Образы возлюбленной Зари-Заряницы-Озарения в поэзи

Образы прекрасной Зари-Заряницы-Озарения, в поэзии востока. Аллегория "Парчи" - одна из граней явлений красоты сего образа.


****************************


В день, озаренный праздника лучами,
Наполнился ларец мой жемчугами,
Я кончил труд, хоть у меня была
В запасе перлов полная пола.
Душа еще даров своих стыдится,
Ведь с перлами и перламутр родится.
Средь пальм непревзойденной высоты
В саду растут и травы и кусты.
И к недостаткам моего творения,

Надеюсь, мудрый явит снисхождение.
Плащу, что из *парчи бесценной шьют,!
*Кайму из грубой бязи придают.
Нет в этой книге пестроты сугубой,
Ты примирись с ее каймою грубой.
Я золотом хвастливо не блещу,
Сам, как дервиш*, я милости ищу.

 Саади Ширази

******************************************

Низами Гянджеви.
                ***

Я ей говорю: «Для меня ты желаннее всех,
Но ты же и всех бессердечней со мной, как на грех.
Желаньям моим дай исполниться! Жизнью клянусь
(Хоть сердишься ты, да и сам на тебя я сержусь),
Клянусь моей жизнью: пожертвовать жизнью я рад
За ласку твою, за один твой приветливый взгляд.
Я дам тебе все, даже птичьего дам молока,
Хотя с казначейством я дел не имею пока».
15
С вином несмешанным ты кубки не бери
Из рук жеманницы, чей взгляд нежней зари.
Сильней вина тот взгляд пьянит, суля нам счастье,
И в сердце у тебя зажжет он пламя страсти.
Погибли многие от этого огня,
Газель жеманную в жестокости виня.
К ней близко подойдешь — уж на судьбу не сетуй,
Ее оружие — звенящие браслеты.
16
Что за вино! Как будто в кубках пламя
Зажгло свои светильники над нами;
Как будто благовоньями полно
С водою в брак вступившее вино.
На пиршестве в нас посылая стрелы,
Оно не ранит ими наше тело,
Оно не угрожает нам бедой.
Мне юноша смешал вино с водой,
И пил из кубка я неторопливо,
Другой рукой лаская стан красивый
Газели стройной — был я как во сне,
И, опьянев, она сказала мне:
«Настойчив будь, мой повелитель милый!
Заставь меня склониться перед силой».
И, погрузив мой взор в ее глаза,
«Приди ко мне на ложе», — я сказал.
И шелковый шнурок мы развязали,
И мы *парчу кафтана разорвали...


Бедой великой ныне я сражен:
Меня забыла та, в кого влюблен.
А я из-за любви к ней и влеченья
Нешуточные вытерпел мученья.
Теперь она со мною холодна,
И писем нет — не шлет их мне она.
О, как это на истину похоже:
Кто скрылся с глаз — ушел из сердца тоже!

***********************************

Саят-Нова.
Поэзия Армении.

       ***
Возлюбленная моя!
О какой возлюбленной поёт песнь любви поэт?....




Прекрасные символы любви — опаляющее пла­мя и нежная роза: «Ты вся — огонь, твой плащ — огонь, — как вое­вать с таким огнем?», «Твои глаза огонь струят, ты силой красоты
палишь...». «Я — певец любви. Откуда этот дар ниспослан мне?
 Он мой разум жжет, как пламя, а ведь я и так в огне», — говорит поэт,
находясь в пламени и в то же время испытывая тайное счастье.

А вот как звучит одна из азербайджанских песен, где каждая строка
как бы осыпана розами:
Розой раскрылась прелесть любимой.
Родинка — роза, щеки — роза, рот — роза.
Ждет соловей, любовью томимый.
Снится мне роза, где же роза? Вот роза.
...В пышном наряде, сверкаешь тканью —
Вышиты розы: нечет — роза, чет — роза.
...Речь твоя — роза, сладость — роза, мед — роза.
...Вечно ты — роза: месяц — роза, год — роза.
...Пусть бы Саят-Нову ты опалила,
Жаркая — роза, пламя — роза, жжет — роза.
(«Розой раскрылась прелесть любимой...»)


              Вспомним:вард-роза-слово-имя-роза-зара-заря-озарение.

