Голубая роза. Часть 3. Главы 1, 2, 3

                Голубая роза.
                Роман-фантазия.

Часть третья. ЕДИНОРОГ.

Содержание:
Глава 1. Единорог.
Глава 2. Несчастье.               
Глава 3. Неофициальный визит.      
***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***

                Глава 1.
                Единорог.

«Король и королева жили раздельно, хотя… он часто обедал с ней в присутствии гостей… королева неизменно присутствовала на празднествах…
…
Король любил красоту – красоту звука, литературы или формы…»
        Дэвид Фрейзер. «Фридрих Великий». 




        Картина - небольшая, на деревянной основе, поскольку в старину дерево часто предпочитали холсту - висела на стене в правильном соотношении к свету, так что лучи, проникая сквозь окна комнаты, не бросали на нее своих бегучих ярких бликов и не мешали спокойно ее рассматривать. Рассмотреть же ее стоило.

На нежно-зеленом фоне луга, казалось бы, поросшего свежей и сочной молодой травой, какая бывает только в пору пробуждения природы после зимнего сна, близко к зрителю, на переднем плане, изображалась сцена охоты на единорога, сказочного существа из средневековых легенд, с которым связывалось много преданий, в образе которого искали таинственный скрытый смысл и поэты, и богословы…

Слева трубил в рог молодой статный охотник, облаченный в длинные, до пят, свободные белые одежды и, поверх этих одежд, в черный плащ с капюшоном; в центре стая разноцветных, весело лающих собак догоняла затравленного зверя; справа находилась коленопреклоненная молодая девушка с длинными золотистыми волосами, рассыпавшимися мелко-завитыми прядями поверх ее плаща до самой земли, и маленький, размером не больше недавно родившегося жеребенка, светло-коричневый единорог, бросившись к ней на всем скаку, положив ей на платье свои точеные передние копытца и прижав голову, с длинным витым острым рогом на лбу, к ее груди, находил спасение от собак в ее объятиях. Обнимая его за шею, девушка склонила к нему свое юное, белое лицо…

- Вам нравится? – спросил, стоя перед картиной, его величество король Иоганн Одиннадцатый находившуюся рядом с ним молодую даму с весьма соблазнительными формами и пышными блестящими каштановыми волосами, уложенными в модную прическу. Король находился в прекрасном приподнятом настроении и переводил восхищенный взгляд с картины на свою спутницу и обратно.

- Не очень понимаю, как этой девице не страшно обнимать зверушку с таким длинным и острым рогом, - неуверенно протянула та.

- Дело в том, что, согласно преданиям старины, укротить единорога возможно как раз лишь юной девственнице. Его волшебная сила, его безудержная ярость стихают перед ее невинностью, перед ее чистотой, словно огонь, залитый водою. Для нее он не опасен. Посмотрите, он так и льнет к ней. Сейчас она уложит его голову к себе на колени, и, поглаживая рукою его твердый рог, усыпит его…

- Вот как, - вежливо кивнула рассказчику его красивая слушательница.      

- Послушайте! – воскликнул король, открывая книгу, которую держал в руках, - Это перевод очень старинной рукописи, ее датируют тринадцатым веком и в ней описывается вид таинственного зверя и способ охоты на него…
 
Красивая дама склонила на бок головку, увенчанную пышными каштановыми кудрями, и приготовилась слушать.

- «… Се зверь, - начал читать король, - коню зело подобный, с копытом раздвоенным, брадою козьею, коего лоб длинным витым рогом увенчан. Быстр он весьма и дик. Охотникам зверя сего схватить никогда не удается. Единый же к сему способ таков: молоденькая непорочная девица, в лесу сев и ласкою к себе неукротимого зверя приманив, положит главу его к себе на колени. Зверь же, ласкою плененный, тут же немедля и уснет. Ловцы тогда им без усилий великих овладевают…»

- Замечательно, - произнесла королевская собеседница и даже слегка захлопала в ладоши. - Все точно так, как Ваше величество изволили мне объяснить…

- Существуют и другие описания единорога, - продолжал ободренный аплодисментами слушательницы король. - Из некоторых можно понять, что единорог имел голову как у оленя, ноги как у слона, хвост как у кабана, тело конское, а рог прямой и черный в два локтя длиной.
        Вот еще два фрагмента, содержащие описания редкостного зверя. Прошу еще минуту вашего внимания… Один текст также древен, он гласит: «Подружия себе не имать, живет 532 лета. И егда скидает свой рог вскрай моря и от него возрастает червь; а от того бывает зверь единорог. А старый зверь без рога бывает не силен, сиротеет и умирает…»
        Во втором отрывке пересказывается то, что писалось прежде, но с некоторыми дополнениями: «Быстрота и проворство его невероятны. Вы видите, как он нападает на какого-нибудь из своих исконных врагов (льва или слона, например) и страшным рогом своим разносит их на куски. Рог сей к тому же и упруг – окружат единорога охотники у края пропасти, вмиг мощным прыжком взнесется он над скалами и вот уж летит в пропасть, выставив рог. Согнется рог и распрямится. Зверь сей мудр, а потому любит одиночество и тишину. Укротить его нельзя, и пищу из чьих бы то ни было рук не приемлет...»    
      
- Но ведь на самом деле единорогов нет и никогда не было? – спросила молодая дама.
- Немногие отважные путешественники, побывавшие в Индии и в Африке, рассказывали, что встречали в тех далеких удивительных местах изображения удивительного зверя с одним рогом, сделанные когда-то в давние годы местными жителями…
- Африка, - сказала молодая дама. - А… Африка…

- Правда, там, где нашли такие изображения, водятся антилопы с прямыми длинными рогами. Если нарисовать такое животное в профиль, да еще самым примитивным способом, как это и свойственно было чернокожим дикарям, то получится силуэт, похожий по описаниям на единорога, так как второй рог при таком ракурсе виден не будет…
         Однако в Библии встречается зверь «рээм», в котором узнавали единорога, поэтому, не взирая на сомнительную достоверность иных свидетельств существования этого удивительного существа, древние писатели говорят о нем, как о настоящем, живом звере.
         Именно так его описывает в своей «Естественной истории» ученый римлянин Плиний Старший. Труд этого ученого, который всю свою жизнь посвятил науке и погиб в преклонном возрасте, наблюдая извержение вулкана Везувий с палубы судна, которое по его настоянию подошло слишком близко к берегу, - этот труд состоит в целом из 37 книг, причем сведения о людях и животных составляют четыре тома, с восьмого по одиннадцатый, из этого потрясающего обширнейшего собрания, в котором нашла свое достойное место вся мудрость древнего мира. Плиний в своей работе ссылается на сочинения 327 греческих и 146 римских ученых, которые он изучил и из которых сделал множество выписок, уподобив их фундаменту для своих книг.

- Так значит, это все же неправда, что люди видели живых единорогов, и мудрецы оказались введены в заблуждение?

- Правда в том, что единороги населяли легенды, - сказал король. - Но эти легенды имели большую популярность, поэтому иной раз даже сейчас может возникнуть впечатление, будто в давние времена единороги в действительности водились не только где-то в Индии, но и в лесах Италии, Германии, Франции…
        Конечно, не подлежит сомнению, что древние короли и их подданные верили в единорогов безо всяких обиняков… Их изображения входили в европейские гербы многих знатных домов. Их рога хранились в богатых замках и церквах. Русский царь Иоанн Грозный имел скипетр из цельной кости единорога, осыпанный яхонтами, который, по словам иностранца, видевшего его позднее в составе военной добычи, «затмевал все драгоценное в мире»…
        Вы спросите, откуда брались рога единорогов, если самих их не существовало на земле или уже очень давно, или же вообще никогда? Я расскажу об этом непременно, но позднее. Это отдельная история…
        Так вот. Многие сеньоры и князья церкви желали владеть ими, ведь они считались целебными. Люди верили, что они помогают от множества болезней: от лихорадки, от горячки, от морового поветрия, от черной немочи, от укуса ядовитой змеи и будто бы предохраняют своего владельца от порчи. Я вычитал недавно в одной книге, что в начале XVII века в Париже у Нового моста процветала лавчонка, где торговали обыкновенной водой, но, так как в кадку был погружен кусок кости, о котором шла молва, что это рог единорога, то люди признавали за этой водой лечебные свойства и охотно ее покупали… Однако это далеко еще не все.

- Боже мой, как интересно! – воскликнула молодая каштановолосая дама.
- Картина, которую я счастлив иметь в своей коллекции, относится к наиболее загадочным изображениям единорога, да и сама она представляет собою священный церковный образ мистического Благовещения Деве Марии, написанного в XV-том веке и принадлежавшего некогда доминиканскому монастырю. Поэтому мы можем видеть здесь не только и не просто сцену охоты.
- Я не понимаю! – сделала большие глаза дама.    
- Посмотрите. Охотник одет в белую рясу и черный плащ братьев-доминиканцев. Герб ордена, созданного святым Домиником во Франции, в Провиле, поблизости от пронизанной альбигойской ересью Тулузы, и утвержденный папой Гонорием Ш в 1216 году, изображал собаку, несущую во рту горящий факел, почему доминиканцев называли еще «Псы Господни». Псы Господни… Они должны были преследовать ересь и уничтожать еретиков…
- И единорог сама воплощенная ересь, - сказала дама. - Поэтому эти собаки, которые на самом деле доминиканцы, хотят его разорвать.
- О нет!
- Нет?
- Были в древние века ученые люди, принадлежавшие к избранным и вращавшиеся в иных сферах, нежели простые смертные, которые старались найти скрытую суть загадочных вещей. Для них единорог представал не просто чудесным зверем, на котором в сказках ездили волшебники и волшебницы, но являлся символом девственности и чистоты, более того, бытовало мнение, что это никто иной, как сам Иисус Христос…
- О! Никогда бы не подумала, - пробормотала юная дама.
- … его рог же суть Истинное Откровение, и именно так единорог представлен на этой иконе, а псы, в которых мы узнаем доминиканцев, согласно образу их герба, здесь составляют его почетную свиту, и иначе и быть не могло, поскольку икону создали для одной из обителей ордена по специальному заказу.   
 
- А кто же тогда эта девица?
- Сама Богоизбранная Дева Мария. Она принимает Христа в своем чреве по велению Господа, явленного ей через посредничество архангела Гавриила… Ключ к отгадке скрыт здесь в образе молодого охотника. Как и принято в иконографии Божьего вестника, он держит в руке не только охотничий рожок, но и райскую ветвь, с которой Гавриил явился к Марии. Видите? Вот она.
- Значит, этот охотник-доминиканец и есть сам архангел Гавриил. О, как сложно! – вздохнула дама.
- Простите, - виновато сказал король, касаясь ее руки. - Это в самом деле сложно.
- Хотя, конечно, безумно занимательно, - поспешила уточнить дама.
- Я утомил вас?
- О нет, нисколько. Я готова слушать вас хоть целую вечность, вы рассказываете удивительные вещи…

- Да, вам интересно? – обрадовался король. - Могу еще добавить, и это вас уже не удивит, что единорог также живет не только в легендах, но и на небе и хорошо различим среди небесных звезд. В 1613 году ученый Плациниус, звездочет, как говорили в старину, дал имя Единорога экваториальному созвездию. Небесный Единорог перешагивает Млечный путь, его волшебный рог лежит рядом с восточным плечом Ориона…
        Но вернемся к живописи. У меня есть несколько хороших рисовальных копий со старинных французских гобеленов из замка Вертэй, изготовленных в 1499 году по заказу короля Людовика XII, происходившего из Орлеанской ветви дома Валуа, в качестве свадебного дара своей невесте, вдове короля Карла VIII. Чтобы жениться на ней, королю пришлось добиться развода со своей первой женой. Новая королева звалась Анна Бретонская, по- французски ее имя пишется как ANNE. На каждом гобелене можно различить две буквы ее имени, первую и последнюю: «AE»…
        Сюжет у всех этих гобеленов общий, он чрезвычайно занимателен, поскольку очень подробно живописует еще одну охоту на единорога, которая с первого взгляда может показаться более сказочной, чем мистической…
        Но не стоит забегать вперед… Вы не откажете мне в удовольствии посмотреть эти рисунки еще раз вместе с вами? Это как бы вернет нас к началу беседы, когда мы говорили о том, как охотники пытались сладить с неукротимым животным, но не могли преуспеть без помощи юной девы… 

- Это доставит мне подлинное наслаждение! – воскликнула дама, тряхнув каштановыми кудрями.    
- Это вы доставляете мне наслаждение своим обществом, сударыня…
- Счастлива слышать, ваше величество…

В открытое окно вливался сильный аромат жасминовых кустов, произраставших поблизости, и слышались вздохи теплого ветра в листве и звонкие звуки птичьего пенья… Стояло лето, месяц июль был в разгаре.

        Недели за три до того дня, когда произошла описанная выше научно-романтическая беседа короля Иоганна и красавицы с каштановыми волосами, первый увидел последнюю в первый раз на приеме в честь визита в Маленькое королевство нынешнего главы Владетельного княжества - на неофициальном приеме в честь неофициального визита.

Владетельный князь приехал в Маленькое королевство запросто, по-соседски, под именем князя Восточного. В зал Главного дворца, где его должны были представить королю, он вошел рука об руку с принцессой Софией. Во всяком случае, все, кто увидел эту пару в первую минуту, подумали именно так.

Юная дама имела такие же прекрасные, каштановые с золотистым отливом пышные волосы, такую же стройную и статную фигуру, черты ее лица чрезвычайно напоминали лицо новой принцессы, ее походка и манеры казались точно такими же, как у той, и одета она была именно в то же самое шелковое платье цвета разбавленного красного виноградного вина со светло-алой отделкой, в котором новая принцесса блистала на приеме в столичной Ратуше во время праздничных торжеств по случаю своей свадьбы и в котором ее затем удачно запечатлел на полотне известный в высших светских кругах живописец…

Никто не был готов увидеть двойника принцессы, и даже ее свекровь, леди Элеонора, подскочила на своем месте и удивленно уставилась на вошедшую.

