Лёд и пламень

МАНСУР СУРУШ














ЛЁД И ПЛАМЕНЬ

























Душанбе – 2015









Лёд и пламень

Драма в трёх действиях,
восьми картинах
























Действующие лица

Абдусалом – учёный – богослов
Фарида Сидки – журналист-феминистка
ШайхБурхон – имам-хатиб настоятельной мечети
Дустмурод – служитель культа
Оят – дочь Абдусалома
Шердил – сын Фариды Сидки
Хотам – чайханщик
Рахим, Халим, Салим – завсегдатаи чайханы


































Действие I

Картина первая

Чайхана. За ней в отдалении видны голубые купола махаллинской мечети. В чайхане стоит тапчан с узкими стёгаными одеялами для подстилки. У самовара возится чайханщик Хотам. Со стороны мечети доносится голос муэдзина.
ХОТАМ: - Скоро закончится пятничная молитва и, как всегда, сюда явятся завсегдатаи чайханы – Рахим, Халим и Салим. Ах, какие это удивительные старики – и мудрые, и набожные, и собеседники приятные. (Смотрит на часы). Скоро, скоро. (Напевает весёлую песенку).
Слышатся голоса. Появляются Рахим, Халим и Салим.
РАХИМ: - С именем Аллаха мы вошли, с именем Аллаха вышли и на Господа нашего стали уповать.
После этого старики наперебой приветствуют чайханщика.
- Ассалому алейкум, дорогой Хотам-джон. Как ваше драгоценное здоровье? Всё ли у вас хорошо? Пусть Аллах будет всегда вам в помощь.
ХОТАМ: - Ваалейкум салом! Добро пожаловать дорогие гости. Проходите, садитесь. Чай уже заварен. Сейчас я сладости подам.
Все рассаживаются. Хотам услужливо каждому преподносит пиалу с чаем.
РАХИМ: - Какой душистый чай. Такой чай может заварить только наш Хотам-джон.
ХАЛИМ: - А сладости, какие. Прямо таят во рту.
САЛИМ: - Угощение Хотама всегда под стать его имени – Щедрый, Великодушный.
ХОТАМ: - На здоровье, на здоровье, дорогие гости! Прислуживать вам, таким почтенным людям, для меня большая честь.
РАХИМ: - А главное – в чайхане у Хотам-джона можно услышать все новости.
ХАЛИМ: - Верно, верно. Здесь всегда можно узнать, что происходит не только в нашей махалле, в нашем городе, но и во всём мире.
САЛИМ: - Новости, как говорится, обрастают крыльями. Ну, и какие же новости мы услышим сегодня, наш всезнающий Хотам-джон?
ХОТАМ (придвинувшись к старикам): - Есть новость… Да не одна. На сегодня их две.
РАХИМ, ХАЛИМ, САЛИМ (оживлённо): - Так-так. И какие это новости? Выкладывайте, Хотам-джон.
ХОТАМ: - Неужто вы не слышали? Умер Даджжал.
РАХИМ: - Даджжал? Тот самый богохульник?
ХОТАМ: - Да, да, тот самый.
САЛИМ: - Когда это произошло?
ХОТАМ: - Сегодня на рассвете. Но это ещё не всё. Даджжал оставил завещание.
РАХИМ, ХАЛИМ, САЛИМ: - Завещание? Какое? Что же он завещал?
ХОТАМ (понизив голос и прикрыв рот рукой): - Говорят, Даджжал завещал похоронить его без джанозы – молитвы перед погребением.
РАХИМ, ХАЛИМ, САЛИМ (схватившись за ворот испуганно): - Астагфирулло - спаси Боже! Наузамбилло – помилуй Боже! Лохавла – прости Боже!
РАХИМ: - Как?! Чтобы правоверный перед смертью не произнёс шаходу – слова свидетельства?!
ХАЛИМ: - Вот именно. Ла илаха илла Ллаху вахда-ху Мухаммадун расулу Ллахи. – И я свидетельствую, что нет Бога, кроме одного лишь Аллаха, у которого нет сотоварища, и что Мухаммад – Его посланник.
САЛИМ: - Да он что, самоубийца, что - ли?!
РАХИМ: - Истинно. Коран запрещает молиться за самоубийцу.
ХАЛИМ: - Даже над телом младенца следует прочитать заупокойную молитву, если он прокричал хоть один раз.
ХАЛИМ: - Кажется, близок Киёмат – Судный день.
САЛИМ: - Надо же, такое завещание оставить?
РАХИМ: - В это трудно поверить.
ХОТАМ: - Уважаемые, неужели я стану клеветать и возьму на себя такой грех?
ХАЛИМ: - От этого безбожника можно было ожидать всего.
САЛИМ: - Не зря ему дали прозвище Даджжал – всё равно, что Иблис, Дьявол.
РАХИМ: - Ну не ирония ли судьбы - имя и фамилия его Рамазан Мумин-заде, достойные праведника.
ХАЛИМ: - В один из дней священного месяца Рамазан Пророку (мир ему и благословение Аллаха) было ниспослано первое «откровение».
САЛИМ: - А Мумин, это тот, кто «уверовал сердцем».
РАХИМ: - Ладно, не обижайтесь на нас, Хотам-джон. Мы вам верим. Просто мы ошарашены. Вы говорили, есть ещё одна новость?
ХАЛИМ: - Давайте выкладывайте и её.
САЛИМ: - Надеемся, что уж эта новость будет доброй.
ХОТАМ: - Добрая, добрая. Из хаджа вернулся Абдусалом.
РАХИМ: - Домулло Абдусалом? Он известен в нашем городе как благочестивый человек, который живёт праведной жизнью.
ХАЛИМ: - Несмотря на сравнительно молодые годы, он снискал себе уважение как большой знаток шариата и непревзойдённый чтец Корана.
САЛИМ: - Так давайте же, как и подобает, мы пойдём к нему и поздравим с посещением святых мест.
РАХИМ: - Конечно же, пойдём, это наш долг.
ХАЛИМ: - Тем самым, мы ещё раз подчеркнём наше уважение к Ходжи Абдусалому.
ХОТАМ: - Я слышал, что Ходжи Абдусалом сегодня придёт в мечеть навестить своего учителя Шайх Бурхона. Так, что вам тоже лучше идти прямо туда.
РАХИМ, ХАЛИМ, САЛИМ: - До свидания, Хотамд-жон.