Множество пленительных песен посвятил Саят-Нова предмету своей заветной мечты — возлюбленной. Но это не песни, адресован­ные только определенной, "единственной женщине" . По своей внутрен­ней сущности и благодаря могучему, богатому в своих оттенках поэ­тическому наполнению они звучат как гимн *вечной красоте и пре­красному.
 Возлюбленная поэта предстает как *наиболее совершенное создание природы. С чем только не сравнивает поэт возлюбленную!
Здесь можно найти все чудеса природы — солнце и луна, небесные светила, разнообразные деревья, кусты и цветы, драгоценные камни и редкие ткани.

Так прекрасна возлюбленная муза-Заря, дарующая красоту образов, озаряющая божественным светом и пленящая медовыми устами...


****************************
Абу-ль-Атахия.


      ***
Любимая в блеске
Своей красоты!
Языческой фрески
Прекраснее ты.
С тобой забываю
Сокровища рая,
Эдемского края
Плоды и цветы!

***********************************

Ибн аль-Мутазз.


О глаза мои, вы мое сердце предали страстям!
Плоть иссохла моя, так что кожа пристала к костям.
Стан ее — как тростник, что возрос на откосе крутом,
Он склонился под ветром любви, но поднялся потом.
Пожалей же влюбленного, — я ведь опять ослеплен,
Хоть кричат обо мне: «Он спасется! Опомнится он!».
Написала слеза на щеке моей: «Видите, вот,
Это пленник любви, — он под гнетом страданий живет!».
Ничего не достиг я, лишь вздрогнул случайно — едва
Мой коснулся рукав дорогого ее рукава.
2
Я твоей красотою, безумец, оправдан вполне.
Равнодушье других — не твое! — даже нравится мне.
Дай свидание мне — за тебя я готов свою душу закласть!
До предела уже довела меня, бедного, страсть.



О газель, искусившая душу газель,
Я измучен, я был ведь спокоен досель!
Но явилась без спросу она и как в бой
Красоты своей войско ведет за собой.
Жизнь и смерть моя в том получили ответ:
Состоится ль свидание с ней или нет?
Мечет стрелы смертельные прямо в упор,
Как стрелок авангарда, безжалостный взор.
А над нею стоят, и святы и чисты,
Золотые знамена ее красоты.
Слева желтый цветок оттенил ее лоб,
Справа родинка черная, как эфиоп.
Как легко ты идешь, приносящая смерть! —
Надо бегством спастись, благочестье обресть!
Добродетель от ужаса вмиг умерла!
Это дьявол явился, исчадие зла!
Раньше я сомневался — сейчас убежден:
Пусть не дьявол она, но послал ее он!
Дьявол мне говорит, что нельзя побороть
Вожделений своих. Все прощает господь!
«Ты греха не страшись! И дела и слова —
Все в руке милосердного божества!»


*****************************************************

Гaзeль – этo лиpичecкoe cтиxoтвopeниe, cocтoящee oбычнo из ceми двycтиший – бeйтoв (в тюpкoязычнoй, apaбcкoй, пepcидcкoй пoэзии бeйтoм нaзывaeтcя двycтишиe c нeoбязaтeльнoй pифмoвкoй), пocтpoeннoe нa oднoй pифмe, чacтo c peдифoм (peдифoм нaзывaeтcя cлoвo, пoвтopяющeecя пocлe pифмы в кaждoй pифмyющeйcя cтpoкe). Инoгдa в гaзeли вcтpeчaeтcя пять или дeвять, peдкo шecть, вoceмь или двeнaдцaть бeйтoв. Kaк пpaвилo, двycтишия cвязaны мeждy coбoй cкopee нacтpoeниeм, чeм мыcлью или идeeй. Ocнoвнoe coдepжaниe гaзeли cocтaвляют или вocxвaлeниe кpacoты вoзлюблeннoй, или тocкa и пeчaль пo пoвoдy нepaздeлeннoй любви, или paзмышлeния o cвoeй cyдьбe. Глaвнoe внимaниe yдeлялocь oбpaзнocти гaзeли и ee мyзыкaльнocти – вeдь вce гaзeли кoгдa-тo пeлиcь, a нe читaлиcь. Kaждый пoэт cтpeмилcя paccкaзaть o cвoeй любви нe тaк, кaк этo дeлaли eгo пpeдшecтвeнники, внecти coбcтвeнный вклaд в coкpoвищницy лиpичecкoй пoэзии. Bыдaющимиcя мacтepaми гaзeли были Pyдaки, Caaди, Aлишep Haвoи, Hизaми Гянджeви, Caккaки, Xaфиз Xopeзми. Пoд влияниeм вocтoчнoй пoэзии фopмa гaзeли пoявилacь в pyccкoй и зaпaднo-eвpoпeйcкoй литepaтype, пpeждe вceгo в пepeвoдax клaccичecкoй пoэзии Bocтoкa. Oбpaзцы pyccкoй гaзeли, в кoтopыx тoчнo пepeдaeтcя cтpoeниe этoй фopмы, coздaл B.Я. Бpюcoв. Oбpaщeниe к тaкoмy типy лиpичecкoгo cтиxoтвopeния нepeдкo вcтpeчaeтcя и в coвpeмeннoй пoэзии.

