079. Цесаревич Николай - принцессе Аликс

Письмо Цесаревича Николая Александровича принцессе Гессен-Дармштадтской Аликс.
На английском языке с переводом на русский.

May 22/June 3 1894.       Красное Село.
№ 32.

My own sweet Love,

A long caressing hug for your charming gay letter with the snips of velvet. I sand you the two back as I dared choose the pale blue & applegreen colour! I called Mme Flotow & gave her your measure, she was simply amazed by the length that you sent me of yr self, darling. I nearly died in her face, seing her astonishment, whereupon she joined into my laughter too – you would have enjoyed that scene!

What is that, sweety, you wrote… chrug... chrug... ah... chrug?// how you snore... – chrug! – I can’t in deuce’s name make out what that represents?

Forgive, my own darling little pet, my letter I wrote for your dear birthday, I wanted to write a nice one, but I know nothing came out of it. But you can guess what I might have mentioned in it & all my innermost whishes of deepest love, that I am stupid enough never to know how to express. Take care, my girly-dear, but I am afraid you have made a mistake on April 20th in taking such a cowish fool as me, who cannot ever compose a congratulating letter!

Sweety, I am rather cracked & ramoli, as// in driving back fr. Gatchina I took a bad road & have been bumped & knocked about so – that I got another laughing fit, quite alone in the carriage! It was also very funny seing my cossack & the coach man being involuntarily jerked &  thrown about on the box, nearly into each other’s arms! D... that road!!

Now I am sitting & writing to my girly, in my shirt with rather faded prown stripes – as it is so warm!

What on earth are you talking about Figner? (so he write his name). He is in Italy with his pretty wife (hum!) No! I told you – that a russian old actor came here & amused with his capital anecdotes!// But there was very little of this: [drawn a glass, a bottle and an overturned glass] – I can assure you. You naughty little lassie to think directly of such things!

Thank you much for the pretty verses, you again wrote, I love them, not on their own account, but because they come from you & that makes them sound sweetly – to my ear! But here again you see my ignorance, formerly I did not care for them & thought I was made to learn many by heart, I have forgotten them all. That is why, my little girl, ought not to be astonished if I don’t send you anymore verses or if my former ones were common & passen nicht! But I love you in my simple passionate way!//

I ought to stop that jabbering and tell you what I did today! Papa & I we started for town at 91/2. Oh! my sweety do excuse you ramolie cow! I gave Papa your love yesterday & he wishes me to thank you fondly for it & he sends you his in return!

Well now I go on! On arriving at Petersburg, we drove to the fortress. There was the simple Sunday service & a few prayers & songs for the dead – it being our Grandmama’s death anniversary. After that there was a family luncheon in the rooms directly under our future apartment (killing?). Tienchen asked me to thank you &// to tell you how touched she was with yr telegram, then for her mother’s death. Papa had to receive many people & I sat & talked with her ealdest brother – Georgea. We came back to Gatchina at 3; Papa slept in the train as usually & I read the “Prince of India” of course – also as usual in the train. Then we went out on the lake – I rowed in the boat, that Xenia & Sandro used to go out in – I felt sad there should be a place left vacant, but for whom I don’t know?

Now it is already the 4th June – so only ten days left more before I start somewhere on board a fine yacht! Oh! that divine moment// that it would come faster!!!

I dined with Papa & three gentlemen & left immediately after for the camp – and here it was I lost the poor remains of my feeble brains from the shaking in the troika.

But now I must really end, my beloved little darling; it is high up to 1 o’clock & I must rush off to bed! God-bless you, primrosy, my prayers & thoughts, wishes & yearning for you never cease a moment. I love you... love you... better, better every day, my own Alix, my sweet little bride – my one & all! With tenderest kisses & blessings ever yr most loving & devoted Nicky.//

<Darling,
I send you these twoo letters for fun. I have got the same one in french; but the other, I think, you need neither answer! Good-bye, my beloved one! A hearty kiss fr. your own Nicky.//

Let those love now who never loved before,
Let those who always loved – now love more!>


22 мая/3 июня 1894.       Красное Село.
№ 32.

Любовь моя,

Нежно обнимаю тебя в благодарность за большое бодрое письмо с образцами бархата. Два я послал тебе обратно, так как осмелился выбрать бледно-голубой и цвета зеленого яблока! Я вызвал г-жу Флотову и передал ей твои мерки, она была просто поражена твоим ростом, дорогая. Я чуть не умер от смеха у нее на глазах, видя ее удивление, потом ко мне присоединилась и она. Тебе бы понравилась сцена!

