Дикарём по Кыргызстану. Визит к красным быкам

ДИКАРЁМ ПО КЫРГЫЗСТАНУ

ВИЗИТ К КРАСНЫМ БЫКАМ

Точка отправления
За окном скучал хмурый зимний день. До отпуска оставалось ровно столько, сколько прошло после предыдущего. Но, почему-то именно сейчас темой наших воспоминаний стали места, где мы когда-то отдыхали. Дело было на работе, поэтому общение не обещало быть продолжительным. Когда все разбежались по своим местам, на задворках моего сознания появилось что-то маленькое-маленькое. Не иначе как мысли завелись. А, если уж они завелись, то их обязательно нужно подумать. Интересное дело: почему меня зацепили эти слова «Джеты-Огуз»?

Немного поворошив в памяти, я вспомнила, как когда-то, в разгар перестройки Страны Советов, я, будучи удалым командиром группы горных туристов, ходила со своей «двойкой»  в тех краях. Алтын-Арашан, Каракол. И конечным пунктом должен был быть переход в Джеты-Огуз. Но наш клубовский автобус неожиданно для участников маршрута перехватил нас в альплагере ущелья Каракол, и перевал на Джеты-Огуз мы взяли радиально, то есть откуда ушли, туда и пришли. Я об этом, казалось, уже и думать забыла.

Но когда мой коллега заговорил о курорте Джеты-Огуз, воспоминания теплой волной всколыхнули картинки удивительно красивой природы Терскей Ала-Тоо. И подумалось: вот бы снова туда, к этим горам.

Время неспешно перетекало из одного сезона в другой. За зимой пришла весна, за весной, понятное дело, – лето. Информацию, которую мне удалось собрать за это время, смело можно было назвать микроскопической. Я пыталась расспрашивать бывавших там людей, но кроме ахов – охов, ничего не почерпнула. Обзванивание турфирм пополнило мою копилку знаний только цифрой 460. Столько сомов нужно выложить за один день пребывания на курорте. Интернет значительно расширил горизонты моей эрудиции о характере рельефа, растительности и водных ресурсах. Сведения о наличие какого-нибудь жилья, помимо курорта оказались самыми противоречивыми.

Значит, все узнаем на месте. Пусть это будет авантюрная поездка в первоначальном значении этого слова – «искатель приключений». Поэтому, когда в августе пришло время моего отпуска, мы с дочерью набили полную сумку еды – на случай полной автономии от цивилизации, две сумки вещей на все случаи жизни, взяли сто долларов и прибыли на автовокзал. Здесь мы с удивлением узнали, что наша транспортировка от Бишкека до места отдыха обойдется нам в двести пятьдесят сомов с носа. А я-то по простоте душевной думала, что самая дорогая маршрутка по Иссык-Кульскому берегу не превышает 150 – 180 сомов. Что ж, в нашем случае расстояние вызывает уважение – 490 километров. Обогатившись этими знаниями, мы решили, что часиков через пять – шесть будем на месте. Авантюр-отпуск начинается.
Народ постепенно заполнял свободные места. Наконец, все сели. Водитель собрал деньги за проезд и ушел. Попарившись минут десять в салоне, пассажиры стали потихоньку вытекать наружу. Хотя еще не было и полудня, солнце жарило, как газовая плита. Водитель плутал не меньше получаса. Пассажиры, утомленные солнцепеком, вяло высказывали свои предположения, не сбежал ли водила с нашими кровными. Наконец, тот прибыл. Пассажиры в очередной раз уселись на свои места, и бусик тронулся в путь.

Пока проезжали Бишкек и ближайшие города, казалось, что мы едем достаточно комфортно. Но потом, убаюканные монотонным покачиванием, захотели вздремнуть. И выяснилось, что сиденья рассчитаны на комплекцию восьмилетнего ребенка. Узкие, с невысокими спинками, оканчивающимися металлической дужкой. Растянуться, вытянуться, прислониться взрослому человеку можно было только ограниченной площадью своего тела. Я, избалованная комфортабельным транспортом с хорошими сиденьями, подголовниками, подлокотниками, почувствовала себя ущемленной в удобствах.

Мы с дочей сидели на первых двух сиденьях, и ветер из открытого окна приятно обдавал нас прохладой. Каково же было сидящим далее? Фортка в потолке представляла собой кусок линолеума, прикрученного к машине толстой проволокой. Остальные окна были намертво вмурованы в стены.

Пассажиры, за малым исключением, ехали с детьми трех – пяти лет. Поразившись количеству мелюзги, мы с дочей страдальчески переглянулись и поняли, что поездочка будет не скучной. Но здесь нас ожидало приятное разочарование. С нами ехали особо спокойные, дисциплинированные, тихие дети. Вот повезло нежданно-негаданно! После Боомского ущелья, я периодически оглашала дочери свою мысль: «Ну, надо же, какие людям спокойные дети достаются! Тебя бы в их возрасте я уже сто раз соскребла с потолка, вытащила из-под сиденья, ловила бы по всему салону».
Я впервые ехала по южному берегу Иссык-Куля. Кто там не был – мало потерял. На северном берегу за одним селом тут же следует другое, пансионаты натыканы, как редиска в грядке. Постоянно мелькают кафешки, навесики, юрты, призванные поддерживать боевой дух утомленных путешественников. При этом поток машин напоминает фильмы про американскую жизнь. А по скорости движения создается впечатление, что на этой трассе тренируются исключительно конкуренты Шумахера.
Южный берег является полной противоположностью северному в географическом плане, что понятно и бревну, обученному в самой средней школе, и в экономическом, что вообще не понятно никому. Загадка природы, однако.

Когда я раньше читала в газетах, что курортная зона южного побережья Иссык-Куля развита слабо, я не представляла о какой слабости идет речь. Теперь, как специалист, проехавший туда и обратно, могу смело утверждать: «дурють» нашего брата! Курортов там нет и в помине, а зоны и подавно. Ну, ладно, если уж совсем не погрешить против истины ради красного словца, встретились в трех  местах постройки времен дедушки Ленина. Возле каждого красовался облезлый кривобокий щит, исполненный в фанере или мятой жести народными художниками-умельцами, впервые в жизни взявшимися за это дело. Видимо предполагалось, что этот рекламный трюк в стиле примитивизма, привлечёт нескончаемый поток отдыхающих.

Но трасса поражала своей пустотой. Часто в пределах многокилометровой видимости ни впереди нашего буса, ни сзади не было ни одной машины.

После некоторого времени любования Иссык-Кулем, дорога ушла в сторону, и озеро надолго скрылось за небольшими, выжженными солнцем горами. Унылый коричневато-серый пейзаж наводил на мысль о его солености. Потом дорога поползла вверх. Мы минули перевал, оставшийся для меня безымянным. Скоро опять повернули к Иссык-Кулю. И вот уже едем в непосредственной близости от берега. В иных местах вода плескалась в десяти метрах от колес.

Растительности вокруг не прибавилось. Берег выглядел голым. Иногда встречались группы палаток на берегу. Там же стояли припаркованные легковушки. А в воде плескался народ.

Оказалось, что все пассажиры ехали до Покровки. Когда они вышли, бусик оказался в нашем с дочей распоряжении. Мы тут же заняли по двойному сиденью, широко рассевшись на узких сиденьях. И еще примерно час мы добирались до курорта Джеты-Огуз. По дороге водитель подбирал попутчиков. Текучесть среди них была такова, что создавалось впечатление, будто мы едем в городской маршрутке на центральной улице.

Апартаменты

Около шести вечера бусик подрулил к главному корпусу курорта. Водитель любезно показал к кому обращаться, чтобы приобщиться к культурному отдыху и оздоровлению. Мы настолько засиделись за семь часов езды, что еле-еле ковыляли, обвешанные сумками.

На первый взгляд здание производило хорошее впечатление. Это радовало. Поскольку некоторые наши доморощенные информаторы говорили, что имеется одно здание – маленькое и очень старое и вокруг – ничего.

Дочь сбегала на разведку, узнала цены. Оказалось, что турфирмы называли точную цифру – 460 сомов за стол, кров и процедуры. Или 170 сомов за проживание на своем пансионе. Мы подумали и решили, что на наши деньги мы вполне можем пожить четыре дня.  Благо продуктов полная сумка.

На первом этаже главного корпуса, построенного в 80-тые годы, располагался просторный холл. Видимо, здесь устраивались танцы и фуршеты. Кругом было полно стоячих мест. Для сиденья можно было использовать только шесть кресел, вынесенных из какого-то исторического клуба. Пошарканные подлокотники, порванный дерматин, жутко неудобные, какие-то проваленные сиденья.

Да… Невезуха сегодня с комфортной мебелью.

Я попыталась устроиться поудобней, а дочь пошла вести переговоры о нашем поселении. Вернулась она быстро. «Мне сказали подождать». Ну, ладно. Мы не торопимся. Подождать, так подождать.

Возле наших антикварных кресел стояла очередь, как выяснилось, в душ. Оказалось, что на весь курорт одна душевая кабинка. Курортники возмущались предоставляемым сервисом. Они говорили, что и бассейн сто лет не ремонтирован, зарос илом, и процедуры с трудом дождешься, и в столовой надо стоять в очередях. Чем дольше я их слушала, тем меньше хотелось влиться в их возмущенные ряды.

Медсестра, раздающая ключи от квартиры, где деньги не лежат, со скоростью ракеты пронеслась мимо нас, даже не взглянув на потенциальных клиентов. Я снова отправила дочь узнать: не желает ли курорт принять от нас некоторую сумму денег. Медсестра снова пронеслась, дочь за ней. На лету они коротенечко успели переговорить. В итоге опять: «Ждите». Интересное дело. Людям не нужны деньги. Мы снова садимся, слушаем разговоры отдыхающих. Мы, конечно, не торопимся, но все же хотелось бы уже определиться с местом жительства.

Спустя минут десять наша долгожданная ключница опять идет мимо нас со своей коллегой. Шум, который они производят иначе, как базар-вокзал назвать нельзя. Обе тетки, не стесняясь присутствующей публики, орут почем зря. Уединившись в кабинете, они, вероятно, пришли-таки к консенсусу и  вышли с какими-то амбарными книгами, общаясь почти нормальными голосами.

Я решала сама выяснить, что же нас ожидает в ближайшем будущем. Медсестра, не снижая тона, рыкнула:
– Ждите.
– Сколько нам ждать? – спросила я.
– Пока не закончу!
– А когда Вы закончите?
– Я же вам сказала: ждите!
От такого откровенного хамства я даже растерялась. Шокирующий сервис. Мне вдруг показалось, что я снова вернулась в советские времена к дефицитам, талонам, когда любой человек сферы услуг был царь и бог в своей индивидуальной вселенной. И горе вам, несчастные, потревожившие владыку нечаянной работой.

Разбаловавшись за годы строительства капитализма, я имела неосторожность привыкнуть за полноценные деньги получать полноценную обслугу. А тут – опля! Машина времени перенесла нас в прошлое. И это прошлое мне категорически не нравилось.

Я вышла из здания на крыльцо и обратилась к девушке в голубеньком халате:
– У вас здесь можно снять жилье, помимо самого курорта?
Та обрадовалась и засуетилась:
– Да, есть гостиница. Частная.
Мы обговорили технические детали. Сто сом за постой показались мне гораздо более привлекательными, чем 170. Я вернулась к дочери, рассказала о моей находке. Мы подхватили вещи и, когда уже протискивались в дверь, услышали за спиной, как советская медсестра ласково зовет нас:
– Куда же вы? Идите – я вас поселю.
Иногда я жалею, что в моем словарном запасе отсутствует пласт ненормативной лексики. В таких случаях, как этот, они бы мне очень пригодились. В ответ я только пробурчала: «Обойдемся без вашего курорта» и гордо удалилась.

Наша гостиница оказалась самым обыкновенным сельским домом. Я, при росте 162 сантиметра, легко доставала до потолка. Для жилья нам выделили отдельную комнату. Дверью служила легкая занавеска. Ноги мягко ступали по войлоку, настеленному в несколько слоев. Лежанку нам соорудили тут же на полу, наложив кучу одеял. И доброжелательно поинтересовались:
– Вы будете спать на простынях?
Вопрос поверг меня в глубокое изумление. Когда мы ходим в горы и спим в палатке, надев на себя шапку, свитер, штаны и носки, простыни нам не нужны. Да и ни один болван не потащит на себе в рюкзаке лишнюю тяжесть. Другое дело – для дома, для семьи, для так называемой гостиницы постельные принадлежности могут быть удостоены звания предметов первой необходимости. Ошалев на несколько мгновений от заданного вопроса, я на скорую руку собрала растерянные части своего интеллекта и величественным голосом произнесла:
– Мы будем спать на простынях.
С пододеяльниками у наших хозяев все было в порядке. Они без разговоров упаковали одеяла. Про подушки тоже не спрашивали – они их просто положили.
– А разве наволочки одевать не будете? – опять удивилась я, забыв о своей королевской невозмутимости.
Хозяйка спокойно пояснила:
– Эти подушки у нас только для гостей.

В голове у меня сразу нарисовалась картинка, где все гости этой милой женщины спят на этой самой подушке, и я в том числе, но при этом еще и приплачиваю за удовольствие. Очевидно, потрясение на моем лице читалось так хорошо, что присутствовавшая здесь же дочь хозяйки куда-то побежала и принесла две наволочки. Затем хозяева скоренько притащили нам стол, повытаскивали из шифоньера свои вещи.
Наконец, мы остались одни и смогли распаковать сумки и переодеться. После потогонной дороги, тело источало ароматы старой спортивной раздевалки. Я спросила у хозяев – где можно помыться.
– Душа у нас нет. Мы моемся на курорте. Но сейчас уже поздно, и он закрыт. А завтра – воскресенье. Душ тоже не работает.
– Но руки, ноги где-то можно помыть?
Я была готова услышать: «Идите к речке». Оказалось, что здесь есть рукомойник.
Для тех, кто не знает, поясняю. Это – емкость конической формы с гвоздиком посередине. Поднимаешь гвоздик вверх, вода течет. Опускаешь – не течет.
Увидев это приспособление, я аж умилилась. Когда-то, в глубоком детстве, у нас дома тоже было такое же. В те времена водопровод был большой редкостью. И вот я снова пользуюсь рукомойником. Надо же! Они еще где-то живут и здравствуют. Я словно окунулась в розовое детство.