Уходит

Картина вторая

Келья. Виден михраб – ниша в стене обращённая в сторону Мекки. Справа стоит минбар – высокое сиденье, служащее трибуной для проповедника. Из-за занавеса на авансцену выходит Шайх Бурхон, садится и перебирая чётки в руках, углубляется в зикр -  благословление имени Бога.
ШАЙХ БУРХОН: -
Хвала Аллаху за Коран.
Величье Книги беспредельно.
Ниспослан в месяц рамазан
Он Мухаммаду вдохновенно.
(повторяет трижды)
Что-то запаздывает Ходжа Абдусалом. Может, устал с дороги, а может ещё не кончился поток людей, желающих поздравить новоиспечённого хаджи. И не мудрено, Абдусалом давно добился всеобщего признания благородством души, просвещённостью своего ума и неустанным богослужением. Я люблю его как сына. На него, как и Дустмурода, тоже преподавателя исламского института, я возлагаю большие надежды.
Раздаются шаги. Почтительно прижав правую руку к груди, входит Абдусалом. Голова обвязана зелёной чалмой.
АБДУСАЛОМ: - Ассалому алайкум, уважаемый учитель. Разрешите войти?
ШАЙХ БУРХОН: - Ваалейкум салом, дорогой Абдусалом. Милости просим. Я давно жду тебя.
Шайх Бурхон встает с места. Абдусалом кидается к нему, обнимаются.
ШАЙХ БУРХОН: - Всякий, кто посетил байт-ул-харам – Божий дом, не только совершил один из пяти рукнов – столпов ислама, но и предстал пред ликом Аллаха. От всей души поздравляю тебя, Абдусалом-джон.
АБДУСАЛОМ: - Благодарю Вас, учитель. Всем, чего я достиг, я в большой мере обязан Вам, учитель.
ШАЙХ БУРХОН: - Ты с самого начала был на истинном пути, Абдусалом. Никому ни сбить с пути тех, кого Аллах вывел на правильный путь… Подожди, я вижу ты чем-то озабочен? Уж не случилось ли чего в твоё отсутствие? Всё ли в порядке у дочери твоей?
АБДУСАЛОМ: - Спасибо, учитель. Алхамдулилло, у Оят всё хорошо, в этом году она заканчивает школу.
Раздаются шаги. В келью стремительно входит Дустмурод и за руку здоровается с Шайх Бурхоном и Абдусаломом:
- Ассалому алайкум ва рахматуллоху баракотуху. (Отвешивает поклон в сторону Шайх Бурхона). Рад видеть Вас в здравии, учитель (обращается к Абдусалому). Поздравляю Вас, мой друг. Я знал, что по прибытии Вы первым делом нанесёте визит учителю и тоже поспешил сюда.
ШАЙХ БУРХОН: - Хадж – эта великая форма единения всех мусульман мира.
ДУСТМУРОД: - Иншалла, с Божьего согласия и Вашего благословения, учитель, в следующий священный месяц зу-л-хиджа я тоже намерен совершить паломничество в Мекку.
ШАЙХ БУРХОН: - Аллах тебе в помощь, Дустмурод.
ДУСТМУРОД: - Однако звание хаджи обязывает ко многому. (Многозначительно грозя пальцем Абдусалому) Придётся вынудить себя отказаться от кое-чего.
ШАЙХ БУРХОН: - Да я смотрю наш Абдусалом чем-то не на шутку встревожен. Но не хочет открыться нам.
АБДУСАЛОМ (Выступив вперед и, глубоко вздохнув, решительно): - Мне нечего скрывать, учитель. Да, я встревожен. Как только я вернулся, Оят сообщила мне пренеприятную весть.
ШАЙХ БУРХОН: - Что же она такое сказала?
АБДУСАЛОМ: - То что она сообщила, касается Фариды Сидки. Вы же знаете её?
ШАЙХ БУРХОН: - О, Фарида Сидки! Рьяный поборник за уравнение прав женщин и мужчин. Она печатает статьи, выступает по телевидению. Да её почитай, весь город знает.
ДУСТМУРОД: - И что же приключилось с этой осточертевшей всем богохульницей и феминисткой, покушающейся на устои ислама?
АБДУСАЛОМ: - На дверях её квартиры обнаружили лист бумаги с изображением медного змея и грозным предупреждением. Вы же понимаете, что это значит и что может последовать за этим?
ШАЙХ БУРХОН: - Понимаю. Я давно знаю о ваших отношениях с Фаридой, о них ходят пересуды в мечетях, на базаре, улицах. Трудно не соглашаться с теми, кто утверждает, что связь духовного лица с богохульной журналистской портит репутацию не только самого Абдусалома, но и всего духовенства.
ДУСТМУРОД (с плохо скрываемым злорадством): - Фарида Сидки ядовитая змея в женском обличье и надо спасать правоверных от её греховного жала. Раньше её как-то терпели, но когда в своих публичных выступлениях она стала проводить мысль о том, что по прошествии столетий со времени основания некоторые постулаты религии нуждаются в пересмотре, против богохульной журналистки объявили настоящий газават – борьбу за веру.
АБДУСАЛОМ: - Как бы то ни было, Фарида всего лишь слабая женщина. Угрожать ей расправой, значит вызвать всеобщее осуждение.
ШАЙХ БУРХОН: - Значит, ты нисколько не изменил своего отношения к Фариде.
АБДУСАЛОМ: - Нет, учитель. Но Вы должны понять меня.
ШАЙХ БУРХОН: - Не могу взять в толк, что может быть между тобой и этой женщиной?
АБДУСАЛОМ: - Наши дети, моя дочь Оят, и сын Фариды – Шердил учатся вместе и очень дружны. (Решительно) И вообще, я её люблю, учитель.
ШАЙХ БУРХОН: - Любишь безбожницу? Слыханное ли это дело? Кто она, а кто ты? Разве могут соединиться лёд и пламень?
АБДУСАЛОМ: - Только любовь, а не ненависть могут помочь людям спасти их души… Я хочу предложить ей руку и сердце. Фарида завладела всем моим существом.
ШАЙХ БУРХОН: - Астагфирулло! Можно ли в этом случае жить в согласии с Аллахом и своей совестью? В сердце правоверного не должно быть ничего, кроме любви к Богу.
ДУСТМУРОД: - Фарида Сидки – еретик, место которой в аду.
АБДУСАЛОМ: - Кто, кроме Бога, может обвинить человека в ереси?.. Я уже решил.
ШАЙХ БУРХОН (с отчаянием в голосе): - А она? Захочет ли атеистка стать женой духовного лица?
АБДУСАЛОМ (с замешательством): - Она?.. Пожалуй, я пойду, учитель. Я должен встретить Оят после занятий. До свидания!
ШАЙХ БУРХОН: - До свидания! Но я надеюсь, что ты найдёшь в себе силы, чтобы избавиться от искушений, вводимых иблисом в твоё сердце и примешь благоразумное решение, Ходжи Абдусалом.

