Дорога в Танаис

                Глава 1


Скил не спеша ехал верхом, сидя на молодом гнедом жеребце, раздувающем ноздри от обилия весенних запахов, бушующих вокруг. Поводья с мелкими серебряными бляшками в виде загадочных зверей спокойно лежали на холке коня, который, оскаливая зубы, всё тянул свою морду в сторону кобылы такой же масти, идущей рядом. На кобыле в праздничном седле, украшенном резьбой и золотыми колокольцами с застенчиво выглядывающими из них пурпурными кистями, сидела его красавица-сестра. Она засмеялась, глядя на неугомонного, не привыкшего к долгой умеренной езде жеребца, и взглянула на Скила.

«В степь ему надо!», - с улыбкой произнесла Мала, чуть прищурив свои зелёные, наполненные светом глаза, над которыми красовалась тонкая, обхватывающая весь её высокий лоб, золотая пластина с чеканным рисунком - часть праздничного головного убора - калафа, круглого словно сито, с льняным покрывалом бордового цвета, застёгнутым хитрой фибулой прямо под её нежным подбородком.

Золотые чешуйки, пришитые к полотну, блестели на солнце, но ещё больше солнечных зайчиков пускала золотая пластина головного убора сестры, на котором искусным мастером были изображены сказочные цветы и растения с загадочными птицами, прячущимися меж них. От желания разглядеть их Скилу тоже пришлось сощурить голубые глаза, и в томном мареве солнечных бликов показалось ему, что птицы эти оживают…

В седле сестра держалась крепко, как, впрочем, и все женщины скифского племени. Её лук со стрелами, притороченный с правого бока, всегда был под рукой.

Одетая в ярко-жёлтое льняное платье, крашенное шафраном, с красными узорами на рукавах, а поверх платья, под цвет головного убора и с такими же золотыми узорами – бордовый шерстяной халат. Полы дорогих одеяний сейчас грудились на седле, а ноги сестры в кожаных штанах, расшитых красными косицами, крепко сжимали чуть вздутые бока лошади, подпирая её живот пятками рыжих аккуратных сапожек с кожаными перевязями.

«Отец не велел до времени волю давать!» - чуть сморщив конопатый нос, произнёс Скил и обернулся назад, туда, где, натянув поводья, возле одной из вьючных повозок, набитых разным добром, на сильном рослом жеребце рыжей масти, гарцевал наездник крепкого сложения, с аккуратной стриженой бородой и длинными, почти до плеч, волосами цвета спелой пшеницы.

Одет он был в короткий кафтан такого же, как его скакун, цвета, с пересекающими одежду чёрными тонкими кожаными косицами с нашитыми на них золотыми бляшками. Справа, на широком кожаном поясе, украшенном фигурками золотых оленей, крылатых львов и грифонов, висел короткий меч, вложенный в пурпурного цвета ножны с золотым наконечником, украшенные квадратными вставками с каменьями. От середины ножен до самой гарды рукояти, заканчивающейся перевёрнутым полумесяцем, ножны были изящно обвиты стеблями золотого плюща с завитками на концах, в которых красовались драгоценные камни.

На левом боку всадника висел изящный горит красного цвета, с луком и стрелами, украшенный золотой вязью. Рядом находился боевой клевец, убойная часть которого была сделана в форме головы странной птицы с клювом. К расписному седлу был приторочен небольшой походный узорчатый мешок, в котором находилась чаша, гребень и каменный брусок для правки оружия. На ногах у воина были широкие красные штаны с золотыми узорными лампасами по бокам, заправленные в короткие чёрные скифские сапоги с кожаными завязками. Так выглядел князь и воевода в одном лице.

Он о чём-то говорил с весёлым возницей, который только что прекратил петь свои нескончаемые песни, которые с удовольствием подхватывали те, кто ехал с ним рядом.

Скил тоже очень любил петь. Когда на закате он сидел с самодельной дудочкой или жалейкой под плакучими ивами в своём любимом укромном месте, на берегу реки, где стояло их защищённое валами и дубовыми стенами селенье - музыка словно сама лилась из его души, переплетаясь с умолкающим птичьим щебетаньем и шелестом листвы, свисающей прямо над его русой головой. Казалось, что даже последние блики солнца на водной ряби, как и румяные облака вдали, тоже были его музыкой. Часто сестра, прячась неподалёку, заслушивалась этими волшебными звуками, но ни разу так и не призналась брату, что знает о его душевной любви.