С мытьем ног тоже оказалось все просто. Нам налили в таз воды. Единственной проблемой оказалось количество этой воды. Толщина слоя не превышала одного сантиметра. Но я так разомлела душой при виде умывальника, что не стала проявлять барские замашки и требовать больше воды.
– Как же помыть тело? – зашла я с этим вопросом в нашу комнату, сияя чистыми конечностями.
– А ты намочи полотенце и оботрись, – посоветовала мне моя дочь. Я с уважением посмотрела на своего ребенка. Пятнадцать лет, а какая сообразительная!
Когда с водными процедурами было покончено, мы приступили к самому интересному – к еде. К этому времени наши хозяюшки успели поставить электрический чайник, и он уже поплевывал кипяточком.

После обеда совмещенного с ужином мы перезнакомились с нашими хозяевами. Я заинтересовалась небольшой пасекой, которая была видна из небольших окошек. Хозяйский сын повел нас к улью, открыл крышку. Я впервые в жизни увидела «где растет мёд». Раньше мне казалось, что исключительно в банках на базаре. Мы обсудили медоносную тему. Моя дочь неожиданно для меня проявила столько познаний в этой области, что я не удержалась от вопроса: «Откуда такой умственный багаж?» Она сосредоточенно проанализировала пути получения информации и весело сообщила: «Понятия не имею».

Еще мы узнали, что одна из ближайших соседок наших домовладельцев – великая пасечница. У нее можно не только купить мёд, но и узнать много интересного о растущих в этих краях лекарственных травах. Визит к бабушке мы решили отложить на другой день, а пока пошли погулять по курорту.

Все тамошние достопримечательности  составляли асфальтированные дорожки со скамейками и несколько корпусов, в том числе не жилых. Но все это – среди огромного количества деревьев. Казалось, что курорт находится в дремучем лесу.
Время вдруг остановило свой бег и стало течь незаметно неторопливо. Редко  изредка нам встречались отдыхающие. Они прогуливались по двое, трое, ведя неспешные, тихие беседы. Благодать и спокойствие окутывало, проникая в самые глубины, легко сбрасывая привезенную из другой жизни суету сует, обнажая чистую, светлую душу. Я как будто вернулась в детство. Стало вдруг необъяснимо радостно и интересно. Мы с наслаждением вдыхали чудесный хвойный аромат, как будто вкушали деликатес. Я за вечер раз двадцать повторила: «Какой тут вкусный воздух!..»
За воротами курорта мы обнаружили магазинчик, где продавали всё, начиная от лепешек и кончая футболками и дорогостоящими сувенирами. Мы тут же захотели полакомиться мороженым. На удивление выбор оказался широким. В иных магазинах Бишкека бывает гораздо меньше.

Начало смеркаться. Заметно похолодало. На аллейках курорта зажглись фонари, и мы вернулись домой.

Спать легли в начале десятого. Моя дочь, засыпая, повторяла: «А мне здесь нравится». Ночью она забывала, где находится, спросонья хватала меня то за руки, то за тело и успокаивалась, когда я ее обнимала.

Первый день

Наутро, ни свет, ни заря сельская жизнь ворвалась к нам трубными звуками. Дальше началась возня в хозяйских рядах. И проходила она в соседней комнате, за нашей занавесочкой, имитирующей дверь. Потом наши домовладельцы решили приобщиться к высокому телевизионному искусству. Посиделки у голубого экрана проходили в той же самой соседней комнате. Получив утреннюю порцию телевизионной информации, народ покинул помещение.

Я еще немного повалялась и встала, весьма недовольная несознательным поведением собственников нашей гостиницы. Время было полдевятого. На улице сияло солнце, но было по-утреннему прохладно. Я вышла умываться. Ярко-бордовые скалы «семи быков» великолепно смотрелись на фоне голубого безоблачного неба. Несмотря на внутреннее недовольство принудительной побудкой, я не могла ни восхититься чистой красотой. Недалеко от скал пристроились несколько деревянных домиков, обнесенных низкими заборами из длинных жердей. Такой же забор был и у наших хозяев, но он ограждал загон для скота и почему-то пасеку с несколькими урючными деревьями, на которых только начали поспевать плоды. У нас дома урюк спеет в начале июня, тут середина августа, а урожай и не торопится.

Увидев поднятую меня, хозяева пришли в неописуемый восторг:
– Как спалось?!
– Вам всё понравилось?!
Я поблагодарила их в сдержанной форме, начав подозревать, что хождение и телевизор были продуманным планом моего и дочкиного подъема. У меня в душе боролись два антагонистичных желания: промолчать, как я обычно делаю, и высказать свои претензии. Немного помаявшись, я все же склонилась к последней идее.
Одна из женщин гладила какие-то вещи. Я начала издалека:
– Вы всегда встаете так рано?
Хозяйка с удовольствием пустилась в разговор:
– Да, встаем в пять часов. Корову доем, другие дела делаем.
Я мысленно застонала. Перспектива вырисовывалась грустная. Пионерские зорьки, заутренние молитвы или что-нибудь еще несусветно раннее.
– Вы знаете, у меня очень напряженная работа. Мы приехали отдохнуть и выспаться. Но включение телевизора, когда мы спим, этому не способствует. Если для вас это принципиальный вопрос, мы вынуждены будем выехать.
Хозяйка заметно поникла:
– Хорошо, я передам, чтоб телевизор не включали.

С тех пор телевизор стал глух и нем не только по утрам, но и все дни напролет. Дополнительный источник доходов, который они получали, благодаря нам, был хорошим подспорьем в семейном бюджете, чтобы ради минутного удовольствия рисковать деньгами.

Неспешно позавтракав, мы взяли фотоаппарат, и вышли на прогулку. Всякий встречный-поперечный народ с удовольствием делился с нами своими знаньями. Благодаря этому мы быстро узнали, что на курорте организовываются поездки вверх по ущелью. Поляна цветов, водопад и иные прелести. Итак, «что» мы уже представляли. Осталось  разведать «где» и «когда».

Не далеко от главного корпуса красный металлический «комок» смотрел на мир открытым окном, служившим витриной и прилавком. Тут же на земле стоял прислоненный к стене щит с фотографиями. Окинув беглым взглядом иконостас, мы поняли, что об экскурсии здесь знают наверняка.

Продавщица – молодая женщина, томившаяся за решеткой в глубине киоска, была не склонна к бурному общению. Пока мы кружили вокруг ее темницы, непрерывно вопя, чтобы привлечь ее благосклонное внимание, она неспешно возилась с дверью, поворачивалась, как «Боинг» на посадке, и успешно делала вид: ничего не вижу, ничего не слышу. Но мы, будучи настойчивыми ребятами, все-таки смогли ее достать. И она снизошла до нас, сказав, что экскурсии сегодня не будет. Выяснить что, где и когда, не представлялось возможным. Она начала так протяжно обдумывать ответ, что мы успели заскучать. Следующая фраза этого тормоза от торговли была: «Спросите в магазине у входа». Вот так всегда. Тебя еще и послать как следует не послали, а ты послушно идешь туда, предвкушая радость и счастье.

В магазине народ оказался куда как более разговорчивым. Нам совершенно точно сказали, прямо-таки железно заверили, что экскурсия состоится завтра в полтретьего.
– Что же нам делать сегодня? – размышляли мы.
– Айда, куда глаза глядят.
Глаза у нас глядели в сторону ущелья. Мы решили, что пойдем и пройдем все восемь мостов, которые отделяют нас от знаменитой Поляны цветов, обозначенной на всех туристических картах. Свою карту я забыла дома, поэтому узнать километраж можно было только со слов бывалых. А те утверждали, что это очень далеко, не дойти, километров пять или даже, страшно сказать, шесть.

При сих словах мы с дочей переглянулись и понимающе ухмыльнулись. Это для нас-то шесть километров далеко? Это нам-то, горным туристам, не дойти? Еще свежи воспоминания месячной давности, когда мы устроили воскресную гулянку по горам, по долам длиной в двадцать пять километров.

Мы не стали возвращаться за продуктами, рассудив, что с шестью километрами мы справимся до обеда, как нефиг делать.
Дорога легла под ноги ухоженной, ровной, укатанной грунтовкой, ширина которой предполагала двустороннее движение. Идти по такой – милое дело. Одно только плохо: воскресный день позвал толпы людей на природу, и постоянно приходилось уступать место транспорту. Ехавшие мимо бусики были полнехоньки. Иногда встречались даже бишкекские номера.

Если красно-коричневая горная гряда, давшая название этому местечку Джеты-Огуз – семь быков, представляла собой слоистые скалы выветривания, то дальше курорта пошли более прочные породы. Где-то просматривались монолиты, где-то слои, наклоненные к уровню дороги под углом 45 градусов. Плиты образовывали полки и балконы, на которых укоренились ели и кустарники. А вездесущая трава захватила небольшие уступы.

Дорога послушно повторяла все изгибы реки. Несмотря на близость воды, становилось всё жарче. Моя дочь предусмотрительно надела светлые шорты, а я нарядилась в мои любимые черные брюки. Чем выше поднималось солнце, освящая путников прямыми лучами, тем больше пота стекало у меня по всем частям тела, прикрытых брюками. Основательно взопрев, я наплевала на эстетику и мнение окружающих и закатала штаны до колен.

Тут же вспомнила свою школьную физричку, прославившуюся суровостью и мощными голосовыми связками. Когда кто-нибудь из девчонок подворачивал свои спортивные штаны, она клеймила их громовым голосом, полным презрения: «Вы куда пришли?! Рыбачки!!!» С тех пор навернутые у колен штаны у меня стойко ассоциируются со словом «рыбачки» в резко отрицательном контексте. Но, несмотря на негативное отношение к такому наряду, идти стало гораздо прохладней.

Первый мост, перекинутый через шумливую реку, был сработан из подручных средств – бревен и досок. Я удивилась, что он был не старым, а очень мощным. Наши хождения по горам выработали во мне устойчивый стереотип: все мосты и дороги в горах сделаны в советские времена. Они благополучно доживают свой трудовой век, и ни кому в голову не придет их ремонтировать. Но здесь это все-таки кому-то надо было.

Пройдя немного дальше, мы увидели, как со склона струится ручеек. Вода собиралась между камнями в кристально-чистые в лужицы. К слову сказать, ревущая в трех метрах река была молочного цвета.
Моя дочь кинулась на водопой к источнику. Она хлебала и хлебала воду. Я пыталась ее запугать. Уж, конечно не тем, что она козленочком станет, а тем, что потом будет трудно идти – изойдешься потом, но ее аргумент был шокирующе убедителен:
– Я каждый день к этому времени выпиваю по две полулитровые кружки кофе, поэтому мне теперь не хватает влаги.

Я же сама обмыла руки и умылась. Вода была холодной. Захотелось попробовать на зубок. Вкусно.

Дочь тоже намочила руки. И мы пошли не вытираясь. Стало гораздо прохладней, но капельки довольно быстро высохли. Не на долго нам хватило ключевого охладителя.
Чуть дальше вода снова разлилась по дороге. Второй источник. Он был когда-то облагорожен. В месте выхода воды вбита труба, выходящая аккурат посреди трухлявого пня. Дочь снова кинулась утолять жажду, но тут же скривилась:
– Фу-у!.. Теплая  и противная.
Я не стала пробовать, полностью положившись на мнение младшего члена нашего коллектива.

У второго моста оказалась выломана одна широкая доска возле берега, но он держался молодцом. Пройдя дальше, мы увидели на противоположном берегу реки памятник. Не те малые архитектурные формы вроде гипсовых девушек с веслом или кувшином, сработанные в духе социалистического реализма и натыканные во всех местах культурного отдыха. Нет. На естественном возвышении стоял отшлифованный красноватый гранит, отдаленно напоминающий птицу. Но странно было то, что каменная птаха вся была покрыта письменами. Надписи мы не смогли прочитать – уж очень далеко было, но сфотать сфотали.

Мы вообще себе не отказывали в удовольствии пофотографироваться. Зря я, что ли тащила полтора килограмма «Зенита»?  Мы часто останавливались  полюбоваться на какой-нибудь особо приглянувшийся вид или понюхать вкусный воздух, насыщенный хвойным запахом.

Когда нам встречались уютные полянки, кто-нибудь обязательно говорил:
– Вот бы здесь поставить палаточку, да пожить.

Мы обстоятельно, со знанием дела обсуждали достоинства приглянувшегося местечка: есть ли кострище, далеко ли ходить за водой. А дров кругом видимо-невидимо. Все склоны заросли еловым лесом. Вершины не просмотреть – ущелье в этой части узкое, только река да дорога поместились.

Взятие третьего и четвертого мостов проходило в том же духе щенячьего восторга. В чем были правы и единодушны наши городские информаторы, так это в том, что красота небывалая. Мы только успевали крутить головой и восхищенно теребить друг друга: «Посмотри как красиво!».

После четвертого моста дорога пошла вверх более круто, ущелье начало расширяться. У обочины стеной стояли вековечные ели высотой метров по тридцать.

