Семейный портрет на 1-13 площади. Том 2. 1. 22

Три кита, на которой держится моя экстримлитературная планета: Генри Миллер, Уильям Берроуз и Донасьен Альфонс Франсуа де САд.

Три кита, на которых держится моя философская планета: Николай Бердяев, Артур Шопенгауэр, Эдуард фон Гартман.

Три кита, на которых держится моя эстетическая планета: Ив Танги, Макс Эрнст, Сальвадор Дали.

Три кита, на которых держится моя духовная планета: Андрей Тарковский, Эммануил Сведенборг и Якоб Бёме.

Николай Бердяев открыл мне мир безосн-0-вной свободы и подтвердил то, чему я искал подтверждение – что человек совершенно свободная и уникальная вселенная, микротеос.

Дали, Танги, Эрнст – открыли мир сюрреализма. У Дали это концентрированный напиток, у Эрнста – экзотическое блюдо, у Танги – это обрывки запахов.
Генри Миллер открыл мне мир секса в литературе и бунтарство, облечённое в великолепные формы.

Уильям Берроуз подтвердил во мне космонавта внутреннего космоса.

Донасьен Альфонс Франсуа де САд – показал Ад.

Шопенгауэр и Гартман – затронули то пессимистическое чувство, которое вопреки всему, не оставляет сердце.

Сведенборг и Бёме – ввели в мир спиритуального и мистического дуализма.
А Андрей Тарковский – здесь заканчиваются слова…

Но кроме них мне радостны ещё и ещё многие и многие другие: например, Эдуард Лимонов – подтвердил во мне дерзкого и бескомпромисного правдоговорителя («Говорить правду – самое мощное сексуальное наслаждение»: цитирую по памяти).

Джеймс Джойс – открытие вселенной литературного модерна, Даниил Хармс – зауми и умопомрачительных логометаморфоз, Венедикт Ерофеев – очень тонких особых лабиринтов в человеческом меланиуме. Можно назвать ещё Секста Эмпирика – открытие мира скепсиса, Мишеля Монтеня – открытие просто жизни («Я сегодня ничего не делал. – Как, а разве ты не жил?»).

 Эдгара Аллана По – мир удивительной, парадоксальной и мрачной красоты. Бодлера и Гюисманса – открытие лабиринтов химерического. Говарда Филипса Лавкрафта – открытий подземелий ужасного. Льва Шестова – открытие потока иррационального. Фридриха Ницше – открытие гейзеров дионисийского. Франца Кафку – открытие  мира абсурда. Платона и Плотина – открытие мира идеального. Экхарта и Шанкару – открытие мира мистической философии. Ещё Новалис, Ваккенродер, Шелли, Кольридж, Китс, Василий Андреевич Жуковский – океаны романтизма, Константин Батюшков, Проперций, Тибулл, Катулл, Гораций. Вергилий, Овидий – Идиллия Идиллия Идиллия… Александр Сергеевич Пушкин, Михаил Юрьевич Лермонтов, Сергей Есенин, Евгений Баратынский, Валерий Брюсов, Александр Блок, Роберт Бернс, Хайям, Низами и… и… и… Поэты открыли мне по сути всё. С них-то всё и началось. Я не могу перечислять здесь всех даже самых-самых, ибо это займёт десятки страниц. И вообще я больше не буду говорить о писателях и книгах. Я скажу об этом в другой книге, посвящённой именно этой теме, но совсем не похожей на генримиллеровскую, а может даже и противоположную ей.

Итак, все эти учителя не наставляли меня, но я сам наставлялся по мере сил и лени своей. Если ты ушёл от учительского наставления как можно дальше, только тогда ты настоящий ученик. Я хочу запутать следы! Как ведьма помелом. Счастье – это когда тебя не понимают!

Я больше чем Вселенная, я могу вместить в себя не только её законы, но и свои антизаконы и чужие заодно. Всё могу вместить и не лопнуть, всё могу объять и не разорваться. Всё могу понять и не сойти с ума.

У Сократа были ученики, которые затем создали диаметрально противоположные философские и политические системы: Платон – основатель идеалистической философии и Антисфен – создатель кинической философии, не признающей ничего нематериального; и им обоим противоположный в этике Аристипп, основатель гедонизма; и не сходный со всеми троими Евклид, создавший мегарскую школу философии, которую окрестили еристической (т.е. школой спорщиков).

 Это говорит о том, что ученик не всегда следует за своим учителем, и, может быть, лучший ученик вовсе не идёт по пути учителя. А торит свой уникальный и неповторимый путь.

