Ведь если звёзды зажигают...

Обжигающе зимний в лицо, шагает по хрустящему, мерцающему. Дверь жёлтого такси с вырывающимся теплом, едким – сигарет, пота, чужих нерассказанных историй. Улыбка ласково: «слушай только его, только бьющееся твоё слушай – садиись». Шурша, голову нагибая, в салон. Обдало горячим паром: сумасшедшая гармония, на пути в обетованную.

Скачет, спешит, счастьем подгоняемое. Резко на тормоза, тело подалось вперёд, а сердце уже давно впереди, не с ней, там. Ступает босиком в пушистую. Пушистые обступили небеса, глядят ласково сверху: «беги - свободна». Лёгкое голубое развевается от сладкого ветра. Бежит. Сверкают глубокие глаза – «не верю!» Бьётся наполненное, выпрыгивает. Бежит - земля чёрная, русская, разлетается. Запыхаясь, искренней свет ещё освещая, локоны золотятся, в лицо лезут. А та всё бежит, и нет сил бежать, и нет сил остановиться. 

Опускается на обетованную, целует, губами к роднику-родине-народу припадает. Чистую воду-жизнь жадно глотает, слезами солёными счастья назад отдаёт. (У кого?) спрашивает, волнуясь, губы кусая: «Разрешишь кричать? Громко-громко за семью кричать? За справедливость, за деревни, за гибнущих на холоде кричать? За добро, любовь, за Человека, людей кричать? Разрешишь, да?» Вместо ответа - самый яркий луч солнца погладил. Разрыдалась и тут же громко, неистово, нечеловечески. Громом тонкий голос, глотку не жалеет, нет границы боли вылетающей и счастья наполняющего. Уже ослабшим: «Жизнь, можно, да? Жиизнь!» В ледяную – платье голубое вымокло – золотые бледное дрожащее облепили. Слезами наполненные. А под солнечным сплетением тепло, тепло цветёт, окутывает изнутри, к рукам ледяным лезет. Вышла на ту же русскую, чёрную, пушистую, легла, калачиком свернувшись и чем-то чувствуя: «Я прокричала за всех, забрала эта ледяная, кристально чистая страдания, серость, всё поглощающую».

Медленно закрываются, трещит искрами рядом вечный: «Не одна, рядом, тут мы, люди, стихи, небо, рядом, утри слезу». А вокруг ни души. Но нет одиночества, только свет и гармония – любовь, свобода, вечность.

И сны заполняют. Медленно. Невесомые – щекочущие – биться его сильнее заставляющие – кошмарные. Видит в голубом страшный-страшный сон, (кем посланный?).

Исхудавшая, с заспанными своими голубыми. Моргает, торопится, спешит – в аптеку, потом – продуктовый: главное, чтоб денег хватило. Жёлтое такси, из окна – противный запах дерьмовых сигарет, сесть бы. И покатить в обетованную. И с горькой усмешкой «кто за тебя экзамены сдаст». Шофёр не открыл, теплом не наполнилось сердце, ноги несут по скользкому – таящему – грязному. Грязному грязью дорог, кровью того мелкого, которого на стрелке избили, мусором после «пикника» оставленным жить, а не существовать (безуспешно) пытающимися, слезами той девки, что по кому-то ревела. Укатил недовольный шофёр такси, клиента не дождавшийся. Что-то внутри сжалось так больно, а ноги несут…К аптеке, продуктовому, домой… А то, что сжалось, не отпускает.

Столько людей вокруг, суеты, машин, а кажется, будто одна. Твердят отовсюду голоса, что Обломов был лентяем – неудачником, а вот не надо как он, надо как Штольц – зубрить, работать, не выходить за рамки. Иначе неудачник, лодырь, не в системе – без денег, престижа, будущего! Какого будущего? К чему идём? Почему то, что когда-то так сильно сжалось, не отпускает тогда? Почему, если она правильно, не бьющееся послушав, а голоса разума (не своего), мимо жёлтого прошла, боль не утихает, гармония не наступает? За что пересиливает себя каждый раз, заставляя писать по структуре, соглашаться, проходить мимо страдающих, не замечать их боли, сама лжёт, лицемерит, притворяется? Сколько ещё можно с уверенным видом твердить себе: «Ты сильная. Чуть-чуть и изменится. Не правда – любят друг друга. Или полюбят, я знаю. Услышат, поймут, не причинят»?

Возвратилась из продуктового – «Реквием по мечте» с кофе крепким, чёрным (как та земля пушистая, русская) – сжавшемуся не даёт воли, мысли – решать квадратные уравнения: всё как надо. Зажмурила крепко, до боли перед сном, чтоб подальше эти вольные загнать, и спать.

Проснулась в голубом, уже высохшем, светлой улыбкой всему миру (который вокруг неё и в ней) и кому-то ещё: «Счастлива – это же всего лишь кошмар».