Река ушла куда-то под склон. Мы вышли на плоский участок, и ущелье широко распахнулось перед нами, как створки весеннего окна. Мы увидели огромный зеленый луг, окаймленный стройными елями. Казалось, что какой-то ландшафтный дизайнер-монументалист создавал это пространство. Выступающие вперед дерева радовали своей статной кроной. Трава, казалось, специально была засеяна однородно-одинаковая, едва превышающая уровень щиколоток. Нигде не было видно сухостоя. Ах! Какой квалифицированный садовник поработал!

Я залегла с фотоаппаратом на траву, ища наиболее интересный ракурс. Моя дочь тут же заявила:
– Мне тоже охота в траве поваляться!
Пришлось уступить ей место. Проходившие и проезжавшие мимо люди с интересом наблюдали за нашим времяпровождением. Но от комментариев воздерживались.
За очередным поворотом мы наконец-то увидели горы до самых вершин. Ближайшие к нам были полностью покрыты лесом, а на более дальних, высоких, лес уже не добирался до вершин. Значит, там поболее 3000 метров будет.

Дорогу пересекла небольшая речушка, на берегу которой стоял метровый валун с надписью «кумыс». Стрелка показывала на стоявшие выше по течению юрты. Мы игнорировали стрелку, и пошли не сворачивая. Речку запросто можно было перейти, прыгая по камням. Но мы дружно решили: хотим идти вброд – отдохнуть от кроссовок, а заодно и ноги помыть в изобильной воде, а не в суповой тарелке. Место встречи дороги с речкой украшал разлив метра на три с максимальной глубиной в двадцать сантиметров.  Чистые, сияющие на солнце воды, сияющие солнечными бликами, казались теплыми и ласковыми. Но когда я неторопливо прошествовала голыми ногами до середины, то почувствовала, что скорость надо увеличивать, иначе начнется великое оледенение ног. Резво выскочив на берег, я с удовольствием топталась по теплому песочку и траве. Теперь солнце не казалось мне утомительно жарким.

Моя дочь как шла, так и шла не спеша. Форсила. А когда добралась до берега, то обнаружила, что ноги никак не могут согреться. Она стала прыгать на песке, чтобы не только посушиться, но и погреться.

Немного отдохнув, мы пошли дальше. Скоро уже появился пятый мост.

А дальше мы увидели рекламный щит. Он был размером где-то 40 на 30 сантиметров, из помятой жести, укрепленной на необструганном коле. Его украшала надпись: «Yurt Camp. Rooms. Kumiz. Food to order. Welcome!». К этому времени мы уже изрядно утомились. Но, прочитав слова «юрт кампани», мы аж загнулись от смеха. Громко названная юрточная компания белела вдалеке двумя юртами.

Дорога становилась все более пыльной и кособокой. Скорость нашего движения стала заметно снижаться. Мы уже не чирикали, как веселые птички, а лишь иногда перебрасывались парой слов. Периодически возникали мысли о еде – ведь время подошло уже к часу дня. После «юрт кампании» нам часто стали попадаться иностранцы. Завидя нас, они даже издали махали руками и приветствовали: «Hello!». Мы улыбались в ответ и отзывались когда по-русски, когда по-английски.

Километра через полтора от веселильного щита мы заприметили возле дороги палаточно-юрточный городок. Он был построен всерьез и надолго. Удивляло уникальное для гор приспособление – солнечная батарея. Между юрт стояли и лошади во плоти, и железные скакуны, которых было куда больше живых. Когда мы проходили мимо этого стойбища, нас невежливо обгавкали два пса, охранявшие пяток коров, пребывавших в состоянии томной неги под сенью ёлок.

Дальше дорога огибала колоссальную мутную лужу, борющуюся за право быть отмеченной на картах местности. С одной стороны её окаймляло небольшое болотце, а с другой – пологий склон, как и положено в этих краях, заросший лесом.
Дочь ошалело воззрилась на лужу:
– Это, что, то самое красивое озеро, о котором нам говорили хозяева?!
– Сомневаюсь, что этот пейзаж можно назвать живописным, даже при буйной игре воображения. Да и вдобавок еще рано – мы не прошли восемь мостов.
– А может, их и нет? – хмуро усомнилась дочь. – Наши хозяева не были единодушны в этом вопросе.

Аккуратненько перебравшись под деревьями в присяде - гусиным шагом, мы двинулись дальше, с вежливым любопытством разглядывая расположившиеся на отдых компании. Благодатная земля. Благодатная погода. И под каждым им кустом был готов и стол, и дом.

Мне очень хотелось увидеть ледник, который, как нам рассказывали, должен был быть где-то за поворотом. Но повороты шли один за другим, а вожделенного цирка ущелья не было видно.

Доча, последнее время устало переставлявшая ноги, сказала:
– Всё. Давай пойдем домой.
А у меня аж в пятках зуделось – так стремилась глянуть за тот, ближайший поворот. Но загнать любимого ребенка не хотелось совсем. Я сделала дипломатический выкрутас:
– Давай, мы сейчас сядем, отдохнем. Долго. Минут пятнадцать. Если у тебя появятся силы, мы пойдем дальше. Если нет, то вернемся домой.
Доча нашла небольшую полянку с бугром посередине. Мы легли на эту травянистую подушку с двух противоположных сторон.
– Видела бы меня сейчас наша бабуля, – самодовольно произнесла дочь, – она бы замертво упала, что я лежу на земле.

Сколько времени мы отдыхали – не знаю. Поднявшись, доча твердо произнесла: «Пойдем назад». Пришлось поворачивать оглобли. Но оно и хорошо. В желудке у меня было оглушительно пусто и тоскливо. Когда мы проходили мимо жующих отдыхающих, хотелось подойти к ним и купить какой-нибудь корм. Но я так и не осмелилась.
Красота уже не казалась такой великолепной. Все мысли были о еде. И когда нас окликнули молодые женщины, кружком рассевшиеся возле дороги, я даже обрадовалась в надежде на угощение. Одна из них стала задавать нам вопросы:
– Америка?
Мы с ребенком непонимающе переглянулись. Наша собеседница решила развить свою мысль:
– Вы в гости приехали?
– Да, – согласились мы.
После вопросов, казавшихся нам нелепыми, мы выяснили, что тетушки приняли нас за туристок-иностранцев. Когда же поняли, что мы свои, местные, интерес к нам заметно упал. На посошок нам предложили остограмиться. Это предложение нас совершенно не заинтересовало. Зато мы с удовольствием приняли шоколадную конфету, которую тут же разделили и съели. Идти стало веселей.

На обратном пути фотографировались мало. Нас привлекла одна ель на пригорке, ствол которой могли бы обхватить три или четыре человека. Да еще увековечили один из верстовых столбов. С двух сторон на нем были написаны цифры. Методом дедукции мы решили, что одна показывает километры от села Джеты-Огуз, а вторая – расстояние до верховья ущелья.

Вернувшись к речке, в которой недавно мыли ноги, мы воспользовались любезным приглашением камня со стрелкой попить кумыс, и прошли вверх по руслу метров двести. Из юрты вышла женщина. Я не знала: какими емкостями принято покупать кумыс, и спросила, можем ли мы попробовать один стакан. Она отнеслась к этому спокойно, видимо, не мы одни такие пробовальщики. Женщина вошла в другую юрту и вынесла мне кумыс в одноразовом стакане. Скажите на милость, какой сервис! Дочь сказала, что тоже хочет пробовать, но из своего стакана.

Когда-то давно, в детстве, мои родители иногда покупали в магазине кумыс, укупоренный в бутылки. Тогда он мне сильно не понравился, но не помню чем.
Нынешние мои знакомые этому напитку давали диаметрально противоположные названия: от пойла до животворящего бальзама. Поэтому пить я начала с большой опаской – я же не знала: к какой партии примкну. Вдруг окажется настолько невкусно, что придется выплевывать. Глоток, другой, третий. Оказывается, кумыс – это тот же кефир, только из лошадиного молока. Кисленький, со специфическим привкусом. Мне понравилось.
А дочь твердо заявила:
– Буду еще.
Я, не долго думая, тоже возжелала. Опрокинув в себя еще по стакашечке, мы стали расплачиваться. Но у женщины не оказалось сдачи, вместо которой мы получили еще один стакан, который выпили напополам. Моя доча разохотилась было еще попить, но я, наслушавшись всяких разговоров о непредсказуемых реакциях организма бледнолицых на кумыс, решила пресечь дальнейшие эксперименты, на всякий пожарный.
Мы и в пути прислушались к ощущениям желудка. Но они, к нашей радости, были самыми приятными. Более того, есть уже не хотелось.

Домой мы вернулись в шестом часу. Пока умылись, помыли ноги, поели с чувством, с толком, с расстановкой, побеседовали с хозяевами, на небе разгорелся ярко-розовый закат небывалой красоты.

Освещенные его мягким светом, мы отправились к соседке-пасечнице. Ее дом, по сравнению с тем, в котором остановились мы, оказался гораздо больше, выше и добротнее. Но территорию огораживал такой же условный забор из длинных жердей.
– Как нам зайти? – недоумевали мы. – Калитки нет. Звонка нет. Да и куда его ставить? Кричать? Далеко. Не докричишься.
Тут дочь обнаружила, что одна часть забора просто отодвигается в сторону. Я была поражена – никаких запоров. Да и заборы-то слова доброго не стоят. Перелезть или подлезть под него – дело трех секунд.

Тут, к счастью, нас встретили дружным лаем две собаки. Моя доча умилилась: «Ах! Какие собачки!». Показалась хозяйка – пожилая русская женщина: «Заходите, заходите. Они не кусаются» –  пригласила она нас во двор. Потом мы с дочей долго удивлялись: «Зачем держать собак, если они не кусаются, да еще две штуки?»
Пока мы с бабушкой Валей общались, дочь гладила сначала одну псину, потом другую, потом двумя руками обеих сразу.

Я купила пол-литровую бутылку мёда. Мы еще долго говорили о мёде, цветочной пыльце, лекарственных травах, о здешнем климате. Мне дай только повод набраться ума-разума. Расстались мы с бабушкой Валей лучшими друзьями, пообещав на завтра прийти за пыльцой. Домой пошли уже затемно.

Моя дочь заметила:
– Бабушка Валя была счастлива найти в твоем лице такого благодарного слушателя. Просто фонтан мудрости.
– А мне и самой интересно пообщаться с энтузиастом здорового образа жизни. Поэтому и я задавала много вопросов.

Придя домой, мы побаловали себя ароматным чаем из чабреца и душицы, собранных в ущелье. Но самой звонкой нотой в этой симфонии вкуса был мёд – янтарно-желтый, текучий, с насыщенным, ярким вкусом. «Давненько я такого мёда не едала. Хорош! – восхищалась я. – Это, я понимаю, натурпродукт!».
После чая мы попытались читать, но сорокаваттная лампа не давала хорошего освещения. После трех – четырех страниц доча предложила:
– Давай ложиться спать.

Я испытала шок. Привычка ложиться спать в девять часов не относится к добродетелям моего ребенка. Ночью дочь снова металась, частенько будила меня. После очередной побудки я решила сходить в туалет.

ервое, что пришло в голову, когда я ощупью подошла к входной двери: надо было с вечера изучить систему замков. Как же я буду отпирать? Я даже не знаю, где у них включается свет. Пошарила. Ничего не нашла. Пошарила снова. И тут дверь, как в сказке, распахивается! «Сезам, откройся. – Чо орёшь? Открыто!» Здесь, оказывается, не принято запираться на ночь! Двадцать метров от дома вроде и не большое расстояние. Но, если его преодолеть спросонья, ощущения не забываемые.
Выйдя на улицу, я почувствовала, как холодный воздух забрался под те немногие одежды, которые были на мне. Отбивая зубами бодрую барабанную дробь, я пропутешествовала в домик на отшибе. Ярко светила луна, я не заблудилась и даже не провалилась ногой в дырку. Что тоже было предметом моего душевного смятения.

На обратной дороге я немного приостановилась, полюбовалась на глубоко-черное усыпанное звездами небо. И тут услышала из темноты неторопливые, но громкие шаги. Они неумолимо приближались, но я ни кого не видела! Сердце предательски затрепыхало. Идти я побоялась, но и стоять было не спокойнее. И вдруг передо мной в светлом пространстве выросла огромная черная глыба. Я не знала, что подумать! При этом смелость моя оказалась гораздо больше, чем я предполагала. Я даже не заорала, как полоумная.

Из той же темноты пару раз брехнул хозяйский пес и подбежал ко мне. Как ни странно, звук его голоса заметно меня приободрил. Глыба не предпринимала никаких агрессивных действий. Я намерилась пробраться к двери, размазываясь вдоль стеночки дома, чтобы не столкнуться с таинственным незнакомцем. И, когда уже были сделаны первые шаги к спасению, и я вступила во тьму, прямо над моим ухом раздалось тихое ржание. Это, оказывается, лошадь пришла пощипать травку! Ну, надо же так перетрухать!

Я долго не могла уснуть. Лунные лучи беспрепятственно светили в окна сквозь легкие тюлевые занавески. Мне было то жарко, то холодно, то душно.

Второй день

Утром, тем не менее, я чувствовала себя готовой к новым свершениям. После завтрака мы помчались к красному киоску, чтобы узнать поточнее про экскурсию. Там расхаживал фотограф, который по совместительству оказался экскурсоводом. Он уверил нас, что поездка состоится сегодня, в 14-30.

Чтобы не терять время зря и успеть вернуться до обеда, мы решили подняться  на ближайшую к курорту гору. Она в основном была покрыта лесом, и лишь небольшая верхняя часть зеленела травой. Отойдя буквально сто метров от зданий курорта, мы натолкнулись на огромные еловые бревна, сложенные в ряд. Они сильно пахли смолой и свежеспиленной древесиной. Канава, вспаханная при их транспортировке из леса, хорошо просматривалась.