(Абдусалом уходит)

Картина третья

Та же келья. После ухода Абдусалома Шайх Бурхон проходит и садится на своё обычное место. Перебирая чётки, он молча углубляется в зикр. Дустмурод молча стоит в стороне . Раздаются голоса. Входят Рахим, Халим и Салим. Наперебой приветствуют Шайх Бурхона и Дустмурода.
ШАЙХ БУРХОН (в ответ): - Ассалому алайкум. Добро пожаловать, уважаемые. Каким же ветром занесло вас к нам?
РАХИМ: - Мы ошарашены!
ХАЛИМ: - Мы поражены!
САЛИМ: - Мы в полном замешательстве.
ШАЙХ БУРХОН: - Что же случилось? Что привело в такое смятение вас, достопочтенных старцев? Ведь небо не обрушилось на землю?
РАХИМ: - Так-то оно так. Но всё равно, мы не находим себе места.
ХАЛИМ: - Мы пришли к Вам, уважаемый Шайх Бурхон, чтобы получить ответ на мучающий нас вопрос.
САЛИМ: - Да, этот вопрос неразрешим для нас.
ШАЙХ БУРХОН: - Я весь внимание.
РАХИМ: - Разве Вы не слышали о завещании…
ХАЛИМ: - Да, да о завещании, которое оставил Даджжал?
САЛИМ: - Сколько мы не пытались, не можем уразуметь, что нужно предпринять в таком неслыханном случае?
ШАЙХ БУРХОН: - Ах, вот вы о чём. Конечно же я слышал о завещании профессора Рамазона Мумин-заде. Ко мне уже приходили его родственники с таким же вопросом. Они тоже озадачены.
РАХИМ: - Наверное, Вы тоже немало были удивлены таким небывалым случаем?
ШАЙХ БУРХОН: - Не совсем. С Рамазоном мы были сверстниками и росли в одной махалле. Он до конца остался верен своим убеждениям.
РАХИМ: - И что же, эти убеждения у него зародились с молоком матери?
ШАЙХ БУРХОН: - Нет, конечно. Просто в период, на который пришлась наша молодость, атеизм буквально насаждался в сознание людей. Вот и Рамазон пошёл по этой стезе. Мы потом часто спорили и дискутировали с ним, а со временем стали непримиримыми противниками.
ДУСТМУРОД: - На некоторых ваших спорах присутствовал и я. Даджжала или Рамазона Мумин-заде трудно было переубедить.
РАХИМ: - О чём же вы спорили с этим богохульником, уважаемый Шайх Бурхон?
ШАЙХ БУРХОН: - О многом. Например, профессор доказывал противоположность науки и религии, которые по его утверждению совершенно различными способами объясняют сущность и причины развития природы, общества и человеческого мышления.
ДУСТМУРОД: - Поэтому, говорил он, по самой своей природе религия является величайшим тормозом научного прогресса.
ШАЙХ БУРХОН: - В ответ я доказывал высокое положение науки в исламе. Сам пророк (мир ему и благословение Аллаха) лично поощрял мусульман к освоению различных наук.
ДУСТМУРОД: - Обратите внимание, хотя пророк (мир ему и благословение Аллаха), сам не мог читать и писать, но своим проницательным умом понимал значимость науки и поощрения учёных.
ШАЙХ БУРХОН: - Например, после битвы у колодцев Бадр, близ Медины пророк (мир ему и благословение Аллаха) объявил, что пленные, лишённые возможности платить выкуп, могут стать свободными с условием, что каждый из них обучит грамоте десять мединских детей.
ДУСТМУРОД: - По Корану свидетельство «обладателей науки», то есть учёных, приравнивается к свидетельству ангелов.
РАХИМ: - И что же, даже после таких доводов Даджжал не признавал своё заблуждение?
ШАЙХ БУРХОН: - Нет, Рамазон Мумин-заде был не из тех людей, которые идут на компромисс.
ХАЛИМ: - Как часто вы устраивали свои баталии, уважаемый Шайх Бурхон?
ШАЙХ БУРХОН: - В последнее время всё реже. Потому что оба устали, видя тщетность наших попыток переубедить друг друга. Но последний наш словесный бой произошёл незадолго до его смерти.
САЛИМ: - И в чём же заключался предмет вашего спора в этом последнем бою?
ШАЙХ БУРХОН: - Бой шёл прилюдно, в одном научном центре, куда мы были приглашены оба.
ДУСТМУРОД: - Мы с Ходжи Абдусаломом тоже там были, сопровождали учителя.
ШАЙХ БУРХОН: - Профессор Рамазон Мумин-заде всячески пытался отрицать, что судьба человека предопределена Аллахом заранее.
РАХИМ: - Только неверующий может отрицать, что на всё воля Божья.
ХАЛИМ: - Без Божьего указания даже лист не колыхнётся на дереве.
САЛИМ: - Что же Даджжал ответит Мункару и Накиру – ангелам, допрашивающим человека после его смерти в могиле.
ШАЙХ БУРХОН: - Я тогда сказал, что вера – это волшебный ключ к земному и небесному счастью, который каждому верующему обеспечит благополучное завершение земного бытия и светлую вечную жизнь. Это единственное, что сможет находиться рядом с нами в ужасающем мраке конца света и утешит нас надеждой на то, что чаши весов Судного дня перевесят в нашу пользу.
ДУСТМУРОД: - Истинно так.
РАХИМ: - Да, теперь мы знаем, что вы с Даджжалом были давними противниками, а ваши споры были настоящими поединками.
ХАЛИМ: - Но, как выясняется, Даджжал как был, так и остался при своём мнении.
САЛИМ: - Иначе бы он не оставил такое умопомрачительное завещание.
ДУСТМУРОД: - В спорах и дискуссиях с Даджжалом я победителем считаю учителя. Потому, что правота его доводов основана на Коране и хадисах – преданиях о словах и действиях Мухаммада (мир ему и благословение Аллаха).
ШАЙХ БУРХОН: - Так-то оно так. И всё же я думаю, что в нашем споре с профессором Рамазоном Мумин-заде, который продолжался на протяжении многих лет, вплоть до его смерти, победителей не было. Потому что, ни он, ни я, ни на йоту не отступили от своих позиций. На прощанье он, обыкновенно, читал стихи Ибн-Сины:

Моё неверье не игра, не слов пустых убранство,
Я верю в истину одну: вот веры постоянство.