************************************

Существует два вида подражательной европейской газели: в первом все нечётные стихи (за исключением первого) не рифмуются, все же чётные дают одинаковую с первым стихом рифмовку, например:

Дионисова отрада
Красный пурпур винограда,
Темнокосный плющ — другая,
Третья — ты, царица сада.
И тебе, Киприда, розе
Нежной — нег богиня — рада
и т. д. (В. Иванов).

Второй вид основан, помимо повторения рифм, на повторении слова, следующего за рифмой (так называемого редифа), и даёт следующий вид:

Твои глаза, как два агата, Пери.
Твои уста красней граната, Пери.
Прекрасней нет от древнего Китая
До Западного калифата, Пери.
Я первый в мире, и в садах Эдема
Меня любила ты когда-то, Пери
и т. д. (Гумилёв)


******************************





Только ночью встречайся с любимой. Когда же с высот
Смотрит солнце, не надо встречаться: оно донесет!
Все влюбленные мира встречаются ведь неспроста
Только ночью, когда все уснут и вокруг темнота.
7
Хохотала красавица, видя, что я в седине.
«Черный дуб в серебре», — так сказала она обо мне.
Я сказал: «Нет, я молод! Еще ведь не старый я, нет!».
«То поддельная молодость», — резкий услышал ответ.
Ну так что же, ведь юностью я насладиться успел,
Был когда-то я весел и радости полон, и смел!
Был с хаттийским копьем схож мой стан, и тогда
На щеках у меня не росла борода.
8
Мучительница велела замолкнуть устам поэта,
Но сладостность искушенья еще возросла от запрета.
Безумствует шалое сердце, любя развлеченья и плутни,
Кощунствуя в лавке винной под возгласы флейты и лютни.
Оно возлюбило голос, который нежней свирели,
Волшебный голос певуньи, глазастой сонной газели.
Края своей белой одежды влачит чаровница устало,
Как солнце, что распустило жемчужные покрывала.
Браслетов ее перезвоны, как звоны обители горной,
Которые господа славят, взмывая в простор животворный.
И вся она благоухает, как те благовонные вина,
Что зреют в смолистой утробе закупоренного кувшина!
То вина тех вертоградов, в прозрачную зелень воздетых,
Где зреют темные гроздья, в тени свисающих веток.
То сладкие лозы Евфрата, где струи, гибкие станом,
Таинственно и дремотно змеятся в русле песчаном.
Вокруг этих лоз заветных бродил в раздумье глубоком
Старик с неусыпным сердцем, с недремлющим чутким оком.
К ручью он спешил с лопатой, чтоб, гибкость лоз орошая,
К ним путь обрела окольный живая вода большая.
Вернулся он в августе к лозам сбирать это злато земное,
И стали сборщика руки как будто окрашены хною.
Потом на гроздьях чудесных, былые забыв печали,
С жестокостью немилосердной давильщики заплясали.
Потом успокоилось сусло в блаженной прохладе кувшинной,
От яростных солнечных взоров укрыто надежною глиной.
И это веселое сусло угрюмая ночь охладила,
И зябкая рань — мимолетной прозрачной росой остудила.
И осень звенящую глину дождем поутру окропляла,
Чтоб сусло в недрах кувшина ни в чем ущерба не знало!
Вином этим — томный, как будто оправившись от недуга, —
Поит тебя виночерпий со станом, затянутым туго.
Вино тебе всех ароматов и всех благовоний дороже,
Ты пьешь его, растянувшись на благостном розовом ложе.
Смешав пития, улыбнулся младой виночерпий толковый:
Так льют на золота слиток — сребро воды родниковой!
О друг мой, пожалуй, твоей я набожности не нарушу:
Любовь к вину заронили в мою надменную душу!
Ах, как хорош виночерпий, чей лик, в темноте играя,
Подобен луне взошедшей, чуть-чуть потемневшей с края!
Лицом с полнолуньем схожий, глядит виночерпий кротко,
Румянец его оттеняет юношеская бородка:
Она с белизною в раздоре и, утомившись в споре,
Грозится укрыть его щеки, красе молодой на горе!
Темнеет щек его мрамор, все больше он сходен с агатом,
Вели ж белизну оплакать всем плакальщикам тороватым!
О, если б мне дьявол позволил, мои взоры не отвлекая,
Оплакивать эти щеки, была ж белизна такая!
Ах, вижу я: в благочестье многие преуспели,
Над ними не властен дьявол, меня ж он уводит от цели!
Как мне побороть искушенья — несчетные — сердцем гордым,
Как мне — греховному в жизни — пребыть в раскаянье твердым?!


