Обезьяниум для вечной жизни. XII. Василиса

После дежурств и танцев в конец октябрьской недели Васа пришла домой, чтобы быть предоставленной выходным. На пороге девушка устало стащила кроссовки и, слившись в позу на табурет в коридоре, так и застыла. На дальнейшее сил не было. В чем причина? Осень при всей красоте оттенков способна измотать холодами, надвигающейся день ото дня тьмой. Последние дни октября душа скулит и поднывает. Ей самой частенько необходим врач для психеи, дак она же сама амбициозная врачиха и педагог людской. Ну кто же сможет вылечить душу девушки, если в ней вечная осень? Найти бы того, кому можно выговориться, поплакать на плече. Столько груза носит в себе это маленькое существо, и апатия съедает ее изнутри. Обычно она сама лечит тела и души людей, пациенты смотрят на нее с благодарностью, и в глазах родных этих людей читается счастье. Так кто же окажет моральную поддержку? "Где ты, мой личный психолог?" Часто задавалась Васа этим вопросом. По всяким Фрейдам самозванцам ходить девушка не хотела, да и зачем? Ни чем не помогут и заберут половину зарплаты. Ничего не остается кроме, как собрать остатки сил, пройти в комнатку, даже не раздеваясь, упасть на старый диван, и позволить сну похитить ее до наступления подвига следующего дня.
И в этот осенне-изматывающий период подвернулся он, Герман Пальчиков. Гениальный аспирант, о котором все девки шушукаются. Горящий взгляд, черный вихрь волос, настойчив как Камаз. Он снизошел и мельком бросил взгляд в Василису в открытую дверь, когда та будила к жизни штаммы на лабораторной. Он-то и предложил плечо. Он-то и предоставил услуги психолога. А потом от плеча стали выпадать волосы.
Васа служила анестезиологом и ходила на практику в институт. Сколько раз она видела как мужчин и женщин в халате на голое тело вкатывали в рабочую зону ее рук, и этими руками она совершала таинственные дела, после которых привезенным как правило становилось лучше. Пусть не сразу. Пусть со временем. Но от состояния с жизнью малосовместимыми однозначно они обретали статус вполне с жизнью сочетаемый. Совсем недавно реанимация гудела - отмечала день анестезиолога, и в тот день Василиса была на высоте. Она исполнила перед коллегами танец под аплодисменты. А после больницы помощница Плужникова часто бежала в хореографический кружок. Там за сдвоенной горизонтальной палкой носком на мокром полу она рисовала дуги и в раздевалке рассказывала подружкам новые приколы с дежурства. Но чаще ругала свое окружение за халатное отношение к здоровью и прибавке работы докторам. Бывало, причитая, Васа перевязывала вывихнутую ногу Евгении Викторовны, прикладывала то, что найдет в морозильнике, и порицала: "в вашем возрасте не средневековыми танцами заниматься надо, а носки внукам вязать... Пляшете и без подготовки - катастрофа". После танцев снова бежала на дежурство с мыслями "опять у всех аппендицит разыграется, или того хуже, привезут завсегдатых, опять нервы, колоть магнезию и внимать вечным жалобам". Но бросить выбранную профессию с копеечной зарплатой не могла: любовь к медицине с самого детства - понимаете, в чем дело? И стерильный запах реанимации - такой родной. Этой святой девушке, танцовщице, аспирантке предстояло полюбить Германа. Жесткого, самолюбующегося, подчиняющего своей воле, не знающего инструмента по имени "компромисс" домашнего тирана. Порой над кротким и особами зависает такой дамоклов меч, вероятно, чтоб они сильней культивировали кротость. По обвиваемой осенними листьями Набережной среди прочих гуляли наши двое. Волна била им в щиколотки, ибо шли они босыми ногами, держа обувь в руке. Великолепная девушка, известная нам под сказочным именем Василиса, размахивала сумкой да глядела под ноги. Противоположный по полу попутчик плыл рядом, сдержанно угадывал будущие слова собеседницы.
- Ну что ты от меня хочешь, Герман? Скажи правду.
Собеседник условно искренне и правдиво отвечал:
- Да все того же. Любви такой, как раньше.
- Так ее на нелюбовь не меняют. Тем более как раньше. Знаешь, я думаю, мы больше не будем общаться. (При этой интонации Герман резко повернул к Васе взгляд, чтобы удержать в цепях эмоции) Правда, дорогой, я не вижу ни одной формы эффективного контакта. Как культурный обмен двух поколений? Фу-фу. Ты начитаннее и эрудированнее всех Василис во всех умных областях. На жизненные вещи у меня взгляд мистический, может даже молитвенный. А ты - редкий господин атеист. Для меня вечная жизнь - это любовь. А ты ищешь ее в обезьянах. Не совпадем в яблочко.
