - не более. Желая экономизировать и галеты, генерал сделал распоряжение, чтобы все жители, как Хаинкиоя, так и других окрестных деревень напекли хлеба сколько кто может, конечно, за деньги. Жители с удовольствием исполнили это требование, и 3-го июля почти весь отряд получил печеный хлеб; 4-го июля было тоже навезено очень много печеного хлеба. Таким образом, с 30-го июня по 5-е июля всего войсками была израсходована полу-дневная пропорция сухарей. Что касается до мяса, то об этом нечего было особенно заботиться, потому что всюду можно было добыть скота сколько угодно. 2-го июля, вечером, казаки пригнали более 150 штук рогатого скота и более 250 баранов, отбитых у турок. Этот отбитый скот был большим подспорьем для войск.
2-го июля еще нельзя было составить себе ясной картины о силе и расположении турецких войск в долине Тунджи, потому что разъезды были высланы поздно и не успели еще вернуться.
Но 3-го июля уже можно было отдать себе довольно ясный отчет в этом отношении. Все сведения приводились к следующему: в Иени-Загре были турецкие войска приблизительно около пяти батальонов, но считая четырех, разбитых в окрестностях Хаинкиоя. В этот город постоянно подвозились войска по железной дороге и направлялись в Казанлык. В Эски-Загре войск не было. Во всей долине Тунджи до самого Казанлыка тоже не было войск. Что же касается до этого города, то сведения о числе войск, там находившихся, были довольно сбивчивы, но во всяком случае можно было с большою вероятностью предполагать, что там было не менее пяти батальонов и не более десяти. Артиллерии и кавалерии в обоих городах было мало. Наконец, у Шипкинского прохода можно было ожидать встретить тоже приблизительно около 8-ми - 10-ти батальонов. Всего же в окрестностях Казанлыка можно было ожидать встретить от 13-ти до 20-ти батальонов. Оценивая все эти сведения, генерал Гурко решил 4-го июля двинуться на Казанлык; при этом он рассуждал следующим образом: одно из двух: или турки, не очищая Шипку, встретят отряд только войсками, собранными у Казанлыка; или же они сосредоточат все свои силы и встретят его где-либо впереди Казанлыка. В первом случае генерал не сомневался в победе, последствием которой будет занятие деревни Шипки, что должно неминуемо повести к овладению и перевалом. Во втором случае, отряд может понести неудачу; но, пользуясь преимуществом в кавалерии и артиллерии, отряд в этом случае может отойти на весьма сильную позицию, лежащую к западу от деревни Хаинкиой и на ней выждать прибытия подкреплений. Что же касается до Шипкинского перевала, то, по очищении его от турецких войск, он должен был и в этом случае перейти в наши руки. Итак, главная цель движения к Казанлыку - занятие Шипкинского перевала - в обоих случаях имела много шансов на успех; передовой же отряд мог потерпеть в одном только случае частную неудачу, без риска понести крупное поражение. Оставалось только обставить предстоящую операцию возможно лучшим образом. Во-первых, следовало постараться задержать турецкие войска на Шипке, потому что хотя в обоих случаях перевал должен был перейти в наши руки, но все же было бы несравненно лучше достигнуть этой цели без частных неудач. С этою целью, еще раньше, до выхода из Тырнова, было предписано командиру 30-го казачьего полка полковнику Орлову произвести 4-го и 5-го августа ряд демонстраций со стороны Габрова, приготовлять в этом городе большие запасы и распространять слух о движении к этому городу наших войск. Во-вторых, надо было обеспечить себя с левого фланга и с тыла. Впрочем, левый фланг был обеспечен уже тем, что до 3-го июля, на всем протяжении от Иени-Загры до Эски-Загры, никаких войск не было. Оставался следовательно тыл.
Самое лучшее средство для обеспечения тыла было бы, конечно, оставление заслона достаточной силы. Но так как отряд был слаб и без того и, кроме того, благоразумие требовало оставить хотя два батальона для непосредственной защиты самого ущелья, то выходило, что нечего было оставлять против Иени-Загры. Иначе пришлось бы так ослабить свой отряд, что не с чем было бы и идти к Казанлыку. Вследствие этого генерал решил обеспечить свой тыл, если можно так выразиться, нравственным образом, т.е. нагнать страх на войска, занимавшие Иени-Загру, и заставить их, по крайней мере, дня два думать о своей собственной безопасности и не помышлять о наступлении. С этою целью генерал решил 3-го июля произвести кавалериею демонстрацию наступления на Иени-Загру, а между тем, 4-го июля, рано утром, двинуться на Казанлык. Кроме того были посланы две сотни казаков на дорогу из Иени-Загры в Эски-Загру, для уничтожения телеграфной проволоки. Генерал рассчитывал, что наше внезапное появление в долине Тунджи, разбитие четырех батальонов 2-го июля, наступление кавалерии на Иени-Загру 3-го июля и, наконец, уничтожение телеграфной проволоки повлияют на войска в Иени-Загре и удержат их, по крайней мере, дня два от всякой попытки к наступлению, а в эти два дня генерал надеялся так или иначе овладеть перевалом. Наконец, при самом дурном обороте дела, т.е. если бы войска в Иени-Загре не были введены в обман и перешли в наступление, то можно было бы, пользуясь центральным расположением, быстро обратиться назад и, разбив эти войска, или опять обратиться к Казанлыку, или же отойти к Хаинкиою. Словом сказать, генерал решился воспользоваться своим центральным положением и, действуя по внутренним линиям, бить неприятеля по частям.
Для непосредственной же защиты прохода, генерал решился оставить у выхода из ущелья 4 батальона болгарского ополчения с шестью горными орудиями, с четырьмя конными орудиями при трех сотнях казаков.
Но турки 3-го июля сами помогли генералу в исполнении его планов. Вероятно, опасаясь за три батальона, отступавшие от Твардицы, вдоль Балканского хребта, и желая оказать им содействие, они выслали из Иени-Загры в Оресари три батальона пехоты при шести пеших орудиях. В это время в долине против Оресари находилась уральская сотня, которая следовала в разъезде по направлению к Сливне. Увидав сотню, батарея открыла по ней огонь. В то же время против нее были высланы партии черкесов. Услыхав выстрелы, генерал ускорил высылку кавалерии, и так как выстрелы эти могли предвещать серьезное наступление турок, то в поддержку кавалерии были высланы два батальона болгарского ополчения. Вообще, были приняты следующие меры: Казанскому драгунскому полку велено было идти долиною к Оресари и соединиться с уральскою сотнею; четырем сотням № 26-го казачьего полка с двумя орудиями идти к Оресари горами через Запаняв и действовать туркам во фланг; двум батальонам болгарского ополчения с четырьмя конными орудиями № 10-го батареи двигаться до места и, смотря по обстоятельствам, или принять участие в атаке кавалерии, или, в случае неблагоприятного исхода предстоящего боя, принять на себя отступающую кавалерию. Наконец, всей остальной кавалерии приготовиться к немедленному, в случае нужды, движению вперед. Вся пехота оставалась на биваках и не была обеспокоена.
Казанцы, под начальством полковника Корево, вместе с 16-ю конною батареею, двинулись вперед переменным алюром и, подойдя к Оресари, завязали артиллерийскую перестрелку с неприятелем, два эскадрона спешились и начали ружейную перестрелку. Приход казанцев был как нельзя более кстати для уральской сотни, которая уже около двух часов отбивалась от значительно превосходных сил неприятеля; с приходом же Казанского полка, все партии черкесов поднялись на гору и ушли с поля сражения. Около получаса спустя прибыли и казаки под начальством полкового командира [полковника Краснова] и открыли огонь из орудий против левого фланга турецкой батареи. Поражаемая перекрестным огнем, турецкая батарея не выдержала и снялась с позиции. Отступление неприятельской батареи послужило сигналом к переходу в наступление нашей кавалерии. Казанцы пошли с фронта, казаки против левого фланга и, кроме того, старались обойти неприятеля с тыла; наконец, уральцы начали угрожать правому флангу. В то же время, верстах в 3-х - 4-х, показались и болгарские дружины. Видя приближение пехоты и боясь быть совершенно отрезанною, неприятельская пехота начала отступление. Казанцы и казаки дружно насели на нее, и тут произошло несколько ожесточенных схваток. Чем дальше турецкая пехота отступала, тем больше беспорядка происходило в ее рядах. Наконец, отступление обратилось в полнейшее бегство. В одну из схваток казанцы овладели турецким знаменем. Турецкая батарея несколько раз подвергалась опасности быть взятою в плен; но, пересеченная местность спасла ее. Преследование продолжалось до наступления темноты и остановилось у дер. Лиджа. Оставив в этой деревне сильный пост, наши войска вернулись назад уже поздно ночью.
Это неожиданное, молодецкое дело было как нельзя более кстати. Конечно, разбитый неприятель не подумает о переходе в наступление. Вследствие этого дела, операционная линия отряда на Казанлык становилась уже совершенно безопасною. Появление наших двух сотен на дороге из Иени-Загры в Эски-Загру и разрушение телеграфной линии в свою очередь сильно повлияли на турок. Разрушение телеграфа имело, кроме того, еще сильное моральное действие и на войска Казанлыкского отряда. Сверх всего этого, наступление кавалерии имело еще следствием то, что весь горный хребет средних Балкан перешел в наши руки, и турки таким образом лишились возможности с высоты гор следить за нашими движениями, между тем как наш отряд приобретал возможность видеть все, что делается у турок. С этих пор генерал Гурко уже совсем не беспокоился за свой тыл, так как он был убежден, что турки не посмеют предпринять что-либо против него. Вследствие этого он мог направить всю свою энергию на исполнение предстоящей операции. 3-го июля, вечером, прибыл к отряду Киевский гусарский полк и дружина болгарского ополчения, оставленные в Тырнове при обозе отряда.
СТАТЬЯ ВТОРАЯ
В предыдущей статье было сказано, что генерал Гурко решил 4-го июля двинуться на Казанлык, и были указаны те меры, которые были приняты генералом для обеспечения успеха предпринимаемой операции. Обо всем этом было донесено в главную квартиру, причем была выражена надежда взять Казанлык 5-го июля и, быть может, в тот же день подойти с отрядом к подножию Шипкинского перевала.
Движение 4-го июля было предпринято двумя колоннами: правая состояла из 4-й стрелковой бригады, двух рот пластунов, двух дружин болгарского ополчения, 4 орудий Донской казачьей № 10-й батареи, восьми орудий горной № 1-го батареи и двух сотен казаков (всего 6 ; бат., 12 орудий и две сотни) и должна была следовать по дороге, пролегающей возле подошвы горного хребта, через Уфлани, к Маглишу. Левая состояла из трех кавалерийских полков, семи сотен казаков, гвардейского полуэскадрона и двух конных батарей №№ 10-го и 16-го (всего 19 ; эскадронов и сотен и 12 орудий) и должна была следовать вдоль реки Тунджи через деревни Есекчи, Иени-Махале и Кишла к Софулару. Весь отряд должен был бивакировать на реке Маглише, между деревнею того же имени и Софуларом.
В 6 часов утра обе колонны двинулись вперед. Около Бериковской караулки, где генерал Гурко остановился на полчаса, было получено донесение от разъездов, что виноградники, впереди деревни Уфлани, заняты партиею баши-бузуков, но что партия эта очень небольшая - человек от 50-ти до 100, не более. Донесение это было такого рода, что нечего было обращать на него особого внимания.
Небольшая деревушка Уфлани лежит у самой подошвы Балканских гор и со всех сторон окружена садами и виноградниками. К востоку и западу от нее, в расстоянии около полуверсты, горы перерезываются двумя узкими ущельями, по которым проходят небольшие тропинки, ведущие на вершину хребта. Верстах в двух к востоку от нее виноградники оканчиваются, причем, в этом месте, отделяется от Балканских гор небольшой хребтик, тянущийся перпендикулярно к горам и постепенно понижающийся к югу. Длина этого хребтика не более 1.000 шагов. К западу от Уфлани сады и виноградники тянутся на 1 ; версты, а к югу не более как на 1.000 шагов. Таким образом, полоса, занятая садами и виноградниками, имеет около 3 ; верст протяжения от востока к западу и около 1.000 шагов от севера к югу. Все это пространство волнисто и изрезано множеством канав и валиков; посередине оно перерезывается небольшим горным ручьем, впадающим в Тунджу у дер. Кишли. Вообще вся эта местность представляет довольно сильную позицию для небольшого отряда и может быть упорно обороняема. Слабая сторона позиции, обращенная к востоку - правый фланг, который совершенно открыт. Фронт ее несколько короток, но для небольшого отряда достаточен и довольно силен. Местность внутри позиции удобна для упорной обороны. Левый фланг упирается в горы, следовательно, совершенно обеспечен от дальнего обхода; но если не занять ближайшие склоны гор, то он вблизи может быть обойден, хотя и небольшой частью. Чтобы обеспечить левый фланг от этого близкого обхода, достаточно занять ближайшие склоны двумя, тремя ротами.
Как уже сказано выше, около 8 ; часов утра было получено донесение, что виноградники впереди дер. Уфлани заняты небольшою партиею баши-бузуков. Не обращая внимания на это неважное сведение, колонна продолжала свое движение, причем, на всякий случай, 13-й стрелковый батальон, шедший в голове колонны, выслал вперед одну роту, которая рассыпала стрелков. Как только рота эта подошла к виноградникам на расстоянии 800-1.000 шагов, из опушки виноградника, с высоты хребтика посыпался на нее целый град пуль. Длина линии огня и степень напряжения его ясно свидетельствовали о том, что колонна имеет дело не с мелкою партиею баши-бузуков, а с целым отрядом, о силе которого судить пока еще было нельзя. Вследствие этого генерал Цвецинский велел 13-му батальону перестроиться в боевой порядок; 15-й Донской батарее принять влево и занять позицию левее 13-го стрелкового батальона; 15-му стрелковому батальону, шедшему за 13-м, велено было стать левее батареи и перестроиться по-ротно; остальным двум батальонам и двум дружинам болгарского ополчения остановиться и построиться в резервном порядке. Двум ротам пластунов велено стать за правым флангом 13-го батальона у подошвы гор. Еще батальоны не успели исполнить всех этих перестроений, как прибыл на поле завязавшегося боя генерал Гурко со своим штабом и под сильнейшим неприятельским огнем осмотрел всю его позицию. При этом он заметил, что склоны главного хребта, прилегающие к левому флангу позиции, не были заняты неприятелем; кроме того, он обратил внимание, что правый турецкий фланг позиции совершенно открыт. Вследствие этого он отдал приказание, чтобы обе роты пластунов немедленно поднялись на горы и обошли левый фланг неприятеля; кроме того, он послал кавалерийской колонне приказание зайти плечом направо и ударить против правого фланга позиции, стараясь, вместе с тем, обойти ее и с тыла, с тем чтобы отрезать путь отступления туркам к Казанлыку.
Между тем, пехотная колонна исполнила все распоряжения генерала Цвецинского, и по всей линии завязалась самая оживленная перестрелка, причем 15-я батарея, пристрелявшись обыкновенными гранатами, начала стрелять картечными гранатами с дистанционными трубками.
Как было уже сказано, генерал Гурко со своим штабом попал под сильный ружейный огонь и находился так близко от стрелковой цепи, что можно было следить за действием каждого отдельного стрелка. При этом все были поражены хладнокровием и спокойствием людей. Они весьма тщательно и не торопясь заряжали ружья, ставили спокойно прицелы, весьма тщательно прицеливались и затем старались следить за падением пуль, причем сообразно с этими падениями изменяли высоты прицела. Словом сказать, они стреляли так, как будто находились на смотру самого строгого инспектора стрельбы. Никакой суетни, никакой бестолковой трескотни. Видно, что бригада отлично обучена и выдержана в мирное время.