Что ты там написала такое, дорогая? Шраг… Шраг… Ах… Шраг?// Как будто храпишь. Я себе голову сломал, но не понял, что это означает?

Прости меня, родная малышка, за письмо, которое я написал к твоему дню рождения. Я хотел написать что-нибудь хорошее, но ничего из этого не вышло. Но ты можешь догадаться, что там могло быть выражено: все мои самые искренние пожелания и глубочайшая любовь, которую, я, глупое создание, никогда не могу передать. Береги себя, дорогая девочка. Боюсь я, что 20 апреля ты совершила ошибку, связавшись с таким глупым Теленком, как я, который даже не может составить поздравительное письмо!

Милая, я измучен и разбит, так как// назад в Гатчину мы ехали по плохой дороге, где меня все время трясло и качало так, что я смеялся, сидя один в коляске! Было забавно видеть моего казака и кучера в момент, когда они подпрыгивали и тряслись на козлах и чуть ли не падали друг другу в объятия! Ох уж эта ч … дорога!!

Теперь я сижу и пишу моей дорогой девочке, в рубашке с довольно уже выцветшими коричневыми полосами – она такая теплая!
С чего это ты говоришь о Фигнер? (так он пишет свое имя). Он в Италии со своей красавицей-женой (Хммм)! Нет! Я говорил тебе, что старый русский актер приходил сюда и забавлял всех своими уморительными анекдотами!// Но вот этого было очень мало: [нарисованы бокал, бутылка и опрокинутый бокал] – уверяю тебя. Ты просто маленькая негодница, что сразу думаешь о таких вещах.

Большое тебе спасибо за чудесные стихи, которые ты опять написала. Я люблю их не сами по себе, а потому, что ты их написала. Это делает их райской музыкой для моего уха! Но вот снова ты видишь мое невежество, раньше я про них и не думал, хоть меня и заставляли много учить наизусть, я забыл их все. Поэтому, моя девочка не должна удивляться, если я больше не посылаю тебе стихов, или если мои предыдущие стихи не были восприняты [нем.]! Но я люблю тебя просто и страстно!//

Пора мне прекратить эти глупые рассуждения и рассказать, чем я занимался сегодня!  Папa и я, мы выехали в город в 9.30. О! Моя родная, прости измученного Теленка! Я передал  Папa твой привет вчера, и он благодарит тебя и посылает тебе ответный.

Итак, продолжаю! Приехав в Петербург, мы направились в крепость. Там была обычная воскресная служба и несколько заупокойных поминовений по случаю годовщины смерти нашей бабушки. После чего в комнатах был семейный обед, прямо под нашими будущими покоями (убийственно?). Тинхен попросила поблагодарить тебя и// сказать, что она была очень тронута твоей телеграммой по случаю кончины ее матери.  Папa должен был принимать много людей, так что я сидел и разговаривал с ее старшим братом Георгом. Мы вернулись в Гатчину в 3. В поезде  Папa, как обычно, спал, а я, конечно же, читал «Принца Индии», как обычно в поезде. Потом мы отправились на озеро. Я был на веслах в лодке, которую обычно использовали для прогулок Ксения и Сандро. Мне было грустно; там было свободное место, но для кого? Откуда мне знать?

Уже 4-е июня, так что осталось только 10 дней до того, как я куда-то уплыву на борту чудесной яхты! О! Какой божественный момент,// пусть он наступит поскорее!!!

Я отобедал с  Папa и тремя джентльменами и немедленно отправился в лагерь – и здесь я потерял остатки моего слабого ума, вконец растрясенного на тройке.

Но мне теперь пора и в правду заканчивать, дорогая малышка. Сейчас почти 1 час ночи и мне надо торопиться спать! Благослови тебя Бог, мои помыслы, молитвы, пожелания, тоска и думы о тебе не прекращаются ни на минуту. Люблю тебя … люблю … все больше и больше каждый день, моя Аликс, моя нежная маленькая невеста, мое все! С нежными поцелуями и благословениями, твой верный и любящий Ники.//

<Дорогая,
Я тебе послал два письма в шутку. У меня есть такое же на французском, но на второе, думаю, тебе не стоит даже отвечать! Прощай, любимая! Сердечный поцелуй от твоего Ники.//

Пусть любят те, кто в жизни не любил!
Пусть больше любят те, кто и всегда любил!>