Волны стукали о гранит новой плитки. Местами клались на песок. Каждый думал что-то свое. Глядя на ветошь волны, женская половинка излагала свои мысли. А Пальчиков, оглушенный и затягивающийся тучей, не выкинул ни слова. Мужская составляющая дуэта держала мысли внутри. И вырваться звериным потоком им не давала.
- А если я говорю, то 80 процентов из сказанного мной улетучивается и заменяется твоим гордынным расчетом. Пропускная способность канала, как ты говоришь, пренебрежимо мала. Как батарейкой твоего настроения я быть устала. Да и устарела. Ни дюраселл ни разу. Клуб твоих почитателей и так громаден - ты в состоянии черпать литий-ионы оттуда сколько угодно. До полного насыщения. Они считают тебя гуру. Так видишь: учитель и ученик - тоже нам не подходит. Да и старше ты меня. А равноправия, в принципе не признаешь, какой бы мы сферы не коснулись. Из эгоизма детей тоже не приемлешь. С разных линий фронта мы наблюдаем лица друг друга. Это я выражаюсь, как если твои термины использовать.
Два фронта мужского и женского начал шагали вдоль моря, каждый смотрел себе под ноги и думал что-то свое, мало совместимое с мыслями собеседника. Когда добрели до конца Набережной, Васа и Герман остановились.
- Когда-нибудь здесь пустят трамваи, - изронил из уст мужской грехо-пророк.
Напряжение сбросилось, когда ученый поднял голову, вытянул подбородок, поглядел на Спорткомплекс, виднеющийся среди ветвей и бессловесно решительно двинул в его сторону. Когда девушка сидела и плакала на скамье, волны прибоя слабели. А ушедший по тропе гордости оборачиваться не стал. Потом, вынув иголку досады из сердца на сколько можно, Василиса обулась и поспешила к автобусу. Внутри от перенапряжения к третьей остановке она уснула. Был сон, в котором лекарство Плужникова исцелило всех, но не людей, а обезьян. Они перестали умирать, притом плодиться не перестали, даже напротив стали делать это усиленно. В результате зоопарковое население пошло в рост, города расширились и слились в один большой планетарный город. И город этот оказывался преимущественно обезьянним. Все эти интеллектуальные обезьяны умели говорить и даже ходить на хорошую работу. А гомосапьенсам было некуда деваться, и они соглашались на унизительные коммунальные профессии по обслуживанию приматов. Мыли полы, чистили канализации. Чтобы спастись в видовом отношении, некоторые решили уйти в подполье, организоваться в дивизии, чтобы держать оборону. Немалую роль в организации этих войск сыграла она сама. Она совершала стратегическое планирование. А днем выходила из подполья на работу в институт анастезировать обезьян. Обезьяны были повсюду, их носили на руках как спасителей. Шимпанзе заняли интересные места в социальной системе. И только они распространяли лекарство. За элитным прилавком, к которой шла очередь аптека Вечножиза, стоял Иван и раздавал бутылечки. Среди прочей деклассированной людской нации, служившей расе шимпанзе, оказалась и Василиса. Когда подошла ее очередь, Иван сказал: "Плодиться я тебе говорил, а ты не послушала... Наши наверстали - что теперь делать." Пожурив, Иван бутылек ей все-таки выдал. Тайно, как контрабанду. Она выпила и пошла в ординаторскую. Там никого не было. Она надела белый халат, криво накрасила губы, прилегла нога на ногу на диван с женским журналом. По стеклу окна на тросах, насвистывая "спокойной ночи", свисла другая рыжая обезьяна в каске и со шваброй, чтобы натирать окно мыльной пеной:
- Вы самая увлекательная зубная протезист-женщина. Но зря вы Пальчикова целуете. Он душой слаб. Девочка по нем безнаказанно сохнет. Жалко ее! А чувство дев чистых уважать надо. Меня целуйте! - И примат-промальп потянул губы к поцелую.
Когда Васа проснулась, пейзаж был не знаком. Потому что подъезжали к конечной. Мысленно она стала считать остановки по пути обратно.

--------------
Предыдущее здесь: http://proza.ru/2015/12/16/1011
Грядущее здесь: http://proza.ru/2016/03/02/709