Его Императорское Высочество герцог Николай Максимилианович Лейхтенбергский, со времени выхода из Тырнова назначенный начальником всей кавалерии передового отряда и командовавший в этот день левою колонною, услыхав артиллерийские и ружейные выстрелы на своем правом фланге, не дожидаясь приказания начальника отряда, сам, по своей личной инициативе, свернул кавалерийскую колонну и пошел на выстрелы. Прибыв на поле сражения, он тотчас же двинул Астраханский полк против правого фланга неприятеля, казаков пустил в тыл его позиции, а Киевский гусарский полк оставался для связи между обеими бригадами. Командир драгунской бригады, Его Высочество герцог Евгений Максимилианович Лейхтенбергский, подойдя к неприятельской позиции, спешил часть драгун и, поставив между полками батарею полковника Ореуса, открыл по неприятелю артиллерийский и ружейный огонь, так что турки начали обстреливаться перекрестным огнем. Скоро и 15-я Донская батарея тоже открыла огонь во фланг и тыл неприятельской позиции. Все батареи стреляли превосходно. Но, несмотря на губительный перекрестный огонь артиллерии, стрелков и драгун, неприятель стойко стоял на позиции и осыпал наши войска целым дождем пуль. Скоро и пластуны, взобравшись на горы, обошли левый фланг турок, но и их огонь не заставил неприятеля очистить позицию. Перестрелка, начавшись около 9-ти часов, продолжалась уже почти 2 ; часа, то усиливаясь, то становясь менее сильною, а неприятель все не очищал позиции. Уже хотели было ввести в дело еще батальон, взятый из резерва, но в это время оба батальона первой линии пошли в атаку. Усиливая постепенно цепь и подходя к позиции неприятеля все ближе и ближе, батальоны были уже на расстоянии около 300 шагов. Усилив последний раз рассыпанных стрелков, роты обоих батальонов вошли в цепь и дружно пошли вперед, сопровождаемые по бокам густою цепью стрелков. Неприятель открыл по ним самую учащенную стрельбу, целый рой пуль летел над головами, но эта учащенная стрельба мало наносила вреда. Видно было, что вид атаки волновал турок, и они стреляли плохо прицеливаясь. И действительно, когда роты подошли на дистанцию около 150 шагов, огонь заметно ослабел, а когда, подойдя еще ближе, роты кинулись на «ура», то позиция была уже совершенно очищена. Турки, столько времени выдерживавшие самый губительный огонь нашей артиллерии и пехоты, не выдержали вида атаки, и когда перед их глазами сверкнул русский молодецкий штык, то они дрогнули и очистили столь долго обороняемую позицию. Это дело, равно как и Систовская переправа, показало, что и в настоящее время штык остался таким же молодцом, как и во времена Суворова, но что теперь следует пускать его в ход умно, подготовив атаку хорошим огнем и подведя людей на близкие дистанции, мало-помалу, пользуясь всяким укрытием местности. 4-я стрелковая бригада и в деле штыковой работы оказалась столько же хорошо обученною, как и в стрелковом деле. Честь и слава бригаде; честь и слава ее учителю генералу Цвецинскому.
Но занятием главной позиции, дело еще далеко не кончилось. Турки, отступая, пользовались всяким местным предметом, всякою канавою и валиком, чтобы остановиться и начать стрельбу. Они видели, что путь отступления им отрезан, а потому и дрались с ожесточением. Они влезали на деревья и оттуда стреляли в наши войска. Но постоянно и постепенно охватываемые со всех сторон, они скоро выбивались из целого ряда позиций; порядка у них уже никакого не было, и они сражались врассыпную. Видя, что им нет возможности уйти в Казанлык, они бросились ко входам упомянутых выше двух ущелий и думали еще там защищаться. Но стрелки быстро взобрались на горы, образующие эти ущелья, и огнем выбили их и заставили в страшном уже беспорядке искать спасения в глубине ущелий.
Сопротивление, оказанное неприятелем у входов в ущелья, были последним актом боя, прекратившегося окончательно около двух часов дня.
Вид неприятельской позиции свидетельствовал о стойкости, с которою турки защищались, и о действительности нашего огня. Вся позиция была буквально усеяна трупами турок. Среди поражений от ружейных пуль особенно неприятное впечатление производило громадное число убитых осколками артиллерийских снарядов. Входы в ущелия буквально были завалены грудами трупов; в каждом из них было, по крайней мере, до двух сот трупов. Вообще, турки понесли жестокое поражение.
Весть о сильном погроме турок, скоро распространившаяся по всей долине Тунджи, произвела потрясающее впечатление на войска, собранные у Казанлыка и Шипки, и породила между ними панику. Положительно можно сказать, что сражение при Уфлани решило участь Казанлыка и Шипки, тем более, что, так как ни один турок из-под Уфлани не прибыл в Казанлык, то там думали, что весь отряд истреблен поголовно. Беглецы, убежавшие в горы, частью пробрались разными тропинками на Шипку, частью же, по ночам, пробрались через долину и явились в Иени-Загру.
По расспросам пленных оказалось, что под Уфлани было 5 батальонов (таборов) пехоты, из них большая часть принадлежала к Анатолийскому низаму и, кроме того, были гвардейцы, только что прибывшие из Константинополя. Кстати, 5 батальонов были высланы накануне из Казанлыка и только 3-го числа, ночью, прибыли в Уфлани. Несмотря на позднее прибытие и на раннее начало дела, они уже успели окопаться. Вообще, турки великие мастера окапываться; не успеют они прибыть на позицию, как через несколько часов они уже укрепляются и, притом, укрепляются весьма искусно.
В числе пленных, взятых в этом сражении, был каймакам города Казанлыка, присланный пашою для наблюдения за ходом боя. Они был взят при входе в одно из ущелий. Впоследствии, жители болгаре города Казанлыка рассказывали, что он отличался большою относительно их свирепостью и был бичом для тех болгар, которые были вверяемы его управлению. Собрав дравшиеся войска, генерал Гурко дал им два часа отдыха и затем около пяти часов двинулся далее к Маглишу, куда войска прибыли, когда уже сделалось темно. Тотчас после окончания боя генерал Гурко посетил все перевязочные пункты и поручил своему помощнику генералу Рауху озаботиться о перевозке их в город Казанлык. Некоторые из этих пунктов были устроены недалеко от передней линии сражающихся войск, так что пули долетали до них, и доктора должны были давать медицинскую помощь под выстрелами неприятеля. Несмотря на это, доктора работали спокойно и с полным усердием, и все раненые прибыли на другой день в Казанлык хорошо перевязанными.
Прибыв на бивак, генерал Гурко отдал приказание относительно движения на следующий день.
Город Казанлык лежит в долине р. Тунджи, у подножия Балканских гор. С северо-восточной стороны к нему подходят отроги главного хребта, сильно командующие над городом, но сами по себе не особенно высокие. Движение войск по этим отрогам возможно, но только для пехоты и небольших кавалерийских частей. Движение же по ним артиллерии невозможно по причине больших оврагов, изрезывающих эти отроги по разным направлениям. У подножия этих отрогов, к востоку от города, тянутся сады и виноградники, на протяжении 6-7 верст. Сады и виноградники окружают город также с южной и западной сторон, но на небольшое протяжение, не более 1 ; верст. С северо-западной стороны тянется совершенно открытая равнина, на которой находится несколько небольших отдельных рощиц. Равнина эта подходит к самым горам, которые поднимаются из нее весьма крутыми подъемами. По равнине этой проходит дорога в дер. Шипку, от которой идет весьма крутой подъем на самый перевал. Расстояние между дер. Шипкой и Казанлыком около 12-ти верст.
Соображаясь со свойствами местности, было приказано движение 5-го июля произвести тремя колоннами. Правая, состоящая из 13-го стрелкового батальона, двух рот пластунов и одной казачьей сотни, должна была принять вправо, подняться на подходящие к городу отроги Балканских гор и, следуя по ним, стараться обойти город с северной стороны. Средняя колонна, состоящая из остальных 3-х батальонов стрелковой бригады и 2-х дружин болгарского ополчения, при 4-х орудиях 10-й Донской батареи, при 8-ми горных орудиях и при двух сотнях конно-пионерной команды, должна была идти по долине, по прилегающей к горам дороге и атаковать город с фронта. Наконец, левая колонна, состоящая из всей остальной кавалерии, должна была обойти все позиции неприятеля и действовать по городу с южной и западной сторон.
Хотя начало движения для средней и левой колонн было назначено в 6 час. утра, а для правой в 5 ; час. утра, но так как правая колонна, по причине представившихся трудностей, от свойств местности, взобралась на возвышенности довольно поздно, а между тем генерал Гурко желал, чтобы головы всех колонн, с началом движения, были на одной высоте, то пришлось движение главных сил и кавалерии начать около 7-ми час. утра. Средняя колонна была остановлена выстрелами неприятельской батареи, поставленной на опушке виноградников, у дороги, идущей у подножия хребта. Неприятельская батарея стреляла с очень большой дистанции и постоянно меняла свои цели: то она стреляла по пехоте средней колонны, то по ее артиллерии, то, наконец, по кавалерии левой колонны, несмотря на то, что расстояние до нее было более трех верст, а также и на то, что неприятельская батарея состояла из двух или четырех горных орудий. Вообще, это общая характеристическая черта действий турецкой артиллерии, что она чрезвычайно непостоянна и беспрерывно меняет свои цели. Хотя, вообще говоря, она стреляла весьма хорошо, т.е. очень скоро пристреливалась и затем уже вела очень меткую стрельбу, но она была весьма непостоянна в стрельбе. А так как общий закон таков, что артиллерия и вообще огнестрельный бой достигает каких-либо результатов только в более или менее продолжительное время, то очень понятно, что, при подобной манере стрельбы, турецкая артиллерия никогда не достигала каких-либо порядочных результатов, а наносила только случайные поражения. Другая причина ничтожной действительности стрельбы турецкой артиллерии состояла в том, что она, пользуясь прекрасными свойствами великолепных крупповских орудий, стреляла на громадные дистанции, открывая огонь с 2.000 и более сажен. А так как на этой дистанции полет снарядов весьма крут, то все осколки летели так круто, что перелетали через головы, не нанося никакого поражения даже в тех случаях, когда снаряды падали в расстоянии 10-ти шагов от цели. Кроме того, в турецкой артиллерии процент неразрывающихся гранат был весьма велик. Вследствие всех этих причин, вместе взятых, турецкая артиллерия - противник был не опасный. Артиллерия передового отряда скоро поняла своего противника и никогда не отвечала на стрельбу с дальних дистанций. Напротив того, она всегда подъезжала на близкие дистанции, никогда не более 800 саж., и своим постоянством, меткостью и стрельбою превосходным нашим снарядом - картечною гранатою с дистанционною трубкою, оказавшимся весьма практичным и боевым снарядом - скоро заставляла неприятельскую артиллерию прекращать огонь, несмотря на то, что, ловко пользуясь свойствами местности, турки всегда ставили свои орудия весьма удачно и, в большей части случаев, сверх того еще прикрывали искус-ственными укреплениями.
Итак, движение средней колонны было остановлено выстрелами турецкой артиллерии. Тотчас 14-й и 16-й батальоны построились в боевой порядок, артиллерия (№ 10-й батарея) выехала на позицию, и завязался огнестрельный бой. Несколько позже генерал Цвецинский вызвал на позицию и горную артиллерию. Так как у неприятеля было только от двух до четырех орудий, то перевес в артиллерии оказался на нашей стороне, и так как вслед за тем и кавалерия передового отряда, с конною артиллериею, обогнув правый фланг неприятеля, тоже открыла огонь из орудий во фланг позиции, то перевес оказался весьма значительный. Несмотря на сильную перекрестную стрельбу артиллерии, стрелков и спешенных драгун, неприятель держался на позиции весьма упорно. Вообще это общая характеристическая черта, что турки весьма упорно и стойко отстаивают свои позиции, в особенности если они укреплены. А так как они почти всегда укрепляли свои позиции, то не было примера в действиях передового отряда за Балканами слабого сопротивления со стороны турок. Они гибли в массах, но не покидали позиций. Для того чтобы принудить их к очищению позиции, надо было сначала нанести им сильный, весьма чувствительный вред огнем, а потом или обойти их позицию и ударить с фланга, или же, подведя войска незаметным для них образом, кинуться неожиданно в штыки. Штыковую атаку они не выдерживали, и если атакующие успевали подойти до позиции шагов на 100-150, то они начинали отступать. При этом, раз что турки начинали отступать, то энергия сразу покидала их, они падали духом и скоро обращались в беспорядочное бегство. По крайней мере, так было в действиях передового отряда. В особенности дурно действовало на турок, если наша артиллерия заставляла замолчать их артиллерию.
Поэтому, наша тактика против турок, должна была состоять в следующем: пользуясь значительным превосходством в артиллерии, сначала боя выставлять превосходную против неприятеля артиллерию, стараясь при этом устраивать перекрестный огонь. Первоначальные действия артиллерии должны быть преимущественно направлены против турецкой артиллерии и только в случае сильного превосходства в этом отношении, часть орудий направлять на пехоту. Позицию для батарей следует занимать всегда на небольшом относительно расстоянии, около 800 саж. и отнюдь не далее (и то только для 9-ти фут. орудий) 1.000 саж. Пристрелявшись гранатами, весьма скоро переходить к стрельбе картечными гранатами. Не может быть никакого сомнения, что при толковом ведении стрельбы батарейными командирами через несколько часов артиллерийского боя, неприятельская артиллерия или замолчит, или значительно ослабит свой огонь. Тогда направлять свой огонь против пехоты, пристреливаться обыкновенными гранатами и затем переходить к шрапнели. В это время пехота должна выслать цепь, которая, не отвечая на огонь турок, должна подходить к неприятелю на дистанции не более 500, 600 шаг., при ружьях Крынка, и от 600 до 700 шаг. при ружьях Бердана. Турки непременно откроют огонь с дистанции от 1.200 до 1.500 шаг., а может быть и больших. Но было бы очень большою ошибкою отвечать на их огонь. Самая опасная сфера турецкого огня от 800 до 1.200 и даже 1.400 шаг., потому что они всегда стреляют под большими углами возвышения, стреляют скоро и выпускают массу пуль; так что количеством выпускаемых пуль они вознаграждают качество, обыкновенно очень плохое, стрельбы. Поэтому необходимо как можно скорее проходить эту сферу и отнюдь не останавливаться для стрельбы. Самая безопасная сфера турецкого огня, это от 300 до 800 шагов. В этой сфере должна начинаться, развиваться и доходить до наибольшего напряжения, стрельба наших цепей. Роты, идущие за цепью, должны тоже как можно скорее проходить сферу дальних выстрелов и притом идти, пользуясь всеми самыми малейшими изгибами местности, причем весьма полезно наступать перебежками. Положительно можно сказать, что внимательные и расторопные ротные и батальонные командиры почти всегда могут довести свои части без сколько-нибудь чувствительных потерь на довольно близкие дистанции от турецких позиций и расположить их за местными укрытиями. В этот период боя следует подводить безостановочно цепи все ближе и ближе к неприятельской позиции и усиливать их. Когда же артиллерия обратит свои выстрелы против пехоты, тогда цепи должны быть уже доведены до maximum’a своей густоты. Не должно торопиться атакою, и прежде, чем начать ее, следует возможно лучше и сильнее обстрелять неприятельские позиции. Когда же будет признано, что атака подготовлена основательно, тогда не вести войска в атаку по частям, а сразу пускать довольно сильные части, причем предварительно подводить их постепенно настолько близко к позиции, насколько свойства местности позволят подойти скрытно и незаметно. При подготовке атаки артиллерия должна подъехать ближе к неприятелю и не столько для того, чтобы лучше и сильнее обстрелять неприятеля, сколько для того, что вид наступающей артиллерии всегда действует на турок очень сильно. Если подготовка велась правильно, если цепи к моменту атаки очень густы и стреляют спокойно, если артиллерия сразу выедет на близкие дистанции и не стреляет на громадных расстояниях, если роты ведутся со вниманием и применяясь к местности, если, наконец, подготовка ведется достаточно долго, то, наверное, можно сказать, что вид идущих войск так сильно повлияет на турок, что они не только не в состоянии будут отразить атаки, но даже не выдержат ее и убегут, не приняв штыкового боя. Конечно, все это говорится про атаку позиций вообще, хотя и крепких по природе и укрепленных, но ведь есть позиции, которые так сильны по природе, или так укреплены искусственным образом, что тут никакие приемы атак ни к чему не приведут. Но атака подобных позиций с фронта есть безумие, ведь никто же не вздумает атаковать, например, Рущук или Шумлу. Подобные позиции берутся совсем другим манером. Генерал Гурко, еще в начале обхода обратил внимание войск отряда на тщательность подготовки атак и формально запретил стрельбу как в артиллерии, так и в пехоте с больших дистанций. Результаты этого приказа были весьма хороши. Впрочем, нельзя не сказать, что 4-я стрелковая бригада была еще раньше так хорошо обучена и выдержана, что и без приказа люди никогда бы не начинали дальней стрельбы.
Да простят нам наши читатели это невольное отступление от нашего рассказа. Но, к сожалению, в течение настоящей кампании были примеры, когда правила эти далеко не были соблюдаемы. А потому мы и решились поделиться заключениями, выведенными из опыта, надеясь, что они принесут каплю пользы и, быть может, будут приняты во внимание некоторыми из деятелей настоящей кампании.
Итак, неприятельская позиция была окружена с двух сторон: с фронта среднею колонною и с правого фланга - спешенными драгунами левой колонны. В это время правая колонна вступила даже в бой. На вершинах гор, на которые взобралась эта колонна, она встретила небольшие пехотные и кавалерийские части, как видно, защищавшие левый фланг позиции от обхода. Хотя части эти были и невелики, тем не менее, пользуясь свойствами местности, они задержали на некоторое время наступление правой колонны. Но затем, не выдержав наступления наших войск, они начали отходить в направлении к северо-западу, к деревне Хаскиой. Вследствие отступления в этом направлении и правая колонна наша тоже изменила свое направление и отошла от средней, так что она не могла оказать непосредственного содействия атаке города. Но хотя таким образом она и уклонилась от поставленной ей задачи, но уклонение это было, как увидим впоследствии, весьма удачно.