Прелестной, встреченной во сне, я говорю: «Добро пожаловать!» —
Когда б она решилась мне миг благосклонности пожаловать!
В ней все — до зубочистки вплоть — влечет, прекрасное и сонное,
Благоухающая плоть, души дыханье благовонное!



Я столько кубков осушил, похожих на небес пыланье,
С лобзаньем чередуя их или с мольбою о свиданье:
В их озаренье просветлел судьбы моей постылый жребий,
Они, как солнышка куски, упали из отверстий в небе.
Наполнив кубок до краев, укрыть попробуй покрывалом:
Сквозь ткань игристое вино проступит цветом ярко-алым.




Мне сердце из огня извлечь какой наукой?
Изменница меня пытает смертной мукой!
Разлукою полны, увы, ее деянья.
Посланья ж влюблены — и в них обет свиданья!
Язычнице, господь ей страсть ко многим выдал,
Она же мой один, мой неизменный идол, —
О нет, не презирай любви моей блаженной,
Коварно не играй с моей душою пленной!






Душа моя исстрадалась по той, что не отвечает мне,
Эта мука из мук все муки мои превосходит вдвойне и втройне.
Я только сказал ей: «Ответь мне», — и вот она молвила мне в ответ:
«Ответ мой: нет, и ответа не жду от тебя на него, мой свет!»
16
О ты, надменная, на меня ты больно гневаться стала,
Будь мною довольна, ведь я теперь раскаиваюсь устало.
«Разлука с тобою убила меня», — сказал я, а ты рассердилась,
Но, если вернешься, невольный лжец, я сдамся тебе на милость!




Как прекрасна сонная вода:
Лотос на поверхности пруда!
День, расширив влажные зрачки,
Смотрит на тугие лепестки.
А на стебле каждом, как закон,
Благородный яхонт вознесен.




Нас обносит любимая родниковой водой и вином,
Ароматы смешав в благовонном дыханье одном.
Вся она — совершенство, вся — свежести нежной намек,
Спелых яблок румянец сквозит в смуглоте ее щек!
28
Сетует она, а слезы — зримый след душевных смут, —
Слезы, смешанные с кровью, по щекам ее текут:
«До каких же пор украдкой мы встречаться будем, друг?
Где найдем мы избавленье от безмерных наших мук?».





О темнокожая девушка, я страстью к тебе сражен,
Тобой ослеплен я, единственной из множества дев и жен:
Кокетливо растягиваемые, пленительные слова,
Эбеновый торс, эбеновые плечи и голова!
30
Ах, друзья, вы не внимайте повеленьям благочестья,
А, восстав от сна, смешайте душу с винным духом вместе.
На траве святое утро плащ рассвета расстелило,
И росой отяготились вихрей влажные ветрила.
Пробил час — и перед кубком преклонил кувшин колени,
А петух вскричал: «Пируйте поутру, не зная лени!»
Громко флейта застонала от желания и страсти,
Ну, а ей красноречиво вторят струны сладострастья.
Что вся жизнь, весь мир подлунный, кроме этого мгновенья?
Что милей, чем виночерпий в миг покорного служенья?