Троп было много. Но лес здесь не пестрел мусором цивилизации: бутылками, обертками. Наверное, отдыхающие состояли исключительно из ленивых людей, которым неохота было тащиться в лес, когда можно пожрать и побухать в своей комнате на курорте, благо вокруг зданий деревьев, как в лесу.

Тропинка сначала змейкой ползла наверх, потом, когда пошли крутые места, испрямилась, и нам пришлось штурмовать вершину в лоб. Мы часто останавливались, чтобы отдышаться. Слушали голос леса. Дочь удивлялась:
– Такой большой лес, а не слышно птичьего пения.
Продвигаясь к вершине, мы все чаше теряли тропу из вида. По бездорожью ломиться было еще тяжелей. Мы нашли сухие ветки, чтобы использовать их, как альпенштоки. Это, конечно, упростило движение. А тут напасть: мухи и мошки просто заедали, не давая остановиться. Лес стоял плотной стеной. Он был строгий и серьезный. Но между стволов пауки коварно раскинули свои неводы. И я, поскольку всегда шла впереди, собирала паутину на свое лицо. Кто-то мордой в грязь, а я – оригиналка, мордой в паутину. Потом я придумала махать перед лицом веточкой. Помогло. Так мы следовали часа полтора – два. А ещё пот лил в три ручья. А уж как мы пыхтели – любо-дорого послушать, если вам нравится дыхание бегунов на марафонские дистанции.

И вот лес резко отступил, и мы вышли на выполаживание. Тут было цветочное раздолье. Большущие поляны, заросшие пушистыми эдельвейсами. Это был настоящий эдельвейсовый ковер с вкраплениями синих, сиреневых, желтых цветовых пятен. Здесь воздух был более жаркий и к хвойному запаху  примешивался аромат цветов.
Мы восхищались, охали, ахали. Хотелось запомнить эту красоту навсегда. Я, конечно, не упустила случая пофотаться, лежа в цветах. Выше идти было некогда, да и не хотелось. Предвершина была взята.

Я с воодушевлением собирала букеты. Запасемся на весь год. То там, то здесь виднелись цветущие сиреневыми цветами кустики душицы. На солнечных местах разросся светло-фиолетовый чабрец. То-то приятно будет попариться у себя дома в баньке, брызгая на камни отваром вкусно пахнущих трав. А чаек какой можно заварить!..

У себя в городе я каждый год в сезон покупаю пучки разных ароматных трав. Но у нас сезон заготовок прошел в июне – июле. Я прозевала и чабрец, и душицу. Вот и решила наверстать упущенное в Джеты-Огузе.

Когда у меня букеты не помещались в руках, я их передавала доченьке. Мы шли, неторопливо пополняя запасы трав. Склон пошел на понижение. Мы попали в молодой лес. Сначала я не поняла, что в нем неправильно, а потом дошло – он был насажен ровными рядами, все деревья одного роста – не более двух метров. Диагноз не вызывает сомнения – дело рук человеческих.

Солнце спряталось за тучки. Мы начали побаиваться, что пойдет дождь и заспешили в обратный путь. А вдали, за «красными быками», за горной грядой блестел Иссык-Куль. Он виделся нам в дымке, даже не сфотографируешь.
Двигаясь по хорошей дороге, распевая песни, мы спустились к нашему деревенскому отелю. Сложили свои букеты на подоконник. Достали припасы, пообедали и рысью понеслись на экскурсию.

Возле главного корпуса обещанного бусика мы не увидели. Пометавшись, мы обратились к стоявшим людям:
– А вы не знаете: где собирается экскурсия?
– Сегодня не будет.
– Опять? – удивились мы и решили достоверно узнать в магазине за воротами.

Там фотограф-экскурсовод поведал, что большая часть людей отпросилась на процедуры, поэтому наше общее мероприятие перекочевало на очередное завтра. Елки-палки! Опять облом!
– Пошли тогда прогуляемся по дороге, по которой ехали на курорт.
На протяжении двух километров обочину украшали юрточные кафешки. Дальше пошли пасеки. При дороге на столах стоял в банках мед и списки продуктов пчеловодства.
– Где находится «Разбитое сердце»? – поинтересовались мы у пасечника, который бойко торговал медом.
Он очень удивился и ткнул в сторону ближайшей горы:
– Да вот же оно.
Уникальные горы Джеты-Огуз. Смотришь на них с фасада – называются «быки», смотришь с тыла – «Разбитое сердце». Человек, давший название этой горе, обладал ошеломляющим воображением. Разлом на горе точно был. Но по форме она больше напоминал разбитую пиалку. Наверное, это «сердце» пыталось уйти в пятки и преуспело в этом, основательно погрузившись в землю. Не произвели на нас впечатления окаменелые дефектные части тела. Не сердечное какое-то сердце.

Мы вернулись на курорт. Было еще рано. Пойдем-ка теперь погладим носы «быкам». Подъем начался сразу почти от самого нашего дома. Попыхтев около часа, мы поднялись к самому дальнему «быку».

Издали мне казалось, что гряда состоит из глинистых пород. Но, когда потрогала и попыталась отковырять кусочек, ничего не получилось, только зря руки измазала в кирпичный цвет. Это действительно был камень. Хорошо размываемый водой, весь в кулуарах , каминах , нишах, но все же – камень. У подножья даже одна из башен смотрелась грандиозно. Мы, по сравнению с ней, чувствовали себя козявками.

Солнце дало понять, что направляется баиньки, слегка позолотив небо. Спустились мы минут за двадцать. Увидев нас, дочка хозяев шустро налила в таз воды для мытья ног и поставила кипятить чайник. Нас встречали торжественно, как межправительственную делегацию, только ковровую дорожку не расстелили.

После омовений, откуда ни возьмись, появилась девушка, которая и привела нас в этот дом. Она ходила за нами по пятам и навязчиво расспрашивала как нам отдыхается. Я холодно расшаркалась, хотя больше всего хотелось отвязаться от нее и приступить к ужину. Наконец, она подошла к самому главному вопросу:
– Оплатите нам за все дни, которые вы собираетесь здесь жить.
Я заупрямилась:
– Нет, я буду платить только по факту. Два дня прожили, за два дня и заплачу. Никаких авансов.
– К нам приезжают родственники, и нам нужны деньги.
– Я готова оплачивать вам каждый день за прожитые сутки.
Девушка удалилась. Я полезла в заначку, вытащила деньги и понесла хозяйке. Та чувствовала себя явно не в своей тарелке. Инициатива золовки ее здорово смущала. Потом выяснилась еще более интересная информация. Родственники, оказывается, должны поселиться в комнате, где мы сейчас обитаем. Соответственно, нам нужно ее освободить послезавтра. Вся хозяйская семья собралась успокоить нас, что без жилья мы не останемся. Они де нам помогут с поисками крыши над головой. И даже уже есть хороший вариант.

Я и не очень-то расстроилась. Великое спокойствие и умиротворение этих мест строго положительно повлияло на мою нервную систему. За ужином я сообщила доче нашу новость. Ее спокойствие было еще более непробиваемым. Переезжать, так переезжать… Авантюр-отпуск, что от него ожидать?
После трапезы мы с ребенком отправились к пасечнице бабушке Вале за цветочной пыльцой. Если днем мы обливались потом, то после захода солнца пришлось принарядиться в куртки.

Собаки уже встречали мою дочь, как родную. Она  не обманула ожиданий и пустилась их обласкивать. Псарня выстроилась в очередь.

В это время вышла дочка бабушки Вали – девушка в возрасте пограничном с молодой женщиной. Я купила пыльцу. Мы поговорили минут пятнадцать. Когда я стала диктовать телефон, а потом свою броскую фамилию, она радостно воскликнула:
– То-то я смотрю: лицо знакомое! Мы же с Вами встречались на работе!
Мы взаимно поудивлялись – надо же где пришлось встретиться. Тут вышла бабушка Валя. Это подлило масла в огонь нашего затухающего разговора. Бабушка вызвалась проводить нас до, так называемой, калитки. Собаки, уже влюбленные в мою дочь, готовы были идти за ней гораздо дальше. Но мы сурово присекли их  попытки – не хватало нам на отдыхе обзавестись домашней живностью. В этом доме мы обрели кучу друзей, включая четвероногих.

Третий день

На следующий день к завтраку нам была подана свеженькая новость. Полкило сыра, которые мы хранили в холодильнике соседей наших домовладельцев, ибо в нашей «гостинице» такого блага не имелось, были съедены добрыми соседями. Моя дочь хладнокровно сделала вывод:
– Это они взяли с нас плату за аренду полочки их холодильника.
В дальнейшем все происходило, как по накатанной колее. Переговоры с фотографом-экскурсоводом. Перенос им поездки на водопад на следующий день. И традиционный вопрос: «Куда пойдем сегодня?»

Из рассказов бабушки Вали мы узнали, что вода, струящаяся по арыкам их небольшой улицы, вытекает где-то в лесу из горы. Вот мы и решили сходить к истоку.
Отроги, образовавшие небольшую долину, заросли лесом, а в середине раскинулся роскошный луг. Метелки фиолетовой душицы чередовались с белыми зонтиками тысячелистника, желтыми – пижмы, между нами серебрилась цветущая полынь. А вокруг еще много не знакомых мне цветов. Все эти растения окутывал океан горьковато-пряных запахов. Над цветами плясали разноцветные бабочки. Красота и раздолье! А мы, единственные и неповторимые,– в центре.

На небе не было ни одного облачка. В течение часового нудно равномерного подъема среди чарующего разнотравья, мы, обливаясь потом, как культуристы на тренировке, шли по хорошей тропе. Речушка журчала где-то сбоку, спрятавшись под склоном среди леса. Нам подумалось, что неплохо было бы идти в тени деревьев. Там, где лес только начинался, елочки стояли, как фотомодели – стройные и красивые. Но, чем дальше мы углублялись вслед за речушкой в чащу, тем более суровым и неприветливым становилось все вокруг. Мы шли среди частокола стволов и сухих нижних веток. Только задрав голову, можно было увидеть зеленеющие верхушки. Паутина среди деревьев и мошки тоже не облагораживали пейзаж. Еще и тропа стала теряться. Приходилось идти по бездорожью.

Доча запросилась домой. Мы выбрались из леса на луг. Вдалеке, ниже нас по высоте, виднелась красно-коричневая гряда Джеты-Огуза. В этом ракурсе она смотрелась не как отдельные рядом стоящие столбы, а единым слоистым массивом.
Спустились мы по лугу, опять набрав огромные букеты душицы и чабреца, которые заняли свое почетное место на подоконнике.

После обеда я придумала пройтись по сухой, пыльной дороге, поднимавшейся в гору сразу же от магазина. Я видела, как по ней ехали люди в повозке. Что же там, за этим отрогом? Дорога была широкой. Пожалуй, две машины разъедутся. Грунт колесами и копытами был растерт в пудру, поднимавшуюся в воздух при каждом шаге. Через двадцать метров наша обувь приобрела одинаковый светло-коричневый цвет. А мои любимые черные брюки, которые и в пир, и в мир, и в добры люди, исчучкались до самых колен. Подъем был не крут. Но отсутствие тени и присутствие пыли не позволяли назвать начало нашей вылазки приятной.

Солнце старалось изо всех сил дарить нам солнечную погоду. И в своем усердии разошлось не на шутку. Когда же мы, вспотевшие, вырулили из-за поворота, перед нами открылось удивительно ровное плато. Казалось, что это место кто-то готовил для спортивных соревнований. Аккуратный газон размером в несколько гектаров. Вот где детворе резвиться! Катайся на великах, играй в футбол.

Через полчаса мы подошли к дому, стоящему возле огромной недостроенной кошары. Мужчина средних лет как раз садился на лошадь.
– Можно у Вас купить кумыса? – спросили мы.
– Идите в кошару – там хозяева.
Мы послушно побрели. Земля возле кошары была услана толстым слоем сушеного навоза, который еще не превратился в пудру, как земля на дороге, но стремительно двигался в этом направлении. Окон в здании не было, как и крыши, отнесенных к предметом роскоши. Строительство, начатое в советские времена, благополучно скончалось в Перестройку. Я закричала конюхам издалека:
– Можно у вас купить кумыс?
– Подождите, пока мы лошадей не подоим.
После солнцепека приятно укрыться в тени сарайчатых навесов. Весь двор, если так можно назвать прилегающее к дому пространство, не ограниченное забором,  заросло очень низкой травой. На земле стоял ведерный самовар, нагреваемый не от электричества, а от дров. Сверху его украшала закопченная труба. Значит, этим антиквариатом усиленно пользовались.

Из-за угла выскочил бдительный пес, в надежде нас облаять. Но дочь была начеку. Она начала его гладить, придя к полному взаимопониманию сторон.
Хозяева – мужчина лет тридцати и мальчик двенадцати лет, вышли из кошары с ведрами:
– Пойдемте в дом, – пригласили они нас.
Пока мы усаживались за низенький столик – достархан, стараясь найти более удобную позу, мужчина вытащил огромные пиалки.
– Может быть, вы хотите парного молока? – доброжелательно поинтересовался он, подразумевая, конечно, только что надоенное молоко кобылиц.
Мы не стали экспериментировать. Хозяин налил нам в эти огромные пиалушки кумыс.
Мы с удовольствием начали пить. Тут примчалась домашняя живность – веселые двухмесячные котята. Только в этот момент я осознала, что за все время пребывания в Джеты-Огузе, мы ни разу не встречали кошек.
– Как их зовут? – полюбопытствовала я.
– Никак. А разве им надо давать имена? – изумился хозяин. – Мы только лошадей называем.