Генерал Цвецинский, заметив, что правая колонна не может оказать ему непосредственного содействия, послал на прилегавшие высоты часть оставшегося в резерве 15-го стрелкового батальона (около двух рот), которая вскоре обошла левый фланг неприятеля и открыла по нем с высот огонь. Через несколько времени неприятельская артиллерия снялась с позиции и отъехала версты на две ближе к Казанлыку. За нею потянулась и турецкая пехота. Весь наш боевой порядок пошел вслед за ними. Отойдя версты на две, неприятельская пехота остановилась на новой позиции и вскоре была опять охвачена с фронта и обоих флангов пехотою и кавалериею. Генерал Гурко с своим штабом и с конвоем пол-сотни уральцев въехали на высоты в промежуток между среднею колонною и правою, так как с этих высот лучше было обозревать все поле сражения и так как с них видна была также долина, лежащая между Казанлыком и Шипкою. Отсюда генерал заметил, что со стороны этой последней деревни тянулась какая-то колонна войск. Можно было ожидать, что оттуда придет помощь к Казанлыку; чтобы задержать ее, генерал Гурко послал приказание правой колонне продолжать свое движение к Хаскиою и, остановившись на склоне высот в Шипкинскую долину, задержать колонну, идущую с севера. В то же время, желая поскорее покончить с Казанлыком, он велел взобраться на высоты одному взводу конной батареи, чтобы открыть артиллерийский огонь против левого фланга неприятельской позиции. Но покуда взвод этот взбирался на горы, дело было уже покончено. Генерал Цвецинский, верно оценивая, что на этой позиции оборона не может быть упорна, так как раз отступивший неприятель не в состоянии уже проявить слишком большой энергии, решил, не затягивая дела слишком долго, перейти к решительной атаке. Вследствие этого он выдвинул в обход левого неприятельского фланга остальную часть остававшегося в резерве батальона, две дружины болгарского ополчения подвинул ближе к боевой линии и затем повел атаку, уже достаточно подготовленную перекрестным огнем артиллерийским и ружейным. Как и следовало ожидать, неприятель не выдержал и начал отступление. Во время этой атаки были взяты два турецких орудия.
Пока это происходило в центре, Его Высочество герцог Николай Максимилианович Романовский атаковал с кавалерией самый город, обскакав его с юга и с запада. Обстреляв предварительно опушку города артиллерийским огнем и огнем спешенных драгун, он пустил в город киевских гусар и казаков. Эта смелая атака удалась как нельзя лучше. Турки, энергия которых уже ослабела, вследствие беспорядочного отступления с двух позиций, не оказали большого сопротивления и убежали из города.
Занятие города поставило в крайне затруднительное положение турецкую пехоту, отступавшую со второй позиции и еще не успевшую пройти через город. Ей оставалось пройти виноградниками, между городом и высотами. Но здесь, теснимая со всех сторон нашими войсками, она едва успела убежать в долину, в направлении к Хаскиою, причем, кроме большого числа убитых и раненых, она потеряла более 700 человек пленными. Бой кончился во втором часу дня. Поручив преследование бегущих кавалерии, генерал Гурко остановил пехоту для отдыха и сам въехал в город.
Как и в Тырнове, встреча, оказанная генералу, была самая восторженная. Духовенство в полном облачении с хоругвями и образами встретило его при входе в болгарскую часть города. Не еще раньше, при входе в мусульманский квартал, который расположен в восточной части города, генерал Гурко был встречен почти всем мусульманским населением. Он сказал им речь, сущность которой состояла в том, что они никем не будут обижаемы и что генерал берет их под свое покровительство, но только при том условии, если они выдадут все оружие и сами не будут обижать христиан. При этом он объявил, что если из какого-либо дома в городе будет выстрел, или если где-либо будет найдено спрятанное оружие, то виновные будут немедленно казнены. Поручив исполнение его приказаний относительно выдачи оружия муллам и более влиятельным гражданам из магометан, генерал Гурко проехал через турецкий квартал и въехал в болгарский. Проехав через весь город, он остановился в женском монастыре, расположенном на западной окраине города. Отслушав благодарственный молебен в церкви, генерал Гурко вышел на двор монастыря и, сев в тени, обратился к игуменье с просьбою о принятии к себе наших раненых. Игуменья и все монахини были в восторге, приняли всех раненых и впоследствии оказывали им самый старательный, самый усердный уход. Когда же через несколько времени пришлось отправлять раненых в Тырново, то монахини просили не отсылать их до полного выздоровления. Это наши раненые, и мы бы желали совершенно поставить их на ноги, говорили они. Но исполнить этой просьбы было нельзя, в виду разных случайностей войны.
Пробыв в монастыре несколько более получаса и приказав генералу Цвецинскому в 4 часа пополудни двинуться к деревне Шипке, генерал Гурко со всею свитою поехал на рысях к кавалерии. Он догнал кавалерию, пройдя уже деревню Хаскиой, и около 5-ти часов вечера прибыл с нею к подножию Шипкинского перевала. На другой день утром генерал Раух был командирован в город для устройства раненых, городского управления и для распоряжений по снабжению отряда печеным хлебом. В городе должна была остаться одна дружина болгарского ополчения.
По приезде к дер. Шипке там было найдено следующее положение дел: турецкие войска, стоявшие лагерем около деревни, у подножия гор, двинулись было к Казанлыку, но, увидав наши войска на высотах и узнав, что дела в городе идут дурно, повернули назад и с большою поспешностью начали подниматься на гору, на вершину Шипкинского перевала. При этом поспешном отступлении на горы они оставили весь свой лагерь не тронутым; в нем были найдены большие запасы галет, рису, а также патронов и других боевых припасов. Все палатки в лагере были на местах. Во многих палатках были найдены большие ящики с патронами, присланные, судя по клеймам и надписям, из Лондона с различными боевыми припасами и хирургическими инструментами. Всего было в изобилии, и видно было, что турки в этом лагере ни в чем не нуждались. Большие и прекрасные котлы стояли еще над разведенным огнем, и в них варилась пища; надо полагать, что турки готовились обедать и ушли из лагеря без обеда. На пол-горе виден был хвост отступавшей пехоты. Вся вершина горы была унизана народом. Жители деревни Шипки сообщили, что на верху у турок провианта мало, что главные запасы у них были внизу, в лагере, и что турки заставляли их возить провиант на верх из этого лагеря. Это сведение было весьма приятно, потому что ясно свидетельствовало о том, что перевал будет скоро наш, так как голод скоро заставит очистить его.
Пехота отряда прибыла уже поздно вечером, перед самым наступлением темноты. Очевидно, что в этот день нельзя было предпринять никаких действий, а потому, заняв деревню авангардом, весь отряд расположился на бивак.
Хотя передовой отряд занял город и нанес неприятелю весьма сильное поражение, тем не менее, окрестности города не были еще очищены от мелких шаек баши-бузуков, разбежавшихся после поражения турецких войск. Шайки эти разбежались по рощам и стреляли оттуда в наши разъезды. Жертвою их пали полковник граф Роникер, конно-пионерный командир. Возвращаясь в город во главе одной из своих сотен по сжатому полю, он был встречен выстрелами из-за снопов с расстояния не более 30-40 шагов, шайкою человек в 20. Он получил две смертельные раны и вскоре умер. Вся шайка была немедленно изрублена. Для очищения окрестностей, как вечером 5-го июля, так и утром 6-го июля были высылаемы сильные кавалерийские разъезды, которые вскоре очистили все окрестности города и привели до 150 солдат турецких регулярных войск, разбежавшихся после сражения.
Вглядываясь в занятую неприятелем позицию на верху горы св. Николая и узнав через пленных турок и местных жителей, что на Шипкинском перевале находится до 14-ти таборов регулярной турецкой пехоты, генерал Гурко пришел к убеждению, что атаковать столь сильную позицию, защищаемую таким большим числом таборов, есть дело почти невозможное. С другой стороны, принимая во внимание недостаток продовольствия на горе и невозможность получать его откуда-либо, было очевидно, что дня через два, или три, перевал должен был пасть сам собою. Оставалось только занять ближайшие тропинки, ведущие на верх горы. С этою целью, генерал Гурко выслал сильные кавалерийские отряды в Софлар, Гемеди (Иметли) и в Янину, откуда поднимались тропинки, по которым можно пробраться на Шипкинский перевал. Сделав все эти распоряжения, он пришел к полному убеждению, что через несколько дней перевал будет в наших руках. Но, несмотря на это убеждение, генерал Гурко находил себя обязанным предпринять 6-го июля если не атаку турецкой позиции, то, по крайней мере, сильную диверсию. Причина этому заключалась в том, что когда еще не весь отряд находился в Хаинкиое, то получено было предписание от полевого штаба армии, в котором, между прочим, спрашивалось, когда именно генерал Гурко рассчитывает занять Казанлык и быть у Шипки, с тем чтобы немедленно после его прибытия к перевалу, предпринять одновременную атаку перевала с южной и северной сторон - со стороны Габрово. Генерал Гурко отвечал, что он надеется быть в Казанлыке 5-го июля и, если обстоятельства позволят, в тот же день подойти и к дер. Шипке. Так как 5-го июля вечером отряд действительно стоял у подножия перевала, то генерал полагал, что атака с севера будет предпринята 6-го июля, а потому нельзя было не поддержать этой атаки сильною диверсиею из долины Тунджи. Побуждаемый этими соображениями, он с вечера отдал приказ, чтобы 6-го июля два стрелковых батальона атаковали позицию турок. Но так как большая дорога, ведущая на перевал, подходит к самой сильной и почти совершенно неприступной части позиции, то решено было подняться по горным тропинкам и вести атаку с восточной стороны, где находилась командующая над перевалом высота. Для того же, чтобы привлечь внимание турок к большой дороге, по ней были посланы две роты пластунов. Для указания же дороги были приисканы проводники из местных жителей.
С раннего утра 6-го июля, наши кавалерийские разъезды начали приводить турецких солдат, бежавших с оружием в руках с высоты перевала. Число пойманных беглецов к 9-ти часами утра было уже более 50-ти. Все они говорили, что бежали потому, что на горе сильный недостаток продовольствия и что они уже вчера почти ничего не ели. Показания эти еще более подтверждали уверенность в скором падении перевала. Между тем и положение передового отряда было в это время несколько рискованно. Если турки продержатся на горе дня четыре или пять, то к этому времени могли бы быть подвезены по железной дороге в Иени-Загру свежие турецкие войска, которые выйдя из ущелья Дербенткиойского (на дороге из Ески-Загры в Казанлык), могли бы ударить в тыл нашему отряду. Поэтому, желая побудить турок к скорейшему очищению гор, генерал Гурко, утром 6-го июля, послал паше, командовавшему турецкими войсками, письмо, в котором, указав на его критическое положение, предложил ему положить оружие, обещая при этом даровать всем личную свободу. Письмо было отправлено в 8-м часу утра.
13-й и 15-й стрелковые батальоны, назначенные для производства диверсии, двинулись около 10-ти часов утра. Полчаса спустя двинулись по горе и пластуны. Долго взбирались на верх наши стрелки; дорога, или вернее, узкая тропинка, оказалась очень трудной для движения. Только около 2-х часов пополудни они приблизились к вершине горы. Турки, внимание которых было привлечено движением пластунов, не заметили приближения стрелков и были застигнуты совершенно врасплох. На западном скате горы, по восточному склону которой взбирались наши стрелки, был у турок разбит лагерь приблизительно батальона на два или на три, на вершине же горы было построено незначительное укрепление. Из этого укрепления турки заметили наши батальоны тогда, когда они были уже очень близко. Как только турки заметили наших стрелков в очень близком от себя расстоянии, тотчас же выкинули в укреплении белый парламентерский флаг. Полковник Климонтович, командовавший всем отрядом, как только увидал белый флаг, велел нашим стрелкам остановиться и затем выслал офицера тоже с белым флагом и переводчиком для переговоров. Но весь этот маневр, со стороны турок, был ничто иное, как, так называемая восточная военная хитрость, произведенная с целью дать время турецким войскам, находившимся в лагере, со-браться, устроиться и приготовиться к обороне. Пока полковник Климонтович остановил свои батальоны, пока дал офицеру нужные инструкции, время прошло, турки приготовились, а потому, по понятиям их, можно было уже не стесняться более правилами чести. И действительно, как только наш офицер подъехал к укреплению шагов на 150, по нем был сделан сильный залп, к счастию, никого не убивший, и затем белый флаг на укреплении был убран. Войска наши, озлобленные таким наглым злоупотреблением парламентерского флага, бросились вперед и в самом непродолжительном времени завладели укреплением и высотою и прогнали турок в большом беспорядке на главную их позицию.
Взойдя на эту высоту, полковник Климонтович осмотрел неприятельскую позицию. Оказалось, что она чрезвычайно сильна. Огромный овраг отделял ее от высоты, уже нами занятой.
Весьма узкий перешеек соединял эту высоту с турецкой позицией. Расстояние между нашими стрелками и турками было не более 600-800 сажен. Атаковать перевал можно было им только по узкому перешейку и по склонам, к нему прилегающим. На высоте, занятой турками, было возведено несколько укреплений, вооруженных артиллериею. Очевидно, что всякая атака столь сильной и укрепленной позиции была немыслима. Тем не менее, желая привлечь все внимание турок к восточной стороне и тем облегчить атаку войск, направленную с северной и, быть может западной стороны, полковник Климонтович рассыпал несколько рот направо и налево от перешейка, соединяющего нашу позицию с неприятельской, а по самому перешейку пустил несколько других рот, прикрытых густою цепью. Неприятель, заметив это, приблизил к восточной окраине своей позиции большую часть своих резервов и открыл весьма сильный и губительный огонь. Движение вперед по открытому перешейку сделалось невозможным, а потому роты остановились и залегли. Тем не менее они несли большие потери. В таком положении стрелки простояли более часу. Полковник Климонтович все ждал обещанной атаки с севера. Был уже пятый час, а все никакой атаки ни с севера, ни с запада не было видно. Тогда полковник Климонтович рассудил, что вероятно атаки не будет, и что стоять дольше значит совершенно напрасно, без всякой пользы, губить людей. Рассудив таким образом, он послал приказание всем войскам медленно отходить на вершину горы. А затем, в начале шестого часа, придя к окончательному заключению, что обещанной атаки не будет, начал отводить свои батальоны назад в долину. Турки, заметив наше отступление, перешли немедленно в наступление и провожали наши войска самым адским огнем. Заняв очищенную нами высоту, они остановились. Во время этого отступления пал геройскою смертию полковник Климонтович. Батальоны сошли вниз уже около 8 час. вечера. Потеря наша была около 150 чел. убитыми и ранеными. Потеря турок была больше нашей; они особенно много потеряли во время беспорядочного отступления с восточной горы, во время первой нашей атаки.
Вечером 6-го же числа, через посредство болгар, которые пришли к отряду из Габрова окольными тропинками, было получено известие от полковника Элерса, что обещанная атака была произведена 5-го июля Орловским полком его дивизии, но что атака была неудачна. Таким образом, тут вышло недоразумение, так как 5-го июля передовой отряд не имел физической возможности произвести атаку перевала.
7-го июля рано утром было донесено с передовых постов, что с горы приехал турецкий офицер с белым флагом и привез письмо от паши к генералу. Через несколько времени, офицер этот был приведен на бивак генерала Гурко и передал письмо, подписанное двумя бригадными генералами Мегмет-Халузи-пашою и Ибрагим-пашою. В письме этом паши сообщали, что они получили письмо генерала и согласны, при условии дарования личной свободы, положить оружие и вследствие этого просят сообщить ближайшие условия сдачи, т.е. установить самый порядок сдачи. Генерал Гурко прежде всего осыпал упреками офицера за вчерашнее злоупотребление парламентерским флагом; а затем поручил начальнику штаба заняться установлением порядка сдачи оружия турецкими войсками. Вместе с тем, так как во время отступления стрелковых батальонов с гор было оставлено на верху много трупов и человек около 20-ти раненых, то генерал приказал написать в ответном письме, пашам, что он посылает в горы до 50-ти человек санитаров для подбора раненых и убитых. При этом он предупреждает пашей, что санитары будут без оружия при одном офицере и медике, и потому он просит их принять все меры предосторожности, чтобы с людьми этими ничего не случилось. Безопасность санитаров генерал вверяет их чести и выражает уверенность, что они вернутся назад совершенно невредимыми. Когда письмо было готово, оно было переведено на турецкий язык, и офицер был отправлен обратно на перевал. По условию, первый сдающийся эшелон должен был выйти из укреплений около 10 час. утра и спуститься по большой дороге. Действительно, в условленный час показалась на верху горы колонна турецкой пехоты, впереди которой было два белых флага. Через час с четвертью колонна эта уже спустилась вниз и у деревни Шипки сложила оружие. Оказалось, что в ней было до 300 человек регулярной пехоты, и при ней был один офицер и один доктор. Люди были обезоружены, и им было отведено место возле бивака пехоты.
Между тем, санитары наши отправились еще в 7 часов утра и давно уже скрылись из вида. По условиям сдачи, эшелоны должны были следовать один за другим через час времени.