Под сенью виноградных лоз мы напивались допьяна,
Лицо возлюбленной моей во тьме мерцало, как луна,
Любая зреющая гроздь преображалась на глазах
В скопления жемчужных звезд на изумрудных небесах!
38
О, эта ночь, судьбы подарок, благодеянье горных сил,
Чей образ — он душист и ярок — я ныне в сердце воскресил!
О, ночь воспоминаний странных, та ночь, когда взнуздал я их,
Ту пару лошадей буланых, ту пару кубков золотых!
Те кони, устали не зная, свершали путь во мраке свой,
Их согревали, подгоняя, бичи погоды дождевой.
Рысцой бежали кони эти, пока не оказался я,
Хмелея, в пряном лунном свете — на луговине бытия.
Ах, там играла тонким станом пугливоглазая газель,
Косилась, воду уносила и приносила лунный хмель…
Та ночь в моем существованье была лишь проблеском огня,
Меня влечет ее дыханье, медовой свежестью маня.
Вино и мед, вино и мука, и скорпионов крутоверть…
Смерть — это попросту Разлука, Разлука — это просто Смерть!
Долгой бессонной ночью моя тайна раскрылась глазам,
И зрачки воззвали на помощь, боясь покориться слезам.
В пучину тоски и волнений, неведомую досель,
Меня погрузила печали не знающая газель.
Она припадает к кубку, совсем подобна, смотри,
Месяцу молодому, что тает в багрянце зари!








Платье желтое надела — и очаровала нас,
И пленила, покорила множество сердец и глаз,
Словно солнце на закате, волоча по нивам пряным
Драгоценные покровы, что окрашены шафраном!




Не видишь разве ты, что день принес нам чудеса?
Так не теряй его — открой для радости глаза.
Взгляни — вон виночерпий встал, стан — тоньше тростника.
И чашу, как невесты шлейф, несет его рука.
Та чаша — золотом горит, в ней — холод серебра.
Так наслаждайся, пей и пой с утра и до утра.
О боге помня, совершай хорошие дела,
А согрешил — ну что ж, пора покаяться пришла.
Любимая, солги, солги — мне дорога и ложь.
А оправданье, что лгала, всегда потом найдешь.
Любовь таится от меня, мне кажется она
Жемчужиной, что в бездне вод на дне погребена.
Ужели так ты и не дашь мне радости в любви?!
Ужели только лгут уста румяные твои?!
Взываю к богу я, чтоб он сомненья разрешил.
Прошу, молю, чтоб чудо он с тобою совершил.
И вновь смотрю в твои глаза, как на письмо глядят,
Когда сорвать с него печать боятся и хотят!




Случая не упусти пить вино с подругой
На заре, когда встает солнце над округой.
Утром — сладостней вино, опьяненье слаще.
Пусть оно вас осенит счастьем настоящим.
Рок — и грешник и злодей, — он не пожалеет.
Только прежде, чем судьба помешать успеет,
В путь, усталые глаза. Даль — необозрима.
Мне не терпится в лицо заглянуть любимой.
52
Ночь цвета кос своих она мне подарила.
Меня вином под цвет ланит своих поила.
Укрыла чернотой волос и мраком ночи.
А утром — кубком и лицом вновь озарила.




Всю ночь, как росинки, сверкали дождинки над лугом.
А утром цветным покрывалом окутался луг.
Дождь плакал, как друг, навсегда потерявший подругу,
А день засиял, как подругу увидевший друг.
На этом лугу, где нарциссы качались спесиво
И где к гиацинтам фиалки склонялись в тоске,
Нас дивная фея прекрасным вином обносила.
И чаша была, словно факел зажженный, в руке.
Я ей говорил: «Чтоб вино не смешал со слезами,
Смешай с влагой уст своих нежную влагу вина.
Такое ты в сердце зажгла негасимое пламя,
Что руку к нему поднеси — загорится она!».




**************************************


Ибн Зайдун


          ***


Далекая, всю жизнь мою ты вобрала сполна —
И позабыла, кто твой раб, чей мир лишь ты одна;
Его забвенью предала и выжгла, как огнем,
И в сердце даже места нет для памяти о нем!..
Лишь по ночам порой блеснет надежды луч во сне —
Тогда я верю: счастья миг еще придет ко мне.





Как рассказать про горькое житье,
О радость и страдание мое?!
Пускай язык послужит мне письмом
И все откроет обо мне самом:
О том, что знает лишь один аллах —
Что нет удачи в жизни и в делах;
Потерян сон — он не идет ко мне,
И нет утехи в пище и вине…
Уйти хотел от суетного дня,
Но искушение сильней меня.
Как старец, юность вспомнивший свою,
Я перед солнцем — пред тобой — стою.
Но солнце это — под покровом туч…
А может, ты — луны полночный луч?