РАХИМ: - Нам не терпится узнать, уважаемый Шайх Бурхон, как Вы отреагировали на завещание Даджжала?
ХАЛИМ: - Какое решение приняли в этой ситуации?
САЛИМ: - Что Вы сказали родственникам Даджжала?
ШАЙХ БУРХОН: - Вам ли мне говорить, что в своей жизни наше общество, каждый мусульманин руководствуется правилами шариата - «религиозного закона», который закреплён Священным Кораном.
ДУСТМУРОД: - Истинно так.
ШАЙХ БУРХОН: - Любое отклонение от правил шариата недопустимо. Ибо может нарушить привычный ход нашей жизни, внести смуту и заблуждение в умы и души правоверных. Поэтому, я сказал…
РАХИМ, ХАЛИМ, САЛИМ (наперебой): - Что, что сказали Вы, уважаемый Шайх Бурхон?
ШАЙХ БУРХОН: - Воля покойного обязательна к исполнению, но это не тот случай.
РАХИМ ХАЛИМ, САЛИМ (наперебой): - Не тот, не тот, конечно, не тот случай. Что же дальше?
ШАЙХ БУРХОН: - Я сказал: мало ли, что завещал покойник. Не забывайте, даже если он был неверующим, но жил-то в обществе верующих. Джанозанужна не ему, а нам, живым.
ДУСТМУРОД: - Истинно так.
РАХИМ, ХАЛИМ, САЛИМ (дружно): - Да, да, джаноза нужна живым, нужна живым.
ШАЙХ БУРХОН: - Поэтому, сказал я, мы похороним профессора РамазонаМумин-заде, как мы хоронили и хороним сотни лет, по законам шариата.
РАХИМ: - Слава Аллаху, именно такой ответ мы и хотели услышать.
ХАЛИМ: - Теперь мы спокойны.
САЛИМ: - Даже над телом младенца следует прочитать заупокойную молитву, даже если он прокричал хоть один раз.
РАХИМ, ХАЛИМ, САЛИМ: - До свидания, уважаемый ШайхБурхон. Да воздаст Вам Аллах за Ваше мудрое решение. Долгих лет Вам жизни.