Но в 11 часов никакого другого эшелона на верху не показывалось. Оживления, обыкновенно бывшего на горе, не было заметно во все время. Вследствие этого генерал Гурко начал сомневаться в искренности предложения пашей и, вместе с тем, беспокоиться за участь санитаров. Около 12-ти часов с перевала прибыл казак от офицера, посланного с санитарами, с донесением, что он взобрался на верх горы, на которой вчера был бой, и не нашел на ней турок. На горе Св. Николая (т.е. на главной турецкой позиции) он тоже никого не видел. Вследствие этого он решился взойти на самые турецкие позиции и нашел их совершенно покинутыми турками, оставившими в укреплениях много орудий. Что же касается до убитых и раненых, то все они подверглись страшным истязаниям и поруганиям. У них турки отрезали головы и разные члены и всех их сложили в одну общую груду, головы их отнесли в главные укрепления. Таким образом, первая часть наших войск, взошедшая на Шипкинский перевал, была команда санитаров 4-й стрелковой бригады.
Итак, турки вторично злоупотребили парламентерским флагом, прибегнув снова к так называемой восточной хитрости. Оказалось, что еще 6-го июля, после отступления наших батальонов, турки начали очищать свои позиции и потянулись горными, трудно-доступными тропинками на запад. Причиною их отступления был полный недостаток съестных припасов: у них оставалось провизии всего дня на три, да и то в уменьшенных порциях, а этого запаса едва могло хватить на их переход по горам, тем более, что в это время наши кавалерийские части были протянуты до Калофера, следовательно, им надо было идти на Карлово, т.е. сделать горами около 60-ти верст. Опасаясь новой атаки нашей 7-го июля, которая могла бы помешать их отступлению, они, во-первых, начали отступление с вечера 6-го июля и производили всю ночь; во-вторых, вздумали остановить наши войска фальшивыми переговорами о сдаче. Для того же, чтобы окончательно усыпить внимание, они даже пожертвовали 300 человек. Но, впрочем, они ошиблись в своих рассчетах, потому что генерал Гурко вовсе не имел в виду производить ни 7-го июля, ни позже никакой атаки, так как он не хотел разбивать об эти атаки и без того слабый числительностью отряд свой; так что жертва 300 человек была с их стороны совершенно напрасная.
Известие, присланное командиром санитарной команды, с одной стороны сильно рассердило генерала Гурко, в особенности все, что касалось до наших убитых и раненых. Но за то, с другой стороны, оно его обрадовало тем, что лучший перевал через Балканы наконец переходил в наши руки. Что же касается до хитрости турок, то она его рассмешила. Положение отряда сразу улучшилось, потому что открывался прямой путь сообщения с нашими войсками, стоявшими в Габрово, выигрывался путь отступления и приобреталась база. Когда еще 6-го июля кто-то спросил генерала - где ваша база, то он отвечал, указывая на турецкий лагерь, возле деревни Шипки, вот моя база - турецкие галеты. Генерал Гурко решился ехать на перевал для осмотра позиции и велел приготовить конвой из двух сотен казаков. Но около 3-х часов пополудни получено было донесение генерал-майора Скобелева 2-го, что он с 12-ю ротами Орловского полка занял перевал в 2 ; часа дня. Вследствие этого известия генерал Гурко поехал на верх без конвоя только со своею свитою.
Позиция на горе Св. Николая оказалась почти совершенно неприступною крепостью. Спуск с перевала на юг идет по скалистой и весьма крутой горе. Подъем, проделанный на этой горе, очень крутой и труден для подъема больших тяжестей. Склон горы оканчивается на вершине совершенно отвесною скалою, высотою около 8 сажен. Дорога, взобравшись на самый верх горы, проходит у подошвы скалы и поворачивается на север по очень узкой бермочке. Если ехать из долины Тунджи, то левая сторона бермочки ограждена только что упомянутою скалою, а справа идет крутой обрыв. Таким образом, позиция на перевале с южной стороны совершенно неприступна. С восточной стороны лежит глубокий и крутой овраг, отделяющий гору Св. Николая от той горы, на которой сражались наши стрелки 6-го июля. Обе эти горы соединяются между собою узким перешейком, разделяющим овраг на две части - северную и южную. Восточная гора выше перевала и командует всею позициею на горе Св. Николая. Совершенно подобный же характер местности и с западной стороны позиции. Северная часть позиции имеет вид подковы и тоже оканчивается крутым спуском. От левой стороны подковы отделяется кряж, постепенно спускающийся к северу. По этому кряжу проходит дорога в Габрово. Таким образом, взобраться на верх горы, кроме большой дороги, спускающейся в долину Тунджи, можно только по двум узким перешейкам и по узкому кряжу, спускающемуся в Габрово. Со всех остальных сторон приходится спускаться по весьма крутым и большим спускам. Все это делает позицию Шипкинского перевала почти недоступною для атаки. Слабая сторона ее состоит в том, что к западу и востоку от нее находятся командующие высоты. Так что если эти высоты будут заняты неприятелем, который поставит на них артиллерию, то он будет в состоянии обстреливать всю позицию. Для того чтобы предохранить ее от этого обстреливания, необходимо занять обе высоты отдельными укреплениями и постоянно держать на них хотя бы небольшие гарнизоны. Турки очень хорошо поняли эти слабые стороны позиции, возвели на упомянутых высотах отдельные укрепления и держали на каждой из этих гор по два или по три батальона. Правда, что укрепления, ими построенные на этих горах, не были сильны, но это, быть может, произошло от того, что они не успели возвести более сильных.
Въехав на верх горы, все были поражены торжественно-угрюмым видом окружающих гор. Картина была великолепна; но все были еще более поражены видом наших убитых. Многие из этих трупов до истязания их турками были живы, и мороз пробегал по всему телу при мысли о тех ужасных мучениях, которые эти несчастные перенесли перед своею смертию. Пирамида голов наших солдат, возвышавшаяся посередине позиции, быть может, перед ставками пашей, приводила всех в ужас. Почти на верху пирамиды помещалась голова командира пластунского полубатальона, убитого в деле 6-го июля. У большинства видевших все эти ужасы и мерзости невольно вырывались восклицания: отныне нет пощады туркам, отныне не будет больше пленных.
На главной позиции были найдены девять турецких орудий, поставленных на укреплениях. Шесть из них были совершенно в исправном виде, и так как турки оставили также много снарядов и зарядов, то наши артиллеристы через несколько дней воспользовались ими и сделали опытную стрельбу. Лагери все были в полном порядке, но продовольствия нигде не было.
Осмотрев позицию, генерал Гурко съехал вниз и тотчас поехал в Казанлык, куда прибыл уже в двенадцатом часу ночи.
Занятием Шипкинского перевала окончился первый период действий передового отряда. Во время этого периода отряд разбил: в Тырнове - 5 батальонов (таборов), в Хаинкиое и Копано - 4 батальона, в Оресари - 3 батальона, под Уфлани - 5 батальонов, под Казанлыком - 4 батальона, на Шипке около 14-ти батальонов, всего же - 35 батальонов. Взято три знамени, 11 орудий, множество ружей и всякого рода боевых припасов и почти 2.000 нераненых пленных. Результатом действий этого периода было овладение всеми четырьмя проходами: Шипкинским, Травненским, Хаинкиойским и Еленским.
Все эти проходы в настоящее время в наших руках, и, не подлежит никакому сомнению, что в скором времени по ним пройдет наша армия при ее наступательном движении вперед.
Таким образом окончилась операция овладения Балканами, считавшаяся, после переправы через Дунай, самою трудною операциею, предстоявшею нашей армии. Столь блестящий успех был достигнут благодаря верно задуманному и смело исполненному плану. Малейшее колебание, малейшее промедление могли испортить все дело. Быстрота же и энергия в действиях, соединенные с демонстрациями у Габрова и Иени-Загры, напротив того, привели к блестящим результатам. Вообще турки, как все восточные народы, способны к проявлению большой энергии и храбрости; но если противник действует смело, решительно и быстро, то они скоро падают духом и легко поддаются панике. Поэтому, при малейшей возможности, следует предпочитать активный образ действий - пассивному. В нравственном отношении турки народ неустойчивый и способны быстро переходить от сильного возбуждения энергии к полному упадку ее. Во время войны с ними необходимо пользоваться этим свойством нации и быстрыми и смелыми движениями и маневрами наносить им поражение за поражением. Целый ряд хотя и небольших побед, но быстро следующих одна за другою обещает привести к весьма важным и решительным последствиям.
(Продолжение следует)
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Печатаемый труд представляет собою записки покойного генерала Д.С. Нагловского, написанные им во время последней Русско-турецкой войны, в период между первым и вторым походами наших войск за Балканы. Часть из напечатана была тогда же в газете «Новое Время», но продолжение их не последовало по не зависящим от редакции обстоятельствам. О смерти Д.С. Нагловского записки эти найдены были в бумагах покойного и до последнего времени хранились в семействе генерал-фельдмаршала Гурко, а затем поступили в распоряжение редакции «Военного Сборника». Ред.
2. Две сотни казаков, имевшие в голове, в виде проводника, урядника Кубанского полка князя Церетелева, прошли через болгарский квартал города, вошли в турецкий квартал и показались у моста в тылу правого фланга неприятельской позиции.
3. Турки мало-помалу теряли порядок и, наконец, обратились в полное и беспорядочное бегство.
4. Так как они объявили, что при приближении русских войск они очистят город, но перед этим очищением город будет сожжен, а жители все поголовно будут перерезаны.
СТАТЬЯ ТРЕТЬЯ
Итак, 7-го июля, передовой отряд окончательно завладел четырьмя лучшими проходами через Балканские горы. В тот же день Шипкинский проход был занят войсками 2-й бригады 9-й дивизии, на следующий день и Хаинкиойский проход был занят 1-ю бригадою 9-й дивизии. Появление войск 8-го корпуса в проходах освобождало передовой отряд от обязанности непосредственного их обеспечения, давало ему известную долю свободы в действиях и освобождало от заботы по разработке дорог и укреплению проходов. Тыл отряда и пути отступления делались совершенно обеспеченными. Теперь предстояла надобность в составлении дальнейшего плана действий.
В основание этого плана должны были лечь, с одной стороны, поставленные отряду полевым штабом задачи; с другой же стороны верная оценка той обстановки, среди которой приходилось вести дальнейшие операции.
Из предыдущего рассказа читателя видели, что первая половина возложенного на отряд поручения была им исполнена. Слабый числительностью отряд совершенно неожиданно для турок ворвался в расположение почти втрое сильнейшего неприятеля, разбил его по частям и с весьма малыми потерями овладел четырьмя проходами через горы. В настоящее время ему предстояло выполнить вторую часть задачи, а именно, выслать кавалерию еще далее вперед, с целью поднять болгарское население и оказать ему поддержку. Но выполнение этой задачи под прикрытием только одной кавалерии представлялось делом весьма рискованным; известно, что кавалерийский налет при удаче может овладеть большими районом местности, но удержать его, в случае наступления неприятеля, состоящего из трех родов оружия, не может. А потому начальник отряда полагал, что для исполнения этой задачи следовало выслать вперед не одну только кавалерию, но и двинуться со всем отрядом с тем, чтобы, заняв выгодную позицию впереди под его прикрытием, организовать движение болгар в тылу отряда. Следовательно, предстояло решить вопрос, позволит ли обстановка немедленно приступить к исполнению этой задачи. При этом не следует упускать из вида, что в основании всех соображений лежала мысль, что движение через Балканы главных сил должно было последовать после окончательного перехода через Дунай всех шести корпусов. А так как переправа последнего 4-го корпуса должна была совершиться между 10-м и 15-м июля, то, следовательно, появление главных сил армии в долине Тунджи можно было ожидать около 15-го июля. Следовательно, весь вопрос для начальника передового отряда сводился к следующему: были ли шансы овладеть позициею на реке Марице и удержаться на ней до 18-го июля, так как в это время могли уже прибыть подкрепления из главных сил. Кроме того, если бы можно было надеяться на успех движения отряда вперед, то этим всего лучше исполнялась новая задача, выпадавшая на долю отряда - сохранение для армии выходов из горных проходов в долину Тунджи, не только в главном хребте гор, но и в хребте Малых Балкан.
Еще раньше, перед выходом из Хаинкиоя, были посланы болгаре в долину Марицы к югу от Средних Балкан для собирания сведений о неприятеле. Многие из них уже вернулись в Казанлык. Кроме того, в город прибыли болгаре из Филиппополя, Чирпана, Иени-Загры, Карлова и других мест, лежащих к югу от Балкан. Показания всех этих болгар, собранные вместе и проверенные друг другом, приводились к следующему: город Иени-Загра был укреплен и занят регулярными войсками, баши-бузуками и черкесами; причем регулярных войск там не более шести таборов при двух полевых батареях. В узле железных дорог в Тырново-Сейменли приступлено к устройству укрепленного лагеря, но в настоящее время войск там мало - от трех до пяти таборов; все укрепления строятся на правом берегу Марицы, и фронт их обращен на север. В Филиппополе нет регулярных войск, но есть несколько таборов мустахфиза с баши-бузуками, но и их очень немного. На всем остальном пространстве долины Марицы нет регулярных войск, но в различных местах собираются партии баши-бузуков. В Адрианополе почти совсем нет войск, и город не укреплен. В Адрианополе и в Тырново-Сейменли ожидают в скором времени прибытия армии Сулеймана-паши, которая должна быть перевезена морем из Черногории в Эноя и оттуда по железной дороге; пунктом сосредоточения этой армии назначен узел железных дорог Тырново-Сейменли. Первые эшелоны этой армии, в которой должно быть до 35-ти батальонов регулярной пехоты, еще не прибыли, и их ожидали в Тырново-Сейменли 12-го или 13-го июля. Батальоны эти были слабого состава, около 500 человек в каждом. Артиллерии в армии Сулеймана немного, и она должна получить ее из Константинополя. Средства железных дорог не очень велики, и более восьми поездов в день отправлять нельзя. Сверх того, все единогласно подтверждали, что переход передового отряда через Балканы возбудил во всем мусульманском населении страны страшную панику, достигшую даже до Константинополя. Все, что может бежать - бежит с полною поспешностью. Из Филиппополя убежало более 1.000 семейств; оставшиеся в городе мусульмане совещались между собою, как поступить в случае прихода русских, причем решили покориться, выдать оружие и вследствие этого решения уже приготовили конак для приема русских. В Адрианополе тоже страшная паника: население и чиновники бегут в Константинополь, так что для удержания их на местах объявлена смертная казнь всякому, кто покинет свой пост. В Константинополе решено приступить к немедленному укреплению Адрианополя, но еще не знают, откуда взять средства к приведению этого решения в исполнение.
Соображая всю эту обстановку, генерал Гурко пришел к следующим заключениям: двинуться вперед возможно, но только под условием движения немедленного, без потери времени и, кроме того, присоединивши к отряду бригаду генерала Борейши, стоявшую в это время в дер. Хаинкиой. Движение это было возможно потому, что соединенные отряды, силою в 16 ; батальонов, 26 ; эскадронов и 46 орудий, выступив 11-го июля, могли быть у узла железной дороги 12-го июля, т.е. тогда, когда там не могло быть и 10-ти батальонов неприятельской пехоты. Следовательно, можно было быть уверенными в овладении узлом железной дороги еще 12-го июля. Появление отряда в Тырново-Сейменли должно было побудить Сулеймана-пашу отказаться от мысли сосредоточения своей армии в долине р. Марицы, потому что он мог подвергнуться поражению по частям, а должно было заставить его выбрать пунктом сосредоточения город Адрианополь. При этом были выигрыши времени, так как армия Сулеймана собралась бы к 16-му июля не у Тырново-Сейменли, а у Адрианополя, т.е. на три перехода дальше. Предполагая, что Сулейман перейдет в наступление тотчас по сосредоточении армии, т.е. 17-го июля, можно было ожидать его появления у Тырново-Сейменли 19-го июля вечером и атаки его 20-го июля утром. Но в это время отряд уже мог получить подкрепления из главных сил и отразить атаку. Если же случилось бы промедление в подходе подкреплений, то можно было маневрами задержать наступление армии Сулеймана еще на несколько дней и тем дать возможность главным силам совершенно беспрепятственно перейти как через главный хребет, так и через хребет Малых Балкан. Что же касается до организации восстания болгар, то генерал Гурко предполагал приступить к нему тогда, когда главные силы будут уже в долине Тунджи.
Таким образом движением отряда, в соединении с бригадою генерала Борейши, можно было без какого бы то ни было риска выполнить все задачи, возложенные на передовой отряд. Этим движением достигалось: охранение выходов из гор в долины не только Тунджи, но и Марицы; совершенно обеспечивался переход главных сил через оба хребта гор; наконец, прикрылась бы организация болгарского движения. Кроме того, достигалось усиление паники, уже охватившей все мусульманское население до самого Константинополя, а не было сомнения, что паника эта отразилась бы и на остальных театрах военных действий. Наконец, если бы Сулейман сделал какой-либо промах, то можно было бы разбить его армию по частям.
На основании этих соображений генерал Гурко 8-го июля составил соображение о движении 11-го июля к Тырново-Сейменли и, вместе с тем, послал генералу Борейше предложение немедленно присоединиться к передовому отряду. 8-го же июля был послан в главную квартиру армии рапорт с изложением всех упомянутых выше соображений и с просьбою о разрешении двинуться вперед 11-го июля.
9-го июля прибыли в Казанлык две депутации от Ески-Загры, одна от мусульманского населения, другая же от болгар, живущих в городе.
