Необходимость перестройки и портрет Горбачева

       Не надо врать: в необходимость перестройки в семидесятых и начале восьмидесятых годов верили абсолютное большинство здравомыслящих и образованных людей, иными словами, всё дееспособное население СССР. Включая Андропова. Но Андропов был тертый калач. Он понимал: сегодня необходимость существует, а завтра ее не будет. Поэтому надо подтянуть дисциплину и подкрутить гайки, пока эта напасть не миновала. А она обязательно минует, ибо бытие циклично, о чем известно всякому, кроме совсем обленившихся умом индивидов. И Горбачева они с Громыко выбрали продуманно: звезд с неба не хватает, поцарствовать хочет, на свою задницу приключений не ищет. Не учли они только басню Крылова про ворону и лисицу… 

       Да и выбора у них особого не было. Романов, помимо прочего, фамилией не вышел, а Гришин в реальной жизни (я видел его вживую) напоминал киношного Луи де Фюнеса…

       После пяти лет «муштры и дрессировки» в пропагандистском центре на Пятницкой, 25 меня включили в список «секретных писателей». Так нас называли в шутку, не шуткой было то, что наши материалы выходили под грифом «секретно».

       Моя задача заключалась в том, чтобы коротко и ясно пересказывать основные тезисы западных источников информации о дряхлеющей Советской власти и разлагающейся верхушке КПСС. То, что было понятно тогда ежу, мы под собственными фамилиями, свободно и без цензуры, выкладывали на столы наивысших начальников, а они с нескрываемым интересом читали. 

       Отцом-основателем группы «закрытых обозревателей» являлся Энвер Назимович Мамедов – строгий руководитель, моментально схватывавший суть проблемы, обладатель уникальных способностей. (О его недостатках умолчу). Он, когда я стал писать недоступные обычной публике политические обзоры, был уже первым заместителем председателя Гостелерадио СССР. Однако самые сложные вопросы, касающиеся Центрального телевидения, Всесоюзного радио, Центрального вещания на зарубежные страны и всего аналитического блока, решались исключительно им. Лапин сознательно делегировал ему эти полномочия…   

       Параллельно с нами в том же здании трудился на американском направлении Владимир Владимирович Познер – человек улыбчивый, деятельный, общительный, общественный. Вокруг него постоянно крутилась местная публика, желавшая набраться знаний, хороших манер и профессионального мастерства. Я тому очевидец.

       Владимир Владимирович сегодня вспоминает эти годы, как потерянные, подневольные, постылые, поскольку он, по его словам, делал не то, что желал. По-моему, ему изменяет память. Никакого контроля за его деятельностью в принципе не могло быть. Дальнейшие события, связанные с развалом СССР, это убедительно подтверждают.

       Работу редакций и отделов проверяла Программная дирекция, куда сдавали «эфирные папки» с кратким почасовым содержанием вещания и соответствующие магнитофонные записи. Однако языковых специалистов не хватало, да и не было никакого желания стучать на своих же коллег. Если и бывали разборки, то они носили исключительно внутренний характер.

       Как мне рассказывал самый известный англоязычный диктор Карл (Кирилл) Вац, в передачах на США и Англию было много импровизации, отсебятины и фронды.

       (Советские пропагандисты, в том числе и я, наименьший из них, в абсолютном большинстве своем не одобряли наше вмешательство в Афганистане. Мы в первой половине восьмидесятых годов глядели на Запад как на кумира и доверяли его пропагандистской машине безоговорочно. Так же прежде часть либеральной западной интеллигенции воспринимала как истину в последней инстанции прямолинейную пропаганду Коминтерна о неизбежной победе справедливости).

       В передачах Московского радио на английском языке проглядывалась критика этой, как называли тогда афганскую историю, «неприкрытой агрессии». Высшие чиновники КПСС узнали о таком безобразии из доноса Би-Би-Си. Интересно, что он поступил в ЦК КПСС от частного лица, а не от нашей организации (Лапин не любил выносить сора из избы). Опытный и ловкий Мамедов имел на сей счет неприятный разговор с Андроповым. Он смог убедить генсека не учинять расправы (вой был бы на Западе жуткий), а представить дело таким образом, что на советском Иновещании допускается определенный плюрализм мнений.

       Уже при внутренней разборке «афганского инцидента» одного второстепенного сотрудника (Данчева) отправили в ташкентский филиал (кстати, он был родом из Ташкента). Какие беседы велись с Познером, мне не известно, но он никак не пострадал.

       На радио и в пропагандистском центре Владимир Владимирович был известен узкому кругу лиц. Уйдя на телевидение в пятьдесят с чем-то лет, он приобрел всесоюзную популярность. Поэтому, возможно, годы, проведенные на Пятницкой, 25, кажутся ему подневольными, серыми и потраченными зря. Субъективное это чувство, уверяю вас…

       Время неслось в те годы с удивительной скоростью. Вскоре после прихода Горбачева сняли Мамедова (антиалкогольная кампания), через несколько месяцев за ним последовал Лапин – отправили на пенсию…      
      
       Накануне майских праздников 1987 года, вернувшись от Александра Никифоровича Аксенова – тогдашнего председателя Гостелерадио СССР и генерала КГБ – мой уцелевший шеф вызвал меня к себе в кабинет. Виктор Ильич, освободившись от толстой набитой бумагами папки, с которой ходил на доклад, уселся в огромное кресло под портретом Горбачева, а я стоял как официант с блокнотиком в руках. Мне дозволялось сидеть на стуле за журнальным столиком, но я пренебрег такой возможностью, поскольку подобным способом предполагал быстрее покинуть это злополучное пространство, которое лицезрело немало сцен чудовищных экзекуций – и не только словесных.