Их длинный обоз состоял из двадцати крытых повозок, нагруженных разным добром. Каждую повозку тянули за собой два сильных хмурых быка с огромными рогами и железными кольцами в носу. Впереди обоза двигались вооружённые всадники. На их праздничных башлыках, как и на небольших накидках, закрывающих плечи, красовались золотые узоры в виде диковинных животных. У некоторых, вдобавок ко всему, на макушках башлыков возвышались фигурки бегущих оленей или крылатых грифонов.

Начищенные пластинчатые доспехи и небольшие гнутые щиты всадников блестели на солнце. Лучшее оружие, как и расписные гориты с луком и стрелами, могли вызвать изумление у случайного путника с чужой земли, так же как и сильные кони с богатыми сбруями, стрижеными гривами, расшитыми золотой нитью попонами, и, в особенности, сёдлами, украшенными тонкой замысловатой резьбой и тиснением (с тайным смыслом, известным только хозяину коня). Замыкал вереницу небольшой отряд из десяти воинов, очень похожих на тех, что двигались в авангарде.

Обоз шёл в город Танаис, расположенный на крутом берегу, при впадении реки с одноимённым названием в залив, соединяющийся с Меотийским морем. Так его называли греки, которым в незапамятные времена предки Скила и Малы великодушно разрешили поселиться на своей благодатной и необъятной земле. Греки стали называть её скифией, или скитией - от слова скитальцы (ведь степной народ не сидел на месте, а кочевал по своей земле со стадами скота). Сами же коренные жители этих мест часто называли себя сколоты, что означало: «живущие (или идущие) с солнцем» (прямо как сейчас, когда оно отражалось в каждой чешуйке доспеха, на оружии и в улыбках людей, живущих вольной жизнью).

Еле приметная дорога пробивалась сквозь бушующее на ветру море цветущего ковыля. Белые чубы её, действительно, словно пенящиеся волны, пропадали в далёкой дымке и не было им, казалось, ни конца ни края. Скил вспомнил, как выглядит настоящее море. Он закрыл глаза и представил, что плывёт по волнам. Вокруг кричат чайки, а солёный ветер треплет его волосы…

Долго ехал он, наслаждаясь своими фантазиями.

«Туры впереди!», - взволнованный голос сестры заставил его открыть глаза.

Действительно, там, где горизонт сливался с небом, виднелось множество мелких бугорков. Скил улыбнулся: наконец-то унынию его жеребца пришёл конец, и отец отправит его отогнать стадо с дороги! Вскоре уже можно было разглядеть быков, их самок и ещё совсем молодых телят, не отходящих от своих матерей, мирно щиплющих степное разнотравье, постепенно приходящее на смену ковыльному раздолью.

Обоз прекратил движение. Кони всадников, идущих впереди, стали нетерпеливо перебирать ногами, почуяв взволнованность хозяев. Отец Скила подъехал к ним. Мала, высоко подняв брови, взглянула на брата, который раскраснелся от переполняющего его желания размяться самому и дать волю молодому жеребцу, нервно жующему удила, вскидывая вверх голову.

Успокаивая лошадей, всадники гладили их по холкам, приговаривая ласковые слова. Затем в их руках оказались плети, трое с улыбками сняли свои башлыки. Увидев это, Скил не выдержал, отстегнул от своего пояса лук со стрелами, сунул их улыбающейся сестре и шлёпнул жеребца ладонью по крупу, одновременно поддав ему пятками в бока. Через пару мгновений он уже был рядом с отцом, и, взволнованно дыша, ждал, когда тот взглянет на него.

- Где твоя плеть, Скил? - удостоив сына вниманием, спросил князь.

- Вот, отец! - Скил торопливо вытянул нагайку из-за пояса.

-Туры, как всегда, закроют самок с телятами, вожак будет нас встречать. Трое на него, остальные - на стадо! - распорядился князь, и, пришлёпнув коня, первым поскакал навстречу опасности. За ним бросились остальные.

Молодой горячий жеребец Скила, почуяв свободу, не жалел своих ног, и уже вскоре отец улыбался сыну, скакавшему рядом с ним с горящими глазами. Скил крепко сжимал плеть, которая досталась ему от старшего брата, погибшего три года назад во время похода на юг. Теперь их осталось четверо: он - самый старший, за тем сестра Мала, и ещё два брата. Один недавно сел в седло и только учился стрелять из лука. Второй появился на свет всего месяц назад.

Скилу было пятнадцать, но он уже владел всем оружием так же хорошо, как и взрослые воины. В кулачных боях и в стрельбе он побеждал не только своих сверстников, был умён и находчив. А старейшины рода считали, что у него вскоре проявится дар волхва. Отец очень любил его, особенно после смерти старшего сына, но у скифов не принято было оберегать или баловать детей. И поэтому сейчас младший сын мчался рядом с отцом навстречу приключению.