Во Вселенной есть галактики и квазары, видимые на расстоянии миллиардов световых лет, есть звёзды, яркие и красивые, есть чёрные дыры – загадочные и парадоксальные, есть кометы – блуждающие и хрупкие, есть планеты – угрюмые, безжизненные и радостные, кишащие жизнью и движением; есть куски холодных метеоритов, есть пыль вездесущая и въедливая, есть микрочастицы и нейтрино всепроникающие и всепронзающие. И есть энергия. И есть пустота, ничто. И когда всё пройдёт, опишет свои круги и спирали, исчерпается и иссякнет на пути неумолимой энтропии, пустота останется как чёрная завеса. А за ней Имматериальное Царство Духа Святого. Только став ничем, пустотой, можно проникнуть за чёрный занавес.

Мой биззаррический интеллект проникает всюду как микробы и вирусы, как ртуть, как пыль, как взор вуайериста.

Когда мы изучаем других, мы воображаем себя умными, аналитичными, уверенными, весомыми, положительными и правильными. Но когда дело доходит до самих себя, мы останавливаемся и… обходим себя, ибо начав изучение себя, мы сползаем к невесомости, неправильности, глупости, неразберихе. Становимся неуверенными и теряемся. Вот почему самопознание считается вздорным и презираемым занятием. Все привыкли кучковаться, сбиваться в стада и присматривать за другими, но не за собой. Только одиночки спускаются в преисподни своих тёмных безграничий, пещер и колодцев. И там бредут отвергнутые… Но может для них это и есть последняя радость… вне времени и вне пространства…

Такого явления как заумь не было нигде кроме Руси. Русская заумь уникальна. Наряду с дадаизмом и сюрреализмом она занимает главные места в нонклассической действительности и деятельности. ДСЗ-треугольник – это корень моего химеризма. Это три кита, на которых покоится мой Квадрат (химеризм, эгоабсурдизм, биззарризм, гиперабстракционизм). А уж последний – основа для цветущей и вечнозелёной планеты  с мириадами существ… Заумьььььь Мььььььь Но об этом в другом «романе» или «омане» (написанном Граффом Оманом) А этот надо заканчивать
Я так пишу будто Вселенной вокруг меня не существует. А Вселенная живёт так будто не существую я. Так что мы квиты.

Как и всякий роман (хотя это и «роман») заканчивается кратким описанием судеб основных героев (как таковых здесь отсутствующих): что с ними сталось, чем они закончили (тюрьмой или сумой). Помните как в «Войне и мире» – Наташа вышла за Пьера Безухова, наплодила выводок детей и стала добротной среднестатистической квочкой. Да, всё течёт. Это ещё констатировали древние. Это констатируем и мы, как это ни банально звучит. У нас тоже изменения: проевреенный любимо-гангренозный диван мы отдали просто так (сдыхались!), одно время спали на полу (Baraka!), теперь прикупили новьё (тоже неплохо). У нас поселилось четвероногое маленькое и пушистое, шестиногие вымерли (или убежали к соседям), восьмичленистые остались (они всегда есть), а тех, которых только в микроскоп видно, в микроскоп на них и надо смотреть, вот только микроскопа у нас нет. Мы стали на год старее и может на сто лет мудрее (или глупее – тоже не страшно). Вещи всё также размещаются на 12/13 площади и всё также расстановка их не соответствует действительности, если не считать некоторых ирреальных отклонений. 1/13 площади по-прежнему наша, этот плацдарм мы удерживаем не смотря на засилие вещей и вещиц, впрочем, не такое уж интенсивное. 1/13 площади остаётся внутренне неизменной, остальная территория подвергается слабой, но неизбежной диффузии, коррозии и энтропии. Происходят тысячи мелких изменений, но для них нужно писать энциклопедию (Британскую или Советскую), каковую писать не будем, а вот о том как в баснях говорят… (сноска на дедушку Крылова)

В конце концов так писать можно бесконечно. Я и так написал уже 213 страниц и 64 364 слова – всё хватит!

Пора бы уже поставить точку. И я её ставлю
.   
До встречи в Туманности Андромеды

P.S.
Я то ли сплю то ли погружён в пучины своих текстов и грёз Надя рассказывает ребёнку что на улице идёт снег падают большие снежинки я вижу как идёт снег снежинки будто вырезанные из белого альбомного листа я бреду под снегом утро совсем нехолодное снег идёт ровными параллельными колоннами словно среди молочного леса корабельных сосен идёшь среди этого тихого и сказочного действа утро Надя сидит возле просыпающегося ребёнка и говорит что за окном идёт снег большие снежинки падают медленно покачиваясь на невидимых паутинках свежего утреннего воздуха я думаю что я сплю но прикасаюсь к снежинкам и ощущаю на руке холодную приятную влагу я слышу слова о падающем снеге но не знаю то ли они появляются из сна то ли сон навевается благодаря им

Огромные снежинки ложатся ровными рядами и скоро всё станет белым.


Киев, весна 2001 - 11 февраля 2003