Затем ошибка была распознана, но впечатление получилось сильное. Говорили, что король Иоганн Малахольный, пораженный еще более, нежели Вдовствующая принцесса Морская и другие придворные, подавшись от неожиданности вперед со своего места, чуть не уронил с головы свою корону… Вот бы она гремела и звенела, катясь по полу под ноги еще одной молоденькой обольстительницы из враждебного лагеря…

Это была Владетельная княжна Стефания, младшая сестра новой принцессы. Под руку ее вел брат, Владетельный князь Владислав, впервые за много лет неустанной вражды двух государств, Маленького королевства и Владетельного княжества, предпринявший визит в территориально расположенную под боком, но казавшуюся далекой и почти недосягаемой в силу устоявшейся негативной тенденции Морскую страну.

На тот момент, когда король Иоганн готов был обронить к туфелькам второй «вражеской лазутчицы» свой торжественный головной убор, князь Владислав стоял во главе Владетельного княжества уже не первый месяц, потому что его отец умер в самом начале текущего года, в январе, как раз в те дни, когда стало известно, что новая принцесса наконец-то забеременела.

        И вот что тогда произошло.

        Через месяц после неожиданной кончины старого Владетельного князя, то есть в феврале месяце, молодой Владетельный князь, уже честь по чести схоронивший отца в родовой усыпальнице, находившейся в склепе под полом кафедрального городского собора, купола которого отражались в реке и виднелись из окон княжеской резиденции (София с такой грустью вспоминала этот знакомый ей с самого детства, милый ее сердцу вид), и честь по чести во время торжественной службы в этом самом соборе возложивший на себя под церковное пение наследственный княжеский венец, - молодой Владетельный князь сидел за рабочим столом в бывшем отцовском, ныне его собственном кабинете над ворохом разнообразных бумаг и, не считая то за труд, лично читал вслух обстоятельное письмо посланника Владетельного княжества при дворе государя Маленького королевства.

В кабинете он был не один, также присутствовали Доверенный Советник, пожилой человек, ровесник покойного князя, и Помощник Доверенного Советника, ровесник князя нынешнего. Письмо же представляло собой особенное чтение, да и передано оно было особенным способом, через редко используемый для наиважнейших сообщений канал, который обеспечивал сохранность информации от недреманного ока разведывательной и полицейской службы Маленького королевства и лично Первого министра…   

«Мне удалось выяснить, - читал вслух молодой князь, нацепив на нос очки, помогавшие ему преодолевать его близорукость, - что разговоры о неспособности короля Иоганна иметь наследника, вероятнее всего, не соответствуют истине. Несмотря на свои необычные для мужчины наклонности, развившиеся, видимо, вследствие недопустимого содержания его еще в бытность кронпринцем и под опекой негодных воспитателей, а также на природную немощь короля, он еще молод, относительно здоров и не обделен природой возможностями пола, к коему принадлежит, хотя, при его привычке неправильно предаваться плотским утехам, на этом пути возникают некоторые сложности.
        В отношении королевы Анабеллы можно с уверенностью сказать, что ее величество со своей стороны не пожелала приноровиться к обстоятельствам и, таким образом, не дала королю возможности осчастливить ее. Именно вследствие такого ее поведения в отношении венценосного супруга наследник появиться у этой четы не мог. Ситуация, по моему мнению и мнению осведомленных и весьма осведомленных особ, сводится как раз к этому, а не к чему-либо иному.
        Здесь не кажется лишним, для полноты прояснения ситуации, обратиться к историческим примерам. Королева Изабелла Французская, будучи замужем за королем Эдуардом II Английским, несмотря на пристрастия своего супруга к фаворитам, тем не менее самоотверженно выполнила свой долг перед короной, примирившись с этим обстоятельством, и стала матерью наследника престола, а также еще троих детей, зачатых в ее теле ее супругом в соответствии с тем, как это обыкновенно и происходит»…

-  Ну, чудеса да и только! – воскликнул князь Владислав, обращаясь к Доверенному Советнику и поправляя на носу очки. - Выходит, эта заморская сучка королева Анабелла просто чересчур горда для того подвига, какой был по плечу этой самой средневековой Изабелле Французской…
        Кстати, она ведь, то есть не эта нынешняя Анабелла, а та давняя Изабелла, кажется, приходилась отцу своего мужа внебрачной дочерью, так что, выходит, была выдана им замуж за своего сводного брата… В общем, та еще семейка, им, по всему видать, было не привыкать стать… А вот у королевы Анабеллы это дело прямо не заладилось, да и только… Читаем дальше, - произнес молодой князь, снова приблизив лист к подслеповатым глазам.

        «Между тем влюбленность короля в принцессу Софию доказывает также, что его величество не совсем лишен интереса к женскому полу. Ее высочество новая принцесса сумела задеть в душе его величества лучшие струны, так что его величество некоторое время проявлял к ней большой интерес и симпатию, которым положила конец лишь ее беременность, к сожалению, осложнившаяся болезнью. Известно, что в личных покоях короля находится картина, написанная немного времени назад, изображающая мифического бога источника, отдыхающего на берегу перед зарослями, в которых прячется ундина, и при этом духу источника приданы черты сходства с королем, ундина же написана похожей на принцессу Софию. Полагаю, если бы принцесса София познакомилась с королем, будучи свободной, чувства к ней могли бы заставить его всерьез подумать о разводе с нынешней королевой»…

- Ой, ну и дела! – воскликнул князь, вновь прерывая чтение. - Не понимаю я, что за птица она все-таки, королева Анабелла. Вроде и не глупа, а за корону держаться не хочет. Что такое королева без наследника? Вот та самая Изабелла Французская, она же как наследника умудрилась родить, так высоко себя стала держать. Забыла и думать, как лежала между своим никудышным Эдуардом и этим его… как его там…
- Диспенсером Младшим, - подсказал Доверенный Советник.
- Да неважно… Завела себе хахаля, как по имени даже помню сам - Роджера Мортимера, мужчину хоть куда, и с этим хоть куда заставила муженька, любителя копать канавы и валяться с мужиками, отречься от престола в пользу сына, а там они его и кокнули… в каком-то замке…
- Убийство короля произошло в замке Беркли, - снова подсказал Доверенный Советник…
- …да и зажили себе припеваючи…

- Не слишком надолго, однако, - вставил Помощник Доверенного Советника. - Всего на пять лет…
- Да? – князь Владислав снял очки, сощурился, моргая близорукими глазами, и пососал очки за дужку. - Точно, - пробормотал он вслед за тем. - Покойник из Беркли был Эдуардом Вторым, а за ним идет Эдуард Третий, тот, который хотел стать новым королем Артуром и основать орден новых рыцарей Круглого стола, а вместо этого основал орден Подвязки потаскушки графини Солсбери… А королева Изабелла… с ней-то что случилось? – князь посмотрел на Доверенного Советника.
- Провела остаток жизни в замке Райзинг, - произнес тот, - в изгнании, оплакивая повешенного за шею Мортимера… И ей тогда было около сорока лет.

- В тридцать пять обрела счастье, в сорок потеряла все, - пробормотал князь Владислав. - Ну, может быть, - развел он руками, - может быть, королева Анабелла лучше меня знает историю Англии, все же на то она и англичанка, вот она умом-то пораскинула на досуге, да и решила, что игра не стоит свеч… Оно конечно… К тому же на дворе не Средние века и замок Беркли находится далеко, за морем… Да и Мортимера при ней что-то не видать… Ну да, ну да…

- Говорят, королева близка с принцем Кристианом, - сказал Помощник Доверенного Советника.
- На любовника принц, может и тянет, хотя он и младше королевы, но на Мортимера ну никак, - пожал плечами князь.

- Его высочество, хотя отнюдь не лишен честолюбия и отличается умом, смелостью и твердым характером, пока что не играет в придворных интригах самостоятельной роли, за него все решает его мать, - подтвердил мысль князя Доверенный Советник. - Что же касается королевы, то, вполне возможно, что, отвергая близость с королем, она при этом надеялась на помощь своих соплеменников. Однако времена меняются, и сейчас королю Иоганну, пожалуй, возможно развестись с нею, не опасаясь особых проблем со стороны ее родни. Англия воюет в Америке, один порт, хотя и незамерзающий, не стоит ссоры с Великим королевством… Конечно, нельзя сказать, чтобы английская партия Королевского собрания министров ушла в прошлое вместе с покойным королем, однако ее акции невысоки и первенство держат сторонники Великого королевства во главе с Первым министром. В отношении же леди Анабеллы, вероятно, стоит также вспомнить, что она происходит не из главной ветви королевской семьи и на своей родине не была заметной персоной.

- Что же до Маленького королевства, - договорил сам князь, - то там она решительно не популярна, народ ее не любит, тратит, дескать, многовато, да все на ерунду… Дворцы там строит… Дома цветов… Замки из песка…

- Да, что и говорить, у нее на сегодняшний день может оказаться маловато шансов сохранить свое положение, - кивнул Помощник Доверенного Советника. - Если королю понравилась одна женщина, может понравиться и другая.
- В самом деле! – воскликнул князь. - Неужто никто не захочет его охмурить, когда он наконец для этого созрел?
- Ваш покойный отец, государь, - произнес Доверенный Советник, - согласно получаемым донесениям считал, что король Иоганн при всей своей инфантильности…
- … малахольности, - кивнул князь.
- … отлично сознает опасность, происходящую от энергичной вдовы принца Морского, которая изо всех сил противопоставляет ему своего сына. Появление наследника в семье самого короля, а не в семье его кузена, свело бы шансы боковой ветви королевской семьи получить корону в следующем поколении на нет, между тем они ведь до того дошли, что замахнулись вообще не дожидаться короны, а содрать ее с головы короля немедленно… Если бы королева Анабелла родила ребенка, короля бы это очень и очень устроило, однако об их фактическом разрыве стало известно почти сразу же после того, как король Иоганн Десятый отдал богу душу. До этого времени, надо думать, леди Анабелла противилась мужу пассивно. С тех пор нет никаких сомнений в том, что венценосные супруги поддерживают только формальные отношения, продиктованные королевским протоколом, который они, видимо, договорились соблюдать.

- Черт возьми! - воскликнул князь. - Все это ужасно интересно, господа… И наводит на определенные соображения… Ну, почитаем, что там еще пишет наш осведомитель…

Князь начал было снова читать письмо вслух, к сведению своих приближенных, но затем прервался и пробежал остаток письма про себя.

- Нет, больше ничего захватывающе-занятного здесь не содержится, - сказал он. - Лишь сожаления, что Софию рано выдали замуж и неправильно использовали. Только король в нее влюбился, как она уж и беременна от мужа… Впрочем, тут все равно ничего путного не выгорело бы. София с самого начала была чужой женой, и, чуть только пошли сплетни про нее и короля, как муж и свекровь запретили ей покидать Северное крыло и общаться с его величеством в приватной обстановке. Им-то оно не надо, чтобы она стала фавориткой короля и интриговала в пользу своих славянских родных, лежа между ним и фон дер Троттом, - и князь задумался.

- Конечно, - сказал он немного погодя, - партия Великого королевства в Совете Морской страны лидирует, а возглавляет ее Первый министр, однако господа-советники все время грызутся между собой, причем одни поддерживают принца из Северного крыла, другие же все-таки короля. Первый министр в настоящее время держит свою штаб-квартиру в Северном крыле. Он тесно сошелся с Вдовствующей принцессой и ставит на принца или на сына принца, которым сейчас беременна моя сестра. Его оппонентам крыть нечем. Однако, если бы у короля появился шанс с новой королевой, противники Первого министра почувствовали себя увереннее.

- Если бы принцесса София не забеременела вскоре после того скандала с памфлетом, - произнес пожилой Доверенный Советник, - если бы она вообще не забеременела, да еще навлекла на себя подозрения в интимной связи с королем, возможно, Вдовствующая принцесса потребовала бы ее развода со своим сыном, и тут даже Великому королю пришлось бы уступить и предложить взамен опорочившей себя женщины другую невесту… Тогда, возможно…
- Король также развелся бы со своей королевой и женился на уличенной в безнравственном поведении и шпионаже чужой княжне, этой «девке с грязной кровью из враждебного лагеря»? – докончил его мысль молодой Помощник.               
- Но, если его величество проявил столь сильные чувства…
- Чувства чувствами, но комбинация слишком сложна и потому в целом проигрышна, - не отступал от своего мнения молодой человек. - Это было бы, конечно, отлично, особенно если учесть, что принцесса София честно пыталась помочь нам решить Речной вопрос…

- На этом настаивал покойный князь, - кивнул его шеф. - Правда, принцесса София после всех выпавших на ее долю неприятностей определенно высказала своему духовнику, который по поручению нашего посланника неукоснительно проводил с нею патриотические беседы… это уже после того, как посланнику самому запретили с нею видеться тет-а-тет… что теперь она принадлежит к другой семье, семье своего мужа, и должна ставить интересы этой семьи превыше всего остального… Одним словом, что она отказывается выполнять дальнейшие наши поручения…

- Тоже еще праведница выискалась, - пренебрежительно воскликнул князь, - прямо принцесса Корделия, дочка шекспировского Лира…

Доверенный советник улыбнулся и произнес по памяти, будто читая в книге:

                Наверное, когда я выйду замуж,
                Часть нежности, заботы и любви
                Я мужу передам. Я в брак не стану
                Вступать, как сестры, чтоб любить отца.