Мусульманская депутация принесла жалобу, что болгаре при первом известии о появлении отряда в долине р. Тунджи пришли в сильное брожение и начали жечь и грабить чифлики (фермы) турецких бегов и что во многих местах грабежи сопровождались резнею турок. Вследствие этого все мусульмане находятся в большом страхе, а так как они решились не покидать города, то, в опасении могущей быть резни, они вооружились и приготовились к самообороне. Во избежание беспорядков они просили генерала о скорейшем прибытии в Ески-Загру для водворения и поддержания порядка, обещаясь, по приходе русских, сложить и выдать оружие.
Болгарская депутация изложила совершенно такие же жалобы на мусульман и, опасаясь, что с минуты на минуту последует резня, в особенности в виду появления поблизости от города шаек баши-бузуков, они умоляют о возможно скорейшем занятии города русскими войсками.
Так как не было еще получено разрешения двинуться вперед, то генерал Гурко не считал себя вправе двинуть немедленно войска для занятия Ески-Загры. А потому он успокоил обе депутации, увещевая их сидеть смирно, и сказал, что он скоро придет в город, причем виновные в нарушении порядка, кто бы они ни были, будут строго наказаны.
9-го же вечером был получен ответ от генерала Борейши, в котором говорилось, что так как он имеет совершенно отдельное и самостоятельное поручение, то присоединиться к передовому отряду не может.
10-го июля, утром, было получено письмо Великого Князя от 8-го июля и предписание полевого штаба, в котором сообщалось, что вследствие неудачи, испытанной нашими войсками 8-го июля под Плевной, предположенное движение через Балканы откладывается до тех пор, пока не разъяснится положение под Плевной. До взятия же Плевны исполнение всех соображений, изложенных в рапорте, считается преждевременным, а потому, хотя соображения эти и одобряются, но движение отряда вперед пока еще не разрешается. Главною задачею отряду ставится охранение выхода Шипкинского перевала в долину Тунджи; между тем, предписывается сделать набеги на Иени-Загру и Ески-Загру и совершить набеги на обе ветви железной дороги - Адрианополь-Ямболь и Адрианополь-Филиппополь.
Набег на Иени-Загру не мог состояться, потому что набег кавалерии на сильно укрепленный пункт, защищаемый 6-ю батальонами пехоты с артиллериею, не мог удасться. Для овладения Иени-Загрой необходимо было двинуться со всем отрядом, а движение всего отряда разрешено не было. Поэтому от этого набега пришлось отказаться. Набег на железную дорогу решено было произвести 12-го июля двумя драгунскими полками; но так как сообщение из долины Марицы в долину Тунджи шло через горный проход у Ески-Загры, то, для обеспечения кавалерийских набегов, необходимо было занять этот город пехотою, иначе турки могли выступить из Иени-Загры, и, заняв Ески-Загру, поставить драгунские полки в безвыходное положение. Кроме того, жители Ески-Загры не переставали умолять о скорейшем прибытии наших войск, так как беспорядки все более и более увеличивались. Таким образом, во исполнение предписания полевого штаба армии и мольбы жителей, 11-го июля выступил из Казанлыка отряд, состоявший из 4-х дружин болгарского ополчения с четырьмя горными орудиями, драгунской бригады с 16-ю конною батареею, Киевского гусарского полка и трех сотен казаков. Вместе с отрядом выступил из Казанлыка и сам начальник отряда и прибыл в Ески-Загру около 3-х часов дня, восторженно приветствуемый болгарами и встреченный почетною депутациею мусульман.
Утром, 11-го июля, перед занятием Ески-Загры нашими войсками, в городе произошел беспорядок. Турки, предуведомленные о скором прибытии русских, желая выказать полное повиновение, собрали оружие и положили в конаки с тем, чтобы немедленно передать его в наши руки. Болгаре, узнав об этом, бросились на конак, завладели оружием и произвели в некоторых частях города сильные беспорядки, причем многие мусульмане и болгаре поплатились жизнью. По приходе наших войск порядок был немедленно восстановлен, генерал же Гурко, собрав в конак всех почетных болгар, обратился к ним с речью, в которой увещевал их держать себя спокойно и не обижать турок, так как непременная воля Государя состоит в том, чтобы никто друг друга не обижал. При этом генерал сказал, что он будет строго взыскивать за нарушение порядка, если же произойдут большие беспорядки, то он выведет войска из города и предоставить его на произвол баши-бузуков. Вообще, так как генерал Гурко считал возможным начать движение между болгарским населением только после появления наших главных сил в долине Тунджи, то он принимал все возможные меры к тому, чтобы сдерживать болгар и сохранять всюду порядок. В городе Ески-Загре это вполне удалось: там, за исключением беспорядка утром, 11-го июля, совершенного еще до занятия города, во все время пребывания наших войск был соблюдаем полный порядок. Но, к сожалению, нельзя было достигнуть того же в окрестностях города. Дух племенной вражды, следствие четырех-векового тяжелого гнета, проявился в скором времени сильною вспышкою мести, и вокруг города запылали турецкие чифлики и турецкие деревни. Во время движения наших кавалерийских полков к линиям железной дороги, большие толпы болгар следовали за полками, резали и грабили в тылу полков мусульманское население и предавали огню его имущество.
Вообще, взаимное уничтожение было всеобщим и грустным явлением в течение всей кампании, начиная с переправы через Дунай в окрестностях Систова. Всюду при приближении наших войск мусульманское население поспешно бежало и ознаменовывало свое бегство резнею и грабежами. За то и болгаре, почуяв силу на своей стороне, не оставались в долгу и подвергали оставшихся турок кровавыми репрессалиям. Во всех этих кровавых драках первый пример подавался турками. В общем итоге болгаре были в проигрыше, во-первых, потому, что наши власти всюду сдерживали болгар, тогда как турецкие власти возбуждали мусульман; во-вторых же, потому, что большинство турок уходили до прихода наших войск. За то временное возвращение турок в местности, занимаемые нашими войсками, ознаменовывалось невообразимыми истязаниями и ужасною резнею. Так было в Ловче, после занятия ее турками 15-го июля, в Ески-Загре, в долине Тунджи и в Елене. Но особенно сильные зверства проявлялись там, где действовал Сулейман - этот хищный зверь и отъявленный враг христианства. Как наступление, так и отступление его армии всегда сопровождалось самыми ужасными и неслыханными жестокостями. Города Ихтиман, Отлуккиой и Татар-Базарджик, так и окрестности, конечно, не скоро забудут отступления армии Сулеймана, в конце декабря 1877 г. и в начале января 1878 г. Это печальное явление было отличительною чертою всей войны; его можно было предвидеть заранее и избежать не было никакой возможности. Только быстрое и неожиданное занятие городов, как, например, Систова, Тырнова, Софии, Филиппополя и других, спасало жителей от неизбежных зверств и разорения. Сладить с диким необузданным фанатизмом мусульман и с весьма понятными вспышками мести болгар не было никакой возможности.
12-го июля, как было сказано выше, в набег на железную дорогу были посланы оба драгунские полка. Они выступили из города рано утром - Казанский полк двинулся к ветви железной дороги Ямболь-Адрианополь, а Астраханский полк к ветви Филиппополь-Адрианополь [1]. Подойдя в станции Карабунар, Казанский полк разделился на три части, из них два эскадрона при двух орудиях двинулись к станции, остальные же эскадроны, разделившись на несколько партий, направились к линии железной дороги для производства порчи ее. Оказалось, что станция занята пехотою и что в окрестности ее было много черкесов и баши-бузуков, и даже были видны турецкие уланы. Несмотря на присутствие в весьма близком расстоянии значительно превосходных сил турок, драгуны смело приступили к работам, под прикрытием двух эскадронов, стоявших против станции. Дерзость казанцев до такой степени ошеломила турок, что они не сделали ни малейшей попытки помешать партиям, работавшим над порчею линии. Работа продолжалась несколько часов; разрушены несколько мостов, водосточных труб и во многих местах насыпь дороги, партии начали собираться к двум эскадронам, стоявшим в резерве. Когда все партии собрались, то командир полка полковник Корево сделал поверку людей и, убедившись, что все вернулись - повел свой полк назад и прибыл в Иенн-Загру в ночь с 12-го на 13-е июля.
Астраханский драгунский полк, под начальством полковника Мацылевича, выступил тоже рано утром 12-го июля и направился к линии железной дороги Филиппополь-Адрианополь к станции Кояджик. Появление полка, точно так же как и появление казанцев у станции Карабунар, было полною неожиданностью для турок. В Кояджиаке не было никаких регулярных войск, а только небольшая партия баши-бузуков. Станция была немедленно окружена и занята астраханцами. Тотчас же были высланы партии для порчи дороги к западу и востоку от станции. Сама станция была сожжена, а водокачальня разрушена динамитом. Разрушив несколько мостов и во многих местах полотно железной дороги, а также все стрелки на станции и во многих местах рельсы, партии собрались, и после поверки людей полк тотчас же начал обратное движение. Телеграфная проволока была уничтожена на обеих ветвях. В экспедиции драгунского Астраханского полка приняли участие принц Батенбергский и майор прусской службы фон-Лигниц. Астраханцы привезли с собою начальника станции и его помощника. Начальник станции был немец, а его помощник француз. Астраханцы вернулись в Ески-Загру 13-го июля. Таким образом, оба молодецкие набега увенчались полным успехом.
Сведения, собранные обоими полками, а в особенности показания начальника станции, сводились к тому, что в Тырново-Сейменли 12-го июля было еще очень немного войск, и что первые эшелоны армии Сулеймана только что туда прибыли. Начальник станции показал, сверх того, что турки пускают в день от 6-ти до 8-ми поездов. Таким образом, оказывалось, что полное сосредоточение армии могло окончиться не раньше 16-го июля. Что же касается до 13-го июля утром, то на узле железных дорог было еще так мало войск (по показаниям болгар не более 10-ти таборов), что успех наступления всего соединенного отряда, который должен был атаковать позицию Тырново- Сейменли с западной, неукрепленной стороны, 13-го июля, не подлежал никакому сомнению.
По прибытии обоих полков, генерал 13-го же июля около часу дня двинулся обратно в Казанлык, с конвоем одной сотни казаков. Весь отряд, состоящий из 4-х батальонов, 15-ти эскадронов и сотен, 4-х горных и 6-ти конных орудий, остался в Ески-Загре, потому что раз занявши город, нельзя его было оставлять раньше времени на произвол баши-бузуков и черкесов. Начальником всего отряда в Ески-Загре был назначен Его Высочество герцог Николай Максимилианович, а начальником кавалерии в отряде - герцог Евгений Максимилианович.
С тяжелым сердцем возвращался генерал обратно в Казанлык. По всем сведениям было видно, что гроза приближается, и сильная буря скоро разразится над отрядом и над долинами Марицы и Тунджи. Армия Сулеймана, в виде грозовой тучи, собиралась на близком горизонте. Стояние на месте не могло отвратить грозы. Между тем, силы отряда не только не увеличивались, а напротив того, уменьшались, потому что одна дружина, посланная еще 9-го июля в Тырнов для конвоирования раненых и пленных, не вернулась, так как была удержана в Тырнове и отправлена на Еленский перевал. Другая же дружина по приказанию полевого штаба была двинута на Шипкинский перевал и вышла из-под начальства генерала Гурко. Таким образом, у него осталось всего 8 ; батальонов пехоты, бригада генерала Борейши не была ему подчинена и находилась от него в расстоянии около 40 верст. Нельзя было не предвидеть, что дня через четыре или пять, т.е. 17-го или 18-го июля, вся армия Сулеймана сосредоточится, дней же через пять или шесть, т.е. 19-го или 20-го июля появится под Ески-Загрой. Тогда придется или дать бой и в случае неудачи погибнуть, потому что после неудачного дела нельзя подняться на Шипкинский перевал; или же, уклонившись от боя, подняться на перевал и в этом случае отдать Сулейману без боя не только Ески-Загру, но и всю долину Тунджи. При этом последнем случае нельзя было не предвидеть той жестокой участи, которой должны были подвергнуться города Казанлык и Ески-Загра и вся долина Тунджи. Отряд еще мог спастись, уклонившись от удара и поднявшись на перевал, но как спасти несчастных жителей обеих долин. Вникая в эту новую и тяжелую обстановку, созданную первою нашею неудачею под Плевною, генерал Гурко рассуждал следующим образом: 17-го или 18-го июля должна пасть Плевна, после ее падения, т.е. 19-го или 20-го июля должны двинуться за Балканы главные силы. Полагая три дня пути и два дня для сосредоточения, оказывается, что поддержки могут подойти 24-го или 25-го июля; следовательно, если бы удалось каким-либо образом задержать Сулеймана в долине Марицы до 26-го июля, то можно было бы спасти Казанлык и долину Тунджи. Что же касается до долины Марицы, то спасение ее казалось уже делом невозможным. Итак, следовательно, весь вопрос сводился к удержанию Сулеймана в долине Марицы до 25-го июля. Очевидно, что стоя на месте достигнуть этого было нельзя; надо было действовать, маневрировать. Но можно ли было рассчитывать на достижение этого результата путем маневров. Очевидно, что поручиться за успех было нельзя, но нельзя не согласиться, что было некоторое вероятие на успех. Если бы было разрешено, присоединивши к передовому отряду бригаду генерала Борейши, двинуться в долину Марицы, то можно было бы надеяться овладеть Иени-Загрою. Занятие же этого города приводило бы отряд на фланг наступления армии Сулеймана. Дальнейшими маневрами можно было бы озадачить Сулеймана и заставить его подумать о появлении у него на фланге свежих сил. Это, в свою очередь, могло бы побудить Сулеймана приостановиться с наступлением и во всяком случае обратиться к Иени-Загре; словом сказать, прибегнув к маневрированию, можно было еще достигнуть каких-либо выгодных результатов; стоя же на месте нельзя было ничего достигнуть. Все эти мысли и соображения были изложены генералом Гурко в рапорте, который и был отправлен в главную квартиру 16-го июля рано утром.
Итак генерал Гурко желал выиграть несколько дней и надеялся в этом случае спасти Казанлык и всю долину Тунджи. Сущность же его просьбы состояла в присоединении к его отряду бригады генерала Борейши и в разрешении двинуться навстречу армии Сулеймана. Конечно, движение это было весьма смелое, но только оно одно могло спасти долину Тунджи и сохранить на несколько дней в наших руках выходы в эту долину по горным проходам. Задаваться более широкими целями очевидно было невозможно. Под давлением весьма тяжелых чувств были проведены дни 14-го и 15-го июля.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. В Ески-Загре осталось 4 болгарские дружины, Киевский гусарский полк и 6 орудий.
(продолжение)
Окончательная судьба долины Тунджи зависела от взятия Плевны. Будет она взята своевременно - долина спасена; не будет взята - долина Тунджи погибла. Понятно, с каким напряженным вниманием следили генерал Гурко и его штаб за действиями наших войск под Плевной. Всякому приезжающему из главной квартиры немедленно задавался вопрос: что Плевна? Наконец, 16-го июля, в 12 часов дня, прибыл к отряду, состоящий при Его Императорском Высочестве Главнокомандующем, полковник Вульферт и привез предписание начальника полевого штаба армии, в котором говорилось, что Его Высочество вполне одобряет все соображения генерала, изложенные в его предыдущих рапортах и вследствие этого Его Высочество подчиняет ему бригаду Борейши и предоставляет ему полную свободу действий. Хотя было уже поздно, но генерал все-таки обрадовался. «В таком случае я не уступлю долину Тунджи без боя; главное, нужно выиграть время; быть может, Плевна скоро падет, мы получим подкрепления, и все дело выиграно», - сказал генерал и приступил к обдумыванию плана действий. Выбор предстоял между следующими планами: 1) стянуть все отряды к Хаинкиою и, укрепившись у входа в ущелье, обороняться в укрепленной позиции; 2) сосредоточить все отряды у Ески-Загры и, укрепившись, выжидать атаки Сулеймана; наконец, 3) двинуться на Иени-Загру, взять ее и, в случае наступления неприятеля на Ески-Загру, действовать ему во фланг и постараться замедлить его движение.
Первый план был самый осторожный, так как при нем отряд подвергался наименьшему риску. Но при нем: во-первых, сразу пришлось бы отдать в руки неприятеля и Ески-Загру, и всю долину Тунджи; во-вторых, пассивная оборона приводила к результатам, к которым приводит всякий пассивный образ действий, т.е. она дала бы неприятелю возможность собрать достаточные силы и разбить пассивно стоящий отряд. Второй план был несколько лучше, потому что неприятелю пришлось бы брать долину Тунджи с бою; но во всяком случае не подлежало сомнению, что и при нем отряд был бы разбит, так как Сулейман имел возможность собрать достаточные силы для одержания полного успеха. Третий план был рискованнее, но за то он обещал следующие выгоды: взяв Иени-Загру, отряд становился бы на фланге армии Сулеймана, так как ясно было, что он перейдет в наступление против Ески-Загры, опираясь правым флангом на укрепленную позицию города Иени-Загры. А раз ставши на фланге армии Сулеймана и имея обеспеченный путь отступления, можно было удачными маневрами или разбить неприятеля по частям, или сбить его с толка, заставив его принять наступление отряда за наступление вновь прибывших войск. В случае же полной неудачи, отряд всегда мог отойти к Хаинкиою, т.е. перейти к первому плану. Конечно, нельзя было рассчитывать, чтобы слабый передовой отряд, имевший всего 14 ; батальонов пехоты, мог окончательно разбить уже сосредоточенную армию Сулеймана; но если бы удачные маневры привели ее к отступлению, хотя бы и временному, то тогда был бы выигрыш во времени, Плевна могла бы тем временем быть взята, и отряд мог получить достаточные подкрепления для развития действий в более широких размерах. При той обстановке, при которой пришлось отряду действовать 16-го июля, выигрыш времени был бы большою стратегическою победою.