       – Видишь ли, Миша, – зажевал губами Яроцкий, что в дальнейшем не сулило ничего утешительного, – нам нужен портрет – ты знаешь, о ком я сейчас говорю.

       Я поднял глаза выше его слегка посеребренной сединой и подстриженной опытным мастером головы.

      – Да-да. Но нужно необычайное сходство.

      – Со всей грязью?

      – Я бы выразился: со всею объективностью. Без спешки. В течение месяца ты ежедневно отбираешь всё, что они говорят о М.С., и создаешь объективную картину.

       Главный редактор полистал великолепный настольный календарь для начальства и сделал на одной из страниц пометку ручкой с золотым пером.

       – 3 июня отошлем куда следует справку. Без всяких высказываний нашего руководителя, без упоминаний растущего бандитизма, воровства, падения экономики и уровня жизни, без событий в Казахстане, Прибалтике, Армении и на Украине. Просто характеристика, просто правдивый портрет…

       Я вышел сильно озадаченный. Подобных заданий я ни разу не получал. Первое лицо считалось неприкасаемым: например, в закрытой служебной переписке и в служебном разговоре по правительственному телефону старались даже избегать его имени или почему-то называли «Второй». Я всегда ломал себе голову: а кто же первый – Господь Бог или Ленин? Стеснялся спросить у старших товарищей… Теперь стало ясно: дело шло к свержению Горбачева…

       Не обсуждая ни с кем и никому не доверяясь, я изо дня в день честно подбирал соответствующие выдержки из наших бюллетеней, из «закрытых приложений» и «персональных папок». И вот что получилось, к моему полнейшему изумлению. Дабы не утомлять читателя, приведу лишь несколько типичных цитат:

       «Горбачев – самая интересная политическая фигура на международной арене. Он умен, имеет опыт и прекрасно осознает трудности, с которыми ему приходится сталкиваться» («Голос Америки»).

       «Нынешний глава СССР – энергичный, яркий лидер, находящийся на гребне волны смелых идей… Он отличается новым стилем руководства, прямотой, откровенностью, которые производят большое впечатление, и в то же время он является верным ленинцем. Генеральный секретарь ЦК КПСС всячески избегает “культа Горбачева” и призывает своих соратников цитировать Ленина, а не себя» (Би-Би-Си).

       «За высказываниями и действиями Михаила Горбачева скрывается та форма коммунизма, которую хотел установить Ленин. Горбачев ни в одной букве, ни в одной фразе не отказывается от настоящего коммунизма. Он только хочет, чтобы этот коммунизм реально функционировал» («Немецкая волна»).

       «Для того, чтобы мобилизовать народ, Горбачев добивается впечатляющих перемен в тех областях, которые видны каждому: в прессе и издательском деле, в театре и кино» (из немецкой газеты «Ди Цайт»).

       «Нынешнего генсека нельзя назвать ни идеалистом, ни мечтателем. Он хорошо зарекомендовал себя на международной арене» («Радио Франс Интернасьональ»).

       «Возможно, в Европе намечаются перемены, потому что Михаил Горбачев – первый советский руководитель, который видит в политической структуре континента не просто два противостоящих друг другу блока» (из статьи в британской «Гардиан»).

       «Его предложения по ракетам средней дальности вызывают чувство крайнего беспокойства и даже страха у многих членов НАТО. В случае заключения советско-американского соглашения откроется путь к превращению Европы в безъядерную зону, а это грозит нарушить единство Североатлантического альянса и отколоть европейцев от США» (Международное канадское радио). 

       Шеф, когда увидел подготовленную справку, глазам своим не поверил:

       – Этого не может быть…

       Несмотря на лестные отзывы западных партнеров, а может быть, и благодаря им, генсека в тот год не удалось сместить его противникам из номенклатуры. Однако я тогда лишний раз убедился в неправильности народной мудрости: бумага сильнее человека. Нет ничего сильнее обстоятельств. Время еще не пришло падать.

       Однажды тем же летом Виктор Ильич задал мне неожиданный и парадоксальный вопрос:

       – Тебя американцы джинсы покупать заставляли?

       – Нет. Я сам приобрел. С переплатой…

       Портрета Ельцина нам уже не заказывали. И так всё с ним было ясно. Но в его святости народ, подогреваемый западными СМИ, не сомневался лет пять. Б.Н. падал с мостика на пути к «возлюбленной кастелянше», но массам внушали, что это – провокация КГБ. Во время первого визита в США он не просыхал, но уверяли, что Советское телевидение смонтировало кадры.

25.04.2017 – 10.04.2019


Рецензии