Уходят

Действие 2

Картина четвёртая

Улица. Абдусалом стоит у ворот, на которой вывеска: «Школа для одарённых детей». Со стороны школы доносится звонок, потом голоса детворы. Абдусалом смотрит на часы.
АБДУСАЛОМ: - Вот-вот выйдет Оят, занятия кончились. (Оглядывается и смотрит по сторонам). Между прочим, в двух шагах отсюда редакция журнала, где работает Фарида Сидки. После хаджа я её ещё не видел. Обычно она тоже встречает сына.
Из ворот выходят Оят и Шердил. Она в хиджабе и в платке, он в куртке и джинсах. В руках у них портфели. Оят быстрыми шагами подходит к Абдусалому и чмокает его в щёку. Шердил сдержанно подаёт руку.
АБДУСАЛОМ: - Привет, привет, дочка. Как твои успехи? Всё ли хорошо?
ОЯТ: - Хорошо, отец. Сегодня сдала два экзамена.
АБДУСАЛОМ: - А как у тебя, Шердил?
ШЕРДИЛ: - Как всегда, отлично.
Идут рядом. Абдусалом исподволь смотрит по сторонам. Навстречу идёт Фарида Сидки. У неё короткая причёска, в строгом костюме. Через плечо перекинута сумка.
ФАРИДА (поравнявшись, приветливо): - Здравствуйте, Абдусалом, Здравствуй Оят. Привет, сынок.
АБДУСАЛОМ: - Здравствуйте, здравствуйте, Фарида. Очень рад вас видеть в здравии и благополучии.
ФАРИДА: - Спасибо. Что-то вас в последнее время не видно?
АБДУСАЛОМ: - Да, я был в отъезде. Я совершил хадж.
ФАРИДА (с плохо скрываемой иронией): - О, значит в нашем городе прибавилось ещё на одного хаджи. Да их, кажется, уже больше, чем тех, кто только собирается это сделать. Впрочем, как и больше мечетей, чем школ.
ОЯТ: - Наш директор говорит тоже самое.
ШЕРДИЛ: - Директор  говорит, что в последнее время мечети стали множиться, как грибы после дождя.
АБДУСАЛОМ (строго посмотрев на дочь, опять обращается к Фариде): - Но ведь были и времена, когда правоверным приходилось проделывать не один километр или ехать с одного конца города в другой, чтобы совершить намаз.
ОЯТ: - А у нас скоро выпускной вечер. И мне нужно подобрать соответствующее платье.
АБДУСАЛОМ: - А чем плох хиджаб?
ОЯТ: - В хиджабе я буду выглядеть белой вороной среди своих подруг.
АБДУСАЛОМ: - Не скажи, в городе полно девушек в хиджабе.
ШЕРДИЛ: - А мне почему-то нравятся девушки в хиджабе.
ФАРИДА (с улыбкой): - И чем же привлекают тебя девушки, облачённые в хиджаб?
ШЕРДИЛ: - Это свидетельство их нравственности и целомудрия.
ФАРИДА (с иронической улыбкой): - Ну, раз ты так думаешь, пусть будет так. Но в одном нет сомненья: в свободном обществе каждый человек должен иметь право на выбор.
ОЯТ: - Ой, какие скучные разговоры. А я всё думаю о предстоящем выпускном вечере.
ФАРИДА: - Вот и замечательно. Как ты выросла за последнее время, Оят. Прямо таки невеста. А ведь кажется, мы познакомились совсем недавно.
АБДУСАЛОМ: - Это было год назад. После конференции, посвящённой теме «Ислам и современный мир».
ФАРИДА: - Да, я тогда сделала доклад о стремлении определённых сил узаконить полигамию, о мужском шовинизме.
АБДУСАЛОМ: - Ваш доклад тогда многих задел за живое.
ОЯТ: - Фу, какая мерзость – полигамия. Не могу представить, как женщина может быть, второй, третьей и даже четвёртой женой.
ФАРИДА: - Женщина будет находиться в унизительном и бесправном положении до тех пор, пока за мужчиной будет сохранено право в любую минуту расторгнуть брак с женой, едва он произнесёт троекратно «Я развожусь с тобой».
АБДУСАЛОМ: - К этой теме вы вернулись в своей очередной книге. Я ознакомился с ней ещё перед отъездом в хадж.
ФАРИДА: - Я представляю, что вы готовы разнести её в пух и прах. Не так ли?
АБДУСАЛОМ: - В вашей книге много спорного, Фарида. Вы противоставляете духовные и светские ценности, считаете их несовместимыми.
ФАРИДА: - Да разве я так считаю? Я сама слышала, как один мулла утверждал прилюдно, что хлеб учителя осквернён.
АБДУСАЛОМ: - Один мулла это ещё не всё духовенство.
ФАРИДА: - И всё же, как говорится, горсть образец кучи.
ОЯТ: - Наш директор говорит, что профессия учителя самая благородная на свете. Потому, что учитель сеет разумное, доброе, светлое. Я тоже буду учительницей.
ШЕРДИЛ: - А я буду военным, как мой папа. И буду защищать нашу Родину от всех, кто войной пойдёт против нас.
ФАРИДА: - Ой, типун тебе на язык, сынок. Пусть никогда это не произойдёт. Мир да лад да будут всегда.
АБДУСАЛОМ: - Что же касается осквернённости хлеба учителя, это, конечно, глупость. Но вопреки вашему утверждению, Фарида, я считаю, что в любую эпоху, а в наш век, когда стремительный научно- технический прогресс сопровождается духовной нищетой, религиозные и светские ценности могут уживаться и дополнять друг друга.
ФАРИДА: - Но вы же понимаете, Абдусалом, в жизни не всё так просто.
АБДУСАЛОМ: - Послушайте, какие изречения оставил наш Имом Азам – Великий Имам!
- Уважай старших.
- Налаживай дружбу с добродетельными людьми.
- Не поминай лихом, кто злословит о тебе.
- Учеников своих почитай как детей своих.
- Не унижай никого.
ФАРИДА: - Золотые слова. Но одним лишь утверждением ничего не утвердить.
АБДУСАЛОМ: - Разве эти премудрости могут устареть или потерять свой смысл когда-нибудь. Даже ратуя за светское общество, можно придерживаться исламской культуры.
ФАРИДА: - Что ж, борясь за свои выводы, надо одновременно учиться у своих противников, если их аргументы и положения несут в себе что-нибудь ценное, и не отказываться признать их правоту, если она доказана убедительными доводами.
АБДУСАЛОМ: - Поймите, Фарида, ислам – это великая религия, и неукоснительное соблюдение её законов не даст человеку стать фанатиком.
ФАРИДА (с интересом): - Продолжайте, как вы себе это представляете?
АБДУСАЛОМ: - Это означает, что человек не станет фанатичным, если будет думать об окружающих ничуть не меньше, чем он думает о самом себе.
ФАРИДА: - Думать об окружающих не меньше, чем о себе. Если бы, если бы. Хорошо, ну а что вы думаете по поводу того, что в обществе, где всё, от рождения до смерти регламентируется незыблемыми канонами религии, человек не может быть уверен, что даже его завещание, последняя воля будут исполнены?
АБДУСАЛОМ: - Я понял, вы имеете в виду, завещание профессора Мумин-заде.
ФАРИДА: - Да, я хорошо знала профессора, слушала его лекции и уважала за твёрдость позиций.
АБДУСАЛОМ: - Пусть будет так, но всё же вы должны понять, что ислам, это наша сущность, а мы не можем уничтожить себя.
ФАРИДА: - Интересно, что вы ещё думаете о моей книге?
АБДУСАЛОМ (не обращая внимания на её ироничный тон): - Но с некоторыми вашими выводами я, пожалуй согласился бы, если бы они не были высказаны в столь резкой и категоричной форме.
ФАРИДА: - С некоторыми выводами?
АБДУСАЛОМ: - К признанию многожёнства, например, обратной дороги быть не может.
ФАРИДА: - И на этом спасибо, Абдусалом. Обычно люди вашего круга, и не только, пытаются найти доводы для оправдания полигамии. Но вряд ли отыщется женщина, которая желала бы иметь мужа – многоженца. Уверена, что и ваша супруга такого же мнения, что и я.
АБДУСАЛОМ (запнувшись): - Моя супруга?..
Возникает молчание.
ОЯТ (скорбно): - Мама умерла три года назад.
ФАРИДА (виновато): - Извините, я не знала.
ОЯТ: -  Отец, с вашего позволения я пойду, мы с подружками договорились сходить в магазин одежды.
ШЕРДИЛ: - Я провожу тебя, Оят. До свидания.
Оят и Шердил уходят. Шердил берёт из рук Оят портфель. Фарида и Абдусалом с улыбкой смотрят им вслед.
АБДУСАЛОМ: - Шердил настоящий джентльмен.
ФАРИДА (с улыбкой): - Весь в отца. Он служил на границе и погиб в перестрелке с нарушителями государственной границы.
АБДУСАЛОМ: - Да снизойдёт на него милость Аллаха.
ФАРИДА: - Хорошие у нас с вами дети.
АБДУСАЛОМ: - Молодёжь теперь совсем другая. Больше хочет самостоятельности, на всё и вся у неё своя оценка.
ФАРИДА: - Может, это и к лучшему. Молодёжь пойдёт дальше нас.
АБДУСАЛОМ: - Таков закон жизни.
ФАРИДА: - Вот и хорошо. Мне тоже пора. Здесь и попрощаемся. До свидания!
АБДУСАЛОМ: - До свидания, Фарида.
Фарида уходит. Абдусалом провожает её взглядом.

