Не станет наша Лайка без причины лаять!

– Что-то тут не то, братцы! – решил старшина Степанюк с житейской мудростью. – Не станет наша Лайка без причины лаять! Готовьте оружие к бою!





Как-то раз прибилась к нашему взводу собака бездомная. Смотрела она на солдат разнесчастными глазами. Худущая, как скелет, позабытая и никому не нужная в этом проклятом войной мире.

Её хозяев, жителей украинского городка, немцы в Германию угнали на принудительные работы. И осталась псина сиротой.

Пожалели мы её, накормили и отмыли во фронтовой бане. Стала она нашей полковой любимицей. Старшина Степанюк Лайкой её прозвал, да так и привязалась к ней эта кличка.

А почему именно Лайкой? Да потому что лаять отказывалась, сколько не уговаривай. Ты ей: "Лай, собака! Собакам лаять положено!" А она – не лает, хоть тресни! Не хочет голос на людей повышать.

Спокойной Лайка была собакой, без повода не брехала. Хотя на лайку, если говорить о породе, совсем не похожа была, скорее овчарку напоминала.

Бывало, пристанет к ней ефрейтор Аниськин, как банный лист сами знаете к какому месту: – Лайка-Лайка! А-ну, полай-ка! – поддразнивает, веселится так. А Лайка в ответ молчит, на провокации не ведётся. Голову повернёт на бок, язык высунет, смотрит внимательно, но голос не подаёт. Умная потому что, не чета дуралею ефрейтору.

– Не дразни животину, а то укусит! – стращал ефрейтора старшина Степанюк. – Укусит, и правильно сделает! Барагозишь потому что много!

Но Лайка Аниськина кусать отказывалась. Добрая она собака, к людям по-людски относилась. Любила их простой собачьей любовью.

А вскоре для Лайки и служба нашлась – в качестве ротного почтальона. Ей выдали почтовую сумку и даже поставили на довольствие в штабе полка, как положено всякому новопризванному бойцу.

И Лайка свою пайку отрабатывала добросовестно. Таскала полковые донесения – в штаб армии. И даже в штаб округа иногда. Часто под пулями, прямо во время боя. Надёжным почтальоном была – храбрым и исполнительным!

Одна история с участием Лайки запомнилась мне особенно, очень точно она характеризует нашу умницу-Лайку. Её сейчас расскажу.

Как-то раз наш взвод широкое поле до расположения новых позиций переходил. Поле это немецкие части без боя сдали и отступили за реку, основательно укрепились на том берегу и начали обстрел наших позиций из миномётов. Форсировать водное препятствие, как известно, куда трудней, чем штурмовать пустынную равнину. Вот и немецкие командиры рассудили также.

Разведчики доложили об этой уловке немцев командиру полка, а тот отдал приказ нашему взводу:

Как только поле мы перейдём, задача наша – окопы вырыть и заграждения с колючей проволокой растянуть – оборудовать оборонительные укрепления.

И вот, стало быть, переходит наш взвод то поле, а Лайка неподалёку бегает. Доверяем ей потому что, бдительная она, нюх у неё на фашистов, издалека их чует.

И вдруг, как залает Лайка во весь свой собачий голос, мы даже рты разинули от удивления. До канавы добегает, пересекающей широкое поле и делящей его надвое, а дальше – ни шагу! Возле канавы останавливается как вкопанная, словно там граница невидимая пролегает, и ту сторону облаивает, как полоумная. А по какой причине – не поймёт никто.

– Что-то тут не то, братцы! – решил старшина Степанюк с житейской мудростью. – Не станет наша Лайка без причины лаять! Готовьте оружие к бою!

Мы приготовили автоматы, как старшина велел, но дальше идти не рискнули – остановились и ждём, доверяем Лайке. Пока не выясним причину её беспокойства – вперёд ни ногой!

А Лайка брешет и брешет – ни в какую успокаиваться не хочет. Бегает туда-сюда и лаем заходится, как будто кричит нам что-то, а докричаться не может. Трубит тревогу на свой собачий манер.

Стоим мы, не доходя до канавы, что делать понятия не имеем. А старшина Степанюк, понюхавший немало военного пороху, взял в руки камень увесистый, подошёл к тому месту, дальше которого Лайка не забегает, и бросил через канаву метров на десять.

И тут, как только камень земли коснулся, прогрохотал взрыв. Нам сразу понятно стало – минное поле там, за канавой! Лайка, умница наша, предупредила однополчан, что дальше идти нельзя. Нюх у неё на мины, чует она ловушки фашистские.

Послали мы, по такому случаю, гонца до штаба полка. Он рассказал командирам про обнаруженное Лайкой минное поле, и те сапёров нам в подмогу выслали.

Сапёры до темноты провозились, пока не разминировали тропу до наших новых позиций. Десятка четыре мин обезвредили только на одном узком участке!

А Лайку, спасительницу нашу, бойцы с той поры ещё больше зауважали. Как верного и надёжного однополчанина! Ну, и баловали её, конечно. Гостинцы носили – чего-нибудь из еды повкусней. Каждому хотелось отблагодарить Лайку, за то, что от верной гибели нас спасла.

Так и служила Лайка в нашей роте до самой победы на должности ротного почтальона. А после войны старшина Степанюк её с собой забрал. Уехали они жить в его родную станицу под Харьковом.