Всё случилось так, как сказал князь: конников встречал вожак. Он опустил свою массивную голову с чёрными, выкаченными наружу глазами, чтобы приближающимся непрошеным гостям были хорошо видны его огромные рога. Скил подумал: если кто-то схватится рукой за один рог, то вряд ли дотянется до другого. А туша тура была настолько велика, что, по скромным прикидкам, по его спине можно было сделать шагов пять. «А почему бы и нет», - подумал юноша, когда был уже совсем рядом с быком, который медленно двигался им навстречу.

Как ни хотелось Скилу нанести удар первым - отец его опередил. Пока бык целился в юного всадника, он обошёл тура сзади и на всём скаку, словно в бою, наклонившись всем телом в сторону удара, от всей души ожёг его плетью. Скил промчался рядом с огромными рогами, которые чуть было не вспороли брюхо его жеребцу. Успел взглянуть на бычий круп, куда бил отец - и ничего не заметил. «Он даже не почувствовал», - подумал Скил и решил во что бы ни стало так же оказаться позади тура, который теперь норовил поддеть на рога третьего всадника, подоспевшего на помощь.

В итоге бык так увлёкся охотой на взрослых, что, когда он в очередной раз остановился, чтобы выбрать цель, юноша уже был на месте. Он натянул поводья, отчего жеребец его почти встал на дыбы. Когда передние ноги коня коснулись земли, Скил ловко вскочил ногами на седло, и в момент, когда тур уже хотел начать свою очередную атаку, запрыгнул ему на спину.

Отец улыбнулся, увидев это, и направил своего коня в сторону, чтобы не мешать сыну соперничать в ловкости с животным. То же сделал и второй всадник. Бык немного успокоился, но начал поворачивать голову, заподозрив неладное на своей спине. Пять быстрых больших шагов сделал Скил по его огромной туше с толстой кожей. «Такую и копьё с трудом возьмёт», - подумал он уже садясь быку на шею, сам не зная, что будет делать дальше.

На удивление, тур перестал вести себя враждебно. Увидев это, князь дал приказ остальным всадникам перестать атаковать стадо. Юноша был в замешательстве. Огромный бык медленно поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, но продолжал вести себя спокойно. Удивлённые всадники смотрели на это шагов с двадцати, их разгорячённые кони желали продолжения охоты, нетерпеливо перебирали ногами и фыркали.

«Пойдём отсюда!», - сам не зная почему, негромко произнёс юноша, и уверенно, не сильно, словно своего скакуна, шлёпнул свёрнутой нагайкой быка под огромное ухо. Наклонив голову, тур медленно, будто обречённо, тяжело передвигая ноги, поплёлся прочь от дороги. Вскоре за ним последовало и его стадо.

Скил ехал на шее огромного животного и был словно в забытьи. Он очнулся тогда, когда увидел скачущего впереди отца. Повернув голову, тот озадаченно смотрел на сына.

«Стой, хороший!» - произнёс юноша, пошлёпал левой ладонью быка по шее и ловко спрыгнул на землю. Его жеребец уже ждал хозяина неподалёку.

У обоза Скила встречали гробовым молчанием. Туры считались самыми опасными животными на скифской земле. При охоте на них или в играх на ловкость и смекалку всадники часто получали увечья и даже гибли, так же как и их лошади. А уж своё потомство защищали они ещё более отважно.

Когда воины встали в прежнем порядке, обоз медленно двинулся по степной дороге. Сестра Мала вновь ехала рядом, молчала и тихо улыбалась, а Скилу почему-то было до боли тоскливо. Он даже не думал о том, как же это у него всё так ловко вышло. Просто почему-то захотелось на свою речку, под ивы…

Руки будто сами потянулись к кожаному походному мешку, висевшему у седла. И вскоре окружающее пространство наполнилось тонкими грустными переливами простой ивовой свирели.

Вокруг, в зелени густой травы с вкраплениями степных цветов, ещё виднелись островки ковыля. Но кое-где, словно дозорные воины в красных башлыках, уже красовались одинокие головки тюльпанов - предвестники их близкого многочисленного воинства.

Примечания:

Калаф - головной убор скифских женщин.
Башлык - Суконный тёплый головной убор с длинными концами, надеваемый поверх шапки.
Горит- деревянный футляр для лука и стрел, используемый скифами.
Клеве;ц (от «клюв») — односторонний клювовидный выступ на холодном оружии для нанесения точечного удара, впоследствии на Руси развившийся в боевой молот с таким клювом (молот-клевец)
Туры - парнокопытные млекопитающие, жившие в Донских степях.
Фибула - металлическая застёжка для одежды, одновременно служащая украшением.
Меотийское море -Азовское море.