Князь покосился в его сторону из-под очков и продолжил:

- Могла бы кстати вспомнить, что Корделию даже в пьеске этой, на сцене, и то ведь придушили, а уж в жизни…

- «Коню, собаке, крысе можно жить, но не тебе»…  - с печальной интонацией произнес Доверенный Советник.

- «Крысе, но не тебе»? - повторил князь с вопросительной интонацией. -  Жуткий приговор, однако, любая другая испугалась бы, да, видать, принц хорошо заморочил головку моей сестренке… А тут еще свекровь постаралась ее хорошенько приструнить… Кстати, - князь снова взглянул на Доверенного Советника. - Кстати, почему вы так хорошо знаете историю Англии и даже тексты Шекспира читаете наизусть? Это в Маленьком королевстве англомания, а не у нас.

- Нужно иметь представление, чем живут во вражеском лагере, - ответил пожилой сановник. - Кроме того, уровень культуры наших соседей соответствует наиболее развитым европейским державам.

- Ну да, ну да… - пробормотал князь. - Хотя багряницу носили именно наши предки, а предки нынешних соседских королей были грубыми варварами, которые жили в хлеву вместе со своими свиньями и сами вели себя как свиньи… Патриотичней надо быть, патриотичней…

- Как бы там ни было, карта принцессы Софии теперь бита, - подвел итог Помощник Доверенного Советника.

                Князь думал, посасывая свои очки за дужку.
- На сегодняшний день карта Софии бита, это точно, - сказал он наконец. - Но то, что она забеременела, это для нас к счастью. И для нее, конечно, - добавил он, вспомнив, видимо, что принцесса, как-никак, приходится ему родной сестрой. - Она теперь защищена. Родит ребенка, бог даст, так они от нее запросто уже не отделаются. Только бы не скинула, что-то она там приболела вроде… хотя, конечно, пострадать за свой народ почетно, если уж на то пошло, но так она останется при своем месте и, кто знает, еще для чего-нибудь пригодится. Вообще она не так уж мало успела сделать. Короля очаровала, ребенка завела. Вот с Речным вопросом отец, царство ему небесное, зря ее торопил. Она ничего не сумела бы провернуть настолько скоро, а себе при том навредила…

- Мне кажется, его светлость, царство ему небесное, чувствовал приближение кончины и старался доделать все свои земные дела. Он всю жизнь боролся за выход нашей страны к морю, но у него это так и не получилось…- сказал Доверенный Советник.

- Но у него получилось открыть нам выход в Маленькое королевство, - сказал князь, - и это уже кое-что. А дальше уже наше дело продолжать начатое. Так вот значит… София очаровала короля… Время таково, что акции королевы-англичанки упали… При всем том детей у правящей четы нет и не предвидится… Между тем король вдруг за столько времени впервые проявил интерес к женщине, и наш посланник собрал сведения о том, что король, возможно, способен… ну, и что же, что при всяких там особых обстоятельствах… способен стать отцом… Сам этот факт ослабляет позицию Северного крыла, а если Софии не удастся благополучно родить, то на короля начнут ставить еще охотнее. Народу кругом него много, информацию собирают все заинтересованные лица… В общем, женщин ему теперь точно будут подсовывать… Нам надо всех опередить! – воскликнул князь и, в волнении вскочив с места, принялся ходить по комнате, - Он влюбился в нашу девушку. Пусть он и обрюхатит не кого-нибудь, а нашу девушку!

- Но принцесса София уже не девушка и уже беременна, от принца, - следя за молодым государем также загоревшимися живым интересом глазами, воскликнул Помощник Доверенного Советника. - Стало быть…
- Стало быть, Ян, - хлопнул его по плечу князь Владислав, щуря свои близорукие глаза, которые, возможно, плохо видели буквы без очков, но хорошо смотрели вперед и вдаль, - мы дадим ему другую Софию. Мы, и никто другой!

- Княжна София получила блестящее образование, она отличается способностями и талантами, - сказал пожилой Советник. - К тому же она очень красива.
- Да, мы отдали лучшую, - кивнул князь. - Но так и должно было быть. Она стала первой в чужой стране, ей выпала самая трудная задача, самая тяжелая роль… Следующая может быть попроще… Но она должна быть очень похожей… Очень… Чтобы король Иоганн просто упал, и все тут…
- Вторая Владетельная княжна не настолько умна и красива, как ее старшая сестра.
- Да, Стефка другая, - кивнул князь. - София не от мира сего, она прекрасна, она целомудренна, ее при рождении поцеловал в чело гений. Стефка по сравнению с ней безграмотная дура и просто животное. Надеюсь, что она еще девственна, впрочем…
- Это надо бы уточнить, - бестрепетно посоветовал молодой Помощник.
- Да, да, - кивнул князь. - Если она уже позволила трахать себя мужикам, я ее лично выпорю, стерву, а в Маленькое королевство пошлем тогда мою кузину, Агнешку. Или кузину Маришку. Эта тоже сойдет… В общем, отыщем то, что надо…
- Но они не похожи на княжну Софию, ни та, ни другая, ни третья, - сказал Помощник. - У княжны Стефании лицо круглее, волосы темнее, грудь меньше, а глаза больше. У княжны Агнессы нос толстоват, да и сама она тоже. А княжна Мария, напротив, выше ростом и худее… и зубы у нее неважные…

- Это ерунда! – заявил князь. - Для чего же тогда портные, художники, актеры? Возьмем за образец тот портрет, который прислала в подарок отцу София, где она в красном платье. Волосы можно перекрасить, лицо загримировать, зубы забелить, фигуру подправить корсетом и подкладками, нужного роста добиться с помощью каблуков, манерам и разговору научить, а платье и прическа чтобы были точь-в-точь, как на портрете Софии… Первое впечатление должно быть не просто сильным, а оглушающим, словно удар грома! При этом наша новая засланная будет телом девственна, а опытом вполне развратна в нужном направлении, чтобы ничего не боялась и точно знала, как себя вести… Нашего посланника в Маленьком королевстве стоит представить к награде. Он проявил чудеса изворотливости, собрав ценнейшие сведения и обеспечив нас подробной информацией… Вот подарочек-то получит ихний Ганс Малахольный!

- Но как быть с интеллектом? София вела с королем ученые разговоры.

- С интеллектом никак. С Софией он уже наговорился, а с этой пусть другими делами занимается. А переговорами займемся мы. София чужая женщина, принц ее не отдаст королю хотя бы просто из соображений чести. А эта будет специально для него… Противники Первого министра… или даже он сам… политики любят менять ориентиры, понятие чести для них чуждо… Если эти власть предержащие лица увидят, как сильно влияние нашей княжны на короля, они не смогут не пойти на уступки и не дать нам гарантии решения наших проблем… Они будут двигать свою фигуру – короля, мы свою фигуру – княжну. Если мы проведем пешку-княжну в королевы, выигрыш останется за нами.

- Но если княжна Стефка… или княжна Агнешка…  или Маришка… Если они не захотят… Это ведь не каждой может понравиться…

- Вдолбим в башку, что, коли будет кочевряжиться, так за то в монастырь на вечное заточение, на хлеб и воду, - отрезал князь. - Король, даже такой, как Иоганн, все же он и есть король, не всем же за таких принцев, как Софьин муж, выходить… В конце концов он не горбатый и не полудурок, хотя и урод, и с придурью… Каждому члену знатной семьи должно честно исполнять свой долг перед богом, народом и родными… Давай, Янко, гони за этими юбками, и за дело. Время дорого, время не ждет. Я сам туда поеду, в Маленькое королевство… этак, неофициально… и всучу королю нашу новую княжну под видом прежней из рук в руки.  Я это должен сам провернуть, такое дело завалить нельзя, такой шанс дается единожды… А потом мы его за глотку-то и схватим, а потом мы его к стенке-то и прижмем… Чай не отвертится…
 
- Нужно будет провести предварительные переговоры перед вашим визитом, - засомневался Ян, - и как бы…
- Как бы чего не того не вышло? Да ну, встреча напрямую с новым главой княжества в их же интересах. Новый Владетельный князь в любом случае не прежний, и, если сам старается выйти на контакт, надо этим пользоваться. На это они купятся, точно, не смогут не купиться. Вот и не будет никаких рогаток и проволочек. И поскромнее этак, поскромнее… Дескать, бедные мы, несчастные… сирые, убогие… Где уж нам уж выйти замуж, мы уж так уж как-нибудь… Они же меня не знают. Близорукий там, бестолковый, неопытный, то да сё, молодо да зелено, дурости не меряно… Очень хорошо для начала, лучше быть не может…

- А Речной вопрос?
- Про это самим не заикаться, а если они заикнутся, обходить стороной. Можно даже намекнуть, что мы готовимся сделать уступки. А как мы потом этот Речной вопрос на самом-то деле протащим, это уже наша тайна, да за семью да за печатями… Заполучим короля Иоганна Малахольного, так не только Река, устье и море, но и все королевство нашим станет…

- А Великий король?
- К нему нарочное посольство. С нижайшей просьбой, словно к отцу родному, дать мудрый совет, как жить дальше. Пока он будет советовать, мы будем действовать, да не в лоб, а в обход. Мы под короля будем нашу машу подсовывать.

- Господа, - вдруг произнес Доверенный Советник, вот уже некоторое время молчавший, чего охваченные возбуждением от своих блестящих планов молодые люди в пылу предельно откровенной беседы даже не заметили. - Подумайте, что бы сказал обо всем этом покойный государь!      
                И в его голосе прозвучало столько горечи…

        Ян примолк.
        Князь тоже замолчал, но по его словно устремленной вперед позе, по разрумянившемуся молодому лицу было видно, что эта фраза, полная укора, хотя и вполне дошла до его сознания, но не способна отрезвить его разгоряченную голову.

- Ведь речь идет о его семье, о его дочерях, о чести правящего дома… - продолжал старик усталым и каким-то надтреснутым голосом. - Княжна Софья была чистой девушкой, она стала прекрасной женщиной, очарованию и уму которой отдал должное просвещенный свет королевства. Княжна Стефания, возможно, не так образованна и талантлива, но и она хорошо воспитана, она знает, как следует вести себя особе ее звания и положения. То же самое можно сказать о княжнах Марии и Агнессе. Все эти молодые госпожи достойны уважения благодаря принадлежности к семье Владетельных князей, чей славный род берет начало во глубине веков, и также благодаря тому, как они ведут себя, как они себя держат… Ваш покойный батюшка, государь мой, был бы очень удивлен и огорчен, если бы узнал, что вы задумали…

- И в гробу бы перевернулся… - бросил князь, пожав плечами. - Я слишком циничен, вы это хотите сказать? Я не ставлю в грош сестер и честь правящего дома, так? Да на что же честь, коли нечего есть… Отец потратил жизнь на то, чтобы только суметь выдать одну из своих дочерей замуж за родственника короля Морской страны. А я успею еще много-много раз сам сплавать по Реке через устье в море! И наплевать, сколько и чего придется за это заплатить. Цель оправдывает средства!

- Осмелюсь возразить вам, - покачал головой старик. - Так происходит не всегда…

- Высокое предназначение моих сестер делает их счастливейшими женщинами на земле, - не слушая его, продолжал говорить князь. - Принести пользу родной стране – лучшая и достойнейшая доля из всех, которые когда-либо выпадали представительнице благородного рода… В общем, бабы – отличная разменная монета. А вы, я гляжу, стали уставать от дел, сударь, - довольно резким тоном обратился он прямо к пожилому человеку, стоявшему перед ним, наклонив голову, с печальным и расстроенным видом.

- Да, вы правы, ваша светлость, - ответил тот негромко. - Стар я уже становлюсь, не угнаться мне, видно, за молодежью… Мое время прошло, другое время на дворе… Верою и правдою служил я покойному князю, упокой Господь его душу в райских кущах… Теперь прошу нижайше вашего позволения, мой государь, удалиться мне от дел многотрудных в отставку.
- Позволяю, - бросил князь. - Утешайтесь Шекспиром на досуге.

Пожилой вельможа низко поклонился и тихо вышел из кабинета…

             Воцарилось молчание.
- Ну, господин новый Доверенный Советник, - решительно нарушая паузу, обратился князь Владислав к оставшемуся возле него молодому человеку, - на чем мы там застряли перед всеми этими стариковскими причитаниями?.. Да, кстати, подберите себе побыстрее Помощника, он вам понадобится, дел ведь невпроворот…         

        … Единороги смотрели с рисунков на внимательных зрителей прекрасными задумчивыми глазами. Они были белы, словно снег, и их точеные ноги с раздвоенными копытцами будто танцевали изящный танец. Акварели с королевских гобеленов были выполнены на хорошем профессиональном уровне и производили впечатление довольно точных копий тканого материала. Цвет нитей, даже фактура ткани и те повреждения, от которых не застрахованы старинные предметы, были учтены и переданы с максимальной достоверностью.

- Должно быть, это было дорого, заказать такие рисунки, - сказала княжна Стефания, наклоняясь над картинами, которые король Иоганн извлекал из папки и аккуратно раскладывал на столе. Всего в папке хранилось 8 листов, переложенных тонкой белой бумагой.