В этом случае результаты выигрыша времени были громадны, и последствия их были неисчислимы. Но если бы новая атака Плевны не увенчалась успехом, то тогда рассчитывать на подкрепления было уже нельзя, и отряд перешел бы к пассивной обороне Хаинкиойского прохода. Но и в этом случае выигрыш времени был бы весьма полезен, как то и подтвердил дальнейший ход событий; ибо громадная разница между тем, если бы появился Сулейман в долине Тунджи 20-го июля, как он мог появиться, если бы не отступил, вынужденный поражением части его армии при Джуранлы, и действительным его появлением в этой долине 4-го августа.
Наконец, был еще четвертый план - сразу отступить на Шипкинский или Хаинкиойский перевал. Этот план был, конечно, менее всех других рискованным. Но, во-первых, к нему можно было бы всегда вернуться, при неудачном исходе трех предыдущих, а, во-вторых, он не отвечал главной задаче отряда - удерживать для дальнейших целей армии выходы из ущелий - ибо владеть самыми перевалами, конечно, большая выгода, но гораздо выгоднее владеть выходами из них, потому что выход из них, в виду значительных сил неприятеля, крайне труден. Таким образом, отойти на перевалы, без попытки удержать выходы в долину, значило бы не исполнить главной задачи, поставленной отряду, и было бы почти равносильно самовольному и трусливому оставлению своего поста. Конечно, генерал Гурко не остановился на этом четвертом плане, а выбрал третий, хотя и более всех смелый, но за то, при удаче, обещавший более или менее блестящие для армии результаты. Из дальнейшего рассказа читатели увидят, что счастливая мысль генерала остановиться на третьем плане увенчалась успехом, и результатом ее было удержание нами Шипкинского перевала.
Остановившись на третьем плане, генерал решился действовать немедленно, не тратя ни одной минуты времени. Вследствие этого отдано было приказание: 17-го июля бригаде генерала Борейши перейти через Орисари в Меджу; стрелковой бригаде с 15-ю конною, одним взводом 10-й конной и с одною горною батареями при четырех сотнях казаков перейти из Казанлыка в Чайнакджи, сделав для этого переход в 42 версты в один день; и всему Ески-Загрскому отряду перейти в Кюдирбе. 18-го июля все отряды должны были следовать к Иени-Загре и атаковать позицию неприятеля: бригаде генерала Борейши с северо-восточной и восточной стороны, стрелковой бригаде с северо-западной и Ески-Загрскому отряду с западной стороны. Кавалерии Ески-Загрского отряда стать сначала уступом за правым флангом пехоты Ески-Загрского отряда, с тем, чтобы, в случае удачи, быстрым движением вперед отрезать неприятелю последний путь отступления к югу.
17-го июля Хаинкиойский и Казанлыкский отряды исполнили приказания в точности; стрелковая бригада, несмотря на то, что ей предстояло сделать переход в 42 версты, прибыла около 11-ти часов ночи в Чайнакджи и расположилась на весьма неприютном биваке. Что же касается до Ески-Загрского отряда, то он встретил около Карабунара неприятельскую колонну, двигавшуюся из Иени-Загры, завязал с нею бой и, не найдя возможным оттеснить ее, вследствие наступления темноты, расположился на биваке у Дальбоки; неприятель также отошел и ночевал за Карабунаром.
18-го июля Хаинкиойский и Казанлыкский отряды дебушировали в долину реки Марицы согласно диспозиции - первый у деревни Кортач, второй - у Кавликиой. Первым вышел Хаинкиойский отряд и, сделав небольшой отдых у д. Кортач, перестроился в боевой порядок и двинулся вперед. В первой линии находились два батальона Севского полка (третий был оставлен у Хаинкиоя для непосредственной защиты входа в ущелье) и обе находившиеся при бригаде 4-х-фунтовые батареи 9-й артиллерийской бригады №№ 4 и 6. Во второй линии Елецкий полк. Неприятель первый открыл огонь из орудий и притом с громадной дистанции. Наши батареи подъехали на дистанцию около 1.000 сажен и, снявшись с передков, отвечали на огонь неприятельской артиллерии, которая продолжала стрелять под столь большими углами возвышения, что все снаряды перелетали через батарею и ложились позади ее в расстоянии около одной версты.
Укрепленная позиция, которую занял неприятель, лежала к югу от города и представляла одно обширное сомкнутое укрепление. Одним из фасов этого укрепления служила насыпь железной дороги, тянувшаяся с северо-востока на юго-запад. Остальные фасы были устроены искусственно и представляли сплошное укрепление полигонального начертания и имели профиль полевых укреплений. В насыпи были проделаны бойницы. Позади главного вала было насыпано много траверсов, которые могли служить второю линиею укреплений, потому что они тянулись вдоль всего фронта укрепления, в расстоянии от 50-ти до 70-ти шагов позади. Большое каменное двухэтажное строение железной дороги, приспособленное к обороне, служило обширным редюитом. Местность перед укреплением была совершенно ровная, открытая и не допускала никакой возможности подойти скрытно к укреплению. Продолжение насыпи железной дороги, занятой турками, фланкировало подступы к укреплению с восточной и западной сторон.
Город лежал в северо-западном направлении от укрепленного лагеря, в расстоянии от 700 до 800 шагов; он бы мог представить некоторое укрытие для скрытного подхода, но, во-первых, все-таки пришлось бы проходить до 700 шагов по совершенно открытой местности, а, во-вторых, он еще 16-го июля, вечером, был зажжен черкесами и баши-бузуками и с тех пор горел. 18-го июля, когда подошли отряды, весь болгарский квартал был объят пламенем, а вскоре загорелся и турецкий; вследствие чего войти в город было нельзя. Одним словом, турецкая позиция представляла одну весьма сильную полевую крепостцу. Гарнизон ее состоял из шести батальонов регулярных войск и до 3.000 баши-бузуков и черкесов; орудий было от 10-ти до 12-ти. Общая числительность неприятеля, по показаниям пленных, превышала 7.000 человек.
Заметив, что с восточной стороны атаковать город нельзя, генерал Борейша двинул Елецкий полк из резерва направо. Ельцы обошли город, развернулись против неприятельской позиции с северо-западной стороны и, выслав стрелков, завязали перестрелку.
Казанлыкский отряд прибыл на высоты, около деревни Кавликиоя получасом после прибытия Хаинкиойского отряда к деревне Кортач. Но так как он был утомлен двумя тяжелыми переходами, потому что и 18-го июля он уже сделал хотя и не очень большой (всего 18 верст), но очень тяжелый переход, то генерал дал ему час отдыха.
Вследствие этого стрелковая бригада вступила в дело позже бригады 9-й дивизии почти на целый час. Так как с северо-западной стороны уже расположился Елецкий полк, то стрелковая бригада двинута была правее и должна была вести атаку с западной и юго-западной стороны.
Пока все это происходило, генерал устремил свои взоры на запад, стараясь увидать, что там делается и приближается ли Ески-Загрский отряд. Прибытие или неприбытие его было весьма важно не для атаки позиции, а потому, что это могло служить весьма ясным указанием, перешел ли Сулейман-паша в наступление, или нет. Решение этого вопроса было весьма важно, потому что от него зависел успех экспедиции: если движение наших войск началось днем раньше начала наступления Сулеймана, то шансов на успех больше, если одновременно, то этих шансов меньше, если же днем позже, то вовсе нельзя было бы рассчитывать ни на какой успех. Тут один день имел громадную важность. Впоследствии оказалось, что Сулейман-паша перешел в наступление в один день с переходом в наступление передового отряда.
Белые дымки, виденные на западе, в окрестностях Карабунара, ясно свидетельствовали о том, что правая Ески-Загрская колонна задержана неприятелем. Был уже 10-й час утра, и стрелковая бригада, спустившись с гор, шла на поле сражения. Обогнув город и Елецкий полк, стрелковая бригада разверну-лась вправо от ельцов и выдвинула на позицию свою артиллерию. Четыре сотни казаков, под начальством полковника Курнакова, прикрывали правый фланг всего боевого порядка и угрожали пути отступления турок на юг. Войска наши окружили неприятельскую позицию полукругом и направляли на нее сосре-доточенный огонь из 24-х орудий. Вскоре загорелся около станции каменный уголь, несколько позже загорелась станция и вагоны железной дороги, собранные в весьма большом числе около станции. Черкесы и баши-бузуки, видя, что вскоре дело должно быть проиграно, бежали около 12-ти часов дня в горы громадною нестройною толпою. Но регулярные войска держались все еще очень стойко. Тем не менее, огонь их артиллерии все более и более ослабевал, и можно было предвидеть, что дело будет скоро выиграно. Тогда генерал Гурко послал, около 12-ти часов дня, обоим командирами бригад приказание, чтобы после благополучного исхода боя не увлекаться преследованием, а немедленно собрать свои части с тем, чтобы, после непродолжительного отдыха, тотчас же двинуться к Ески-Загре, так как в настоящее время идет бой в окрестностях Карабунара, в расстоянии менее 12 верст от Иени-Загры между турками и нашим Ески-Загрским отрядом. Генерал рассчитывал, что можно будет тронуться в 2 часа дня и прибыть к Карабунару ранее 5-ти часов вечера. Тогда до наступления темноты оставалось бы еще около трех часов времени, и можно было бы, взяв турок с двух сторон, покончить с ними сегодня же. Что же касается до преследования, то он думал возложить его исключительно на четыре сотни казаков, придав им несколько орудий. Вместе с тем генерал велел кончить скорее бой, действуя обходом. Тогда генерал Цвецинский послал стрелков в обход полотна железной дороги. Турки, засевшие за этим полотном, увидя, что их левый фланг обойден, и что стрелки начали поражать их даже в тыл, бросились бежать. Это послужило сигналом к общему бегству турок. Увидав, что турки начинают отступать, генерал Цвецинский послал два конных орудия полковнику Курнакову и велел ему занять деревню Орголямус и постараться отрезать путь отступления к югу. В то же время он перевел через полотно железной дороги два батальона и остальные шесть конных орудий. Турки, видя, что им путь отступления в Тырново-Сейменли отрезан, бросились в горы, поражаемые во фланг стрелками и батареею, находившеюся при стрелковой бригаде. В то же время и Севский полк с двумя батареями перешел через железную дорогу и открыл страшный огонь против другого фланга отступавших турок; Елецкий же полк ворвался в укрепления и гнал турок по пятам. Тогда отступление их обратилось в самое страшное и беспорядочное бегство: все шесть таборов обратились в одну нестройную толпу; все, что могло замедлить скорость бега, было турками бросаемо: ружья, ранцы, сапоги, мундиры, штаны - все было ими брошено. Они только и думали, как бы скорее добежать до гор. Громадное количество трупов, гораздо более 2.000, покрыло все поле, через которое пришлось им пробежать под страшным перекрестным огнем севцев, стрелков и 24-х орудий. В самом укреплении найдено более 500 трупов. Артиллерия, начавшая отступление раньше пехоты, успела уйти, тем не менее два орудия были взяты стрелками и казаками, которые все время старались обойти беглецов. Таким образом погром, нанесенный туркам, был самый ужасный. Но, к сожалению, войска, разгоряченные боем, увлеклись преследованием и собрались только к 4-м часам вечера, так что, дав им необходимый отдых, можно было тронуться вперед только около 5-ти часов вечера. Очевидно, что было уже поздно, и что войска не поспеют вовремя к Карабунару. Вследствие этого генерал приказал идти к Карабунару только бригаде генерала Борейши; стрелковой же бригаде, как более утомленной предыдущим маршем, велено было расположиться на биваке между Базача-геля и Кавликиоем.
Пока все это происходило под Иени-Загрой, в Ески-Загрском отряде происходило следующее. Еще 17-го июля вечером получено было сведение от разъездов, стоявших в Арабадже и освещавших дорогу до Асанлы, что значительные силы турок двигаются от станции железной дороги Карабунара по направлению к Ески-Загре. Подобное же донесение было получено и от разъездов, освещавших дорогу в Чирпан. Сведения эти заставили Его Высочество Николая Максимилиановича отойти с пехотою в Ески-Загру, оставив против Карабунара всю кавалерию с ее артиллериею для присоединения к отряду генерала Гурко. Кавалерия завязала утром, 18-го июля, перестрелку с турками, ночевавшими у Карабунара. Но так как утром, 18-го июля, было получено от тех же разъездов донесение, что неприятель остановил свое движение у Асанлы, то Его Высочество двинулся к Карабунару с тремя батальонами пехоты, оставив в Ески-Загре один батальон с двумя горными орудиями. Между тем, турки подвинулись вперед и были уже на высоте Дальбоки. Но после 12-ти часов было получено новое сведение о том, что турки вновь перешли в наступление в весьма значительных силах на Ески-Загру и скоро займут линию Сиютли-дере (речка, текущая верстах в 14-ти к югу от Ески-Загры). Вследствие этих донесений Его Высочество оттянул весь свой отряд в Ески-Загру, куда прибыл к вечеру. Отряд расположился на весьма сильной позиции к северо-востоку от города; на Чирнакскую дорогу была выслана 2-я дружина болгарского ополчения, а на большую дорогу, ведущую прямо к югу, была выслана 5-я дружина. К этим дружинам был присоединен взвод горной батареи. В таком порядке была проведена ночь с 18-го на 19-е июля. Турки, находившиеся в Карабунаре, перешли на ночлег в деревню Джуранлы, где в течение ночи получили значительные подкрепления, и там они укрепились.
В окрестностях Джуранлы было собрано 16 батальонов пехоты при большом скопище черкесов и баши-бузуков (говорят, их было до 5.000) и при 12-ти орудиях [1]. На Ески-Загру было направлено более 30-ти батальонов при 12-ти орудиях и при 3.000 черкесов, баши-бузуков и зейбеков. Во всей армии Сулеймана было более 45-ти батальонов, 24 орудий и около 8.000 черкесов, зейбеков и баши-бузуков. Общая числительность армии Сулеймана превосходила 35.000 человек. Принимая же в рассчет и разбитый Иени-Загрский отряд, общая числительность доходила до 45.000.
Генерал Гурко, по соединении всех трех отрядов, мог иметь под рукою всего 13 ; батальонов пехоты, 20 эскадронов кавалерии (остальные эскадроны и сотни были разбросаны в тылу для содержания необходимых разъездов от Калофера до Сливно, т.е. на протяжении почти 100 верст) и 46 орудий; числительность этих войск была около 13.000. Таким образом, армия Сулеймана была почти в 3 ; раза сильнее отряда генерала Гурко. Очевидно, что если бы он, соединив весь свой отряд, стоял на месте, то и Сулейман, тоже соединив свою армию, подавил бы его значительным перевесом в силах.
В течение 18-го июля генерал Гурко не получил ни одного донесения от Ески-Загрского отряда и не знал, что там делается, так как все донесения посылались кружным путем через долину Тунджи. Он ничего не знал также и о переходе в наступление всей армии Сулеймана. От разъездов, посланных от отряда влево, было получено донесение, что до Сиютли-дере нет неприятеля; следовательно, левый фланг отряда был совершенно безопасен. От разъездов же, посланных вперед, было получено донесение, что турки ночуют в Джуранлы, что дорога в Ески-Загру свободна, что отряд Его Высочества находится в этом городе и что он 18-го июля был атакован. По получении этих донесений, генерал рассуждал таким образом: или Сулейман-паша еще перешел в наступление, или уже перешел. В первом случае - надо атаковать Джуранлы с двух сторон и уничтожить находящийся там турецкий отряд. Во втором - надо опять-таки разбить турок при Джуранлы и спешить на помощь Его Высочеству. Первый случай был более выгодный, потому что поражение при Иени-Загре и при Джуранлы двух турецких отрядов обещало навести на турок страх и тем задержать их наступление на более или менее продолжительное время. Второй случай был менее выгоден, потому что при нем Ески-Загрский отряд мог понести более или менее чувствительную неудачу, но и он, в случае выигранного дела при Джуранлы, мог повести к желаемому результату - к задержанию наступления Сулеймана, потому что взятие Иени-Загры и победа при Джуранлы могли заставить его прийти к заключению, что против его правого фланга действуют свежие, вновь прибывшие войска. Это же предположение необходимо заставило бы его отступить. Итак, надо было во чтобы то ни стало разбить турок при Джуранлы, и тогда цель движения в долину Марицы непременно должна была увенчаться успехом. Весь вопрос был в том: достигается ли эта цель без всякой неудачи, или она будет куплена ценою более или менее чувствительной частной неудачи?