                Глава2


Прошло совсем немного времени, и горизонт окрасился в ярко-красный цвет. Лицо Малы засияло, словно в девичьем хороводе на Купалу. Теперь и Скил улыбался, глядя в её счастливые глаза. Вскоре обоз вошёл в волнующееся на ветру сказочное море тюльпанов. Лошади фыркали от пьянящего запаха; быки, тянущие повозки, задирали головы и закатывали глаза. Скил, чтобы не начать чихать, зажал пальцами нос. Сестра, увидев это, стала смеяться, да так громко, что даже князь-отец обернулся и одарил её осуждающим взглядом.

Не успела Мала вдоволь насладиться красотой, как море цветов стало редеть, и совсем скоро одинокие бойцы в красных башлыках на тонких зелёных стеблях уже кивали на прощанье уходящему в даль обозу, подчиняясь порывам налетавшего ветра.

«Как прекрасна наша земля…», - думал Скил. «На ней всего вдоволь. Только ленивые чужестранцы, которых можно встретить в городах на побережье, никогда не оценят и не смогут добыть то, что всегда находится рядом. Как красивы наши женщины! Они добры и прилежны, но в пору опасности легко встанут на защиту своей земли, и не хуже мужчин будут применять воинское искусство, которым владеют с детства. На нашей земле нет рабства, и все равны. Как часто беглые люди из греческих городов остаются у нас в селеньях, и выдачи их назад нет и не будет. Какое счастье жить вольной жизнью и знать, что так будет всегда!», - так думал Скил, любуясь родными просторами, когда вдали показались два всадника. Это были дозорные. Они служили на заставе и объезжали вверенную им территорию.

Скоро и Скилу так же предстояло послужить родной земле, чего он ждал с нетерпением. «Ах если бы случилось встретить неприятеля во время службы!» - думал он, с небольшой завистью глядя на подъезжающих к обозу двух молодых воинов в полном вооружении. Их лица были серьёзны. Князь подъехал к ним и рассказал, что обоз идёт для торговли в Танаис. В повозках выделанные шкуры, оружие, сыры и недавно пошитая одежда. Выслушав его, всадники пожелали удачной торговли и удалились прочь на своих жеребцах.

Начинало вечереть, когда даль заблестела под лучами заходящего солнца. Это на горизонте появились озёра. Они соединялись меж собой протоками и были полны рыбы и разной водоплавающей птицы. В камышах водилось бесчисленное множество кабанов и диких кошек. Скил вновь заулыбался, предвкушая охоту и последующий привал. Вскоре в воздухе почувствовалась влага. Впереди простирались бескрайние водные глади, по берегам заросшие густым непроходимым камышом.

Дорога уходила в сторону, огибая заболоченные места, а с озёр уже был слышен нескончаемый гомон птичьего семейства. Вдалеке над водой кружили стаи гусей и уток, выискивая для себя удобное место.

«Сколько же их там?» - подумал Скил, и рука сама потянулась к луку со стрелами. Пальцы ощупали расписной горит, а сердце гулко забилось в груди в предвкушении удачной охоты.

Обоз остановился на берегу небольшой речушки, впадающей в озёра. Через неё был перекинут бревенчатый мост, а берега заросли не так обильно, и поэтому здесь можно было напоить коней и устроить привал. Солнце уже было готово спрятаться за горизонт, но повисло над ним, словно услышав просьбы юноши, которые он всё твердил про себя, щурясь и боясь отвести глаза от Ярила.

- Отец! Я принесу дичи, пока не стемнело! - спрыгнув с коня, взволнованно прокричал Скил, уже снимая с жеребца уздечку.

-А успеешь ли? - повернувшись к сыну, громко произнёс князь.
 
-Успею, отец! - сияя глазами, прокричал юноша.
 Сняв седло и отпустив коня на волю, улыбнулся сестре, разделся, оставшись босиком, в одних штанах с поясом. Взяв горит с луком и стрелами, Скил побежал к воде. Даже не пощупав её, стал входить в реку недалеко от моста, чтобы по мелководью обойти камышовые заросли и пробраться к птичьим стаям. Вода была довольно холодная, почти ледяная, но разве это могло остановить юного охотника, жаждущего приключений. Поначалу, пока было по пояс, Скил шёл довольно резво. Затем глубина стала увеличиваться, и вскоре ему пришлось плыть, работая ногами и одной рукой, а во второй, над своей головой, он держал оружие. Иногда по ногам или животу проскальзывало что-то большое и скользкое. Скил знал, что это рыба идёт к камышам на нерест.