        Первый рисунок изображал, как в замке богатого сеньора готовятся к охоте на единорога. Позади фигуры егеря, который, раздувая щеки, трубил в охотничий рог, виднелись белые башни замка и окруженные зеленью леса. Трое изображенных на переднем плане мужчин в плоских круглых шапочках на головах совещались относительно деталей будущей охоты. Псари выводили своры собак.
        Второй рисунок уводил зрителя в лесную чащу. Олень, старый враг единорога, убежденный в том, что два рога лучше, чем один, показывал охотникам, где скрывается единорог. Лесные обитатели, зайцы и фазаны, прятались в зарослях, они знали, что впереди будет страшный бой.
        На третьем рисунке появлялся единорог – белый, подобный коню, но с козлиной бородкой и длинным витым рогом надо лбом. Вот он окружен в своем тайном лесном логове. Вокруг этого прекрасного редчайшего зверя плотным кольцом стоят охотники, выставив вперед свои пики. К ним спешат псари со сворами собак.
        Четвертый рисунок – на единорога спускают собак. Одна прыгнула ему на спину. Он отбивается, пронзает собак своим рогом, нанося им смертельные раны, отбрасывает их от себя задними копытами.
        Пятый рисунок показывает борьбу в самом разгаре. Единорог закинул назад голову, он пытается вырваться из окружения, но один охотник наносит ему глубокую рану копьем в шею, а второй вонзает ему меч до половины длины в грудь. Алая кровь струится густыми потоками по белоснежной шкуре единорога…
        На шестом рисунке ценную добычу привозят в замок. Туша единорога перекинута через седло лошади, его гордая прекрасная голова безжизненно свисает вниз. Изображена большая толпа разных людей, охотников и домочадцев. В центре стоит владелец замка с супругой, они вышли встретить охотников и полюбоваться добычей.      
        Но единорог бессмертен. Его волшебная сила воскресила его. Седьмая акварель показывала сцену пленения единорога. Его поместили в круглую высокую загородку в саду замка возле гранатового дерева. Но он  не позволяет никому к себе приблизиться, он не будет есть принесенную ему пищу. Пленник лежит внутри своей клетки, шея его охвачена широким ремнем, привязанным к дереву. Струятся белыми завитками его хвост и борода, волнами падают на шею завитки пышной гривы. Глаза единорога грустны. Он предан, схвачен врагами, одинок.
        Восьмой рисунок был, пожалуй, самым красивым. Между двумя цветущими деревцами на земле, усыпанной зелеными травами и красными ягодами, сидела юная девушка в красивом розовом платье, расшитом узорами. Позади нее был натянут красно-розовый яркий кусок ткани, вышивка на котором, сделанная зеленоватыми и золотыми нитями, изображала садовые растения. Справа от девушки геральдический лев держал древко со штандартом ее знатного рода. Слева от нее на земле лежал единорог. Он положил ей на колени свои передние точеные стройные ноги с раздвоенными копытцами и тянул к ней голову, увенчанную длинным острым рогом. Девушка играла с ним. Она показывала ему его отражение в небольшом овальном зеркале, держа зеркало за подставку в одной руке, а другой рукой в это время обнимала зверя за белоснежную шею…

- Посмотрите, - говорил король Иоганн княжне Стефании. - Вот копии с тех гобеленов, о которых я говорил вам.
- Которые французский король заказал для своей невесты?

- Их всего семь, и они все изображают охоту на единорога, на них изображены одни мужчины, за исключением последней сцены, когда среди охотников появляется госпожа замка. В оригинале гобелены с охотниками имеют горизонтальную основу, при работе над ними применялся богатый набор нитей из металла и из тонкой шерсти, выкрашенной во множество ярких разнообразных цветов.
        Восьмой гобелен, с дамой, происходит из другой серии. Видите, флаг с гербом, который держит в лапах геральдический лев? Это герб старинного знатного французского рода Ле Вист. Красный щит по диагонали пересекает широкая синяя полоса с тремя серебряными полумесяцами. Всего таких гобеленов семьи Ле Вистов сохранилось шесть. Все эти гобелены имеют вертикальную основу, на них всех изображена дама с единорогом.
        Художник, который должен был скопировать для меня гобелены «Охота», прислал мне один набросок копии гобелена из цикла «Дамы», предложив также поработать и над ним. Он выразил убеждение, что рисунки, по которым ткались гобелены, имеют одного автора, трудившегося над двумя заказанными ему сериями. На них можно при внимательном рассмотрении насчитать сто один вид цветов и трав, которые совпадают на королевских гобеленах «Охота на единорога» и гобеленах Ле Вистов «Дамы и единороги».
        Я согласился расширить мой заказ еще на одну копию. Я подумал – единорог и дама должны встретиться, они тяготеют друг к другу, они не могут быть разлучены… Это райский сад, это райские звери, это чистая дева… Она уложит к себе на колени голову своего друга, она погладит его витой твердый острый рог… Она примет его в своем чреве, как Богоматерь приняла Божьего сына… Рог белоснежного волшебного существа обагрится девственной кровью… Прообраз Распятия… Обещание блаженства через муку… Это таинство жертвоприношения угодно истинному целомудрию, оно не оскорбит истинной чистоты…

                Король Иоганн наклонился и поцеловал княжне руку.
- А сейчас я покажу вам рог единорога, - сказал он.   
          
***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***

                Глава 2.
                Несчастье.

«Теперь мне иногда кажется, что бывали в моей жизни полосы, когда я вовсе не существовал».
        Дж. Хеллер



        Итак, князь Владислав Пятый, или князь Восточный, если следовать официальной версии неофициального визита, задумал свой визит в Маленькое королевство еще в феврале, а приезд его состоялся только в июле.

В промежутке агенты князя, тщательно скрывая его планы, прощупывали во владениях короля Иоганна почву для будущих решительных переговоров, выясняя, кто может выступить против происков Северного дворцового крыла достаточно активно. При этом они опирались отчасти на сведения, почерпнутые из письма княжеского посланника, обнадеживавшие в отношении короля его возможных сторонников. Собственно говоря, так или иначе, некоторые подробности такого рода были известны и ранее, однако акценты до сих пор с такой определенностью не выставлялись.

В результате этой скрытой, но упорной деятельности произошли некоторые подвижки, и Вдовствующая принцесса вдруг заметила, что Первый министр стал часто пропускать воскресные обеды в Северном крыле и чаще, чем прежде, начал появляться в королевских апартаментах Главного дворца. Одновременно появились новые пасквили и карикатуры, направленные против королевы Анабеллы.

Если еще полгода назад люди в открытую говорили, что надо сбросить короля Иоганна Малахольного и короновать принца Кристиана, то теперь почему-то все заладили, что, дескать, короля надо развести с женой, дать ему новую королеву и тогда наконец порадоваться появлению наследника престола, происходящего из старшей ветви правящего дома. О том, что король в общественной жизни не способен к управлению страной, что в личной жизни он педераст, извращенец и импотент, а потому вряд ли способен завести детей, все как-то вдруг забыли.

В конце концов, король - он все равно король, с кем бы он ни путался, с женщинами или с мужчинами, а править за него так или иначе будут умные люди – министры. Вот его дядя, Первый министр, чем не хорош? Войну предотвратил, порт не потерял, Реку соседним князьям не открыл. Совсем неплохо!

А принц Кристиан, конечно, молодец хоть куда и королю не чета, но он ведь еще очень юн, и за него тоже будут править другие… Его матушка, например, дама с умом и характером… Англичанка, между прочим… А где они были, англичане, когда Великий король уже навел свои пушки на наш берег? А жена принца – княжна из враждебного лагеря, и она уже бралась очень активно интриговать в пользу своих. Разве же можно допускать такую особу к власти?..

Так, среди новостей, обсуждений и сплетен, среди этого словесного бурления и кипения, создавалось потихоньку общественное мнение сегодняшнего момента. Чувствовалось, что его кто-то подспудно направляет.

Все это не могло не встревожить Вдовствующую принцессу.

- Двуличный мерзавец, - бормотала она себе под нос, имея в виду Первого министра. - Но ничего, вот будет у нас ребенок, так мы еще за себя поборемся…

Она была дама в возрасте, опытная, и в жизни разбиралась, то есть у нее уже не оставалось иллюзий относительно того, что движет людьми, что их связывает, что их разъединяет… И все же ей, после нескольких месяцев тесного общения с приятным и умным мужчиной, каким был (правда, видимо, все-таки в большей степени с внешней стороны) Первый министр, после этих почти счастливых месяцев было весьма солоно вновь удостовериться, что его толкнул к ней в первую очередь точный расчет, а уж во вторую удовольствие от общения, от которого ради своих целей он легко отказывался сейчас…

Впрочем, разрыва не происходило, и леди Элеонора, хотя и обиженная, принимала его по-прежнему, скрывая свое недовольство, однако про себя надеялась, что еще возьмет реванш. Ей нестерпимо было думать, что ее самое и ее сына использовали в интересах момента, и теперь взлет ее семьи остался позади, а нового не предвидится.
 
        Понятно, что, в связи со всем происходящим, леди Элеонора не переставала с горечью вспоминать нелепую дружбу Софии с королем и ее попытку договориться с ним о льготах для представителей ее родины. Как сильно тогда она навредила своей новой семье! До тех пор никто ничего плохого не мог сказать о вдове и сыне принца Морского, но вот появилась новая принцесса – и семейной чести был нанесен непоправимый удар. Доверие окружающих оказалось подорвано.

Когда Вдовствующая принцесса думала об этом, у нее внутри все начинало закипать от ярости. Вначале она готова была вполне лояльно относиться к невестке, хоть и славянке, хоть и православной, хоть и из враждебного лагеря, но теперь мысль о ней вызывала у нее только досаду и злобу.

К сожалению, не приходилось сомневаться, что, затей она дело о разводе, вряд ли удалось бы его добиться на самом деле. Великий король настаивал на этом союзе, возможностей для обратного хода не существовало. Все обстояло бы еще хуже, если бы не беременность Софии.

Это обстоятельство существенно путало карты королевской партии. Какой смысл затевать сложный развод с английской принцессой, даже при условии, что англичане завязли в войне с колонией, ставя на новую, пока еще неизвестную королеву, и на сомнительные способности короля делать детей, если наследник престола уже существует!

К несчастью, первая беременность новой принцессы протекала отнюдь не гладко. «Даже это не могла толком сделать!» - злилась леди Элеонора на невестку. Личный врач леди Элеоноры, которому она доверяла, обрисовал ей положение дела исчерпывающим образом. По его мнению, шанс благополучного течения беременности и нормальных родов существовал и должен был увеличиться со временем, но пока состояние здоровья молодой женщины оставалось не слишком удовлетворительным, и следовало соблюдать осторожность.

Принцессу уложили в постель, окружили штатом фрейлин и служанок. Ей было запрещено вставать, совершать резкие движения, нервничать, много разговаривать, неумеренно смеяться или плакать. Разумеется, о продолжении супружеских отношений с принцем не могло быть и речи. Все это было доведено до сведения обоих молодых людей в категорической форме. Оба оказались обескуражены, но отреагировали по-разному.

- А надо ли было так стараться делать ей ребенка, если она нездорова? – откровенно спросил принц.
- Тебе она слишком понравилась, - отрезала его мать. - А тебя предупреждали, что она дана тебе не для того, чтобы, упаси боже, открывать ей сердце или хотя бы к ней привязываться.

Принц надулся и объявил, что, раз так, то он отправляется плавать. На берегу у него важных дел не осталось, поскольку все, что от него требовалось, он совершил как нельзя лучше. Не его вина, что ему подсунули слабую женщину. Леди Элеоноре нечем было крыть, и она согласилась, поставив условием, что экспедиция, в которую, так уж и быть, может пока отправиться принц, должна быть ни в коем случае не военного характера.

- Вот так и будет протекать моя жизнь, - изливал потом душу своему другу Эрвину Шеумбергу принц Кристиан. - Год в море, два месяца на берегу с женой, чтобы снова сделать ее беременной и снова уйти в море… Они меня к ней даже близко не подпускают, - пожаловался он, - А у нас все стало так славно получаться, куда лучше, чем было с Амалией. Что бы там у Софии ни варилось в голове, она очень красивая и страстная женщина… Мне кажется, - продолжал он, никак не в силах уняться, - что я живу, словно в плену. Того нельзя, этого нельзя, а вот это, хочешь-не хочешь, будь любезен исполнить, хоть кровь из носу… Кровь… Вот родился бы я не принцем крови, и не жил бы, наверное, как в плену…

- Тогда у тебя были бы другие проблемы, - сказал Эрвин.

- Какие? Вот у тебя какие проблемы? Тебя силком женят и силком разлучают с женой? То не пускают заниматься тем делом, к которому лежит душа, а то выпихивают из дома в сторону побережья пинком под зад? Как это противно, сознавать себя средством, а не причиной, быть производителем, а не мужем, принцем, а не отцом…

Не лишним будет отметить, что, горюя о своей незавидной, хотя и звездной участи, принц сожалел о принцессе Софии как о потерянном объекте для получения удовольствия – «лучше, чем с Амалией». На большее его пока не хватало. К тому же то, что, по его предположению, «варилось в голове у Софии», стояло между ними непреодолимой преградой.

        А принцесса София в это время, несмотря на все запреты, горько рыдала. Если принц сознавал себя находящимся «как в плену», то принцесса оказалась в плену не в риторическом, а в фактическом преломлении. Ей нельзя было ничего, она не принадлежала себе уже совершенно…

- Они все интересуются только тем, что у меня ниже пояса, - думала она, давясь рыданиями, - а выше меня для них не существует. Я не человек, я не женщина, я не жена, я не будущая мать. Я только инкубатор для выращивания яиц.  Мне не положено иметь чувства и выражать эмоции. У меня нет никаких прав. Даже ребенка, если он родится все же, они у меня, наверное, отберут и потом близко к нему не подпустят, ведь нельзя же допустить, чтобы наследника престола Морской страны воспитывала «девка с грязной кровью из враждебного лагеря».

Софию также очень угнетало, что принц Кристиан исчез с ее горизонта. Она понимала, что ему запретили к ней приближаться с определенными намерениями, но ведь он мог бы навещать ее как друг. Увы! Он не был ее другом, он смотрел на нее только как на страстную красивую любовницу. А она-то была влюблена в него, между тем как такая любовь тоже плен, ибо она ничто иное как самообман…

Конечно, оставалась надежда, что со временем помимо плотского влечения в нем проснутся и более возвышенные чувства, но пока оставалось только вспоминать одну из фраз королевы Анабеллы, которую она произнесла однажды, о том, что эгоизм юности пределов не знает… Он даже притворяться опечаленным не стал.