Картина пятая

Чайхана. У самовара возится Хотам. Вдали видны голубые купола мечети. Слышится голос муэдзина. В мечеть вносят тобут – погребальные носилки. Слышны голоса, читающие молитву. Голоса замолкают. Тобут выносят из мечети и уносят.
ХОТАМ: - Вот и завершилась джаноза. Завещание завещанием, а джаноза всё-таки состоялась. Скоро, по обыкновению, должны прийти завсегдатаи чайханы – Рахим, Халим и Салим. Ах, какие это удивительные старики.
Слышатся голоса. Появляются Рахим, Халим и Салим.
РАХИМ: - С именем Аллаха мы вошли, с именем Аллаха вышли и на Господа нашего стали уповать.
Старики наперебой приветствуют чайханщика.
- Ассалому алайкум, дорогой Хотам-джон. Как ваше драгоценное здоровье? Всё ли у вас хорошо? Пусть Аллах будет всегда вам в помощь.
ХОТАМ: - Ваалейкум салом! Добро пожаловать, дорогие гости. Проходите, садитесь. Чай уже заварен. Сейчас я сладости подам.
Все рассаживаются. Хотам услужливо каждому преподносит пиалу с чаем.
ХОТАМ: - Мне не терпится узнать, как прошла джаноза Даджжала.
РАХИМ: - Как и все джаноза.
ХАЛИМ: - Все церемонии сопровождались чтением сур Корана.
САЛИМ: - А ещё говорили о каком-то непристойном завещании.
ХОТАМ: - Но я слышал краем уха, что завещание Даджжал всё-таки сделал.
РАХИМ: - Даже если это и так, ему просто не дали ход.
ХАЛИМ: - И правильно сделали.
САЛИМ: - Слава Аллаху, всё обошлось благополучно и ритм нашей жизни не нарушен.
РАХИМ: - Шариат наш оплот и никогда никому не удастся пробить в нём брешь.
ХАЛИМ: - Никогда и никому.
САЛИМ: - Истинно так.
ХОТАМ: - Угощайтесь, дорогие гости.
РАХИМ: - Какой душистый чай. Такой душистый чай может заварить только наш Хотам-джон.
ХАЛИМ: - А сладости какие, прямо таят во рту.
САЛИМ: - Угощение Хотама всегда под стать его имени – Щедрый, Великодушный.
РАХИМ: - А теперь мы пойдём, Хотам-джон. До свидания! До следующей пятницы.

Уходят

Картина шестая

Комната. Стоит письменный стол. На столе компьютер, лампа. Фарида Сидки сидит за столом и работает на компьютере. Слышится стук в дверь.
ФАРИДА: - Входите. Пожалуйста.
Входит Абдусалом.
АБДУСАЛОМ: - Здравствуйте, Фарида. Я вам не помешал?
Фарида (приветливо): - Входите, входите, Абдусалом. А точнее, Ходжи Абдусалом. Как вы нашли дорогу в нашу редакцию.
АБДУСАЛОМ (с улыбкой): - Кто ищет, тот найдёт.
ФАРИДА: - По правде говоря, служители культа не особо жалуют нас своим посещением. Представляю, вахтёр был немало удивлён.
АБДУСАЛОМ: - Может быть. У меня к вам серьёзный разговор, Фарида.
ФАРИДА: - Проходите, садитесь. Я вся внимание.
АБДУСАЛОМ: - Не буду скрывать, я немало встревожен тем, что на дверях вашей квартиры появилось изображение медного змея.
ФАРИДА (смеясь): - Стоит ли тревожиться из-за такого пустяка. Кто-то видимо решил пошалить.
АБДУСАЛОМ: - Нет, Фарида. Это не шалости. Это может иметь печальные последствия. Вам угрожает опасность.
ФАРИДА (беспечно): - Да выбросьте вы это из головы. С чего вы взяли, что мне угрожает опасность.
АБДУСАЛОМ: - Ещё когда я учился в Каирском университете Ал-Азхар, я впервые познакомился с феноменом медного змея.
ФАРИДА: - Никогда не приходилось слышать.
АБДУСАЛОМ: - Этот знак и стал символом самоутверждения для некоторых крайне настроенных людей. Они считают, что для защиты истинных мусульман от укуса греховного жала неверных, богохульников и отступников, нужен медный змей, подобный тому, которого сделал и выставил на знамя своего народа Моисей. Средством защиты они избрали метод расправы над своими  идейными противниками.
ФАРИДА: - Неужели и меня причисляют к таковым. Ведь просто я борюсь за права своих сестёр, которые заслуживают лучшей доли.
АБДУСАЛОМ: - Я вас понимаю. И всё же, будьте осторожны, Фарида.
ФАРИДА: - Буду иметь в виду. А вам спасибо за вашу заботу.
(Фарида достаёт из сумочки зеркальце, и глядя в него, поправляет волосы).
АБДУСАЛОМ(в сторону): - И такую очаровательную женщину Дустмурод называет «ядовитой змеёй в женском обличье». (Смеётся).
ФАРИДА (вскинув голову): - Что же вас рассмешило, Абдусалом?
АБДУСАЛОМ (уклончиво): - Да так, не обращайте внимания. Интересно, над чем вы работаете сейчас?
ФАРИДА (увлечённо): - Я готовлю статью для журнала, в которой собираюсь описать образы женщин из «Шахнаме» великого Фирдоуси, которые ещё не знали, что такое паранджа и хиджаб – покрывало.
АБДУСАЛОМ: - Вы верны себе… А я хотел поговорить с вами ещё об одном.
ФАРИДА (притворно смеясь): - Что-то ещё угрожает мне?
АБДУСАЛОМ: - Нет, это совсем другое. Это касается нас обоих. Я давно собирался поговорить с вами на эту тему. Сегодня вот решился.
ФАРИДА (заинтригованно): - Я слушаю вас, Абдусалом.
АБДУСАЛОМ: - Но вначале я хотел бы рассказать вам кораническую легенду о Билкис и Сулеймане.
ФАРИДА: - Ну что ж, давайте сначала выслушаем легенду.
АБДУСАЛОМ: - Служивший у царя Сулеймана удод поведал ему об удивительной стране Саба, где людьми правит женщина редкой красоты и ума по имени Билкис, которая со своим народом обманута Шайтаном и потому поклоняется солнцу, а не Богу. Сулейман приказал, чтобы её доставили к нему во дворец.
ФАРИДА: - Какая интересная легенда.
АБДУСАЛОМ: - Когда её ввели во дворец, она была восхищена необычным искусством мастеров, его воздвигнувших. Пол она приняла за морскую пучину и открыла свои голени. Но это был лишь мираж, просто пол в зале был сделан из хрусталя.
ФАРИДА: - Что же дальше?
АБДУСАЛОМ: - Но ещё больше она поразилась, узнав свой трон во дворце Сулеймана. После подобных доказательств могущества и мудрости Сулеймана Билкис признала, что она заблуждалась и уверовала в Бога.
ФАРИДА (с улыбкой): - Ну и чем же кончилась история Билкис и Сулеймана?
АБДУСАЛОМ: - Сулейман женился на царице и они прожили долгую и счастливую жизнь.
Абдусалом пристально смотрит на Фариду. Под его взглядом Фарида смущенно опускает глаза.
АБДУСАЛОМ: - Фарида. – У меня нет, как у царя Сулеймана в услужении волшебников и джиннов, но с помощью Аллаха я хочу соединить мою жизнь с вашей.
ФАРИДА (волнуясь): - В клетке, даже золотой, я просто зачахну.
АБДУСАЛОМ (порывисто): - Ваше место в глазах и сердце моём, Фарида. Вас я не стану неволить ни в чём.
Раздаётся телефонный звонок. Абдусалом достаёт из внутреннего кармана телефон и прикладывает к уху. Слышится голос Оят.
ОЯТ: - Что-то сегодня вы припозднились, отец. Каждый год вы возлагали цветы к портрету мамы по случаю дня её рождения. А сегодня забыли.
АБДУСАЛОМ: - Скоро буду.
ОЯТ: - Не забудьте по дороге купить цветы.
АБДУСАЛОМ: - Хорошо, дочка. (обращаясь к Фариде): - Ну, я пойду. А вы подумайте над моим предложением, Фарида.
ФАРИДА: - Хорошо, Абдусалом. Я подумаю.
АБДУСАЛОМ: - До свидания! Берегите себя.

