Муза
Петрович чуть не подпрыгнул от неожиданности. В кресле напротив сидела женщина.
- Будьте здоровы, - машинально сказал Петрович, изумленно глядя на незнакомку, неизвестно как очутившуюся посреди ночи в его гостиной.
- Благодарю.
Женщина мягко улыбнулась. Джинсы и клетчатая рубашка, желтые ковбойские сапоги, короткая стрижка. Ничего особенного. Рыженькая, сероглазая, нос в конопушках...
Петрович напряг память, вспоминая, кто это и где он мог с ней познакомиться, но так и не вспомнил, спросил:
- Мы с вами знакомы?
- Пока нет, - сказала незнакомка. - Я - Муза.
- Апполинарий Петрович, можно просто Петрович, я привык.
- Знаю, - спокойно ответила она. - Я ведь твоя Муза.
Муза встала, сделала шаг и положила теплые ладони ему на грудь, там, где стучало сердце. Петрович поцеловал ее в доверчиво приоткрытые губы. Сердце вздрогнуло, трепыхнувшись в ответ Музе, и Петрович вдруг ясно понял, что и как ему надо писать. Мышки, разбежавшиеся было в голове, завертелись бешеным хороводом и выстроились в четком порядке, словно солдаты на параде. Статья возникла перед внутренним взором весь целиком, сверкая жемчужинами эпитетов и переливаясь бриллиантовыми огнями метафор.
Не помня себя, Петрович бросился к клавиатуре. Он бешено колотил пальцами по клавишам, едва успевая записывать то, что видел перед собой. И только закончив на десятой странице, обессиленно откинулся на спинку кресла. Муза! Он обернулся. Никого... Наглая Луна давно спряталась в облаках, была глубокая ночь, накрапывал мелкий, нудный октябрьский дождь.
Петрович обошел всю квартиру, выглянул на балкон, зачем-то проверил подъезд, но Музы нигде не было.
...Статья вышла на первой странице номера, главред жал руку и просил писать еще. Растерянный Петрович весь день бродил по умытому ночным дождем городу и вглядывался в лица, не замечая красавиц и разодетых модниц. На губах все еще полыхал жарким пламенем поцелуй Музы, заставляя его сердце сжиматься и умирать от тоски.
Она пришла снова, когда Петрович уже совсем отчаялся, не зная, что делать и где искать ее. Просто возникла из ниоткуда в темном сумраке полупустой холостяцкой квартиры и сказала буднично, словно никуда и не уходила:
- А я печеньки принесла. Ставь чайник.
И они пили чай, смеялись, болтали о чем-то, потом долго целовались, задыхаясь от любви и нежности, дразнили бессовестную Луну безумствами, пока не уснули, совершенно обессиленные.
Она всегда оказывалась рядом, когда это было необходимо, сворачивалась на груди теплым котенком, если было грустно, прижимала к его сердцу маленькие ладошки, и тогда Петрович писал настоящие шедевры - о жизни, о любви и преданности, о настоящих людях и о том, ради чего стоит жить. И очень скоро стал знаменитостью.
Поклонницы и фанатки, приемы и презентации ... Жизнь завертелась ярким калейдоскопом. Петрович раздавал автографы, считал гонорары и строил планы.
Муза не была ни модницей, ни светской львицей, она ничего не просила для себя. Она приходила все в тех же ковбойских сапожках, варила кофе и улыбалась его шуткам тонкой усмешкой Джоконды. Самая обыкновенная. Но стоило ей приблизиться, внутри Петровича взрывался вулкан. Он, полыхал жарким потоками раскаленной лавы и взлетал к небесам огненным облаком любви и страсти, рассыпался там на тысячу сверкающих звезд и падал, падал, падал на землю...
Она засыпала, уткнувшись носом ему в подмышку, а Петрович осторожно, чтобы не разбудить Музу, выбирался из постели и бежал писать. Спать не хотелось, вулкан все еще бушевал внутри, рождая граненые алмазы слов и образов для очередной статьи или рассказа.
- Апполинарий Петрович, у меня есть деловое предложение, - сказал однажды редактор. - Оплата весьма достойная. Мы ценим ваш талант. Несколько слов об одном уважаемом человеке, и это собственно все. Ярко, креативно и образно, как вы умеете.
Петрович согласился и написал, потратив все вдохновение, подаренное Музой, на примитивный пиар. Он знал этого человека. Но оплата действительно была очень достойная. И мерзавец, рвущийся к власти, выглядел в его талантливой статье образцом благородства и добродетели.
...Муза сидела в своем любимом кресле, обхватив руками колени, каблучки сапог царапали дорогую обивку, но она не замечала этого. И молчала.
- Обними меня...
Она не пошевелилась. Петрович опустился на колени, целуя холодные пальчики.
- Иди сюда.
Она послушно встала, привычно коснулась его руками... но он ничего почувствовал. Вулкан вдохновения молчал, и вместо звездной россыпи была только глухая серая тьма. Он прижал к себе худенькие плечики, все еще не веря, поцеловал Музу в теплые губы. Ничего. Закрыл глаза, всего на одно на мгновение, но когда снова открыл их, Музы уже не было.
И снова был дождь, блуждание по улицам в свете ночных фонарей, долгое ожидание в одиночестве... Она так и не вернулась.
Больше не было ни взрыва, ни ярких , рвущихся наружу слов и фраз, а все, что удавалось вымучить из холодного пластика, летело в корзину.
И славы тоже больше не было. "Исписался..." - говорили бывшие друзья.
Он искал ее долгие месяцы, все еще на что-то надеясь. Но напрасно. Муза не прощает предательства.
Свидетельство о публикации №219041001562