        Наплакавшись, София на вынужденном досуге предавалась размышлениям. Она думала о том, что юноша, с которым ее свела судьба, как и многие другие в его возрасте, созревший для брака физически, имеет мужское тело, но ребяческую душу, и к серьезным отношениям со своей подругой еще не готов. Когда же он повзрослеет, его жена уже может оказаться слишком сильно истощена душевно, устав страдать от проявлявшегося к ней равнодушия, и слишком сильно утомлена телесно, рожая детей, рожать которых от нее требовал ее долг. Тогда ей предстоит уйти в тень, оставшись несчастной навсегда, а на смену ей появится другая, которая познает не только телесную близость, но и сердечную привязанность.

Хотя, как знать… Бывает ведь и так, что чувства к женщинам у мужчин, обделенных природой не мужской статью, но тонкой нервной организацией, которая и придает человеку подлинно человеческие черты, угнетая бурное проявление животного начала, в зрелые годы не меняются. Не дай бог прожить жизнь рядом с таким самодовольным самцом, горячим любовником и холодным другом. В таком случае останется одно: и сейчас, и позднее не сокрушаться о непоправимом и не сетовать на судьбу, но принимать жизнь такой, как она есть, и постараться найти в ней место для себя и стать счастливой по-своему.

Только сказать это куда легче, чем сделать, ведь как этого добиться, как этого достичь, когда сердце сжимается в разлуке от боли, а по ночам снится красивый смуглый юноша с черными волосами и переливчатыми глазами зелено-сине-серого цвета, его сильные руки, его горячие губы, его дыхание, запах, стук сердца у него в груди, который она слушала еще вчера, положив голову ему на плечо, а руку на грудь.      

        Одним словом, так вот закончился март, и принцу пора было уезжать. Днем накануне отъезда он зашел к жене вместе с матерью и официально простился с нею. У принцессы Софии сердце, глядя на него, перевернулось, ведь он был так свеж, так красив, и от него веяло молодостью, силой, здоровьем, удачей… всем тем, чего недоставало теперь ей самой… И он уже не принадлежал ей.               

Поскольку София попыталась пустить слезу, то сразу же после ухода визитеров ей накапали успокоительного, которым ее вообще пичкали регулярно, чтобы она больше спала, меньше читала и думала, причем даже неважно, о чем… не дай бог, додумается вот так до чего-нибудь нежелательного…

София в самом деле подремала под действием лекарства, проснулась без слез, но грустная и подавленная, кое-как поужинала, поскольку день уже клонился к вечеру, и настояла на том, чтобы ее оставили одну – она будет отдыхать. Она знала, что дежурная фрейлина останется ночевать в соседней комнате, но, по крайней мере, в спальне она могла находиться наедине с собой.

Вечер тянулся долго. Спать София больше не хотела, ведь сколько же можно спать! Когда за окнами стало совсем темно, фрейлина со служанкой зашли в спальню, чтобы закрыть плотнее окно на ночь (мягкий климат королевства означал, что март уже теплый месяц, однако по ночам воздух остывал еще довольно сильно).

София притворилась спящей, не желая общаться с ними, и они, все проверив и поставив рядом с постелью на столик колокольчик для вызова прислуги, зажженный ночник, светивший тусклым желтым пламенем фитиля, утопленного в масле, и стакан с водой, вышли на цыпочках, прикрыв за собой бесшумно двери.

Тогда София открыла глаза. Шторы были опущены, она не видела ночного парка и ночного неба. Не видела ничего, кроме этой комнаты, тускло освещенной ночником. Она подумала о принце, вспомнила, что он отправляется путешествовать, представила себе, как он поднимается на палубу корабля, прекрасного большого корабля, который на ясном рассвете под действием утреннего бриза, несущего с берега в море запахи земли, поплывет по лазурным волнам навстречу встающему солнцу, навстречу приключениям, открытиям, к другим незнакомым берегам, далеко-далеко…

Сколько он увидит, сколько узнает! Как быстро пройдет для него время, в трудах, в заботах, перенасыщенное впечатлениями! А она будет все также лежать здесь, в этой комнате, на этой кровати, прикованная к ней своим нездоровьем и своим долгом, не видя и не зная ничего другого, кроме этих стен, этой мебели, этих зашторенных окон, из-за которых нельзя полюбоваться даже ночным парком и ночным небом, и каждый день будет тянуться для нее долго и томительно, как целая неделя, а неделя как месяц, а месяц как год…

        Тут за окном послышался какой-то шум, как будто птица колотила клювом в стекло. София, отвлекшись от своих горьких раздумий, прислушалась, но было тихо. «Показалось», - подумала она. Однако потом шум повторился. Наконец она поняла – кто-то очень осторожно и тихо стучит в окно с внешней стороны. Теперь она прислушалась, не услыхали ли этого в соседней комнате, но там не было слышно ни движения, ни звука.

София встала с постели и на цыпочках, замирая, не зная, чего ожидать, не зная, правильно ли она делает, что не зовет на помощь еще до выяснения всех обстоятельств нежданного ночного происшествия, подошла к окну и чуть-чуть отогнула штору. За окном совсем близко виднелась человеческая фигура, только не целиком, а лишь голова, плечи и руки, которыми человек, стоя, вероятно, на карнизе, проходившем под окнами второго этажа, где располагались комнаты принцессы, цеплялся за подоконник. Ночь была облачная, свет луны и звезд не выдавал его присутствия возле ее окна, фигура сливалась с темнотой ночи и с массой глухо шумящего под порывами ветра черного парка. София вгляделась, не веря своим глазам.

- София, - сказал человек одними губами.

Она приподняла оконную раму вверх, из образовавшейся щели потянуло холодом и сыростью ночи.

- Пустите меня, София, - прошептал принц Кристиан, поскольку это был он.
- Что вы здесь делаете? Вы упадете! – пробормотала она в ответ. - Как вам в голову пришло? Вы не могли пройти в дверь?
- Меня к вам не пускают, - сказал он, продолжая цепляться за подоконник обеими руками. - Госпожа Марта Шеумберг встала передо мной, как скала, не свернуть. И что же мне еще оставалось? Тут рядом какой-то плющ растет по стене… И какие-то выступы в кладке… Подъем жутко неудобный, сами понимаете, но все же как-то удалось…  София, поднимите окно выше, дайте руку и помогите мне… 

- Но нам нельзя… Мне не разрешают… - смешавшись, пробормотала София. - Если ваша матушка узнает…
- София, я сам не знаю, как я тут стою, карниз очень узкий и обсыпается, и я сейчас упаду вниз, прямо в кусты шиповника, а завтра уеду, и вы меня долго не увидите, - сердито прошипел он. - Откройте окно!

София быстро подняла раму, закрепила ее рычажком и, вцепившись принцу в плечи, помогла ему взобраться на подоконник и спрыгнуть с него в комнату. В это время рама, которую он задел, когда карабкался в окно, соскочила с рычажка и громко захлопнулась. В соседней комнате мгновенно раздался ответный шум, как будто и там что-то упало, вероятно, дежурная фрейлина с кровати на пол с перепугу.

Кристиан бросился в узкое пространство за изголовьем кровати, между кроватной высокой спинкой и стеной, достигнув его одним прыжком, София осталась стоять на месте, дверь отворилась и в комнату влетела заспанная фрейлина в одной сорочке и чепчике и босиком. 

- Что случилось, ваше высочество? Вам плохо? – выдохнула она.
- Я хотела отворить окно, мне стало душно, - сказала принцесса София. - Не беспокойтесь, Анна Мария.
- Вы напугали меня, ваше высочество, - покачала головой молодая женщина, переводя дух. - Прошу вас, ложитесь. Я не советую вам открывать окно, ночь холодная.

Она вновь задернула шторы, поправила постель, помогла принцессе лечь, укрыла ее одеялом.

- Если вам что-то будет нужно, ваше высочество, - сказала она, - не тревожьтесь вставать, позвоните в колокольчик, я тут же откликнусь. Спокойной ночи, ваше высочество…
- Спокойной ночи, Анна Мария, - кивнула принцесса.
- Может быть, мне остаться возле вас? – заколебалась вдруг уже на самом пороге фрейлина. - Я могу подремать в кресле.
- Я не засну в чужом присутствии, - собравшись с духом, отрезала молодая госпожа. - Спокойной ночи.

Фрейлина наконец ушла. Несколько минут в спальне не происходило никакого движения. Затем София услыхала за изголовьем шорох, повернулась и увидала принца, выходящего из своего укрытия.

- Там столько пыли, - сообщил он, отряхиваясь, шепотом. - Там никогда никто не прибирался.
              Глаза у него блестели, губы улыбались.

- Никто не мог подумать, что это место может превратиться в убежище, - улыбнулась и молодая женщина.
- Вам смешно? Мне самому смешно, что пришлось с риском упасть в колючие кусты и быть замеченным и заподозренным в воровстве лезть в окно к своей законной жене, а потом задыхаться в пыли за изголовьем ее постели и зажимать себе нос, чтобы не чихнуть и не выдать себя здешним сторожам.
- На нас общие законы не распространяются, - грустно сказала София.

Больше они почти не разговаривали. 

Анна Мария обладала способностью спать крепко, она ведь была молода и здорова. Впрочем, за дверью, которую она караулила, больше сильно не шумели. С первыми признаками рассвета принц, вздремнувший было в обнимку со своей принцессой, должен был, сделав над собой усилие, встать, одеться и выбраться из комнаты тем же путем, каким попал в нее. Расцеловав усталую, растрепанную и заласканную юную красавицу, он исчез в сумерках отступающей ночи.

София кое-как привела кровать и себя в порядок, упала на подушки и заснула, как убитая. Она не слишком хорошо себя чувствовала, болезненное состояние давало себя знать, но блаженство, которым теперь полнилось все ее существо, заставляло отодвигать все эти мелочи на второй план. Дамы и служанки принцессы, найдя ее утром крепко спящей, удивились, так как в последнее время она страдала бессонницей.

София проснулась ближе к полудню. Она встала, чтобы привести себя в порядок и все еще ощущая всем телом недавние поцелуи и объятия любви, потянулась, забыв, что этого делать не следует, и упала замертво от пронзившей ее острой боли. Ей показалось, как будто что-то разорвалось внутри ее тела, и больше она несколько минут ничего не чувствовала и не помнила.

        Она пришла в себя, лежа на своей постели, над нею склонялась госпожа фон Шеумберг, брызгавшая на нее водой. Вскоре же прибежали врач и Вдовствующая принцесса. Вокруг больной толпилось к этому моменту немало женщин разного социального статуса и возраста. Торопясь, врач даже не приказал им выйти и немедленно провел предварительный осмотр. Подол сорочки принцессы был в кровавых пятнах. Затем, набросив на ноги перепуганной, страдающей от испытываемых болей молодой женщины одеяло, он отвел в сторону свою госпожу, леди Элеонору.

- У нее этой ночью было свидание с мужчиной, - прошептал он. - Исходя из результатов осмотра, я берусь это утверждать. Не знаю, куда смотрели фрейлины, как все это получилось, но только она спала не одна. Это и спровоцировало выкидыш.
 
- Кристиан, - ахнула Вдовствующая принцесса, вспомнив, каким усталым и полусонным уезжал на рассвете ее сын в порт, где его ждали. Это очень напоминало ту ситуацию, когда он полночи перед отъездом к месту встречи с невестой прогулял на балу королевы Анабеллы, а утром еле забрался в карету, чтобы немедленно заснуть снова на приготовленной внутри постели. Сейчас его не ждали такие удобства, ему предстояло честно оттрубить свою вахту, несмотря ни на что, и рухнуть в койку только потом.

- Так ему и надо, - решила леди Элеонора. - Я бы ему за такое вообще неделю спать не давала… Безмозглый мальчишка… Неужели это в самом деле выкидыш, доктор Гибнер? – спросила она тихим голосом вслух.
- Очень похоже, ваше высочество. Нужна операция, иначе бедняжка истечет кровью.
- Делайте, - сказала принцесса. - Но все-таки попытайтесь сначала спасти ребенка, а потом уж займитесь ее спасением. Используйте все средства.
- Судя по всему, произошел полный или частичный, но весьма обширный отрыв плаценты от стенки матки, - пожал плечами врач. - Конечно, я сделаю все, что в моих силах. Кровоостанавливающие средства в любом случае необходимы…
             
Вдовствующая принцесса велела выйти из комнаты всем, кроме госпожи фон Шеумберг, которой она доверяла, как себе. Софию напоили настойкой опиума. Одурманенная, в полузабытьи она все равно чувствовала боль, хотя и притупленную немного, металась на окровавленной постели, стонала и плакала, но не совсем понимала, что с нею делают. Когда ее оставили наконец в покое, она заснула.

- Все-таки он в нее влюбился, ты подумай, Марта, - вполголоса говорила леди Элеонора в ходе беседы со своей подругой, пока обе дамы караулили спящую принцессу, чтобы не пропустить момент ее пробуждения. - То есть случилось то, чего не должно было случиться. Иначе как объяснить эту выходку.
- Они на людях держались друг с другом холодновато, - сказала та в ответ, - но все же можно было заметить существующее притяжение.
- Да уж, - пробормотала леди Элеонора. - И эти их поездки в Береговой город, и эти экскурсии вместе с королевой Анабеллой по разным там историческим закоулкам... Одно к одному. Нужно было еще тогда положить этому предел, зря я не вмешалась.
- Но нельзя же было не позволять им видеться и общаться, Нора, - возразила госпожа Марта. - К тому же окружающие воспринимали это позитивно. Такая прелестная пара… Влюбленная пара, - добавила она, усмехнувшись.
-  Ну да ничего, - решительно произнесла Вдовствующая принцесса, стиснув руки, как она это делала в минуты сильных эмоциональных потрясений. - Кристиан уехал надолго, не скоро они увидятся снова. Вот обдует его морским ветерком, все глупости из головы вылетят, он и не вспомнит больше о ней. Да и она поневоле отвыкнет. И ситуация снова станет вполне контролируемой и, вследствие этого, куда более приемлемой. Нужно будет найти ему какую-нибудь новую Амалию, только проверить сначала, чтобы не оказалась токсичной.   