Неожиданное открытие. Я думала, что все народы как-то веливают свою домашнюю скотинку, исключая, понятное дело мышей и тараканов.
Мы еще поговорили с хозяином об окрестных местах, о традициях, приятно, уютно посидели. Народ тут удивительно доброжелательный и гостеприимный. Если бы ко мне домой ввалились посторонние люди и попросили воды, я не уверена, что вообще бы с ними стала разговаривать, не говоря уж о том, чтобы впустить в дом. А тут сидим, общаемся, как друзья-приятели. Дочь в процессе разговора выпила еще одну пиалку кумыса.
– Сколько мы вам должны? – спросила я, когда было выпито все, что влезло.
– Заплатите сколько не жалко.

Этот ответ вогнал меня в раздумья: «А сколько не жалко?». Хорошо, что в первом путешествии мы уже ознакомились с ценами на стакан кумыса. Я решила, что их можно распространить и на эти великанские пиалки. Душевно распрощавшись, мы потопали своей дорогой.

Скоро увидели бесконечные поля пшеницы. Где-то она уже вызрела, где-то еще оставалась зеленой. Склоны гор заросли травой и арчой, как в ущельях возле Бишкека. Вдалеке трещал трактор – главный участник битвы за урожай. Людей мы нигде не видели. Это, наверное, были невидимые бойцы невидимого фронта.
Мы шли, любуясь на колосящиеся нивы, наверное, часа два, пока добрались до леса. Хотя дорога имела минимальный подъем, но все же мы устали. Носить свое тело, оказывается, тоже труд. Сели отдохнуть под елкой.

Нас окутала тишина и великий покой. Какое глубокое умиротворение. Нет ни телефонов, ни музыки, ни суеты. В душе все ценности занимают правильное место. Гармония в душе и окружающей природе. Не зря, наверное, старцы уходили в скиты от мира. Информационное воздержание. Чтобы услышать хотя бы глубинные желания своего организма, надо проникнуться тишиной и одиночеством. А уж чтобы услышать голос Бога, и подавно.

После непродолжительных посиделок мы двинулись дальше. Прошли мимо домика и сараев, сработанных из дерева разной степени оструганности. Загон для скота вообще являл собой частокол некрупных бревнышек.

Словно в компенсацию к прежнему безлюдью, здесь было сконцентрировано человек  пятнадцать. На фоне пшеничной пустынности тут был, можно сказать, центр цивилизации. Его мы миновали на крейсерской скорости, потому что перед домом какой-то местный выпивоха устраивал громогласное шоу, с вовлечением зрителей и подручных предметов.

Примерно через полчаса дорога сделала резкий поворот на юг. Невозможно было понять: далеко она тянется или нет. У обочины росли пятиметровые сосны, загораживающие обзор. Такие же деревья заселили весь ближайший склон, образовав небольшой лесок. Или о соснах принято говорить «бор»?

Я очень люблю эти деревья! Мне кажется, у них доброжелательный, молодой, холодноватый аромат. Я с упоением внюхивалась в хвойное благоуханье:
– Хорошо бы придумали консервировать воздух! Закатаешь в банку вечер в сосновом лесу, а когда приедешь домой, откроешь и будешь наслаждаться.
Скоро мы и здесь натолкнулись на лесоповал. Ущелье образовывало цирк. Западный его отрог был гол, если не считать травы, зато восточный – лесистый. Похоже, сосновое раздолье было всего лишь островком. Интересно: природным или рукотворным?

Дочь заметно устала. Мы с удовольствием повалялись в высокой, мягкой траве. И повернули обратно.

Когда добрались до форпоста цивилизации, у которого давеча бушевал алконавт, столпотворение уже рассосалось. Мы остановились на мостике, перекинутом через чистый ручей, и стали умываться, мыть руки до ушей и ноги до брюк, чтобы избавиться от слоя пота и пыли. В ручейке водичка была прозрачная и прохладная. Пока мы плюхались, сзади ко мне подошел человек и весело спросил:
– Что так далеко от цивилизации забрались?
– Это мы так отдыхаем, – сказала дочь.

Я повернулась, и челюсть у меня рухнула на грудь. Перед нами стоял белобрысый, голубоглазый парень двухметрового роста. Я уже успела привыкнуть, что местные жители сплошь азиаты, и даже начала забывать, что в мире есть другие русские, кроме нас с ребенком. Европейские лица мы видели только на курорте, и то не часто. Да и к тому же они возвышались над землей на более низких постаментах.
Кое-как собрав себя в кучу после удивления, мы пошли дальше. На супергазоне нас встречала большая отара баранов. Это был первый случай за все дни пребывания в Джеты-Огузе, когда мы  увидели пасущихся баранов. В других краях иногда даже не надо выезжать за город, чтобы наткнуться на стадо, другое мелкого рогатого скота.
К курорту мы спустились по более короткой, но крутой тропе. Зашли отовариться в магазинчик. Покупателей там было мало. И продавцы с превеликой радостью пустились с нами в разговоры. Мол, где живете, сколько платите. Доча же посетовала, что завтра нас выгоняют с квартиры. Продавцы обрадовались и предложили за те же сто сомов в день поселиться в их отдельной квартире. Без хозяев. Эта идея нам показалась весьма привлекательной.

Придя домой, мы огласили своим хозяевам, что нашли жилье, и их помощь в этом деле отпала. Спать легли по благоприобретенной привычке рано, с наступлением темноты. На завтра нас ожидал переезд.

Четвертый день. На новом месте

Утром я, как всегда, встала раньше дочи. Пока чайник пыхтел, я традиционно делала зарядку. А дочь, приоткрывая то один, то другой глаз, наблюдала за мной. Тоже делала зарядку, но только веками. После завтрака мы резво собрали вещи в сумки. Я думала, что понадобится часа два, а мы управились за тридцать минут.

Дочь отправилась за ключами от нашего нового жилья. Я ее напутствовала:
– Внимательно осмотри квартиру, если не понравится, мы найдем другую.
Доча ушла, омытая в океане моей мудрости. А я вынесла сумки на крыльцо и разговорилась с хозяином. Он раз десять повторил:
– Вы только не обижайтесь. Мы сами не ожидали, что так получится.
В знак нашего прощения я предложила им сфотографироваться всей семьей. Фотка получилась хорошая. Я ее потом отправила им после отпуска.

Время шло, а дочь моя, как в воду канула. Я уже начала волноваться. Ну, сколько можно ходить? Десять минут до магазина черепашьим шагом. Столько же обратно на той же скорости. Пять минут – на осмотр квартиры. Ну, десять от моих щедрот. А тут уже дело к часу движется.

Бросила я сумки на произвол судьбы и пошла на розыски моей принцессы. В магазине пожилая продавщица, она же хозяйка квартиры, сказала, что уже отдала ключи, и моя дочь пошла заселяться. Я повернула оглобли и двинулась к осиротевшим сумкам. Из дома навстречу мне выбежала доча. Если верить ее словам, потрясающе долгая отлучка ее не беспокоила, в силу отсутствия чувства времени.

Оказалось, что тутошняя неспешная жизнь наложила неизгладимый отпечаток на аборигенов. Процесс поиска ключа занял десять минут, еще пятнадцать подбирались постельные принадлежности. Дефиле от магазина до трехэтажного дома, в котором нам предстояло жить, продолжалось не меньше пятнадцати минут.

Как бы там ни было, квартира дочке понравилась. Вуаля! Переезжаем. На своих двоих. Наши, теперь уже прежние хозяева, всем семейством высыпали на крыльцо и хором слезно умоляли нас простить их за недостойное поведение. Мы их простили. Что нам, жалко, что ли? Подхватили сумки и весело попёрли к новой жизни.

Квартирка оказалась однокомнатной. В той комнате, которую принято считать за комнату, стояли четыре кровати, телевизор и стулья. Тут же был выход на балкон. Ну, и всякие прибамбасы для уюта: шторы, люстра, ковры на стенах и полу.

Комнат, не подлежащих учету, было четыре. Прихожая и коридор, где не было ничего интересного, кроме вешалок и нашей обуви. Кухня, основную площадь которой занимал столик метр на метр. Его столешница удачно разместилась на высоте колен, что очень удобно для набивания синяков.

Тут же присутствовали два детских стульчика. Интересно. Если кроватей четыре, то почему стульчика только два? Или подразумевалось, что люди будут есть в две смены? Хорошо, что нам не придется это проверять.

Готовить можно было на электрической плиточке. Тут же рядом обязательный атрибут – раковина.

И последняя  несчитанная комната – туалет и ванная в одном флаконе. Наличие этих двух чудес сантехники привело меня в неописуемый восторг. Как оказывается приятно можно уединиться! В нашем прежнем жилье публичные передвижения от большого дома до маленького домика на отшибе вызывали у меня ассоциацию с первомайской демонстрацией с флагами и транспарантами «Миру мир».

А ванна!.. Ах, вода льется толстой струей! Правда, только холодная. Я тут же решила помыться. Что-то обтирочно-полотенечные омовения оказались не шибко эффективными против отдыха в поте лица. Да и тридцать капель воды для мытья ног – не то количество, в которое хочется окунуться усталому и грязному страннику.
Я накипятила большой казан воды, навела из нее целое озеро теплой и с наслаждением мылилась, терлась мочалкой. Из ванны вышла новенькая и сияющая, как нулёвый ноутбук. Дочь, движимая примером хана Батыя, решила не смывать своего счастья. Однако, пораскинув мозговой извилиной туда-сюда, все-таки решилась смыть пыль со своих ног.

Хотя не было еще и двенадцати часов, мы взялись готовить обед. Если в предыдущие дни у нас главным продуктом питания была лапша быстрого приготовления, распаренная кипятком, то теперь мы варили по-настоящему. Разжившись по дешевке молодой картошечкой, которую нам накопали наши прежние хозяева на своих обширных угодьях, мы готовили самое вкусное блюдо – картошку в мундирах. Правда, мундир из-за его молодости был тоненьким, не приспособленным к военной службе, можно сказать, батистовым.

Электроплиточка была несказанно счастлива, что ей доверили стряпню. Она, не торопясь, смакуя каждую минуту своей работы, светила нам красной спиралью больше часа. В Бишкеке за это время я успеваю сварить мясо. Но здешняя жизнь с медленно текущим временем отразилась даже на электроприборах. Так что обед поспел как раз к обычному времени.

Поели мы быстро, хоть и приходилось отбивать поклоны низенькому столу. Моя дочь сначала сидела на стульчике, как и я, но, немного покрутившись, уселась на пол. Закончив с трапезой и раскладыванием вороха лекарственных трав на балконе, мы увидели, что до экскурсии, которую все дни пытались поймать, как синюю птицу счастья, осталось пятьдесят минут.

Дочь заявила, что самым остроумным занятием на данный момент она считает сон. Мысль, на мой взгляд, была небезынтересна. Но, боясь проспать, я решала поработать дозорным, неся боевое дежурство в комфортных условиях с книжкой на кровати. Время прошло с пользой для всех членов нашего коллектива.
За двадцать минут до начала вояжа я стала будить дочу. Ее молодой организм минут десять решительно сопротивлялся вторжению в свои сновидения. Когда же она приняла вертикальное положение, ее одолело непробиваемое безразличие.
Будто в замедленной съемке, дочь очень плавно, очень медленно начала одеваться. Так же очень плавно, очень медленно обуваться, усевшись на пол в прихожей. Дубль два. Повтор. Очень плавно, очень медленно обуваться. Голос за кадром (мой):
– Быстрей! Быстрей! Шевелись!

Вяканье комментатора спортивных передач до фонаря игрокам этих передач. Они его даже не слышат. И моя доча, будучи в кадре, не внемлила моему голосу.
Примчавшись к месту встречи экскурсантов с бусиком, ни того, ни другого мы не обнаружили. Следуя заведенной привычке, мы прогалопировали к магазинчику –  рассаднику наивсяческих сведений. Там нам доходчиво объяснили, что автобусик уехал ровно пять минут назад. Хотя мы и прибыли, как королевское семейство, минута в минуту, нас никто ожидать не стал по причине полной укомплектованности сидяче-стоячих мест.

Четыре дня мы, как охотники, стерегли свою добычу, планомерно шли по ее следу, и в последний момент она ушла из-под самого носа! Пять минут! Нам не хватило пяти минут!

Я была не просто подавлена, а тщательно растерта в порошок. Слезы застилали глаза. Обидно. Обидно! И еще раз обидно! Наш режим отдыха все дни был привязан к этому путешествию. Завтра – последний день. Другая экскурсия нам не светит.
Я злобно говорила дочери, что она – копуша, что из-за нее мы остались, как дураки с помытой шеей, что если ей хочется сидеть в доме, то необязательно так далеко уезжать и тратить космическую прорву денег и т.д., и т.п.

Мы повернули назад, и когда вернулись в свою квартиру, я откровенно разревелась и долго не могла успокоиться. Мне не хотелось не только разговаривать с дочкой, но и смотреть в ее сторону. Весь остаток дня мы проторчали в четырех стенах. Кушать каждый садился сам по себе. Однако с наступлением вечера стали перебрасываться словами, потом включили телик, посмотрели какой-то фильм. Потом еще один.
Насыщенная культурная программа утихомирила страсти. Мы замирились и снова стали друзьями.
– Какие планы на завтрашний день? – спросила я.
– Пойдем на ледник, –  пряча глаза, ответило мое чадо.
– Ты действительно этого хочешь? – пытала я.
– Да, –  теперь уже твердо ответила дочь.
– Ты понимаешь, что это будет большая физическая нагрузка?
– Да.
– Тогда завтра подъем в восемь.
Мой ребенок повозился с сервисными функциями телевизора. Оказалось, что там есть будильник. Мы еще маленько с удовольствием поигрались с настройками и легли спать.