Солнце уже почти совсем спряталось, когда впереди себя он услышал гусиный гомон. Юноша очень обрадовался этому, потому что плыть становилось всё труднее. Вскоре в небольшом затоне он уже смутно видел стаю плавающих у берега гусей. Нужно было срочно искать отмель, чтобы произвести удачные выстрелы. Скил стал плыть ещё аккуратнее, стараясь как можно меньше создавать волн и всплесков. Вскоре, ближе к заводи, река действительно стала мелеть. С облегчением и радостью юноша коснулся отмели заледенелыми ногами, шепча слова благодарности хозяину реки - водяному за то, что тот сжалился над ним.

Гуси были на расстоянии выстрела. Увлечённые своими весенними заботами, они не обращали ни малейшего внимания на человека. Недавно народившийся Месяц, как назло, спрятался за тёмным облаком. Когда Скил выбрался из воды по пояс, то только его зоркие глаза и могли видеть цель. Нельзя было терять ни минуты - или тьма оставит его без добычи. Видя беспечность птиц, юноша быстро достал лук и стрелу. Он натянул тетиву, через секунду ещё, и ещё. Скил умел стрелять очень быстро, как и все воины скифского племени. Несмотря на поздние сумерки, он не промахнулся ни разу. Гуси не взлетали, а лишь рассыпались по водной глади, возмущённо гогоча, не понимая, что происходит.

Настреляв шесть штук, Скил решил, что этого будет довольно. Нужно было собирать добычу. Оставив свой горит в камышах, он снял пояс, и, уже почти ничего не видя, поплыл за распластавшимися на воде птицами. Собрав добытых гусей вместе, связал поясом их шеи и, толкая перед собой, поплыл туда, где оставил лук и стрелы. Добрался до отмели. На ощупь нашёл свой горит и, прежде чем отправиться в обратный путь, решил немного передохнуть. Нужно было выбраться из воды, чтобы немного согреться. Стал ломать камыш и делать что-то вроде лежанки. Когда настил был готов, Скил забросил на него горит, забрался сам и затянул добычу.

Он лежал глядя на звёздное небо, которое с наступлением полной темноты становилось всё полнее и объёмнее. Еле шевелил пальцами заледенелых ног и рук, и, как учил его отец, пытался разжечь в себе внутренне пламя. Получалось плохо, а глаза его понемногу закрывались. Неожиданно в глубине камышовых зарослей он услышал шорох. Будто кто-то подбирался к нему. Сонливость сразу исчезла, а от ощущения надвигающейся опасности внутри него возникли горячие искры, постепенно разжигая огонь, которого ему так не хватало. Усевшись на настил, Скил схватил лук и вложил в него стрелу. Кто-то был уже совсем рядом.

Вскоре юноша разглядел горящие глаза за камышовыми тростинами. «Дикая кошка, - понял Скил. - Пришла на запах добычи».

-Уходи! - твёрдо и уверенно произнёс юноша, натягивая тетиву. В ответ послышалось угрожающее шипение, а затем недовольное ворчание.

-Уходи! Я не хочу причинить тебе зла! - снова произнёс Скил, не сводя глаз с непрошеного гостя. Хищник сделал шаг вперёд, но юноша оставался спокоен. Встреча с этим зверем величиной с собаку и с острыми, как ножи, когтями, не сулила ничего хорошего, тем более ночью. У Скила не было с собой ни ножа, ни меча.

«Если с первого выстрела не удастся его убить - на второй времени уже не будет», - подумал он. Зверь оставался на месте, сверкая глазами и подёргивая хвостом. Так продолжалось довольно долго, пока Скилу всё это не надоело. Он решил рискнуть. Он опустил лук и быстро развязал свой ремень, освободив одну тушку.

-Возьми! Мне не жалко! Только дай мне уйти! - громко произнёс он, взял в руки гуся и, что было сил, швырнул туда, где стоял зверь. Послышался яростный рык. Кошка бросилась навстречу добыче. В ту же секунду Скил, не поворачиваясь к зверю спиной, отступил в холодную реку. Быстро сделал несколько гребков под водой в сторону от опасного места и вынырнул, с опаской оглянувшись. Решил подождать, держась на плаву, затем тихо поплыл обратно. У своего настила ещё раз прислушался и всмотрелся в темноту, но рядом никого уже не было.
 
Скил вновь стал спешно готовить добычу к отплытию. Вскоре заводь наполнилась золотистой рябью. Это юный охотник, улыбаясь молодому Месяцу, отправился в обратный путь, бойко работая ногами и толкая впереди себя связку тяжёлых гусей с притороченными сверху луком и стрелами.