Решивши вопрос в смысле атаки Джуранлы, генерал отдал приказание на 19-е число: бригада 9-й дивизии должна была выступить с бивака в 6 час. утра и следовать по шоссе; стрелковая бригада должна была выступить дальше и тоже следовать по шоссе. Полковник Курнаков составлял авангард и следовал с 4 сотнями и 2 орудиями впереди. В то же время было послано приказание Его Высочеству атаковать турок у Джуранлы с западной стороны. Но приказание это не дошло до Его Высочества. Вскоре раздались выстрелы с авангарда, и вместе с тем получено донесение, что турки занимают сильную и укрепленную позицию. Генерал с своим штабом поехал рысью вперед, обогнал значительно пехотную колонну и, подъехав версты на две и даже менее к позиции турок только с одним небольшими конвоем, обрекогносцировал их позиции. При этом оказалось следующее: позиция турок начиналась в 1 ; верстах к югу от шоссе и состояла из трех небольших лесков, из которых южный был самый большой. Перелески между этими лесками заросли кустами и были укреплены искусственными земляными укреплениями. Южный лес не был занят турками, так что правый фланг их позиции упирался в этот лес. Силы турок были замаскированы лесами, и потому невозможно было судить о их числительности. Местность перед позициею была хотя и ровная, но была засеяна кукурузою, а верстах в 2 ; к востоку от позиции был молодой лесок. Таким образом, кукуруза позволяла стрелкам незаметным образом подойти довольно близко к турецкой позиции, а лесок позволял производить незаметно различные передвижения вблизи их позиции. Желая отрезать туркам путь отступления к югу и отбросить их к Ески-Загре, генерал предположил сначала обойти их правый фланг. А потому он отдал следующие распоряжения: полковнику Курнакову оставаться на шоссе и продолжать оттуда перестрелку с неприятелем; всей бригаде генерала Борейши свернуть к шоссе влево и, пройдя леском, выстроить боевой порядок и атаковать центральный лес и перелесок между этим и южным лесами; стрелковую бригаду генерал хотел пустить по ее прибытии в обход правого фланга турок, но позднее, вследствие изменившейся обстановки, он это намерение изменил и пустил ее против левого фланга турок. Причины первоначального и потом измененного намерения состояли в том, что вначале генерал, не зная об атаке Ески-Загры Сулейманом, хотел отбросить турок к этому городу, с тем, чтобы, при помощи Ески-Загрского отряда, совершенно их уничтожить. Но затем, когда генерал узнал о наступлении Сулеймана, то естественно надо было действовать совершенно наоборот и постараться разъединить оба его отряда, отбросив Джуранлийский отряд к югу.
Бригада генерала Борейши, исполняя приказание генерала, сошла с шоссе к югу и построилась следующим образом: на левом фланге - один батальон ельцов, две стрелковые роты севцев и 6-я батарея. На правом, обратившемся впоследствии, по прибытии стрелковой бригады, в центр, один батальон севцев, один батальон ельцов и 6-я батарея. В частном резерве позади правого фланга был поставлен один батальон севцев. Наконец, в общем резерве был оставлен один батальон ельцов.
Отдав все распоряжения, генерал въехал на курган, приходившийся позади центра правого фланга бригады, в расстоянии около двух верст от турецкой позиции. Заметив собрание многих лиц на кургане, турецкая батарея начала его обстреливать. Было ясно, что турки догадались о присутствии на кургане начальника отряда, а потому было приказано конвою переехать за другой близ лежащий курган, а свите зайти за противоположный склон кургана. Когда, таким образом, верхушка кургана очистилась, турки успокоились и начали направлять свои выстрелы по другим целям.
Заметив движение наших войск, турки начали передвижения на позиции, причем большие колонны войск потянулись вправо. Вероятно, они ждали нашей атаки со стороны шоссе, но увидав, что отряд появился гораздо южнее его, они тоже потянулись на юг. Это движение обнаружило их силы и ясно показало, что отряду придется иметь дело с весьма сильными противником. В скором времени обе наши батареи открыли огонь, и по всей линии завязалась весьма оживленная стрелковая пальба. Наши цепи подвигались все более и более вперед и, наконец подошли очень близко к турецкой позиции, где они залегли и продолжали весьма оживленный огонь.
Пока продолжался по всей линии огнестрельный бой, взоры генерала и всего штаба обращались к Ески-Загре, ожидая прибытия оттуда отряда Его Высочества и желая разгадать, что там делается. Джуранлы лежит всего в 8-ми верстах от Ески-Загры, следовательно, для того, чтобы принять участие в деле, Ески-Загрскому отряду приходилось сделать не более 6-ти верст, т.е. надо было употребить не более 1 ; часа времени, чтобы начать стрельбу. Между тем, прошло уже около двух часов, а он все еще не появлялся. Это ясно показывало, что он сам атакован, и что рассчитывать на его содействие нельзя. Вследствие этого, генерал отказался от обхода правого фланга турок и послал приказание, чтобы стрелковая бригада шла прямо по шоссе и, пристроившись к правому флангу уже вступивших в дело войск, атаковала левый фланг турок. Вместе с тем, приказано было, чтобы казачья № 15 батарея, отделившись от бригады, поспешила на рысях на поле битвы. Батарея прибыла в начале одиннадцатого часа и пристроилась к правому флангу ельцов, будучи прикрываема справа казаками полковника Курнакова. Решив вести атаку против левого фланга и находя невозможным, до прибытия стрелковой бригады, предпринимать что-либо решительное, генерал Гурко приказал генералу Борейше вести исключительно огнестрельный бой.
Наши батареи действовали превосходно и заставили неприятельскую артиллерию переехать два раза назад и окончательно занять позицию в самой опушке среднего леса. Особенно удачно действовала 15-я казачья батарея, картечные гранаты которой разрывались весьма близко над неприятельскою батареею. Стрелки тоже наносили большой вред неприятельской пехоте.
Пока вдоль всего фронта велся огнестрельный бой, со стороны Ески-Загры, в начале десятого часа, показались орудийные дымки. Вскоре получено было донесение об атаке города превосходным неприятелем. Тогда генерал Гурко послал в город генерала Рауха, чтобы узнать, что там делается, и передать приказание держаться как можно дольше. Под сильным ружейным и артиллерийским огнем генерал Раух проскакал из одного отряда в другой, с небольшим конвоем, несмотря на то, что опушка леса, лежавшая в расстоянии менее 1 ; верст от шоссе, была занята большими скопищами черкесов. Прибыв в город в начале 12-го часа, генерал Раух, в качестве старшего в чине, принял командование отрядом.
В начале 12-го часа прибыла на поле битвы стрелковая бригада и тотчас же пристроилась к правому флангу 15-й батареи. В это время турки, собрав против нашего центра значительные силы, перешли в наступление и заставили Севский батальон, находившийся в первой линии, и 4-ю батарею отойти назад. Заметив это отступление, генерал тотчас послал ординарцев с приказанием остановить отступающий батальон и поддержать его батальоном из частного резерва. Между тем, 15-я казачья батарея и 6-я батарея 9-й артиллерийской бригады тоже заметили вовремя наступление турок и отступление Севского батальона, тотчас же заехали плечом одна батарея направо, а другая налево и открыли сильный огонь картечными гранатами по наступающим турецким колоннам. Прибытие свежего батальона и перекрестный огонь батарей заставили неприятеля отказаться от дальнейшего наступления и отступить с громадными потерями. Тогда 4-я батарея и Севский полк заняли вновь свои позиции.
Когда атака турок была отражена, генерал, желая поскорее кончить с неприятелем и находя, что атака достаточно подготовлена, велел генералу Цвецинскому начать решительную атаку, причем послал ему Елецкий батальон, находившийся в общем резерве, заменив его только что прибывшим 16-м стрелковыми батальоном.
В это время только что прибыли из Ески-Загры Астраханский драгунский, Киевский гусарский полки и 16-я конная батарея и привезли известие, что город атакован весьма сильным противником и что, по всей вероятности, город будет взят турками. В это время неприятельская артиллерия была уже совершенно сбита с позиции и прекратила вовсе стрельбу, таки что все батареи могли устремить свои выстрелы на неприятельскую пехоту.
Вследствие передвижения турецких войск с левого фланга направо, их левый фланг настолько ослабел, что, когда генерал Цвецинский, обстреляв опушку северного леса сильным, сосредоточенным огнем 15-й и 16-й конных батарей и сильною стрелковою цепью, повел решительную атаку, то он не встретил слишком сильного сопротивления и скоро, заняв лес, вытеснил оттуда турок. Только один 15-й батальон понес громадную потерю, лишившись 206 чел. убитыми и ранеными. Но главная потеря была понесена ранее, когда, вследствие временного отступления севцев, обнажился его левый фланг, и турки начали поражать его во фланг и даже в тыл.
Пока все это происходило в центре и на правом фланге, полковник Вульферт, назначенный командовать левым флангом, после сильного сопротивления турок ворвался в самый южный лес и начал обходить правый фланг турок. В лесу он встретил отчаянное сопротивление. Но, тесня неприятеля мало-помалу и покупая дорогою ценою каждый шаг, он, наконец, обошел турецкую позицию и начал появляться даже в тылу их. В это же время и весь центр наш тоже перешел в решительное наступление.
Превосходное действие артиллерии, общая атака по всей линии, потеря левого фланга и обход правого, сломили, наконец, энергию турок, и они обратились в такое же бегство, как и при Иени-Загре. Груды тел остались вдоль всей стрелковой позиции их, которую можно было ясно узнать по длинной линии убитых турок. Лес и перелески были усеяны трупами, ружьями, мундирами, сапогами и штанами турок. Пленных было взято очень мало, всего до 80 человек, но убитых была масса; впоследствии выяснилось, что потери турок в этом деле превосходили 4.000 чел. Очень много было убитых штыками.
Первые выстрелы раздались в 6 ; часов утра; позиция была окончательно занята нами в 1 ; пополудни. Таким образом, бой длился около 7-ми часов.
Еще до окончательного решения участи сражения генерал Гурко послал приказание обоим командирам бригад, не увлекаясь преследованием, собрать свои бригады в резервный порядок и вести их к городу Ески-Загра. При этом генерал предупредил их о тяжелом положении Ески-Загрского отряда и указал на необходимость, как можно скорее, идти на выручку его. Генерал думал прийти в Ески-Загру в начале четвертого часа и немедленно атаковать Сулеймана. Но здесь повторилось то же самое, что и после разбития турок под Иени-Загрой. Войска так увлеклись преследованием, что их с трудом можно было остановить и собрать. Между тем, генерал Гурко, предвидя возможность подобного беспорядка в преследующих войсках, вызванного прохождением по столь пересеченной местности, и опасаясь, что Сулейман-паша может ударить на них из Ески-Загры, немедленно пошел к городу с оставшимся в резерве 14-м стрелковым батальоном, 16-ю конною батареею и двумя кавалерийскими полками. Под прикрытием этих войск генерал полагал собрать и устроить остальные части и около 4 ; часов повести атаку на Сулеймана. Но стрелковая бригада подошла к городу только в начале седьмого часа, а бригада генерала Борейши только около семи часов. Скоро наступила ночь, и предпринимать атаку было немыслимо, а потому генерал велел всем войскам отойти к Дальбоки, в расстоянии около 12-ти верст от неприятельских позиций.
Генерал с упомянутыми выше частями подошел к городу около 3 ; часов пополудни и нашел уже весь город объятым пламенем. Турки были все у входа в ущелье. Заметив вскоре приход наших войск, они отошли от ущелья, заняли горы, лежащие между ущельем и городом, и начали окапываться. Расстояние между турками и нашими войсками было менее двух верст, но никто не начинал стрельбы. Генерал не хотел завязывать дела до прибытия остальных войск; а почему турки не открывали огня - неизвестно.
Пока длилось сражение при Джуранлы, в городе Ески-Загре происходило следующее: еще с раннего утра разъезды донесли о наступлении больших сил турок с юга и юго-запада. Как уже было сказано выше, отряд был расположен следующим образом: на Чирпанской дороге 2-я дружина, на дороге, идущей прямо на юг - 5-я дружина при 2-х горных орудиях; остальные части войск на высотах, лежащих к востоку от города; три сотни казаков были высланы на юг. Около 9-ти час. утра турки показались по обеим упомянутым дорогам и завязали бой со второй и третьей дружинами. Вслед за передовыми частями турецких войск было видно приближение новых больших сил, которые, постепенно прибывая, развертывались правее и левее, уже вступивших в дело. В помощь сражавшимся уже дружинам была послана 13-я дружина с остальными двумя горными орудиями, которая пристроилась к левому флангу 5-й дружины, и в то же время велено было всем обозам втянуться в ущелье. Силы турок все более и более увеличивались, по дружины стойко стояли на местах, отражая последовательные их атаки. Они сами переходили несколько раз в атаку, но, поражаемые сильным огнем и подавляемые численным превосходством, всякий раз в конце концов были отражаемы. Между тем, турки все более и более обходили правый фланг и вынудили весь боевой порядок трех дружин отойти к самому городу. Тогда и первая дружина была введена в дело, чтобы выручить третью, которая потеряла своего храброго командира полковника Калитина, и, понеся большие потери, в особенности же в офицерах, отходила в некотором беспорядке. Первая дружина, переходом во временное наступление, вполне выручила третью и затем сама отошла назад. Был уже 12-й час, и в это время приехал генерал Раух. Вступив в командование отрядом, осмотрев поле битвы и заметив несоразмерный перевес в силе турок, все время обхватывавших правый фланг и тем грозивших совершенно отрезать путь отступления, приказал: второй и пятой дружинам, под начальством полковника Депрерадовича, удерживаться еще несколько времени и тем дать возможность первой и третьей дружинам отойти в ущелью; кавалерии с конной батареею, без Казанского драгунского полка, присоединиться к войскам, сражавшимся у Джуранлы; первой и третьей дружинам отойти к ущелью; наконец, Казанскому полку стать между городом и высотами, лежащими к востоку от него и прикрывать левый фланг отступающих войск. Вместе с тем было послано приказание обозам отходить на Дербенткиой. Когда все эти приказания были выполнены, генерал Раух приказал и другим дружинам отходить на ущелье. Город уже давно объят был пламенем: он загорелся от турецких выстрелов. Между тем, громадные толпы болгар бросились тоже в ущелье, и скоро все оно было запружено массою бегущих жителей с большим количеством повозок. Около часа дня город был совершенно очищен нашими войсками, и почти все дружины были уже у входа в ущелье; все четыре горных орудия начали втягиваться в него. Генерал Раух находился при ариергарде, состоявшем из двух рот, выведенных из города полковником Депрерадовичем. В это время далеко у входа в ущелье стоял один взвод конной № 10 батареи под прикрытием полуэскадрона кавалерии; положение его было критическое, через несколько минут ему могли отрезать путь отступления. Поэтому генерал Столетов поехал к нему, чтобы привести в ущелье. Но в это время путь в ущелье был отрезан, а потому генерал Столетов решился отвести его к отряду, атаковавшему позиции у Джуранлы и, прорвавшись мимо скопищ черкесов, привел его под конвоем только одного полуэскадрона совершенно благополучно к Киевскому и Астраханскому полкам. Между тем, генерал Раух, видя, что уже все втянулось в ущелье, начал отходить с ариергардом, и было уже время, потому что все сады и виноградники были заняты турками, и ариергард мог быть минут через десять отрезан от ущелья. Дойдя до входа в дефиле, генерал Раух пропустил мимо себя одну роту и с последней ротой вместе с полковником Депрерадовичем и начальником штаба отряда полковником Фрезе вошел в ущелье. Турки, дойдя до входа в ущелье, прекратили преследование. Все отступление совершилось в полном порядке. Только некоторые роты, потерявшие всех своих офицеров, отступали до ущелья в беспорядке, но тут устраивались и продолжали дальнейшее отступление уже в полном порядке. Ночь и другой день, до 11 часов утра, отряд провел за мостом через реку Тунджу, возле дер. Софуляр. Во все дни 17, 18 и 19 июля Ески-Загрский отряд потерял 24 офицера и около 400 нижних чинов убитыми и ранеными.
Турки около часа дня, заняв город, тотчас же приступили к грабежу и поголовному избиению всех христиан. Эта работа шла у них очень быстро, и через несколько часов в городе не осталось ни одной живой души. Конечно, избиение сопровождалось всеми муками и истязаниями, которые изобрела турецкая цивилизация. Но больше половины городского населения успело бежать в ущелье и ушло вместе с отрядом, наполняя дефиле слезами и рыданиями.
Как уже было сказано выше, отряд генерала Гурко, собравшийся после победы при Джуранлы у города, около 7-ми часов вечера, по его приказанию отошел к Дальбоке. По прибытии на бивак генерал потребовал сведения о числе оставшихся в батареях ротах зарядов и патронов. Оказалось, что расход боевых припасов в двух предыдущих сражениях был так велик, что, например, в 10-й батарее ничего не осталось, кроме картечи. В других батареях было от 15-ти до 25-ти зарядов на орудие. Расход патронов был также очень велик. Принимая во внимание большой расход огнестрельных припасов и что, в случае нового упорного дела, может оказаться полный в них недостаток, и принимая также во внимание, что все парки находились в Тырнове, куда они отошли вследствие недоразумения, решил, что предпринимать атаку при этих условиях было бы неблагоразумно. Вследствие этого он решил отойти к Хаинкиою, притянуть к себе парки, пополнить все израсходованные огнестрельные припасы и, в случае возможности, перейти затем в новое наступление. Вследствие этого отдано было приказание о движении отряда 20-го июля к Хаинкиою через Дальбокский перевал, который выходил к деревне Балабанли.