        Милосердное действие лекарства закончилось только к концу дня. София чувствовала себя больной и ослабевшей. Рядом с нею сидели кружком Вдовствующая принцесса, доктор Гибнер и госпожа фон Шеумберг.

- Я потеряла ребенка? – пробормотала София. - О, сударыня, я так виновата…
- Нет, дорогая, ты не потеряла ребенка, - твердо сказала ее свекровь. - Доктор Гибнер отличный специалист, он спас твое дитя и тебя тоже. Конечно, сейчас ты в плохом состоянии, но это вскоре пройдет, ты поправишься и еще родишь мне моего внука. Об остальном мы поговорим потом.
- Я виновата… Простите меня… - снова прошептала София. - Я буду послушной… Я… Доктор Гибнер, благодарю вас, я никогда этого не забуду.

Врач кивнул, но вид у него при этом оставался хмурым и недовольным. Улыбка, которой он попытался подбодрить свою пациентку, вышла кривоватой.

- Мы всем уже сообщили, что опасность миновала и наследник престола спасен, - сказала леди Элеонора. - Все так переживали за тебя и за него, моя девочка.
 
С той поры София оказалась уже совсем прикована к постели. Она  тревожилась, что еще некоторое время у нее продолжались кровавые выделения, но ее успокоили, объяснив, что при таком осложнении, которое у нее случилось, это нормально. Затем боли прошли, кровь остановилась. София приободрилась. Вставать она боялась, но у нее поднялось настроение, улучшился аппетит. Доктор навещал ее ежедневно и утверждал, что с нею и ребенком все в порядке. Каков же был ее ужас, когда примерно через три недели у нее опять пошла кровь.

- Так бывает на ранних сроках, - утверждал врач, явившийся на срочный вызов вместе с леди Элеонорой. Софию напоили успокаивающим, чтобы она спала, и запретили вставать. Она не знала, сколько прошло времени в одуряющем забытьи, так как лекарство ей давали еще несколько раз, когда же она пришла в себя, ей сказали, что минуло два дня. Софии казалось, что больше, но она не стала спорить. И снова ей стало лучше, и доктор, осматривая ее, был доволен.

София лежала в своей спальне, боясь пошевелиться и изнывая от того ужасного положения, в которое попала. Дни тянулись, похожие один на другой, как две капли воды. Они были долгими до бесконечности. София внимательно прислушивалась к своим ощущениям, следила за своим самочувствием. Она сделалась мнительной, ее пугали самые естественные проявления жизнедеятельности организма. По нескольку дней кряду она мучилась различного рода страхами, доводя себя этим до полубезумного состояния.

Собственно говоря, заняться ей больше было и нечем: она почти все время находилась в одиночестве. К ней никого не пускали, чтобы визитеры не нарушили покой, который был ей строго предписан. Ей не разрешали писать письма и не отдавали ей те, которые были присланы на ее имя.

- Все потом, когда выздоровеешь, - говорила ей леди Элеонора. - Сейчас надо думать не об этом, а только об одном, о твоем здоровье.

Она сама изредка читала ей выдержки из адресованных ей писем, приходивших из дома, чтобы унять ее беспокойство. По словам леди Элеоноры, у нее на родине все шло прекрасно. Несколько раз к больной допускали священника, который молился вместе с нею, исповедовал и причащал ее, но это делалось всегда в присутствии Вдовствующей принцессы и госпожи фон Шеумберг.

Один раз Софию навестила королева Анабелла, однако молодая женщина плохо помнила этот визит: ей дали выпить лекарства, так что образ королевы с ее серыми, косо посаженными глазами и большим чувственным ртом казался ей принадлежностью какого-то странного сна.

Хуже всего было то, что временами, когда ей не давали лекарство, она отнюдь не ощущала себя больной. Ей хотелось вскочить на ноги, подойти к окну, выйти на воздух, в сад, где уже вовсю бушевала весна. Она чувствовала, что с каждым днем ей становится все сложнее выносить неподвижность и заточение - и упрекала себя за это. Она ведь сознавала себя виноватой, она чуть не погубила драгоценное дитя.

- Что я скажу Кристиану, если потеряю его сына? – думала она, вернее, заставляла себя так думать, ища в ответственности перед молодым мужем опору для своего подвига долготерпения, хотя в душе сознавала, что дело обстоит несколько иначе, и сам Кристиан отнюдь не проявлял такой заинтересованности в появлении на свет ребенка, как его мать и другие лица.

Явившись к ней пред своим отъездом, не удержавшись от того, чтобы напоследок перед долгой разлукой не побыть с нею вдвоем, он совершенно точно не думал о негативных последствиях такого эгоистического, безответственного и с точки зрения государственного долга, и с точки зрения отношения к здоровью подруги поступка. Он подверг ее риску, не сладив со своими желаниями, а сам уехал, оставив ее расхлебывать совместно заваренную кашу в одиночестве.
            
        Время шло. Наступило лето. Изредка Софии стали разрешать вставать с постели и прогуливаться по комнате и возле дома. София еле плелась, опираясь на руки служанок, согнувшись, убежденная, что у нее непременно заболит внутри, если она вдруг распрямится. Она сознавала себя инвалидом и вела себя соответственно. Ее беспокоило, что у нее мало растет живот… даже и совсем не растет. Доктор Гибнер сказал ей, что это на самом деле плохо, что развитие плода задерживается из-за осложнений и внутреннего воспалительного процесса, однако по-прежнему утверждал, что слишком печалиться об этом не стоит: «Все наладится в будущем, - говорил он ей. - Надо потерпеть».

София терпела и не жаловалась. Наконец живот у нее появился. Ей предписали носить, не снимая, специальный бандаж. Это приспособление оказалось таким объемным и плотным, что сквозь него София не могла почувствовать собственное тело. Она клала руку на живот, пытаясь уловить в нем проявления жизни, но ничего не пробивалось и не достигало до ее руки через слои стеганого полотна, ни жар, ни трепет, ни пульсация созревающего внутри нее плода. Она не знала, как должна протекать нормальная беременность, но ее пугало это холодное, отталкивающее молчание тяжелого выпуклого нароста на ее теле.

Ее старательно лечили и по несколько дней в месяц она пребывала настолько под действием лекарств, что едва ли не сознавала, что с нею и где она. Ей казалось, что у нее опять начинались кровотечения, но окружавшие ее люди утверждали, что это ей примерещилось.

        В июле ей сказали, что в гости к ней приехали ее брат и сестра. Она попыталась было обрадоваться, но не смогла найти в себе для этого сил. Визит представителей правящего дома Владетельного княжества прошел гладко и не занял много времени. Посетителей предупредили, что больной нельзя сообщать никаких неприятных или горестных известий.

София лежала в постели, обложенная подушками, бледная, с распущенными волосами, сложив на груди руки. Она пыталась задавать родным вопросы, говорить с ними, но взор ее туманился, речь не клеилась. С двух сторон ее окружали Вдовствующая принцесса и госпожа фон Шеумберг, рядом маячил неизменный доктор Гибнер. Больная не заметила, как гости ушли.

Несмотря на то, что встреча прошла тихо и чинно, она оставила в душе Софии болезненный след. Даже сквозь владевший ею лекарственный дурман она заметила, как хорошо выглядит ее сестра, нарядная, очаровательная, свежая… Как румянец рдеет на щеках ее брата… Они были здоровы и полны сил, а она, она… Полно, жива ли она еще на самом деле?

В душе Софии поднялась страстная жажда жизни, ибо она вдруг со всей ясностью осознала, что, вероятно, стоит на краю гибели. А она была молода, она лишь недавно так торопилась взять от жизни все, что только возможно, разрываясь между развлечениями, встречами с разными людьми, содержательным общением и необоримой потребностью творчества. Все это доставляло ей такое наслаждение, так наполняло ее существование, делая его не напрасным, исполненным глубокого смысла. Она испытала и любовь, и счастье. И она хотела жить еще, чувствовать себя счастливой снова.

Она без конца вспоминала свою свадьбу… Венецианский бал… Морскую поездку… Какое это было чудесное время! Она и не понимала тогда, как все это прекрасно, как многое ей дано, как дорого это стоит. А ведь сейчас на дворе июль, прошел ровно год со дня ее свадьбы… И в самом страшном сне ей не могло примерещиться, что случится с нею через год, как она отметит свадебную годовщину…

Всей своей измученной душой, всем своим исстрадавшимся существом она жаждала находиться с теми, кто также был молод, как она, кто жил и наслаждался жизнью… Но даже для того, чтобы заплакать над собой, сил у нее не хватало. Ей оставалось только смириться, приняв свою судьбу такой, какова она есть.   
 
***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***

                Глава 3.
                Неофициальный визит.

«Под неофициальными визитами понимаются приезды зарубежных государственных деятелей по частным делам, в качестве гостя посла своей страны или туристом, а также на отдых или лечение. При осуществлении такого рода визитов официальные протокольные мероприятия не предусматриваются».
        Протокол и этикет дипломатического и делового общения.



        Князь Владислав прибыл в Маленькое королевство вместе со своей супругой. Именно ее он должен был вести под руку в день королевского приема, однако княгиня как-то неожиданно заболела и на прием не явилась, поэтому ее место заняла сестра князя, княжна Стефания.

Владислав произвел на короля, королеву и королевских подданных именно то впечатление, которое лучше всего выражалось его детским прозвищем «неуклюжий Славчик». Он держался как-то неуверенно, близоруко щурился, не шел, а брел, не говорил, а мямлил, и из его речи, которую он произнес на торжественном обеде, никто ничего не смог понять.

Он встретился с Первым министром и долго и нудно убеждал его, что приехал в Маленькое королевство лично из-за необходимости срочно решить неотложные вопросы, вставшие перед ним сразу же после его восшествия на отцовский трон, но что это были за вопросы, Первому министру узнать было не суждено. Князь сразу свернул в сторону и начал говорить о своем горе по поводу утраты обожаемого родителя, затем вспомнил о болезни сестры, принцессы Софии, совсем расстроился, пустил слезу, начал искать носовой платок и так далее…

- Я от него чертовски устал, - сказал потом Первый министр своему доверенному секретарю и чуть позднее повторил тоже самое Вдовствующей принцессе, - но я так и не понял, то ли он на самом деле кретин, то ли прикидывается…

- И Гамлет вовсе не сошел с ума, а притворяется с какой-то целью, - не совсем точно процитировала леди Элеонора. - Его вторая сестра так удивительно похожа на Софию, что в первый момент я испугалась, будто она встала с постели без позволения.
- А его величество, кажется, рад такому сходству, - сказал Первый министр.

- Он на самом деле не совсем равнодушен к женщинам, - подумав, начала говорить леди Элеонора. - София произвела на короля большое впечатление, его к ней потянуло, он к ней привязался…
- И что с того? – отвечал министр. - Хотите сказать, что теперь его чувства перейдут на Стефанию, раз она так похожа на сестру?
- Да, - кивнула принцесса.

- Может быть, - согласился министр, - а, может быть, и нет. Время покажет. Все-таки король человек с большими странностями. Да и вряд ли княжна Стефания окажется настолько благосклонна к нему, чтобы согласиться принять участие в его, так сказать, забавах. Женщины определенного рода занятий, которые за деньги приноравливаются к своим клиентам и выполняют их капризы, это одно дело, но знатная девица – совсем другое. Разве что они там в Княжестве совсем берега потеряли.

- Все-таки лучше бы она не была слишком похожа на Софию, да и вообще не приезжала, - сказала леди Элеонора. - Мне бы было спокойнее. Иначе мне так и кажется, что этот простачок, Владетельный князь, на самом деле большой мудрец и просто желает спутать нам тут все карты, выставив свой беспроигрышный козырь.       

- Если рассмотреть такой вариант поворота событий, - сказал министр уверенным тоном, из которого явствовало, что он уже этот вариант рассматривал. - То князь должен надеяться заменить Софию на Стефанию при особе короля. Но влияние Софии на его величество мы блокировали быстро, то же самое ждет и Стефанию. Она просто уедет, вместе с братом, не на годы же он сюда прибыл, а всего на две недели. За две недели они многого добиться не успеют.

- А если он захочет оставить Стефанию возле сестры, под предлогом того, что София больна и ей необходима забота ее близких?

- И пусть оставляет. Стефания будет сидеть возле Софии, как пришитая, мы ведь об этом позаботимся. А в случае осложнений можно будет создать ситуацию, в которой сам король вынужден будет отдать приказ о ее депортации. К тому же король после своей неудачи с Софией совершенно деградировал. Он даже подписываться стал с ошибками, а тексты документов, под которыми ставит подпись, не читал уже месяца четыре.

- Зачем ему читать, вы же делаете ему доклады.

- Я рассказываю его величеству новости культуры и искусства, - улыбнулся министр. - Он всегда этим интересовался. И еще читаю ему выписки из газет. Попадаются занятные. А вчера мы обсуждали два перевода первого катрена первой Центурии Нострадамуса, один плохой, а другой совсем плохой.

- И чем же закончилось обсуждение?
- Я предложил заказать одному известному мне знатоку третий перевод.
   
- Хорошо, - сказала леди Элеонора. - Я думаю, ваша светлость, что надо занять нашего гостя так, чтобы у него на возможные интриги времени совсем не оставалось. И непременно пусть отправится на морскую прогулку на яхте «Наша слава». Объясните капитану, чтобы и не думал возвращаться в порт ранее чем дня через три-четыре… лучше бы, конечно, вообще через неделю... Если вам понадобится моя помощь, рассчитывайте на меня.
            