Когда он добрался до места привала, его окликнул часовой. Скил весело подтвердил, что это он, и не пустой. Отец вместе с сестрой, улыбаясь, поднялись от костра и с удовольствием наблюдали, как воины помогали вытянуть добычу из реки. Затем юноша, с сияющим в свете костра лицом, весело рассказал об охоте, о встреченной в камышах дикой кошке, о том, как удалось от неё откупиться… Воины поднимали гусей, держа за шеи, рассматривали их и одобрительно кивали головами, вытаскивая из добычи выпущенные Скилом стрелы. Князь и Мала продолжали стоять в стороне, не мешая их весёлому общению.

Затем улыбающийся юноша подошёл к одной из повозок, достал из неё небольшую лопату и направился к ближайшим ивам в надежде накопать глины, чтобы запечь в ней добычу. Перед сном всем досталось по куску запечённого мяса. Его запивали травяным горячим настоем и кумысом, который наливали из кожаных бурдюков в деревянные и медные чаши.

Спал Скил прямо на земле, положив голову на своё седло. Рядом с ним стоял с закрытыми глазами его верный конь. Он иногда просыпался, дотягивался до головы юного хозяина и осторожно ворошил своими губами его русые кудри. Хозяин что-то ворчал во сне, жеребец виновато отводил морду, кивал головой, словно извиняясь, и вновь засыпал.

Скилу снился странный сон: словно он один, в доспехах и полном вооружении, на своём скакуне долго едет по степи. Путь его лежит в греческий город. Там, одетые в белые хитоны, его встречают женщины и дети, кланяются и поют в честь него хвалебные песни.

- Где же ваши мужчины? - строго спрашивает их он.

- Их всех забрало море! - отвечают женщины на родном языке юного воина.

- Кто же теперь защитит вас в час опасности?

- Будь ты нашим защитником и правителем, великий Скил!

- Где же мне взять столько воинов, чтобы вас защитить?

- Бери детей наших в своё воинство!

- Разве пригодны ваши дети к ратному делу?

- Научи их! О великий! У нас много золота, женщин и разных наслаждений! Всё это будет твоим!

После этих слов Скил почувствовал неимоверную злость и раздражение, резко потянул удила, его конь поднялся на дыбы, а сам он выхватил свой меч…

Скил проснулся. Быстро открыл глаза и вскочил со своего места, замахиваясь правой рукой, будто в ней было оружие. Стоял и смотрел в недоумении на часового, который улыбался, облокотившись на копьё и глядя на него. Рассветало. Жеребец его подошёл сзади, и, как ночью, стал ворошить его волосы, шлёпая своими губами. Юноша улыбнулся в ответ не спускающему с него взгляда воину, глубоко вздохнул и опустил руку. Повернулся к коню, приложился щекой к его морде и стал трепать за гриву, приговаривая: «Хороший мой! Славный!»

Примечания:

Хитон: у древних греков - род широкой, падающей складками одежды с рукавами или без рукавов.


                Глава 3


Скил очень любил утреннюю пору; наверное, так же, как и закат. В камышах и в сырых ивовых космах просыпались птицы, наполняя всё нарастающим щебетаньем пахнущее вешней свежестью пространство. Воины начинали понемногу просыпаться у еле тлеющих и потухших костров. Завидев это, кони, пасущиеся неподалёку, уже потихоньку брели к своим хозяевам, словно сказочные существа в облаках, по щиколотку увязая в приозёрном густом, словно сметана, тумане. Скил дышал полной грудью. Ему стало так хорошо и вольно, что захотелось закричать от счастья, подняться над всей этой наполненной божьей росой благодатью, раствориться в первых солнечных лучах и ими, как и собой, обнять всю свою прекрасную Родину…

Совсем скоро, по ещё сырой дороге, обоз вновь двинулся вперёд. Скил всё улыбался, крутил головой в разные стороны, сохраняя в себе то огромное, светлое, чем наполнилось его юное сердце на рассвете. Радостью своей он словно делился со всеми. Сестра Мала вновь была рядом. Она что-то мурлыкала себе под нос, глядя на него. Весёлый старый возница заломил назад свою войлочную шапку и затянул всем давно знакомую тягучую, словно степная дорога, песню. Всадники весело переговаривались меж собой, иногда посвистывая низко пролетающим над ними охотившимся бойким орланам.

К полудню обоз подходил к владениям Танаиса. Два огромных, белых от времени, вросших в землю камня говорили об этом. Гостей встречали улыбающиеся воины-полукровки, смесь скифов и греков. Неловко держащиеся в сёдлах, но зато прекрасно знающие вкус вина и все хитрости при азартной игре в кости. Одеты они были под стать своему происхождению. В скифских штанах, но в сандалиях. Сверху красных хитонов были накинуты скифские же кафтаны, которые были расстёгнуты, и полы их небрежно свисали, прикрывая невзрачные сёдла.