Пятый день. Марш-бросок

Вперед и вверх

На утро телек заработал в назначенное время. Мол, вставайте, леди. Вас ждут великие дела. Пока картошка варилась, мы перетащили столик из кухни в зал и великолепно расположились у голубого экрана, сидя на полу.

В мою сумочку, с которой я щеголяю на работе, положили немудрёный сухой паек: картошку, помидоры, рыбные консервы, лепешку, конфеты, колбасу и яблоки. В компании с ними оказались нож, фотопленка и туалетная бумага (куда ж без нее?). Я закинула сумку, как рюкзак за спину. Доча навесила на себя мой пудовый фотоаппарат. Ей приятно было стать владелицей, пусть временно, настоящей оптики, самостоятельно делать снимки, осознавая себя великим фоторепортером.

Сегодняшний день был оговорен еще в городе. Тогда, внимательно изучая карту, мы промерили километры. Тропа показана до самого ледника Айланыш. «Дойдем», –  решили мы. К сожалению, карта осталась отдыхать в Бишкеке на своей полочке. Но в том, что есть тропа, мы твердо помнили. Вот и пойдем по ней, пока не надоест. Я раз двадцать повторила своему детёнышу:
– Мы идем для удовольствия, для радости. Если станешь уставать, сразу говори. Почувствуешь, что сил мало остаётся, сразу же повернем обратно. Мне нужен здоровый ребенок. Гор еще будет много, а ребенок у меня один.

Наши благие намерения выйти в девять часов, оказались несостоятельны благодаря приятному неторопливому завтраку. Поэтому ступить на не скользкую дорожку удалось в пол-одиннадцатого. Сразу же обратило на себя внимание то, что, в отличие от  первого похода по этой тропе, сегодня машины проезжали редко изредка. А пешие, вроде нас, и вовсе не встречались. Оно и понятно – будний день.
Доче понравилось мое предложение – идти в туристическом ритме. Пятьдесят минут шагаешь, а десять – отдыхаешь.

Денек выдался солнечный, как, впрочем, и все предыдущие. Начало понемногу припекать. Я опять сделала из своих брюк «капри», закатив до колен. «Рыбачка», - подумала я с усмешкой. Дочь, как всегда, экипировалась в свои цветные шорты.
Мы шли, крутя головой на 180 градусов, с радостью узнавая места, с которыми у нас были связаны какие-то воспоминания об этой дороге. За первым мостом в фотике кончилась пленка. Я основательно расселась, переставляя кассеты и заряжая фотоаппарат. Мимо нас проехала повозка. Сидевшие в ней парни поздоровались и спросили: куда мы идем. Мы неопределенно махнули, мол, по дороге гуляем. Они поехали дальше. К этому времени я привела фотик в боевую готовность, мы поднялись и пошли. Эти посиделки мы засчитали за отдых, положенный по туристическому ритму. Тележка стояла чуть дальше и парни что-то кричали нам. Приблизившись, поняли – нас приглашают проехаться с ветерком. Мы обрадовались, запрыгнули на сено и покатили навстречу приключениям.

До этого я никогда не ездила гужевым транспортом. Почему-то мне казалось, что это – весьма неудобная штука. А нет! Тележка ехала ровно, без тряски. Сидеть на сене дивно хорошо – не жестко и приятно пахнет. И лошадь оказалась совсем не вонючей, в отличие от моих прежних представлений

Двое парней, разумеется киргизы, были не единственными пассажирами. Возле одного бортика тележки лежало бревноподобное тело. Наши возницы извинились за этот элемент декора и пояснили, что сегодня их брат отмечает день рождения.
Подъехав к следующему мосту, ребята выпрягли лошадь, и перевели ее через мост. Все люди сошли с тележки, исключая именинника. Он удивительно органично вжился в роль неодушевленного предмета. Парни впряглись вместо лошади, а мы толкали тележку сзади. Мне казалось, что повозка очень тяжелая, но мы легко ее перевезли через мост. Потом уж и лошади доверили поработать тягловой силой. Ребята минут за десять впрягли ее. Мне всегда казалось, что этот процесс должен продолжаться час или два, а тут чик-чик и готово.

Все снова расселись, согласно купленным билетам. Лошадь спокойно пошла, увлекая за собой повозку и нас счастливых.

Я чирикала, как птичий базар на северных островах. Дочь сохраняла суровое молчание. Не исключено, что ей просто некуда было вставить словечко. Под мое веселое щебетание мы проехали четыре моста. Я расспрашивала парней о местных особенностях.

Выяснилось, что здесь не только разрушают, но и созидают еловые леса. Зимой лесничий с бригадой помощников высаживает елочки. То-то нам в некоторых местах казалось, что слишком уж одинаковые растут деревья! О диком зверье нам много не рассказывали. Утверждали, что есть медведи, волки, лисы, в верховьях – снежные барсы. Сейчас, говорили нам, безопасно. Животные к людям не выходят – в верховьях корма хватает.

А нас расспрашивали о Бишкеке. Жизнь в стольном граде представлялась парням захватывающей и удивительной, как нам их на джайлоо .

Периодически именинник оживал, принимал сидячее положение, и даже пытался пообщаться. Потом снова заваливался и спал дальше.
Лошадка без напряга взяла подъем, на который мы кое-как ползли в первый свой выход. Чудесная, уютная поездка! Наш бурный восторг доставлял ребятам истинное удовольствие.

Финишным пунктом для наших возниц были те самые юрты, в которых мы с дочей первый раз пили кумыс. Дальше нам предстояло пешее путешествие. Мы прошли пятый мост и Yurt Camp. В палаточно-юрточном лагере народу почти не было. Приятно было идти по местам былой славы.
– Помнишь, здесь мы лежали на травке, перед тем, как вернуться назад?
Теперь мы легко минули эту поворотную точку. Доча высказала свое наблюдение:
– В первый раз мне потому так трудно было идти, что я без конца пила воду.

К этому времени солнце уже начало не просто греть, а жарить. Конечно, здешняя теплынь ни в какое сравнение не шла с Бишкекской душиловкой, но и мало не казалось. Хотя наш путь проходил среди вековечных елей, тени от них было шиш да маленько. Зато в легкие вливался воздух – насыщенно ароматный и мягкий. Нагретая солнцем хвоя пахнет совсем иначе, чем холодная. Наверное, теплая смолка выделяет какие-то особые запахи. Дышишь, не надышишься.

Недалеко от дороги мы увидели на большой поляне несколько юрт. Возле входа в ближайшую сидела бабушка и пряла шерсть.
Мы с ребенком твердой поступью направились к ней. Мысль о кумысе двигала нами, как пеленгатор.

Бабулечка была нам не рада. И послала нас. Нет, не туда, куда вы подумали, а к своим соседям. А тут еще недовольные собаки за нами увязались, беззастенчиво громко обсуждая нас за нашими спинами. Но потом, убедившись, что ни бабку, ни ее добро мы не трогаем, удалились с чувством выполненного долга.

Соседи бабульки, в количестве пяти человек, расположились под раскидистой елью. Там у них стоял низенький столик, ростом вроде нашего кухонного, а возле – лавочки из бревен. Две женщины чистили картошку. Мальчик подросток служил на подхвате. Дедуся, неопределенно старого возраста, просто украшал композицию. А мужичонка с минимальным количеством зубов был самым активным участником нашей беседы. Не исключено, что он просто лучше других знал русский язык.

Когда я сказала пароль: «Можно ли у вас купить кумыса?», мужичок тут же произнес отзыв: «Садитесь за стол». Его радость была неописуема. Как будто мы были его ближайшими родственниками – миллионерами, обещавшими оставить ему наследство в самом ближайшем будущем. Он завел с нами беседу: вы откуда и куда. За последние дни мы уже так поднавострились отвечать на эти вопросы, что особо не напрягались.
К этому времени мальчик на побегушках принес флягу с кумысом, налил в пиалки и подал, как положено у киргизов, по старшинству: сначала мне, потом доче. Мы выпили с удовольствием. Воистину живительный напиток. Особенно в жару. Потом мы еще захотели вкусить по пиалочке. Молчаливый дедуля вложил в наши руки по горсте урюка. Дочь охотно отдала дань угощению.

Мужичонка, когда узнал, что мы собираемся дойти до ледника, по-киргизски посовещался с ближайшим окружением и сообщил, что идти нам часа два.
– Я бы вас проводил, да дороги не знаю, – посетовал он.
Мы, конечно, вежливо отказались – сами с усами. Дядька зазывал нас остаться на обед, который вот-вот начнут варить, но мы решили, к радости женщин, – хорошего помаленьку. Накумысились, пора и честь знать. Расплатились по общепринятому тарифу пять сомов за пиалку и пошли.

Метрах в ста от этого семейства мы перешли через вялотекущий ручеишко. Захотелось умыться, но вода была очень теплая, наверное, термальный источник. Удовольствия и облегчения мы не получили. Бдительные собаки неприветливой бабули с куделью издали побрехали для порядка и быстро угомонились.

Широкая грунтовая дорога, по которой запросто разъедутся две машины, вела нас, полого поднимаясь, без резких подъемов и спусков. Мы топали, пожалуй, с полчаса, а мостов, как ни бывало. Мы даже стали сомневаться: а действительно ли их восемь? И тут дорога вильнула на мост и через десять минут – на другой. Мы обрадовались, что добытая нами информация оказалась верной.

Тут начался тягун – длинный участок равномерно крутого подъема. Мы шли возле безлесного склона. Подошли к развилке. Одна дорога – спустилась к речке, вторая по-прежнему ползла вверх. Мы потоптались, потоптались – куда идти? Ай, пойдем, где шли. Тут еще маркер попался, нарисованный красной краской. «Идем правильно», –  решили мы.

Когда уже вышли на склон достаточно высоко, увидели, что нижняя дорога повернула на мост. Мы опять остановились. И спросить не у кого! В обозримых пределах ни души! Может надо вернуться, пока не поздно? Думали. Думали. Пойдем куда маркеры указуют.

Если раньше мы хоть иногда попадали в еловую тень, то теперь на голом склоне все солнце было наше. Дочь моя заметно приуныла.
– Дальше пойдем? – спросила я.
– Да, – неколебимо ответила она.

Да, так да. Попыхтели мы солнцем палимые. Через некоторое время заприметили юрту, возле которой громоздились какие-то сараюшки, вагончик, загоны. Там женщина возилась с самоваром. Мы подошли, поздоровались и спросили, действительно ли эта дорога ведет на Поляну цветов. Тетушка уверила в правильности выбранного нами пути.. Честь и хвала нашей интуиции. Идти стало гораздо веселей и спокойней. Дорога снова приблизилась к реке, принеся некоторую прохладу. Впереди деревья образовали просвет и, наконец-то, перед нами предстал ледник. Его очертания размывались дымкой, но размеры впечатляли.
– Ух, и красиво! – ликовали мы. – Жди нас! Мы идем к тебе!

От седьмого до восьмого моста путь оказался не близким. Дорога круто повернула влево, и пред нашими очами явил себя терем-теремок. Он стоял, как и положено по сказке, к скале задом, к нам - передом. Бревенчатый домик приятно пах свежей древесиной и сиял на солнце маслянистым желтым светом. Это было так здорово! Я, конечно, не упустила момент, сфотаться. Тут из-за дома вышел парень лет двадцати пяти. Я изобразила сладчайшую из улыбок:
– Какой у вас красивый дом. Можно мы сфотографируемся?

Нам, конечно, не было отказано в удовольствии. Парень даже, похоже, немного удивился нашему вопросу. Когда я городилась на узком уступчике, увидела, что из бокового ущелья вышли туристы с объемными рюкзаками и расположились на другом берегу реки, не переходя через мост. Начали разуваться, вытаскивать продукты.
Мы подошли к ним. Разговорились. Это была группа из Ульяновска. Они заканчивали маршрут, спустившись с последнего перевала. Руководительница – тетушка моего возраста, а участники, вероятно, студенты. Мы с дочей поделились знаниями о возможных путях выезда из курорта, а туристы показали нам карту. Один в один – моя домашняя! Я увидела, что до ледника нам чапать и чапать.

Эта дорога хорошо забирала в боковое ущелье Телеты. Мы с ребенком шли и никак не могли дождаться, когда же она вывернет к верховью Джеты-Огуза. Маркеры встречались через каждые три метра, а в некоторых местах собирались большими компаниями.
– Это не та тропа,– твердила мне дочь, – пора возвращаться.
– Смотри, сколько маркеров! – в очередной раз отвечала я. – Это самая хоженая в мире тропа. Сплошные маркеры.

Однако минут через десять я тоже утвердилась в мысли, что это не наш путь. Для бешеной собаки километр не крюк. Мы повернули обратно. Не доходя метров пятьдесят до моста и бревенчатого дома,  сели прямо на обочине заморить червячка. Я достала из сумки наши припасы. Расстелили на траве полиэтиленовые пакеты – наш импровизированный стол, и ну наворачивать в сухомятку картошку с колбасой и помидорами.

Вдалеке на тропе показался всадник с пешими сопровождающими. Доча побежала расспросить о дороге. Возвращается возбужденная, газа круглые:
– Там иностранец. Он спрашивал: говорю ли я по-английски. Я сказала, что  нет, но мама понимает.
– Доча, да какие у меня знания?! Нашла знатока всех времен и народов.
– Теперь поздно. Он уже сюда едет.

К нам приблизилась интересная группа. Два мальчика – киргизенка шли по обеим сторонам лошади. Один из них, как верный оруженосец, держал ледоруб. На лошади восседал с грацией мешка парень, на лицо киргиз киргизом. На голове у него было надето что-то вроде капюшона, но почему-то не пришитого к вороту куртки. Ему не хватало пробкового шлема, чтобы смело утверждать: парень собрался на африканское сафари.