        Две недели визита прошли среди постоянных весьма утомительных развлечений. Князь и княгиня Восточные переносили все неудобства постоянных праздников стоически, отъезд их неуклонно приближался, однако накануне этого желанного для хозяев Северного крыла дня князь заболел, пострадав от тяжелейшего желудочного отравления. Его рвало так сильно, что врачи, и его личный, приехавший с ним вместе, и два местных, присланных к постели больного королем и Первым министром,  испугались. Поползли сплетни об отравлении… Князь, естественно, слег,  его болезнь затянулась.

Еще две недели ушли на лечение, после чего князь встал с постели, захотел выйти во двор, споткнулся на ступеньках, упал и лишился сознания. Врачи не нашли ничего, кроме небольшой шишки на голове, и прописали приложить к ней лед, однако князь оказался не в состоянии встать с постели, жалуясь на головокружение. И прошла еще неделя…

Через неделю у князя ночью был жар, и он опять был вынужден лечь в постель. Все это время его жена и сестра сидели рядом с ним и ухаживали за ним. Правда, параллельно княгиня и княжна получали приглашения на дворцовые приемы, которые изредка посещали с целью «немного отвлечься». Разумеется, они виделась и с королем. Апартаменты гостей были окружены соглядатаями, которые доносили, что король сам наносил визиты больному гостю и его семье. Да и вообще, и у князя, и у его сопровождающих возможность общения была достаточно велика, нельзя же запереть знатных визитеров на замок.

- Он, кажется, у нас поселиться решил, - сказал Первый министр.
- Я заметила, - вздохнула принцесса.

Разговор происходил в театральной ложе, королевский театр ставил пьесу Шекспира «Гамлет».

- Надо будет поставить не Шекспира, а Мольера, «Мнимый больной», - заметила принцесса.
- Вы думаете, он нарочно отравился, а потом попытался разбить себе голову? – задумчиво спросил министр.
- Почему бы и нет? Цель оправдывает средства.
- Расхожее утверждение, которое не всегда справедливо на самом деле, - не согласился министр. - Впрочем, я уже даже как-то привык, что он у нас тут отирается.

Вдовствующая принцесса хмурилась, но лицо Первого министра оставалось ясным. Он старался не терять времени даром и использовать визит князя в целях проводимой им политики – на благо страны, разумеется, а также и на собственное благо… эти две вещи порой оказываются так тесно связаны. Поскольку князь все не уезжал, ему становилось труднее и труднее с каждым днем уходить в сторону от интересующих Первого министра вопросов.

Первый министр старательно проталкивал в жизнь план нового торгового соглашения с Владетельным княжеством, взамен ныне действующего, и этот план был грабительского характера. Князь не соглашался подписывать льготы для купцов из Маленького королевства («Не такой уж он дурак», - думал про себя министр), с которыми когда-то решительно не согласился и его отец, но в конце концов он вынужден был дать некоторые обещания («Вот тут я тебя и поймаю», - решил опять же про себя Первый министр).

Он согласился не торопиться с окончательным подписанием договора, но попросил князя утихомирить горячие головы в Королевском собрании, пообещав господам министрам то же самое, что только что было произнесено в приватной беседе. Князь кивнул, но снова заболел и в Королевское собрание в Береговой город поехать не смог.

Однако Первый министр и не подумал отступать. В один прекрасный день в апартаменты Главного королевского дворца, занимаемые князем, пожаловали сами господа министры, собственными персонами, не все, конечно, только наиболее влиятельные, причем среди них имелись и оппозиционно настроенные по отношению к главе правительства. Князь оказался приперт к стенке и, то ли растерявшись, то ли решив, что ничего непоправимого не произойдет, если он подтвердит свое обещание, повторил его для всех.

На другой же день газеты пестрели крупными заголовками: «Князь Владислав готов на уступки». На следующем заседании Королевского собрания, куда Первый министр явился нарочно для того, чтобы пожать заслуженные лавры, его встретили аплодисментами. Вот так, под несмолкаемые аплодисменты собравшихся, он сделал доклад по ожидаемым льготам в торговле с Владетельным княжеством.

По рукам пошла новая карикатура, изображавшего больного князя Владислава, который, лежа в постели, протягивает собравшимся вокруг него королю и министрам торговый договор. «Он нам неплохо платит за свой постой», - стояло под этим ярко раскрашенным рисунком.

То, что договор на самом деле не подписан, что Первый министр, возможно, блефует, пока что никого особенно не смущало. Все верили в удачу.

Еще одна карикатура изображала короля Иоганна в компании с двумя похожими друг на друга девицами с каштановыми волосами и зелеными глазами. Чтобы неискушенный зритель не ошибся, фигурки обеих были подписаны: София, Стефания. «Княжество годится только на то, чтобы поставлять королю своих красоток. Пусть король облизывает этих милашек сколько вздумается, для того они и нужны», - с предельной откровенностью, переходящей в похабную наглость, объявляла подпись.

Король Иоганн действительно продолжал оказывать княжне Стефании знаки недвусмысленного внимания.

- Я говорила, - шептала леди Элеонора Первому министру. - Я говорила, что так и будет.
- Ну и что же, - успокаивал ее он. - Фаворитка из враждебного лагеря никогда не заимеет при дворе большой власти, а королева Анабелла жива и здорова, и корона у нее на голове сверкает по-прежнему. Пусть король и княжна тешатся обществом друг друга сколько хотят, а мы в это время неплохо погреем руки на всем этом деле. Не волнуйтесь, у меня все под контролем.

Похоже, Первый министр был всерьез воодушевлен открывшейся возможностью хорошенько пощипать соседям перышки, и не мудрено. Его намерения и надежды разделяли все важные административные и военные должностные лица, а также все жители страны без исключения.   Его акции как главы правительства в глазах окружающих поднялись в этот период времени особенно высоко. Люди приветствовали его, когда он проезжал по городским улицам.

Ему, кажется, простили сделку с Великим королем и согласие «подсунуть под нашего принца эту девку с грязной кровью», ныне носившую под сердцем наследника престола, который, согласно ядовитой молве, «был уже только наполовину нашим, а наполовину черт знает кем и черт знает чьим».

Одним словом, все, что он предпринимал, было признано идущим на благо стране даже его оппонентами.

        Между тем князь то выздоравливал, то вновь недомогал, приближалась осень, потом осень наступила, но об отъезде разговора не возникало. Однако это раздражало его гостеприимных хозяев уже не так сильно… даже и вовсе не раздражало… ведь с его присутствием при дворе теперь связывались радужные надежды.

В сентябре княжне Стефании сделалось дурно во время бала. Ее перенесли в находившиеся ближе всех к танцевальному залу королевские покои, пригласили врача. Менее, чем через час, все уже знали, и эта новость летела дальше и дальше, что обморок связан с особенным положением княжны, - она была беременна.

- … Рассказывай все, и без утайки, - потребовал князь Владислав, стоя возле постели сестры.
- Хорошо, - пробормотала княжна Стефания.

Нет, разговор этот произошел вовсе не в сентябре, когда похождения княжны при королевском дворе приобрели окончательную огласку вместе со своим результатом. Князь с пристрастием допрашивал сестру еще в конце июля, в те дни, когда король Иоганн знакомил ее с коллекцией своих единорогов.

- У его величества в покоях хранятся бивни северных китов, которые водятся в холодных морях, там, где лед очень толстый, - начала рассказывать Стефания. - Как-то он их назвал… А, вспомнила, нарвалы. Один бивень удивительно длинный, в рост человека, а другие в кусках. Бивни закручены винтом и не слишком толстые. Бивни нужны китам, чтобы пробивать ими толстый лед над головой, потому что эти звери плавают в море, а дышат воздухом. У каждого взрослого самца кита-нарвала бывает один такой бивень. Его величество объяснил мне, что в старые времена люди верили, что эти бивни и есть рога единорогов. Добыть их было трудно, и они очень дорого стоили… Его величество дал мне подержать один бивень в две ладони длиной, с гладко отшлифованной поверхностью. Он взял мои руки, пока я держала эту кость, в свои и заговорил с большой проникновенностью.

- Что же он говорил?

- Он повторял то, что уже сообщал мне прежде, но теперь это получалось как-то иначе. Единорог считался символом девственности и чистоты, он подчинялся юной непорочной деве и склонял ей на колени голову, а она гладила его рог. Мудрецы видели в единороге Иисуса Христа, в деве – Богородицу, а в роге единорога – Божественное Откровение. Дева приняла Христа в свое тело и родила его в муках, как и всякая женщина рожает свое дитя. Он пришел на землю в девственной крови и ушел с нее также окровавленным. «Вас послал мне Бог, княжна, - продолжал говорить король, - Я нисколько не сомневаюсь в этом. Сначала мне показалось, что ваша сущность таится под прелестной оболочной вашей сестры Софии, но я ошибся и потом уже узнал вас. Так Адаму было дано Богом две жены. Первая оказалась порочной Лилит, второй стала Ева, плоть от плоти его, кость от кости. София чужая мне. Вы, Стефания, моя Ева. Вы прекрасны, вы желанны моей душе. Вы должны быть со мною, должны быть моей. Я грезил о подобном счастье всю свою жизнь, но не ведал, что однажды оно станет возможным».

Княжна прервала рассказ и сидела, опустив голову. Вероятно, она вспомнила, как пылали у короля глаза, как трепетали его руки. Но брат держал ее строго, она выполняла государственное задание, и он должен был знать все подробности ее приключений и злоключений. Поэтому она продолжала говорить.

- … Я люблю вас, ваше величество, - произнесла Стефания давно затверженную ею фразу, глядя в глаза королю своими красивыми, болотно-зелеными «славянскими глазами». - Я ни о чем более так не мечтаю, как о соединении с вами навечно, душой и телом.

Далее король пустился в разглагольствованиях о не совсем понятных ей (а точнее, и вовсе непонятных) вещах, в которых звучали фразы о заключении между ними «небесного брака», подобно тому, как христианские мистики вступали во время экстатического процесса слияния с богом, переполнявшего их любовными переживаниями самого возвышенного свойства, в некое подобие духовного брака, или же как алхимики, ученые древности, видевшие мир во всех его проявлениях неразделимым и цельным, посредством опять-таки «мистического брака», но уже в отношении различных природных веществ, стремились к получению таким образом «философского камня», представлявшего собою конечный продукт всех физических и духовных устремлений человечества, ибо он открывал выход за ограниченные переделы обычных человеческих возможностей, воплощая в себе момент торжества над временем и пространством, в результате чего свинец превращался в золото, а смерть отступала перед бессмертием вечности.   

- Вот, - воскликнул далее король, хватаясь, как всегда за книгу. Стефания подумала, что это очередной перевод очередной древней рукописи. Так оно и было, только творение принадлежало перу знаменитого прорицателя.
 
- У Нострадамуса есть один удивительный катрен… Я, конечно, читал его и ранее, но вчера внезапно меня озарило, - взахлеб рассказывал король, быстро листая страницы. - Послушайте…   

                Когда узрят двух единорогов,
                Одного – нисходящего, иного – восстающего,
                Мир в центре выгнется по краям,
                Племянник смоется с хохотом.

Конечно, толкователи всегда говорят в этом случае о геральдических единорогах. Помните, я упоминал, что единороги довольно густо населили рыцарские гербы. Герб Великобритании поддерживают лев и единорог, к примеру… В таком случае, одно государство, имеющее в гербе единорога, должно потерять свое прежнее значение, а другое государство, также имеющее в гербе единорога, напротив, возвыситься…
        Однако Нострадамус часто делал свои пророчества мало понятными умышленно. Ведь вот в катрене, посвященном гибели короля Генриха II, он говорит в последней строчке что-то не до конца ясное: фраза «два ранения в один момент» может быть понята также как выражение «два флота соединятся в один»… Гибель Генриха от удара копья, ставшего двойным по воле рока, ни у кого не оставила сомнений в правильности толкования катрена. То ли дело, когда речь идет о еще не сбывшемся пророчестве…
        Что, если оба эти единорога, поверженный и восстающий, не геральдические животные, не принадлежность атрибутов великих государств? Что, если речь идет вообще не о гербе?..

- Конечно, конечно, - продолжал король, по прежнему листая страницы своей книги, - мне могут возразить, что Нострадамус не разменивался по мелочам и предсказывал только крупные события. Это не так! Отнюдь нет. Мелкие, частные случаи, происходящие скрыто, словно глубоко под волнами бушующего жизненного моря, на самом деле могут иметь большие последствия. Судьбы отдельных людей, удивительные в своей неразрешимости для окружающих, и вопросы, связанные с ними, также порой находят толкование в пророческих катренах. Нострадамус умел видеть тайное… Тайные мысли, скрытые причины поступков…
        Что, если эти единороги – мои единороги? Те, которые волнуют мою душу, приходят в мои сны? Что, если они, нисходящий и восходящий, суть символы моих прошлых неудач и будущего успеха? Ведь я не просто увлечен образом единорога, я сроднился с ним, я много раз проигрывал для себя мистическую пьесу, не то что бы отождествляя себя в ней с этим существом посредством доступных мне и освященных легендой раритетов, но скорее представляя его себе как посредника между мною и тем, что мне недоступно, но желанно, вожделенно…
        Вот еще один катрен, номер 32 из Центурии I:   

                Великая империя будет вскоре перенесена
                На незначительную площадь, которая вскоре увеличится,
                Посреди маленького, тесного герцогства
                Он скоро поставит свой скипетр.