Двое из них, хоть были и взрослы, но безбороды. Ещё двое имели на своих бородах смешные кудри, словно домовой обшептывал их, пока те спали, да щетину на палец мотал. «Кони хилые, - подумал Скил. - На таких только старушек сажать, чтоб в степь не унесли». Из оружия - только греческие мечи на поясах, без особых изысков на ножнах, да лёгкие короткие копья. Скифские щиты за спинами, греческие бронзовые шлемы приторочены к сёдлам. «Бродяги, а не воины, - вновь подумал Скил. - Если бы не наши заставы и дозоры - поглотило бы их море, море завоевателей, столько раз приходивших на эту землю…»

- Доброго пути вам, гости! - прокричал один из бородатых, который показался Скилу самым неопрятным, когда обоз поравнялся со встречными.

- И вам степи вольной! – по-скифски ответил князь, подъехав ближе к воинам, и добавил: «Есть ли торг в городе?»

- Этой весной торг хорош, в заливе корабли стоят на якорях, череды дожидаются! - ответил тот, который приветствовал.

- Так неужто мы зря путь держали! - воскликнул князь.

- Как же зря! Танаис ждёт скифское оружие! - весело ответил тот же.

Пока отец разговаривал с всадником, Скил внимательно смотрел на других встречных. Они не сводили глаз с его коня, снаряжения и оружия. «Наверное, много золотых монет каждый из них готов был бы выложить за всё это, - подумал юноша. - Только откуда у этих бродяг деньги… У них и сёдел-то добрых нет. Да и глядят они на всё, думая лишь о барышах, поднятых с игры в кости».

Неожиданно самый молодой оторвал свои глаза от отцовского жеребца - и будто остолбенел, увидев единственную женщину в обозе. Лицо его налилось краской, а Мала, заметив это, презрительно фыркнула и отвернулась в сторону брата. Скил и сам не понял, как лук оказался у него в руках. Стрела просвистела над головой у того, кто бесстыдно смотрел на его сестру. От неожиданности тот резко подался назад и натянул поводья так сильно, что конь его встал на дыбы. Горе-воин вылетел из седла, и в следующую секунду весь обоз и его сопровождающие хохотали во всё горло, глядя, как неудачник с выпученными глазами, держа в руках поводья, грохнулся на землю, чуть было не повалив за собой коня.

- Есть и сёдла у нас добрые, с них не свалишься! - со смехом произнёс князь и махнул рукой, дав знак продолжить путь. Упавший воин тяжело поднялся на ноги.

Обоз тронулся. Скил зачем-то решил ещё раз взглянуть на обидчика сестры. Теперь тот стоял, нервно сжимая рукоять меча, и с холодным блеском в глазах смотрел на него. Лук ещё был в руке у юноши. Он улыбнулся неудачнику, подмигнул сестре, и, забыв о том, что случилось, вложил оружие в горит.

Теперь обоз шёл с сопровождением. Всадники-полукровки двигались рядом, усмехаясь песням, что вновь тянул старый возница и переглядываясь друг с другом.

Прошла пара часов…

- Тарпаны впереди! - прокричал один из скифских воинов, идущих в голове обоза, когда Скил уже почти загрустил. После этих слов он ожил, и стал всматриваться вдаль, но ничего не приметил. «Вот глазастый, - подумал юноша. - Ни разу не ошибся, будто чутьё у него». Вскоре и он заметил движение на горизонте, сердце вновь взволнованно забилось. «Надо же, -подумал Скил. - В наших местах нынче их не было, а сюда пришли. Конечно, здесь их никто не тронет. Разве можно на греческих клячах угнаться за дикой лошадью…»

Скифы охотились на тарпанов, а также ловили их для скрещивания со своими кобылами, чтобы новое поколение было выносливее и сильней.

Когда дикари стали видны отчётливо, лошади в обозе заволновались. Огромный табун двигался в их сторону, да так, что земля гудела под ногами. Впереди идущие всадники начали улюлюкать и свистеть, воины-полукровки стали жаться ближе к обозу. Скил улыбался. Он знал, что дикие лошади не пойдут на них, но как ему захотелось на своём жеребце пристроиться к табуну, и на время стать частью этой красоты и устрашающей мощи. Когда, на расстоянии двух выстрелов из лука, тарпаны с диким гулом проходили мимо обоза, всадники засвистели ещё громче. Скил не выдержал и направил своего жеребца ближе к отцу.

- Дозволь, отец! - взволнованно прокричал юноша.

- Хочу жеребца проверить! Ни разу я на нём с дикарями не гулял!

Отец покосился на него. Он знал, что дикие лошади это не туры, сам много раз охотился и ловил их арканом на своём проверенном резвом коне.