Уходит

Действие 3

Картина седьмая

Дом Абдусалома. Абдусалом сидит за столом. Перед ним подставка с Кораном. Абдусалом сосредоточенно, нараспев читает суры из Корана. Неслышно входит Оят. Закончив чтение, Абдусалом вопросительно смотрит на неё.
ОЯТ: - Я иду в школу, отец. Сегодня у нас последний экзамен.
АБДУСАЛОМ: - Удачи тебе, дочка. А я сегодня должен завершить чтение Священного Корана, что я делаю ежемесячно.
ОЯТ: - Я знаю, отец.
АБДУСАЛОМ: - А потом я пойду к учителю, почтенному Шайх Бурхону.
Оят уходит. Абдусалом продолжает чтение. Глядя на часы:
- О как бежит время. Скоро полуденный намаз.
Звонит телефон. Берёт мобильный телефон и прикладывает к уху. Слышится голос Оят.
ОЯТ: - Отец, я не хотела вас огорчать. Но мне звонил Шердил. Вчера вечером в подъезде на Фариду Сидки совершено покушение. Её ранили ножом.
АБДУСАЛОМ: - О, Аллах! Фарида, как она?
ОЯТ: - Как только я узнала об этом, я поехала в больницу. Ей уже лучше. Врачи говорят, что опасность миновала.
АБДУСАЛОМ: - Спасибо, дочка.
Абдусалом медленно прохаживается по комнате.
АБДУСАЛОМ: - Эх, Фарида, Фарида. Я же предупреждал тебя. Разве можно играть с огнём?
Раздаётся стук в дверь.
АБДУСАЛОМ: - Кто там? Входите. Дверь не заперта.
Входит Дустмурод. Приветствуют друг друга.
ДУСТМУРОД: - Ходжи Абдусалом. Не буду ходить вокруг да окола. Я пришёл к вам по поручению совета улемов – учёных-богословов.
АБДУСАЛОМ (удивлённо): - Что же это за поручение?
ДУСТМУРОД: - Вы должны внести ясность в ваши отношения с Фаридой Сидки.
АБДУСАЛОМ: - С каких это пор совет улемов стал вторгаться в личную жизнь правоверных? Я и Фарида…
ДУСТМУРОД (прерывая Абдусалома): - Ваши отношения давно переросли за рамки личного. Вы же знаете, что в своих публикациях Фарида замахивается на святая святых – устои религии. Как же вы, зная об этом, можете… гм… вести с ней дружбу.
АБДУСАЛОМ: - Что же вы предлагаете мне?
ДУСТМУРОД: 

Припомни, как старинный нас аптекарь поучает,
Снадобье горько, но оно от хвори исцеляет.