Мое королевство невелико, но кто знает, княжна, кто знает! Быть может, наш брак совместит две земли, тогда мое государство окрепнет. Подумайте: «незначительная площадь, которая вскоре увеличится», «посреди маленького, тесного герцогства…»

- Герцогство в данном случае – это Маленькое королевство? – уточнила княжна. - А что это за племянник, который… как это… «смоется с хохотом»?

- Это принц Кристиан, мы с ним братья в третьем колене. Его отец и мой состояли в двоюродном родстве, соответственно моему отцу он приходился двоюродным племянником. Вообще определение «племянник» в более общем смысле можно понять также как родственник или отпрыск. Если мое положение на престоле упрочилось бы, принц потерял бы надежду взойти на трон.
        Когда это случится… А я уверен, что это случится, к тому имеются и другие предсказания… Что ж, тогда будет видно, как он себя поведет. Умеет ли он проигрывать? Кристиан гордый и самоуверенный юноша… Красивый, сильный, удачливый, гордый и самоуверенный. Его любят все - женщины, народ… Но он должен будет отступить. Мне нравится употребленное в этом катрене слово «смоется». Оно родственно словам «мыть», «смыть», то есть речь идет о воде. Кристиан моряк, как и его отец. Однажды в урочный час он покинет эти места морем…

- Ваше величество! – воскликнула тогда Стефания. - Ваша мудрость, столь же глубокая, сколь и удивительная в таком молодом человеке, характеризует вас как великого государя, достойного своей империи, в которой вы водрузите скипетр согласно воле провидения. Я не сомневаюсь, что вы посрамите всех своих врагов, всех недоброжелателей и завистников! И пусть мир выгибается по краям, создавая для вас достойный вас пьедестал чести, славы и могущества!

Нельзя сказать, что эта речь прозвучала совершенно спонтанно, без подготовки. Что-то в этом роде Стефания планировала сказать королю при удобном случае. Но ей удалось также вдохновиться развернувшейся перед нею картиной будущего могущества короля Иоганна, как это предсказывали, по его мнению, древние пророчества. Он – великий король, а она рядом с ним – его желанная королева!

        Попав впервые в Морскую страну, княжна Стефания была очарована ею. Эта небольшая, но процветающая земля показалась ей прекрасной. Да она и была такой на самом деле. Речные и морские пути связывали ее со всем миром, корабли под многими флагами заполняли гавань Берегового порта, хозяйство ее находилось в отличном состоянии, плодородная почва и мягкий климат обеспечивали высокие урожаи произраставших на полях растительных культур, а по полям, отдыхающим от посевов под зарослями люцерны, бродили великолепные стада домашних животных.

По настоящему крупный город был всего один, город-порт Береговой, Stranstadt, имевший статус столицы, но все города и городки, и большие, и малые, одинаково снабжали страну необходимыми предметами ремесла и производили экспортную продукцию. Небольшой горный кряж, удачно расположенный в среднем течении Реки, по которому проходила одна из внешних границ королевства, славился запасами железной руды. Маленькая территория страны создавала условия, когда любой клочок земли ценился на вес золота, поэтому ни один клочок и не пропадал.

Проезжавший по королевству путешественник, еще плохо знакомый с местностью, бывал поражен, видя все вокруг, куда только доставал взгляд, ухоженным, вылизанным, употребленным в дело, облагороженным приложением человеческого труда. Такого не встретишь в больших странах, где огромная территория является предметом национальной гордости, но чаще всего плохо и небрежно используется представителями местного населения, которые, с одной стороны, не в состоянии всю ее освоить, а с другой стороны, привыкли не беречь дарованные им случаем рождения в этом краю природные ресурсы. Не то было в Маленьком королевстве.

Опрятные сельские домики белели среди плодовых садов, где нельзя было найти ни одного засохшего дерева. Огородные гряды распирало от растущих на них отменных овощей. Поля колосились пшеницей, и каждый колос был плотным и полным, словно из литого золота. За сельскими домиками красовались замки на холмах, за замками располагались крупные поселения, каждый дом в которых был и оштукатурен, и покрашен, и украшен как нельзя лучше. А дальше на горизонте становились видны воды большой Реки, по течению которой множество речных судов спускалось к устью, к морю, чтобы перегрузить находящиеся на них товары на морские корабли.

В пригороде столицы на больших верфях строили и без задержки спускали со стапелей различные суда, и для отечественных надобностей, и на заказ, на продажу. Причем в Маленьком королевстве имелся даже заповедный корабельный лес, за которым ухаживали и который берегли, как особую национальную ценность, где росли сосны для мачт высотой до неба и крепчайшие дубы для корабельной обшивки…

Конечно, доходы от морской торговли составляли львиную долю в бюджете королевства, но при этом, кроме перепродажи чужих товаров, купцы отправляли на экспорт свои, местные: зерно, мясо, лен и сталь. Если не богатство, то преуспевание чувствовалось всюду. Это сказывалось и на уровне культуры населения. Школы и больницы имелись во всех селах, рядом с храмами, как обязательный атрибут любого населенного пункта.

Города могли похвастаться высшими учебными заведениями. В Королевской резиденции в окрестностях столицы, на базе Королевской библиотеки и архива, находился настоящий научный центр, с прекрасными условиями для труда ученых. Помимо товаров первой необходимости и предметов роскоши, рынки были полны книжной продукцией, которая пользовалась немалым спросом. Береговой город имел свой театр, еще один располагался в Главном королевском дворце.

Королевский двор не мог сравниться роскошью и многолюдством с дворами великих государств, но производил неплохое впечатление, к тому же славился образованностью и хорошими манерами дам и кавалеров. Короли проживали в красивом, относительно современном дворце, куда не стыдно было пригласить важных гостей, а в большом парке, который окружал комплекс дворцовых зданий, регулярно по случаю больших праздников устраивались красочные и веселые публичные гулянья. Все было не слишком большое и не такое уж помпезное, но всегда добротное, красивое, сделанное с любовью и тщанием, а также по возможности приближенное к требованиям и взглядам настоящего времени.

Поскольку правительство страны в лице короля и министров годами только тем и занималось, что умело увиливало от серьезных конфликтов, балансируя на грани мира и войны со своими соседями, то многолетний мир, который являлся плодом такой политики, конечно, сказывался на хозяйстве и развитии страны благотворно.

Никогда полностью не имевшее настоящей политической и финансовой свободы, Маленькое королевство, находясь, с одной стороны, под давлением, а с другой стороны, под крылом то одной, то другой крупной державы, тем не менее сохраняло свой статус формально независимого государства и в связи с этим неизменно оставалось о себе весьма высокого мнения. И, конечно, всегда мечтало из Маленького стать Большим, отказать своим нынешним полу-покровителям, полу-грабителям в их привычных льготах и приступить к тому, чтобы самим диктовать свою волю… ну, хотя бы этому самому Владетельному княжеству.    
            
        Молоденькая княжна Стефания за пару месяцев нахождения в соседских землях не могла, кончено, настолько подробно познакомиться со всеми аспектами их внутренней жизни, но, как уже говорилась, Маленькое королевство ей понравилось сразу, из окна дорожной кареты, при въезде в королевский парк, при входе в Главный дворец, во время поездок в Береговой город…

Было заметно, что люди здесь, и простые, и принадлежавшие к сливкам общества, живут гораздо лучше, спокойнее, привольней и богаче, чем подданные Владетельных князей. Истощенное постоянными войнами с южными соседями, Владетельное княжество с трудом противостояло окружающему его враждебному миру и уже практически было проглочено Великим королевством, которое за оказываемую им военную помощь имело возможность наложить руку на государственное достояние.

Большая часть налогов уходила ежегодно в казну Великого короля, причем аппетиты его росли и росли, а население стонало под увеличивающимся и утяжеляющимся налоговым бременем.

Правда, Великий король, желая, как и все Великие короли, если уж и оказать кому-нибудь помощь, то за чужой счет, посулил Владетельным князьям выход к морю через устье Реки, навязав Маленькому королевству под угрозой серьезных неприятностей союз со своими подопечными. Однако жизненно-важный вопрос, от которого сейчас зависела напрямую возможность финансового возрождения княжества, в конечном счете являвшийся вопросом его существования как суверенного государства, повис в воздухе без разрешения… Война, бедность, произвол чужеземцев, грядущие беды – завоевание, унижение национального достоинства… Увы, тут не до театров, библиотек, праздников и гуляний!   
         
Маленькая княжна Стефания опять-таки недостаточно хорошо разбиралась во внутренней и внешней политике своей страны, но она не смогла не увидеть большую разницу в том, как жили ее соотечественники и как жили их соседи. И тогда она поняла - она не хочет уезжать, она хочет остаться. Лучше быть женой зажиточного фермера в этом королевстве, чем в своем родном княжестве стать супругой какого-нибудь захудалого князька, хоть и родовитого, но давно уже из всего семейного достояния владевшего лишь семейной спесью, ни в коей мере не оправданной нынешней его нищетой. А ведь ей предлагали самого здешнего короля!

Она могла стать (так ей вдалбливали в голову, так ей сулили, так ей обещали) - она в самом деле могла стать королевой этой чудесной, прелестной, очаровательной страны! Стефания решила, что добьется этого любой ценой.  Она была готова на все, и ее брат, который привез ее сюда, даже не представлял себе, насколько решительно она была настроена, насколько всеобъемлющим было это «всё».

        Когда ее познакомили с королем, она не могла смотреть на него просто глазами юной девушки, которую знакомят с молодым человеком. Он был не просто какой-то там молодой человек, он был король. Она смотрела на него сквозь розовые очки, и потому его непрезентабельная во всех отношениях внешность отнюдь не казалась ей таковой. Вернее, она совсем не замечала, как он выглядит. Худой он, бледный, некрасивый? С костлявыми руками и ногами, сутулый, с плохими зубами и водянистыми глазами, как у рыбы? А может быть, таким и должен быть король, отличный от всех, потому что стоит выше всех?

Княжну подробнейшим образом инструктировали относительно всего, что касалось короля, на случай ее особенного близкого с ним знакомства, ради которого ее и доставили в королевство, как приманку для приготовленной ловушки. Ее подолгу гримировали и наряжали перед каждым выходом на люди, стремясь придать ей наибольшее сходство со старшей сестрой, благодаря которой оказалось возможным осуществить наконец давние надежды и планы.

Стефанию не обижало, что она должна была стать «Софией номер два». Ее не коробило то, что она узнала об интимной стороне жизни короля Иоганна. Более послушной и внимательной ученицы князь Владислав не мог и пожелать. Он был очень доволен поведением сестры. В короткий срок она не только завладела вниманием короля, но и сблизилась с ним самым тесным и недвусмысленным образом…       
   
- … Мы возляжем обнаженными, словно Адам и Ева в день творения на вершине мира, - вещал король своей избраннице. И они действительно возлегли, только не на вершине мира, а в королевском алькове на королевском ложе.

Красавица смотрела на него влюбленными «славянскими глазами», вспоминая про себя то, что ей говорил ее брат, князь Владислав: не будь король таким, каков он есть, у нее не появилось бы шанса заиметь над ним власть. Этот шанс нужно было использовать по максимуму, не останавливаясь ни перед чем.

Немного позднее король оставил княжну в одиночестве в постели, попросив ее подождать его. Прошло некоторое время, пока он не вернулся. Он был явно не в себе. Глаза у него горели, все тело как-то странно подергивалось, приоткрытый рот с тонкими губами, похожий на щель между волнистыми раковинами моллюска, приоткрылся, обнажая мелкие неровные губы. Как ему удалось во время своей отлучки взбодрить себя до возможности совершить свой подвиг (чего ей, несмотря на все ее старания так и не удалось), - этого она тогда не узнала. В изнеможении он упал рядом с нею и заплакал.

- Неужели я на самом деле смогу стать отцом? – пробормотал он.
- Все так и будет, - сказала Стефания.
- Прости меня, - плакал король, - я так слаб, мерзок и так грешен!

Она поцеловала его в голову и погладила его вздрагивающие от рыданий плечи, гладя на него с жалостью. Она не кривила душой. При ее восторженном отношении к его королевству, при ее мечте занять завиднейшее в ее глазах место рядом с его королевской особой, она относилась к нему с искренней симпатией и пожалела его тоже искренне, что и выразилось в ее следующих словах:

- Бог посылает великим людям великие испытания. Вы не грешник, ваше величество, вы мученик, и ваши мучения окупают все ваши грехи и очищают и ваше тело, и вашу душу. Истинно – ваш символ, герб вашей души, это единорог.

- Ты все понимаешь, - потрясенно поглядев на нее, пробормотал король. - Меня понимала и она, София. Но ты не просто понимаешь, ты чувствуешь. Нет, она не была моей настоящей любовью. Моя настоящая любовь – ты. София чужая. Она занималась любовью с принцем и рассказывала мне об этом без тени смущения. И какие дикие  сравнения подбирала, вспоминать неприятно… изгородь, это же надо… А ты моя, только моя. О, Стефания, как я буду благодарен тебе, если ты родишь моего ребенка! Ты станешь моей королевой, обещаю тебе это, и ты получишь все, все, все, чего бы ты ни попросила, чего бы ни пожелала… Клянусь тебе королевской честью и бессмертием своей души.

- … и бессмертием своей души, - повторил князь Владислав, выслушав подробный отчет сестры. - Ты отлично поработала, сестренка. Интересно, способны жидкости этого… гм… единорога оплодотворить женщину? Подождем немного, а там уж, если что, придем ему на выручку. Что касается тебя, то врач утверждает, что ты способна зачать в любую минуту, поскольку полностью для этого созрела. Так хочется, чтобы это уже произошло!
               
Это произошло и выявилось в сентябре месяце, как раз в те дни, когда, согласно подсчетов, принцесса София должна была вот-вот родить своего ребенка.   

***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***   ***

Продолжение: http://www.proza.ru/2019/04/11/934
Предыдущее: http://www.proza.ru/2019/04/10/848