- Хорошо, Скил! - улыбнувшись произнёс князь, а обрадованный юноша уже похлопывал своего жеребца по крупу, крепче сжимая поводья, горящими глазами глядя на проносящийся мимо табун.

Через секунду, пригнувшись к холке коня, он мчался навстречу новому приключению. Когда до дикарей оставалось совсем ничего, он почувствовал, что за его спиной кто-то есть. Резко обернулся - и увидел сестру, пригнувшуюся к лошади, так же, как и он, скачущую к табуну. Полы распахнутого дорогого халата развевались на ветру за её спиной. Головной убор сдвинулся со лба к макушке; казалось, ещё немного - он и вовсе слетит с её головы. Глядя на это, Скил вложил два пальца в рот и засвистел что было сил. В этот момент фибула, застёжка на шее всадницы, не выдержала напряжения и рыжая копна волос, до того спрятанная под калафом, словно адское пламя, вырвалась на волю. Теперь она была похожа на бесстрашную богиню-воительницу из скифских сказаний, от которой произошли амазонки.

Через минуту, под страшный грохот, они вместе мчались во весь опор рядом с табуном, улыбаясь друг другу. Мала всё пыталась вырваться вперёд на своей молодой кобыле, и ей это даже удавалось на короткое время, но жеребец Скила быстро исправлял это недоразумение сам, без участия наездника. Вскоре кобыла сестры начала выдыхаться и уже отставать безвозвратно. Увидев это, Скил решил, что хватит гулять и надо возвращаться к обозу, от которого они удалились довольно далеко. Он стал придерживать ещё полного сил коня. Сестра нагнала его. Юноша с улыбкой махнул рукой в сторону дороги. В это время табун ушёл от них вправо и стал быстро удаляться.

Возвращались они смеясь, обсуждая своё приключение, высматривая в траве потерянный сестрой дорогой головной убор. Волосы её теперь спокойно спадали почти до пояса. Взмыленные лошади шли спокойно, фыркали и задирали морды. Поиски были тщетны, зато из травы то там, то тут взлетали испуганные перепела и куропатки. Скил подмигнул сестре, быстро выхватил свой лук и стрелу из горита, и следующая взлетевшая птица была ловко поражена его быстрым метким выстрелом. Вскоре она уже была в его руках. Он подхватил её с земли, не слезая с коня, ловко перегнувшись на один бок, держась за седло ногами. Мала смеялась, глядя на это, и вскоре взлетевший перепел упал в траву, поражённый её стрелой.

После удачной охоты, нашёптывая вольным духам степи сердечные просьбы помочь им найти пропажу, брат с сестрой прибавили ходу. Вскоре справа от путников блеснуло золотом то, что они так долго высматривали в густой траве. Больше всего этому обрадовалась Мала, ведь вернуться с непокрытой головой ей было никак нельзя.

Догнав обоз, показывая улыбающимся воинам добытых птиц, брат и сестра продолжили путь. В дороге прошёл остаток дня…

Только вечером они остановились на высоком холме. Внизу, прямо под ними, был Танаис, в который они шли двое суток. Но не так прельстили взгляды путников его постройки, рыночная площадь, виноградники и сады, как разлившаяся в весеннем паводке красавица-река, впадающая в залив, имеющая такое завораживающее величие и красоту, в свете уже почти заходящего солнца, что было бы преступлением, не насладившись этим таинством закончить путешествие.
Множество торговых кораблей стояло у пристани, по которой в разные стороны сновали рабы-грузчики с тяжёлой поклажей на плечах, крепкого сложения, с бронзовой от загара и даже чёрной кожей.

Скил взглянул на сопровождающих. Их лица теперь показались ему ещё более заносчивыми. Вся эта красота для них была вполне обыденна. Скил всматривался в залив. Как и сказал один из полукровок, он был усеян стоящими на якорях гружёными галерами и ладьями. Спасаясь от безделья, самые смелые таскали вдоль берега рыбацкие бредни. В надежде на лёгкую добычу, над ними кружили стаи шумных бесцеремонных чаек. Горели костры. В воздухе, кроме пьянящей свежести, еле улавливался запах каких-то пряностей. «Ни ветерка, - подумал Скил. - А корабли, словно шахматные фигуры-таврели на доске водной глади…» Он протянул руку, прищурил глаза, и будто стал трогать каждое судно указательным пальцем, наслаждаясь этой детской забавой. Его путешествие в Танаис подошло к концу…

Примечания:

Таврели - скифские шахматы. Шахматы индийские - это упрощённый вид таврелий.
Тарпаны- дикие лошади, жившие в Донских степях.

Продолжение следует….