АБДУСАЛОМ: - Не тяните, Дустмурод, скажите прямо, что вам надо?
ДУСТМУРОД: - Вы должны публично осудить Фариду Сидки.
АБДУСАЛОМ: - Дустмурод, вас одолевают злые мысли. Разрушать всё вокруг, уподоблять всех себе и притеснять тех, кого вы считаете «другими», стало для вас привычным. Вы не желаете прислушаться к разуму.
ДУСТМУРОД: - Совет улемов всё учёл и всё взвесил. То о чём вас просят, для вашего же блага. Вспомните, что говорил наш учитель Шайх Бурхон: не могут сойтись лёд и пламень, не могут сойтись два берега одной реки.
АБДУСАЛОМ: - Правильно, два берега, но ведь одной реки, реки жизни, реки нашей жизни, которой мы живём. На то мы и люди, чтобы осознать это, тогда место вражды в наших умах и сердцах займут взаимоуважение и любовь.
ДУСТМУРОД: - Так вы принимаете наше предложение или нет?
АБДУСАЛОМ: - Нет, вы никогда не дождётесь этого от меня.
ДУСТМУРОД: - Не торопитесь с выводами, Абдусалом. Подумайте ещё раз. Одно влиятельное лицо велело передать: если вы исполните то, о чём мы просим вас, то в скором времени вас повысят в должности.
АБДУСАЛОМ (негодующе): - Вам мало того, что Фарида ранена. Теперь вы хотите моими руками расправиться с ней. Но я не из тех, за кого вы меня принимаете.
ДУСТМУРОД: - Пока мы вас принимаем за того, за кого принимали.
АБДУСАЛОМ: - Моисей создал медного змея, чтобы спасти людей. Вы же извратили это понятие и сделали его символом насилия и устрашения.
ДУСТМУРОД: - Одумайтесь, Абдусалом. Вы отдаёте себе отчёт в том, что говорите?
АБДУСАЛОМ: - Тот, кто убил своего противника, освободил его, а себя закабалил.
ДУСТМУРОД (зло, сквозь зубы): - Довольно, Абдусалом. Не путайте нас с убийцами и насильниками. Я вижу, что вы не собираетесь порывать связей с богохульной журналистской. Тем хуже для вас. Уверен, что совет улемов издаст фатву, по которому вы будете лишены учёных званий и права читать лекции в нашем заведении.
Поворачивается и уходит. Абдусалом проходит задумчиво взад и вперёд по комнате.
АБДУСАЛОМ: - Я знаю, нас с Фаридой впереди ждут большие трудности и борьба. Но я уверен, что мы найдём в себе силы, чтобы отстоять свои права, любовь и счастье. Аллах да поможет нам.
Абдусалом задумчиво ходит по комнате. Стук в дверь.
АБДУСАЛОМ (с тревогой): - Кто там? Входите.
Входит Шердил.
ШЕРДИЛ: - Здравствуйте.
АБДУСАЛОМ: - Салом алейкум, дорогой. Проходи. Как мама?
ШЕРДИЛ: - Ей уже намного лучше.
АБДУСАЛОМ: - Слава Аллаху! Чем ещё порадуешь?
ШЕРДИЛ: - Мама просила передать…
АБДУСАЛОМ: - Что же она просила?
ШЕРДИЛ: - Я не знаю, что это значит. Но она просила передать точь в точь: «Ходжи Абдусалом, я долго думала и решила следовать примеру царицы Билкис».
АБДУСАЛОМ (с плохо скрываемой радостью): - Так и сказала?
ШЕРДИЛ: - Да, именно так и сказала. Ну, а теперь я пойду. Я не могу оставить маму.
АБДУСАЛОМ: - Я тоже никогда её не оставлю.
ШЕРДИЛ: - Вам с мамой лучше знать. (Уходит).

Картина восьмая

Келья. Шайх Бурхон сидит и перебирая чётки, углублён в зикр.

Язык отсохнет у того, кто позабудет о словах,
Пророк последний Мухаммад, благослови его Аллах.

Входит Абдусалом и почтительно отвешивает поклон.
АБДУСАЛОМ: - Ассалому алайкум, учитель.
ШАЙХ БУРХОН: - Ваалейкум ассалом. Проходи, я ждал тебя.
АБДУСАЛОМ: - Я также испытываю потребность в общении с вами.
ШАЙХ БУРХОН: - Ты, конечно, слышал о случившемся.
АБДУСАЛОМ: - Да, учитель.
ШАЙХ БУРХОН: - Надеюсь, рана не очень глубока и опасность теперь позади.
АБДУСАЛОМ: - Преступник видимо не рассчитал, что Фарида будет отчаянно сопротивляться. На шум выскочил её сын Шердил, потом сбежались соседи и злодей выскочил на улицу, где его в машине ждал сообщник.
ШАЙХ БУРХОН: - Я очень сожалею о случившемся. Ислам придаёт огромное значение человеческой жизни, утверждая, что тот, кто убьёт человека, тот как бы всех людей погубит, ибо убийство порождает мысль о том, что любой может быть убит.
АБДУСАЛОМ: - Я тоже много думаю об этом.
ШАЙХ БУРХОН: - Ислам – религия любви и сострадания. А злоба и ненависть превращают землю в преисподнею. Нужно научиться прощению и терпению. Только так можно протянуть руку помощи падшему, слепому вернуть зрение, заблудшего наставить на правильный путь.
АБДУСАЛОМ: - Истинно так, учитель.
ШАЙХ БУРХОН: - К сожалению, в сутолоке жизни мы иногда забываем об этом. Тебе, наверное, покажется странным, но этой ночью мне приснился покойный Рамазон Мумин-заде.
АБДУСАЛОМ: - Считается, что сны имеют сокровенный смысл.
ШАЙХ БУРХОН: - С Рамазоном Мумин-заде мы враждовали всю жизнь. Я его пережил, но теперь, когда нет главного противника моей жизни, я чувствую, что мне чего-то недостаёт.
АБДУСАЛОМ: - Наверное, это отражает смысл и внутреннее содержание вечной борьбы.
ШАЙХ БУРХОН: - Да, наша жизнь напоминала непрерывный поединок. Вот и во сне у нас с ним была настоящая баталия.
АБДУСАЛОМ: - Да, у него был бойцовский характер.
ШАЙХ БУРХОН: - А под конец, он, как часто это бывало, при его жизни, процитировал стихи:
Моё неверье, не слов пустых убранство,
Я верю в истину одну: вот веры постоянство.
АБДУСАЛОМ: - Да помилует его Аллах. Но в жизни бывают и такие противники, которые своим мужеством, стойкостью и искренностью вызывают уважение. Профессор Мумин-заде был из таких.
ШАЙХ БУРХОН: - Теперь, когда он умер, я думаю о том, что если бы мы не спорили с ним до упаду, не скрещивали клинки, не метали громы - молнии и не трепали столько друг другу нервов, а в дружеском предрасположении сели бы за дастархан и вели мирную беседу, терпеливо выслушивали доводы, то, наверняка пришли бы к какому-то пониманию, во всяком случае, и оставаясь каждый при своём мнении, сохранили бы взаимное уважение.
АБДУСАЛОМ: - Светлейшие умы мира призывают сегодня человечество к диалогу и обмену мнениями.
ШАЙХ БУРХОН: - Только так можно устранить недопонимание и неприязнь, уладить распри и отторжение. Нужно понять раз и навсегда: чтобы существовать, надо сосуществовать.
АБДУСАЛОМ: - Истинно так, учитель. Чтобы существовать, надо сосуществовать.
ШАЙХ БУРХОН (торжественно): - Абдусалом, я знаю, вам с Фаридой ещё предстоит это доказать. Но настоящая любовь, дарованное свыше, противостоит и побеждает любую силу. Ты мне дорог как сын. Я благословляю и желаю вам счастья. Аллах Милосердный вам в помощь.

Занавес