Короткий разговор быстро выявил пределы моего владения английским языком. Парень этому не удивился, приняв события с фаталистическим спокойствием. Он вытащил карту и начал в нее тыкать с умным видом. Я тоже воззрилась туда с не менее умным видом.

И было на что. Да, далеко шагнула импортная картография! Если у меня и у ульяновцев хребты и отроги обозначены одной черной жирной линией, то здесь раскрашено, как новогодняя открытка. Мало того, что горы коричневые, леса зеленые, реки синие, ледники голубые, так еще показаны изогипсы . Я аж опешила от такого великолепия. И надо же у такой роскоши агромадный недостаток – все названия на английском. Мы-то кириллицей киргизские слова со скрипом читаем.
Кое-как разобрали на карте «Айланыш». При этих словах иностранец возликовал, как ребенок возле Деда мороза.
– Вроде туда, – махнула я рукой, на тропу, которую мы собирались покинуть. Потом обратилась к мальчишкам, – а вы – местные и не знаете куда идти?
Пацаны тут же отнекались:
 – Мы не здешние. Мы из села.
Миниатюрный Дон Кихот с такими же Санчо Панса проследовал по указанной мной дороге.

Мы закончили еду, сложили остатки в сумку, которую я закинула за спину, как рюкзак. Вес заметно уменьшился. Я предложила дочери поменяться ношами, но она категорически отказалась. Близость к оптике позволяла ей чаще самой настраивать фотик и снимать. Участие в новом и интересном для нее деле было куда приятнее, чем тупо тащить сумку, пусть даже полупустую.

Мы решили не терять высоту, спускаясь к мосту, а сразу в лоб идти на возвышенность. Тропы нигде не наблюдалось. Но я знала, что она где-то есть! Я же недавно набиралась ума у карты ульяновцев. Крутой подъем после обеда дело тяжелое. Одно хорошо, что вокруг лесок да травка. В отдалении шумела река, образуя широкую пойменную долину. Шли мы неспешно, несколько раз останавливались, чтобы отдышаться. И действительно – вышли на тропу. Крутой подъем закончился, и путь пошел более спокойно.

Обернувшись назад, мы увидели, что наш иностранный знакомец тоже движется следом. Попутчики – развлечение на дороге. Мы стали часто оглядываться, обсуждая между собой действия «соседей». Довольно скоро Дон Кихот Джетыогузский слез с лошади, надел на себя рюкзак и пошел на своих двоих. Мальчишки и лошадь, как в фантастическом фильме, мгновенно растворились в пространстве.

Мы с дочей несколько раз останавливались пофотать. Я тут же ей рассказывала, как достичь лучшего эффекта при фотографировании. В общем, шли не на рекорд, а в удовольствие. Поэтому импортный турист, хотя и был отягощен рюкзаком, сумел нас догнать. Мы даже попытались с ним пообщаться. Он прибыл из Гонконга. Идет один на восхождение по леднику Айланыш. Знакомые мне иностранцы-китайцы, живущие в Бишкеке, оказались совершенно не знакомы ему. На этом темы, которые можно было обсудить, обладая нашим запасом слов, жестов и мимики, закончились. Распрощавшись с нашим спутником, мы обогнали его, и пошли быстрее.

Тропа отлично видна. Ее, будто прорисовали гигантским светлым карандашом на зеленом фоне. Это уже была не дорога для транспорта, а маленькая такая дорожка, натоптанная двуногими и четвероногими млекопитающими. Вокруг раскинулись живописно зеленые лужайки с оранжевыми цветами, напоминающими календулу. А прямо по курсу красовалась самая значительная вершина этого ущелья – Огуз-Баши (Голова быка), высотой 5163 метра, отставшая от лидера хребта Терскей Ала-Тоо, находящегося в соседнем ущелье, всего на 38 метров. Коренные жители, судя по топонимике здешних мест, неравнодушны к крупному рогатому скоту. Что само ущелье, что его центровая вершина носят бычьи имена. Тенденция, однако.

ека Джеты-Огуз, как и одноименное ущелье, образуется из слияния рек Байтор (Богатое место) и Айланыш, давших названия и ледникам, породившим их.
Это я сейчас такая умная – фонтанирую терминами, как гейзер. С картой перед носом легко блистать эрудицией. Но тогда, среди натуральной природы, просто увидели великолепный вид, который так и просился в рамку и на стенку.

Ущелье широко расходилось в стороны. Боковые склоны у подошвы сплошь покрыты елками, издали напоминающими зеленую щетину. Вершинная часть отрога полностью скальная. Река течет, широко разливаясь и образуя островки. Кругом трава, трава, трава. А там, на юге, они – два каменных красавца, прячущие свои ледяные языки за срединным отрогом. Солнце по-прежнему светило с чистого неба. Но было не жарко. Близость ледяных массивов – это вам не халам-балам.

Если можно придумать комфортный маршрут, то вот он. Тепло, но не жарко, удобная тропа, красиво и никакой цивилизации, кроме коров и лошадей, организовавших возле воды клуб по интересам. Мы шли в хорошем темпе, но это не напрягало. На душе было легко и радостно. В таких местах, должно быть время превращается в вечность.

Наш гонконгский знакомец сильно отстал от нас и периодически терялся из вида.
За одним из отрогов на склоне нарисовалась юрта. Вокруг было столько чудесно красивых мест, а она стояла среди громадной поляны, заросшей конским щавелем. Он уже давно отцвел и пожух. Бурые семена, висящие на коричневых стрелках, вызывали уныние и грусть. Не взирая на это, мы решили осчастливить хозяев своим появлением. Как и положено, собаки посигналили, что мы туточки.

При ближайшем рассмотрении юрта напоминала лоскутное одеяло. В основном она была из темно-коричневого войлока. Но кое-где дыры закрывал полиэтилен, накинутый также и на крышу. Из открытой двери вышел мужчина, такой же изношенный, как юрта. Мы с дочей попросили кумыса. Нам было предложено зайти в апартаменты. В отличие от других юрт, здесь была прихожая с земляным полом, а основная часть помещения – жилая, была дощатая и приподнята сантиметров на двадцать - подиум. Мы присели на край, чтобы не разуваться. Дедуля налил нам по огромной пиалке кумыса, соизмеримой с небольшим ведерком. Мы пили и вели неспешную беседу. Старик рассказал, что его юрта последняя, что дальше уже никто не селится. Он заезжает со своим скарбом и женой в апреле – мае и остается до ноября. Пасет чужие стада. Своей скотины у него нет. Дедуля сказал, что до ледника еще часа четыре идти. И, если мы захотим, то можем заночевать у него.

Тут снова загавкали собаки. Мы сказали, что это, видимо, идет наш китайский друг. Так оно и оказалось.

Мы вышли из юрты и увидели, что заграничный альпинист уже минул юрту и отошел метров на сто. Мы распрощались с чабаном и тоже пошли судьбе навстречу, а может вдогонку. Кто ее разберет, эту судьбу?

Китайца догнали и перегнали быстро. Тропинок было много, а мы держались более близких к реке. Далеко на том берегу, мы углядели туристическую палатку. Но расстояние в километр или более не способствовало общению.

Скоро ноги стали утопать в грязи. Болото. Надо быстрее пройти это неприятное место! Но чем дальше, тем более разжиженной становилась почва. Мы круто повернули к склону. Изрядно испачкав обувь, вышли на большую землю.

Пора сделать привал. Устроившись под большой елью, мы перекусили мятными конфетами. И стали решать извечный вопрос: что делать? Время – половина четвертого. На ледник нам явно не светит сегодня прийти. Я предложила:
– Мы можем идти вверх до пяти часов. Спуск вниз будет в два раза быстрее подъема, поэтому вернемся домой часиков в восемь.

Дочь немного расстроилась, что опять ей, который год подряд,  не повезло с ледником – не получится походить летом  по льду. Все-таки решили: куда дойдем за это время, туда и дойдем. Вспомнив, что на карте тропа подступает почти к леднику, мы решили держаться той же тропы, возле которой сидели.

Она повела нас, резко набирая высоту, по густому еловому лесу, петляля среди деревьев по опавшей хвое. Иногда тропа пропадала, приходилось возвращаться назад и идти в другую сторону. При этом мы основательно забирали влево. Дочь начала уставать:
– Когда этот лес только кончится? Стоят одни стволы.
Наконец, вверху мы увидели, что уже промелькивают скалы, и деревья вот-вот кончатся. Тропа пошла гораздо более полого, и минут через десять мы вышли в зону альпийских лугов. Теперь, осмотревшись на просторе, мы поняли, что завернули в боковое ущелье Арчатор (Арчевое местечко). Первое желание, когда докопаешься до истины, немедленно закопать ее обратно. Айланыш был близко, но сегодня мы не только не погуляем по его льдам, но и не полюбуемся на панораму. Пройдя дальше по тропе, мы увидели, что пейзаж, практически, не меняется. На высотах, приближающихся к четырем тысячам метров, главное украшение скал – трава. А здесь она была в изобилии, в некоторых местах – до бедер. Я приняла решение:
– Радуйся, доча! Хоть сейчас  еще полпятого, но мы возвращаемся.
– Я хочу попить из речки. А то мы за весь день ни разу не пили воды.
Мы повернули на девяносто градусов и спустились к реке, прорезая себе дорогу через высокие травянистые заросли. За нами оставалась просека с полеглыми растениями.

Назад и вниз

Холодная вода искрилась на солнце. Мы немного поплюхались, отдохнули и, напишись и умывшись, снова вернулись к тропе. Решили в лесу съесть остатки продуктов. Солнце заметно склонилось к западу. Мы вошли в лес, и сразу стало сумеречно. В ельнике всегда мрачновато, а под вечер и вовсе чувствуешь себя неуютно и ненужно среди бесконечного ряда стволов, украшенных внизу сухими веточками, как ершики для бутылочки.
– Где будем кушать? – с нетерпением спрашивала дочь.
– Выбирай место, чтобы полого было.

Скоро нашлась елка, которая приютила усталых путников. Мы открыли консервы и тут только сообразили, что рыбу выловить нечем. Ложку и вилку мы не додумались взять.
– Ничего страшного. Подденем ножом и на лепешку.
Сказано – сделано. Я съела два таких бутерброда по-туристически и поняла, что есть не хочу. Доча с удовольствием доела консервы и вычистила лепешкой банку. Вареную картошку почему-то и ей не захотелось. Раздобрев душой ребенок разрешил мне съесть последнее яблоко целиком, без обычной дележки.

После перекуса долго не рассиживались, поспешили вниз – время не ждёт. Сверху вниз тропа просматривалась очень хорошо. И теперь мы ни разу не сбились с пути. Традиционно такие спуски горные туристы проходят бегом вприпрыжку. Я, по старой памяти разогналась, но дочь начала спотыкаться и сердиться. В какой-то момент она упала, подвернув ногу.
– А-а! – кричала дочь, схватившись за ногу.
«Только не это! – пронеслось у меня в голове. – Нам же еще столько идти!» Мы уселись на хвою. Боль у дочери постепенно утихала. И уже минут через пятнадцать она сказала, что может наступать на ногу. Я забрала у нее фотоаппарат и положила в свою, опустевшую без продуктов, сумку.

Мы снова пошли. Теперь уже не спеша. В одном месте, где из-под скалы сочился ручеек, мы переходили по камням. Дочь снова оступилась. На этот раз без членовредительства. Но это вызвало у нее бурю негодования. Она злилась на меня, кричала, что я иду слишком быстро. Я предложила ей идти первой. Она согласилась и теперь сама задавала темп движения.

Из зоны леса в долину мы вышли, когда солнце подкатилось к западному отрогу, образующему ущелье. Мы двигались тем же порядком: впереди доча, за ней я. Тропу было видно прекрасно, не собьешься. Памятуя наше гуляние по болоту, мы не стали сбрасывать высоту, а пошли по твердому склону. Удачно минули гнилое место нашей гряземесилки. Теперь иди и иди. Никаких помех, кроме одной. Дочь уставала все сильней. Мы еле тащились. А я-то надеялась, что вниз мы пойдем, как всегда, в два раза быстрее, чем вверх. И юрта старичка что-то не появлялась… Когда мы поднимались, мне показалось, что от юрты до поворота в лес совсем небольшое расстояние. Иногда мы с моей девочкой заводили короткие разговоры. Но они быстро затухали.

Солнце зашло за отрог. В перемычки между вершинами светили последние лучи. Мы попадали то в теневую полосу, то в солнечную. С ледников ощутимо потянуло холодом. А мы – в коротком рукаве. А дочь – в шортах. Стало зябко. Наконец показалась юрта. Перед нею, метров за пятьдесят дочь села отдохнуть, заодно вытрясти из обуви песок. Пока она занималась своими скороходами, мы обсуждали: стоит ли заходить к дедуле. Разумеется, мы не собирались ночевать, но угоститься кумысом было бы приятно. И решили: обойдемся без визитов. Уж небо вечером дышало. Уж реже солнышко блистало.

Снова ать-два. Дорога шла полого, и мы продвигались немного быстрее, чем возле леса. Я видела, что доча вымоталась до крайности.
– Может, отдохнем? – предложила я.
– Нет, пойдем, – стоически ответил мой ребенок.
Я несказанно удивилась ее отказу. Такого в наших путешествиях никогда не бывало. Но еще больше меня удивил ее тон. С таким настроением спортсмены приходят к победе, превозмогая все тяготы. Это называется «спортивная злость».
Мы шли и шли, не останавливаясь. Теперь уже всё ущелье было в тени. Я еще несколько раз спрашивала дочу:
– Ты точно не хочешь отдохнуть?

Но она не поддавалась искушению.