Взошедшая в небе луна — это ты.
Как труден мой путь до твоей высоты!
Как я укоряю жестокость твою,
Но снова любовную песню пою,
И снова огонь раскален добела,
Хоть ты справедливой, увы, не была:
О да, я ошибку свершил без ума,
Но я принужден был — ты знаешь сама…
А разве и ты не свершила ее?
Прости же меня, принужденье мое!




Я недругов своих люблю: ты тоже ведь не друг —
Иначе, как сумела ты в меня вселить недуг?
Во мне ты хочешь вызвать гнев? Ответ — любовь моя.
Пускай несправедлива ты — роптать не стану я.
Ты вся — как солнце, но при нем ясней заметна тень,
Ты ярко светишься в ночи… и омрачаешь день.
Я знаю: жалобы любви рассеются, как мгла, —
О, только б милосердней ты к несчастному была!




Твоя любовь — бесценный клад… Но как его найти?
Пусть благосклонная судьба укажет мне пути…
Зеница ока моего, пришел разлуки час —
Тебя оплакало оно, с покоем разлучась!
Да и судьба моя ко мне была добра, пока
Твой несравненный дивный лик не скрыли облака.
Ты — жизнь моя, и не могу я жить в разлуке с ней —
Уж лучше пусть меня земля укроет поскорей!..
Увы, любовь мою сокрыть глаза мешают мне:
Лицо не может от души остаться в стороне.





Тебе лишь только пожелать — и мы воздвигнем тайны зданье,
Той, что останется всегда сокрытой самой в мирозданье!..
Увы, увы, удел любви сменила ты, как будто платье —
Но даже б за вторую жизнь любви твоей не смог отдать я!
И если душу ты мою отяготишь великой ношей —
Сумею выдержать ее и никогда ее не сброшу!
Будь гордой — это я снесу; медлительной — терпеть я стану
Надменной — тоже я стерплю; скрывайся — я тебя достану!
Лишь слово — обращусь я в слух; лишь прикажи — и я твой данник…
Тебе лишь только пожелать — и мы воздвигнем тайны зданье.






********************************************

Ибн Хамдис.

          ***



Мы рано утром в сад приходим,
На берег тихого ручья.
Отполированная солнцем
Вода — как лезвие меча.
Ручей сверкает, отражая
Движенье каждого луча,
В тени раскидистых деревьев
Поблескивая и журча.
У нас вино в большом кувшине,
И мы — невольники вина.
Мы пьем пылающую жидкость,
И вся вселенная пьяна,
И чаша ходит, как живая,
До края самого полна,
И плещет огненная влага
И нас качает, как волна.
Я опьянен. Я одурманен.
Моя любимая со мной.
Ручей шумит, не умолкая.
Кувшин шатается, хмельной.
Бредет по саду, спотыкаясь,
Гуляка — ветер озорной,
А дождь, как голос примиренья,
Царит над пьяной кутерьмой.
Висят на ветках апельсины —
Литого золота шары.
Цветы пылают, словно свечи,
В тиши предутренней поры.
Поют, захлебываясь птицы,
Самозабвенны и щедры,
Как будто голос аль-Гарида
Пьянит мединские шатры.
Поют, как М;бад незабвенный:
Рулады льются, как ручьи.
Не устают, не затихают,
Не умолкают соловьи.
И пусть желанья обновятся,
Надежды сбудутся мои.
Дрожу, как дерево под ветром,
Изнемогаю от любви.
7
Одежда твоя — словно пена морская.
Прозрачней стекла твоя шаль кружевная.
Ты белая лодка на ранней заре —
Качаясь, плывешь, под лучами блистая.
Я ночью спешил на свиданье с тобой —
Луну темнота застилала густая.
Жемчужные звезды слетали с небес —
Так стрелы летят, опереньем сверкая.
Пришла долгожданная — солнце взошло,
Туманы развеяло, тьму отвергая!
8
Любимая, останься, погоди,
Не смейся надо мной, не уходи!
Все возвратится — заново зажжется
Былое пламя у тебя в груди!
Печальны дни, а ночи одиноки.
От гибели спаси меня — приди!
Я сердце проиграл тебе и душу —
И никакой надежды впереди!
Тебе игра понравилась такая?
Что ж, позабавься! Но не уходи!