Между тем, 20-го июля рано утром была замечена большая пыль, движущаяся от Ески-Загры к югу. Вслед затем показались новые колонны пыли, которые тоже двигались по разным дорогам к югу. Оказалось, что вся армия Сулеймана начала с раннего утра 20-го июля отступательное движение к узлу железных дорог. Для прикрытия отступления в Ески-Загре был оставлен небольшой ариергард. Впоследствии выяснилось, что, потеряв Иени-Загру и понеся поражение при Джуранлы, где турки были обращены в полное, беспорядочное бегство, кончившееся полнейшею дезорганизациею, Сулейман, несмотря на частную и купленную дорогою ценою удачу при Ески-Загре, не решился оставаться в ней, а отошел к станции железной дороги Карабунар, где и оставался до конца июля. Затем он двинулся к Иени-Загре, где занялся укреплением позиции и всех горных проходов через средние Балканы и обеспечив, таким образом, свой правый фланг, только 4-го августа спустился в долину Тунджи к Хаинкиою и затем 9-го августа атаковал Шипкинский перевал. Таким образом, цель движения отряда - выигрыш времени - была достигнута в большей степени, чем предполагалось вначале.
Блистательная победа при Джуранлы и отступление всей армии Сулеймана-паши от Ески-Загры до Карабунара были последним актом действий передового отряда. В настоящее время позволительно остановиться на рассмотрении вопроса: каковы же были результаты действий отряда на южном склоне малых Балкан?
Первыми результатом было то, что все выходы из горных проходов остались за нами до 4-го августа, и тем сохранена для армии возможность перейти через них в наступление. Если этим не воспользовались, то это не вина передового отряда, который не был виноват, что вторичная атака Плевны не удалась, и что вследствие этого переход в наступление отложен на неопределенное время. Он вполне выполнил главную задачу, на него возложенную - отстоять выходы из ущелий; воспользоваться этим было не его дело. Вторым весьма важным результатом был выигрыш во времени. Если бы не было победы при Джуранлы, то Сулейман был бы в долине Тунджи не 3-го августа, а 20-го июля, следовательно было выиграно 13 дней. Результатом этого выигрыша было то, что генерал Радецкий отстоял Шипкинский перевал, и что Сулейман-паша не прорвал центра наших войск. В самом деле, он атаковал Шипку с 40.000 войска 9-го августа, т.е. через шесть дней после его появления в долине Тунджи. Но если бы не было Иени-Загры и Джуранлы, то он мог бы атаковать перевал уже 26-го июля с 50.000 войска. А разница в условиях обороны перевала 9-го августа и 26-го июля была громадная. 9-го августа на театре военных действий были уже 2-я и 3-я дивизии и 3-я стрелковая бригада; 26-го июля их еще не было. Вследствие этого 9-го августа можно было, заняв Сельви 2-ою дивизиею, двинуть 2-ую бригаду 9-й дивизии на Шипку; 26-го же июля этого сделать было нельзя. 9-го августа можно было двинуть на Шипку 3-ю стрелковую бригаду и одну бригаду 3-й дивизии; 26-го июля сделать этого было нельзя. 9-го августа князь Шаховской стоял на Османбазарской дороге с тремя бригадами своего корпуса, а 26-го июля на этой дороге было только две бригады, следовательно дорога эта 9-го августа была лучше защищена, и можно было смело отвлечь от Тырнова все войска, там находившиеся; 26-го июля дорога была защищена слабее, и Бог весть, рискнули ли бы тогда увести из Тырнова все, что было уведено 9-го августа. Словом сказать, разница в условиях обороны 9-го августа и 26-го июля громадная, и неизвестно, чем бы атака кончилась, если бы она была ведена 26-го июля. Соображая все это, можно кажется сказать, что генерал Радецкий и его доблестные войска отстояли Шипку тактически; а генерал Гурко и его славный передовой отряд отстояли его стратегически.
Вот те важные результаты, которые были достигнуты движением передового отряда в долину реки Марицы.
Кроме этих результатов первой важности, следствием движения к Иени-Загре было то, что отряд не был разбит и уничтожен окончательно, потому что если бы отряд стоял пассивно и выжидал, что сделает неприятель, то нет никакого сомнения, что он собрал бы достаточные силы и подавил бы его значительным численным превосходством. Между тем как, двинувшись вперед, он разбил неприятеля по частям и, хотя потерпел частную неудачу, но за то не только сам спасся от непременной гибели, но и заставил отступить значительно превосходящую числительностью армию Сулеймана.
Что же касается до того упрека, который мог бы быть сделан отряду, что он не спас от ужасных бедствий жителей Ески-Загры и долины Тунджи, то, во-первых, как читатели увидят ниже, во все время существования отряда ни один житель долины Тунджи не был ни убит, ни ограблен. А во-вторых, всему есть мера. Невозможно же серьезно требовать, чтобы слабый 13.000-ный отряд отстаивал обширную область от хищничества в четверо сильнейшей армии. Но позволительно даже думать, что и Ески-Загра была бы спасена, если бы только предписание начальника полевого штаба армии было получено не 16-го, а 15-го июля, всего одним днем раньше. В этом случай Иени-Загра была бы взята не 18-го, а 17-го июля, и сражение при Джуранлы было бы выиграно не 19-го, а 18-го июля, т.е. днем раньше атаки Ески-Загры. А если эти две победы заставили Сулеймана отступить после успеха, то весьма и весьма позволительно думать, что после тех же самых двух побед он вовсе бы отказался от наступления против всего соединенного отряда.
Итак, недостаток патронов и артиллерийских снарядов побудил генерала Гурко отвести свой отряд к Хаинкиою с тем, чтобы там притянуть парки и пополнить израсходованные огнестрельные припасы. Путь был выбран через Дальбокский проход, который оказался до такой степени трудным для движения, что весь отряд собрался в долину Тунджи только 21-го июля вечером, пройдя в течение двух дней менее 15-ти верст. Только русский солдат мог совершить безропотно столь тяжелое движение. Артиллерию и повозки пришлось перетаскивать на руках. Если бы собрать офицеров генерального штаба любой европейской армии и, показав им этот проход, спросить их: можно ли пройти через этот перевал, то можно поручиться, что ответ был бы отрицательный. Но русский солдат прошел и протащил 32 орудия и множество повозок с 480 раненых. Переход через Дальбокский перевал был большой подвиг. Его смело можно поставить наравне с самыми трудными переходами через горы.
22-го июля отряд перешел к Хаинкиою и немедленно приступил к укреплению позиции. Позиция эта состояла из двух фасов под углом около 115° друг к другу - один был обращен на юго-восток, другой на юго-запад. Фас, обращенный на юго-восток, примыкал левым флангом к подножию Балканских гор. На одном из отрогов этих гор, на очень высокой горе, подступы к которой чрезвычайно трудны, предполагалось построить батареи для 4-х горных орудий и эполементы для двух рот пехоты. У подножия этой горы были виноградники, растущие на небольших высотах, командующих местностью, лежащей впереди позиции. Вправо от виноградников лежала совершенно ровная и открытая местность. В виноградниках было предположено выстроить батарею на 8 орудий и несколько эполементов для пехоты. На ровной местности правее виноградников было решено построить одну батарею на 8 орудий и около 10 эполементов и флешей. Упомянутая выше гора, виноградники и линии эполементов и флешей, лежащих правее виноградников, составляли левый фронт позиции, обращенный на юго-восток. Правый фланг этого фронта упирался в весьма высокую и трудно доступную гору, которая сильно командовала всею впереди лежащею местностью. На ней решено было построить большую батарею и несколько укреплений для пехоты. Впереди левого фаса лежала совершенно ровная, открытая равнина, не представлявшая ни малейшего укрытия для наступающих по ней войск. Протяжение фронта было около 2.000 шагов, так что она отлично обстреливалась перекрестным огнем с высот, в которые упирались левый и правый фланги, а также с батареи, построенной в виноградниках. Обход левого фланга этого фаса был невозможен. Таким образом, фронт этот был очень силен, и главную его силу составляли фланговые горы и укрепления в виноградниках, которые отлично могли обстреливать всю впереди лежащую местность. Фронт же этого фаса был силен тем, что местность, по которой приходилось вести атаку, совершенно открыта.
Правый фас позиции тянулся вдоль хребта, отделяющегося в виде контрфорса от главных Балканских гор и вдающегося в долину в направлении от северо-запада к юго-востоку. Фронт его был обращен к юго-западу. Хребет этот довольно высоко и сильно командует всею впереди лежащею местностью. А так как местность эта совершенно ровная и открытая, то позиция вдоль хребта сама по себе весьма сильна. Хребет этот оканчивается на юго-востоке упомянутою выше довольно высокою и крутою горою. Вдоль всего хребта, на отдельных высотах приступлено было к устройству нескольких батарей и целого ряда эполементов и ровиков для стрелков. Положительно можно сказать, что этот фас, после возведения всех этих укреплений, был бы почти неприступен. Длина его тоже около 2.000 шагов.
Таким образом, вся позиция была очень крепка. Тактическим ключом ее была гора, которою заканчивался хребет правого фаса, имевшая значение весьма сильного бастиона, обстреливавшего весь левый фас и значительную часть правого. Слабые ее стороны были - слишком большая длина около 4.000 шагов, т.е. почти три версты, и, во-вторых, возможность обхода правого фланга через деревни Серговица и Юрта. Хотя обход этот был очень кружен и весьма тяжел, потому что в деревню Серговицу можно было подняться только по весьма трудно доступным тропинкам, тем не менее, он все-таки был возможен. Но об этом обходе всегда можно узнать своевременно и, заняв деревню Юрту раньше неприятеля, можно было бы удержать его наступление значительно меньшими силами.
Оценивая все свойства этой позиции, генерал Гурко нашел, что отряд в 10 ; батальонов несколько слаб для ее обороны и именно потому, что, заняв оба фаса, оставался в резерве всего один полк. Следовательно, если бы было обнаружено обходное движение на Юрту, то пришлось бы двинуть туда более или менее значительную часть и почти остаться совсем без резерва. Но обход этот неприятель мог предпринять только в том случае, если бы он обладал значительным численным превосходством, позволявшим ему, во-первых, вести атаку одновременно на оба фаса, т.е. растянуться почти на семь верст и, во-вторых, послать в обход значительную колонну, которая не имела бы никакой связи с главными силами. На подобную операцию мог решиться отряд силою не менее 25 или 30 батальонов. Вследствие этого было донесено, что передовой отряд в избранной позиции может удержать наступление и отбить атаки неприятеля силою до 25-ти или 30-ти батальонов. Но если неприятель сосредоточит армию, превосходящую числом 30 батальонов, то удержать позицию будет нельзя. А так как отряду предвиделось иметь дело со всею армиею Сулеймана, которая, как было известно, по соединении с резервом, могла располагать даже более 40 батальонами, то генерал просил прислать в подкрепление одну бригаду, или, по крайней мере, один полк с одною 9-ти-фунтовою батареею. Сверх того, в нескольких своих рапортах генерал Гурко изложил следующие мысли: оборона всех горных проходов, начиная от Шипкинского и оканчивая Еленинским, может быть лучше всего достигнута, удерживая выход из Хаинкиойского прохода отрядом, силою не менее 15-ти батальонов с достаточным числом артиллерии и кавалерии. Покуда Хаинкиойская позиция будет находиться в наших руках, до тех пор ни один турок не посмеет пойти ни на один из упомянутых перевалов, потому что он в таком случае должен будет подставить свой фланг и тыл нашему отряду и всем подкреплениям, могущим выйти из ущелья. Следовательно, раньше, чем атаковать какой бы то ни было перевал, турки постараются разбить Хаинкиойский отряд, а между тем он в состоянии отражать несколько дней втрое и даже более превосходного неприятеля, а в это время отряд может получить новые подкрепления. Сверх всего этого, удержание Хаинкиойской позиции необходимо еще потому, что, владея ею, мы во всякое время можем воспользоваться проходом для перехода нашей армии в решительное наступление, и не только этим проходом, но и остальными, потому что, покуда позиция эта в наших руках, неприятель едва ли решится противопоставить серьезные препятствия выходу войск из других проходов. Он весь будет прикован к этой позиции, иначе разбросается и будет разбит по частям. Уступивши же выход из ущелья, мы, строго говоря, отказываемся и от самого перевала, потому что свойства Хаинкиойского прохода таковы, что если неприятель будет его защищать, то он с незначительным отрядом в состоянии удержать дебуширование значительно превосходных сил. Уступивши выход из ущелья у Хаинкиоя неприятелю, мы уступаем ему все выходы из остальных проходов и, вместе с тем, всю долину реки Тунджи; владея же им, мы защищаем всю долину. Вследствие всех этих соображений генерал просил оставить отряд на южном склоне Балкан и не уводить его за перевалы без крайней нужды. В ответ на несколько рапортов генерала было получено 25-го июля предписание отойти на перевал, так как никаких подкреплений прислать нельзя и так как, вследствие вторичной неудачной атаки Плевны, наступление откладывается на неопределенное время. Вследствие этого предписания, 25-го июля, в 2 часа пополудни, отряд начал обратное движете за Балканы, и 27-го июля генерал Гурко прибыл в Тырнов.
Во все время пребывания отряда на Хаинкиойской позиции неприятель не только не показывался в долине Тунджи, но даже не занимал города Иени-Загры. Огромные толпы болгар 21-го, 22-го и 23-го июля собрались в окрестностях Иени-Загры и 24-го июля поднялись на перевал средних Балкан, которые до 25-го июля вечера были заняты казаками отряда, отошедшими к Хаинкиою в ночь с 25-го на 26-е июля по причине отхода всех частей передового отряда. Только 24-го июля начали показываться в окрестностях Иени-Загры партии черкесов, побудившие болгар 25-го июля спуститься в долину Тунджи. Пехота же неприятеля подошла к этому городу гораздо позже и тотчас занялась возведением укреплений на всех проходах через горы, ведущих в Иени-Загру.
Что же касается до мелких партий баши-бузуков и черкесов, могущих направиться в долину р. Тунджи и производить грабежи и убийства, то, для ограждения долины от этого бича христианства, драгунская бригада собрана была в Софуляре, а казачья в Ески-Загре, откуда высылались сильные разъезды во все стороны. Вследствие этого распоряжения ни один черкес, ни один баши-бузук не показывался в долине реки Тунджи. Впрочем, 23-го июля довольно значительная партия баши-бузуков хотела было напасть на Казанлык со стороны Карлова, но Казанский драгунский полк двинулся ей на встречу, разбил и разнес ее. Кроме этой попытки, никаких других попыток не было на всем протяжении от Калофера до Твардицы и далее к востоку, и на всем этом пространстве до 25-го июля включительно не было ни убийств, ни грабежей.
По отходе отряда за перевал, был оставлен в Хаинкиое сильный казачий пост. Он оставался там до 3-го августа, не видя перед собою никакого неприятеля. Но 3-го августа, в виду перехода войск Сулеймана в долину Тунджи, ушел в ущелье. Таким образом, 3-го августа долина реки Тунджи была совершенно свободна от турецких войск.
В Тырнове было получено приказание о расформировании передового отряда, о возложении на части, его составлявшие, новых назначений, об откомандировании чинов штаба к местам их первоначального служения.
1-го августа простился генерал с своими войсками и тотчас же уехал в главную квартиру в Горный-Студень. Здесь он получил приказание отправиться на встречу своей дивизии, двигавшейся из Петербурга, и 3-го августа выехал из главной квартиры.
Так кончилось существование передового отряда. Он просуществовал недолго, но навсегда прославил русское оружие многими блестящими подвигами и навсегда соединил свое имя с Балканами и с долиною реки Тунджи. Общий ход военных действий не позволил немедленно воспользоваться плодами дея-тельности передового отряда, и вследствие этого над всею долиною разразилась страшная буря, раздирающая душу и возмущающая все человеческие инстинкты. Прелестная долина роз обратилась в долину слез и рыданий. Но не подлежало сомнению, что в скором времени в долине раздастся снова гром русского оружия, и эти слезы и рыдания послужат купелью возрождения, очищения и освобождения всей долины.
Очевидец.
(Эта подпись помещена в конце рукописи напечатанных нами записок, принадлежащих перу покойного генерала Д.С. Нагловского, занимавшего, в чине полковника, должность начальника штаба передового отряда генерала Гурко. Записки Д.С. Нагловского написаны в период между первым и вторым походом наших войск за Балканы. По смерти автора, скончавшегося в 1890 году, в должности начальника штаба Варшавского военного округа, записки эти были найдены в его бумагах и до настоящего времени хранились в семействе генерал-фельдмаршала Гурко, а затем поступили в распоряжение редакции «Военного Сборника». Ред.)
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Всем этим отрядом командовал Реуф-паша.
(Текст подготовлен к новой публикации М.А. Бирюковой).
Д. Нагловский. Передовой отряд ген. Гурко в 1877
© Copyright: Библио-Бюро Стрижева-Бирюковой, 2019
Свидетельство о публикации №219040800092
Свидетельство о публикации №219040800092
Рецензии