Постепенно ущелье стало сужаться. На другом берегу мы увидели едущую грузовую машину. Потом усмотрели, как другая машина переехала через разлив реки и тоже выползла на тот берег. Было видно, что тамошняя автострада может лишь условно называться дорогой. Машина раскачивалась на ухабах, то зарывалась носом, то опасно накренялась над пенными водами. Говорят: дорогой русский человек называет то место, где собирается проехать. Оказывается, это можно отнести и к киргизам.
И вот мы уже пошли по глубоким колеям, оставленным тяжелым колесным транспортом.
Участок далекий от восхищения. Доча часто спотыкалась, но упорно шагала. На пригорке мы увидели юрту. Это она стояла  возле восьмого моста напротив домика. Я ее запомнила. Подъем – не более десяти метров, но бедная дочь ползла, чуть ли не на четвереньках. Теперь небольшой спуск, и мы переходим через мост. Здесь как-то сразу удивительно потеплело. И даже солнце все еще освещало бревенчатый теремок и дорогу. Доча обессилено плюхнулась на обтесанное бревно. Недалеко на траве возле КрАЗа сидели и лежали человек пять мужчин разного возраста. Они все были в фуфайках, в отличие от нас, одетых по-летнему. Я попросила у них разрешения отдохнуть на бревнах. Они не возражали. Мы с дочей полакомились последними леденцами.
– Может, нас здесь на лошади подвезут? – подумала я вслух.
Дочь ухватилась за эту мысль:
– Спроси про лошадей, – упрашивала она меня.

Я подошла к мужикам и спросила: могут ли они хоть немного подвезти нас на лошади. Рассказала, что мы ходили почти до ледника, и дочь очень устала. Нам посочувствовали и согласились помочь. Я тут же донесла дочери радостную новость. Она засияла улыбкой. Мы снова сели на бревно, греясь в последних солнечных лучах. Прошло минут пятнадцать, мы с ребенком стали недоумевать: «А где же они прячут лошадей?»
Я снова подошла к нашим благодетелям:
– А вы нас действительно подвезете?
– Да, – ответил один парень. – Я младшего братишку отправил искать лошадь.
– А где она?
– Пасется где-то…
– А брат ее точно найдет?
Очевидно, мой вопрос позабавил пастуха.
– Конечно, найдет.

Мы еще немного поговорили. Я узнала, что два человека были водителями КрАЗа. Они планировали переправляться на другой берег, а пока собирались с духом.
– Если вы нас до завтра подождете, то мы будем возвращаться, груженые лесом, захватим вас.
– Мы надеемся все-таки сегодня попасть на курорт.
Скоро они завели машину, переехали через мост. И вся команда стала закидывать в кузов огромные камни-окатыши.
Моя дочь восхищалась:
– Какое красивое название «КрАЗ»! В этом слове чувствуется мощь и сила. Оно так подходит этим машинам!

Груженая машина уехала. Тут же подъехала другая и тоже остановилась возле дома. Вышедшие водители стали вытаскивать из кабины какие-то узлы, вещи и носить их в дом. А мы все сидели с дочей в ожиданье чудес невозможных, наблюдая течение чужой жизни. Вторая машина задержалась не долго. Солнце спряталось за отрог окончательно и бесповоротно. Когда мы раньше шли по тени, хоть согревались от движения, а теперь, сидя на бревне, тихонечко замерзали и тряслись. Ребята пригласили нас в избу.
– Подождите в доме – там теплей.
Мне интересно было посмотреть постройку изнутри.
– Мы только в этом году построили дом – пояснял хозяин. – Еще и не доделали все. Вы извините, мы живем без женщин, порядок навести некому.

От дома до скалы, возле которой он стоял, был сделан навес. Под ним один из парней на костре готовил еду. Повсюду валялся инструмент, какие-то вещи. В первой комнате – столовой впритык к окну стоял стол. Порядка тут, и правда, было мало. Вторая комната была спальней. Там не было кроватей. Хозяева спали, как в юрте, на полу, среди дубленок и всякой другой одежды. Если на улице еще было светло, то в доме стоял полумрак. Небольшое оконце пропускало мало света. Зато не дул ветер и было действительно тепло.

Пока мы осматривались, старший брат поставил на стол большущую миску с творогом. Потом долго-долго искал ложки. Чем отличается мужское общежитие от женского? Тем, что в женском посуде моют после еды, а в мужском – до еды. Я предпочитаю думать, что он ложки все-таки помыл. Творог оказался выше всяких похвал! Жирный, рассыпчатый, но не сухой. Самый настоящий экологически чистый продукт. Так вот что, оказывается, едали наши предки! Мы лакомились и нахваливали. Наш доброжелатель очень удивился, что нам нравится его угощение. Он тоже составил нам компанию. Но скоро ушел по своим делам. Доча, подкрепившись, стала разглядывать горы в бинокль, который взяла со стола.

Тут появился какой-то подвыпивший мужчинка. После коротких расспросов он стал усиленно предлагать нам свою лошадь.
– Сколько вы мне заплатите? – без конца спрашивал он. – За сколько вы договорились?
– Мы еще не договорились, – ответила я.
Выпивоха удалился. Я посмотрела на висевшие здесь часы. Мы сидим уже полтора часа!
– Доча, что-то поиск лошади затягивается. Пойдем, выйдем на улицу, узнаем что почем. И, может быть, уже пора идти своим ходом.
К нашей радости лошадь нашлась. Младший братишка уже начал ее седлать.
– Давайте поговорим с вами о цене, – предложила я.
– Сколько вы нам дадите?
– Сомов пятьдесят.
– Не-ет, не пойдет, – начал парень.
Тут, как из-под земли, вырос выпивоха:
– Давайте мне тысячу сом, и я вас прямо сейчас отвезу.
Я изумилась до глубины души:
– Да нет у меня таких денег!
– Ладно, – быстро согласился алкаш, – можем договориться за пятьсот.
Я не стала дальше торговаться. Такси на 400 с лишком километров из Бишкека до Джеты-Огуза стоит дешевле. А тут отвали больше за 10 километров. Крохоборы.
– Извините, что заставила вас побеспокоиться, – холодно сказала я. – Мы не знали, что у вас тут такие цены. Пойдем, доча.

Мы стремительно спустились от домика на дорогу и быстро пошли прочь.

Основательный отдых сделал с моим ребенком чудо. Она летела так, что я за ней еле поспевала. На крутых спусках мы разгонялись, на сколько ног хватало. Доча далеко оставляла меня позади, потом стояла – дожидалась, наслаждаясь своей скоростью. Хорошее настроение так и перехлестывало из нее через край. Я сделала вывод:
– Конечно, мы потеряли уйму времени. Но зато ты отдохнула так, что летишь, как из пушки. Если бы мы там не сидели, ты – уставшая далеко бы не ушла. Я бы тебя без конца подгоняла, ты злилась и еще сильней уставала. Ничего страшного, что уже восемь часов. Вечереет, но все видно.

Мы легко и быстро прошли седьмой и шестой мосты. Доча перла, как бронетранспортер на ученьях. В районе «Yurt company» высоченные деревья стояли по обеим сторонам дороги, и тут мы осознали, что вечер передает эстафету ночи. Все равно настроение было отличное. Мы шли среди темноты и горланили песни. Если кто-то и слышал наш концерт, не спешил аплодировать и даже просто посмотреть на певцов.

Возле пятого моста на открытом пространстве полюбовались, как потухали последние краски заката, и на небе одна за другой проклевывались звезды. А следом выкатилась огромная круглая луна. В городе среди фонарей, лампочек и прожекторов не замечаешь, как она ярко светит. А в объятиях дикой природы луна – хороший светоч. Поэтому мы без труда перешли по камешкам речушку, по которой в первый день гуляли босиком. Скоро уже ущелье стало сужаться. Мы всё шли и шли без остановки. После четвертого моста стали попадаться машины, возле которых люди звякали посудой, играла музыка, горели костры. Энергия, которую моя доченька накопила возле теремка, явно пошла на убыль.
– У меня ноги болят, – жаловалась она.

После третьего моста доча предложила отдохнуть. Мы сели на какие-то железобетонные конструкции, лежавшие возле дороги. Доча положила мне голову на колени. Прошло минут десять.
– Может, пойдем? – спросила я. – Ты как?..
– Пойдем, - согласился мой ребенок.
Уже не было веселья, а была усталость. Я тоже чувствовала, что мышцы начали побаливать. Вот он, сидячий образ жизни, где аукнулся. Права Майя Плисецкая: «Надо меньше жрать и больше двигаться». Мы снова замедлили скорость. Иногда нас обгоняли машины, ярко освещавшие фарами дорогу.
– Может, тормознем? Вдруг они нас подвезут до курорта.
Прошли второй мост. Две машины проехали, не сбавляя скорости. А из третей вышел водитель и спросил:
– Куда вам?
– Подбросьте до курорта.
– Да у нас битком людей. Вы не обижайтесь. Тут до курорта пятьсот метров. Следом еще две наши машины едут. У них тоже мест нет. А вам тут совсем рядом. За десять минут дойдете.
Уезжая, он еще раз крикнул из окна:
– Извините! Не обижайтесь!
Темнотища да лунный свет здорово изменили восприятие расстояние. А я думала идти гораздо дольше.
– Доча, мы, оказывается, уже у цели. Всего полкилометра!
– Их же еще пройти надо, – вымученно проговорила она.
– Раз мы сэкономили деньги за счет лошади, на которой не поехали, то ты можешь себе купить на сто сомов всё, что захочешь.

Это предложение немного приободрило моего детеныша. А тут уж и первый мост! Впереди засияли огни курорта. По мере приближения к цивилизованным местам, я пыталась развлечь и взбодрить своего ребенка. Но получалось, как в разговоре оптимиста с пессимистом:
– Какая радость: стакан наполовину полон.
– Какое несчастье: стакан наполовину пуст.

Становилось все теплей и теплей. И доча, почувствовав, близость дома, наконец-то, пошла гораздо бодрее. А при встрече с магазином и вовсе ожила. Двери сельпо распахнул уже совсем другой человек: усталый, но знающий себе цену. На лице у нее был  написан большими буквами вопрос: «Чего я хочу на сто сомов?» Она заставила продавцов назвать стоимость, наверное, тысячи товаров, пока не наполнила пакет всякой всячиной: сгущенкой, колой, мороженым, фисташками и прочей мелкой вкусностью.

Хозяйка магазина, по совместительству и наша квартирная хозяйка, под занавес поинтересовалась:
– Вы, наверное, иностранцы?
Я от всей души изумилась:
– Нет. Почему Вы так думаете?
– А Вы с акцентом говорите.
– Вообще-то я работаю с иностранцами. Может, заразилась?
– И дочка Ваша тоже с акцентом говорит.
Я попыталась убедить, что мы такие местные, что местнее не придумать. Но она с сомнением качала головой и явно осталась при своем мнении. Вот так нас, глубоко законспирированных заморских «шпиёнов»  раскусил простой труженик прилавка.
Из магазина мы вышли, как культурные люди, обвешанные пакетами. Хорошо, что при свете фонарей не было видно грязевого напыления наших кроссовок и колера моих брюк.

А вот и наша дверь. Разыскиваю ключ, пришпиленный булавкой к внутреннему карману сумки. Запас бодрости закончился на лестничной площадке.
Мы дошли! Слава Богу! Мы дома!

Замок – звяк. Выключатель – щелк.
Полдесятого. Отдых. Генеральная помойка тела. Чистая ночнушка. Пир у телека. Упаковывание вещей. Сон.

Возвращение

Автобус от курорта должен был отъехать в Бишкек в семь утра. Но мы заняли места уже в половине седьмого, и пошли в магазин – рассчитаться с хозяйкой, отдать ключ и купить в дорогу наш джентльменский набор: минералку, лепешку, шоколад.

Всё. Едем.

Теперь на дороге наблюдалось некоторое оживление. Я попыталась понять: какими правилами руководствуются водители на трассе. Потом дошло. Своими собственными правилами дорожного движения! Я, конечно, не инспектор ГАИ, но моих познаний хватило, чтобы понять, что здешним мастерам руля и колес закон не писан.
До Джеты-Огуза из Бишкека мы добирались семь часов. Если от головы до хвоста семь часов, кто догадается, сколько будет от хвоста до головы? Не угадали. Девять часов.

Дома, когда я развернула карту и промерила расстояние, пройденное нами в день последнего марш-броска, то оказалось 34 километра! Ай, да мы! Ай, да молодицы! А сколько же мы намотали за все дни отдыха? Пожалуй, что около 100 километров, как на маршруте третьей категории сложности. Ну, что ж, мой юный турист может собой гордиться. Авантюр-отпуск оправдал свое название.

Девушка, которая отдавала моей дочери фотки в фотосалоне, с тоской произнесла:
– В каких красивых местах вы бываете! Мне даже захотелось прямо сейчас бросить работу и ехать в горы.

А на работе народ активно интересовался:
– Как отдохнула?
Я эмоциональна живописала:
– Великолепно! Джеты-Огуз – это ах! Тишина. Спокойствие. Безлюдье.

Потом показывала сто одиннадцать фоток, запечатлевших моменты нашего отдыха. Коллеги тут же загорались поехать туда самим. А моя подруга даже меня пожурила:
– Ты такую рекламу делаешь, что на тот год, когда мы с тобой туда поедим, там будет полно народа. Никакой тишины.

Закончился отпуск. Мне пришлось взять аванс, чтобы дотянуть до зарплаты. Но, тем не менее, я говорю своему ребенку:
– Да, мы не покупаем себе каждый сезон новую одежду. Одежда износится или выйдет из моды, и через пять лет ты о ней думать забудешь. А эти воспоминания о наших путешествиях ты будешь хранить всю жизнь. Ты о них еще своим внукам расскажешь.

По-моему, это мудрое капиталовложение.

Продолжим в том же духе?