Вааки и другие жители болот. глава3, глава4

Глава 3. "Герой" 

Вечером, когда на болото клоками лёг густой туман, родные просторы Вааков стали походить на один гигантский дымящийся котёл. На зелёных кочках и причудливых корягах, покрытых мхом, стало тихо, и только одна неугомонная лягушка никак не могла закончить свою громкую песню. В домике большого семейства зажглись маленькие синие и зеленые огоньки. Это мама Кима достала из кладовки свои фонарики-баночки с биолюминесцентными грибами, и расставила их по всему домику. А папа Ваака, подбросив в камин несколько бархатистых бурых свечей рагоза, отправился на второй этаж укладывать спать своих малышей. 
- Ещё рано спать, пап, - недовольно загудела компания старших мальчишек. Они были заняты тем, что доклеивали макет летательного кораблика, который собирались запустить уже утром. 
- Папочка, дай нам ещё немного времени, - запищали девчонки, - мы ещё не закрыли наш салон красоты. 
- Отпускайте несчастных мышей, и не забудьте их всех отмыть. А то на улице в таком виде их сцапает первый попавшийся филин. Ох, вот ещё мама не видела, что вы тут устроили.
- Мама видела, - пропищала Двадцать шестая дочурка, - она нам посоветовала красить им шерстку не в лимонный, а в малиновый цвет.
- Да, так, наверное, лучше, - вздохнул папа, - но хоть перья-то отвяжите от них.
- Пап, ты шутишь? Это последний писк моды. И потом... Мы так старались. 
- Так старались они… - хихикнул Семнадцатый малыш, - когда таскали эти перья из хвоста Кряквы? 
- А вот и не из хвоста, - рассердилась Двадцать четвёртая, - а из гнезда. Знаешь, как не просто было?! И нечего ябедничать! 
- Тише, тише, - вмешался папа Ваака, - не надо ссориться. Из гнезда тоже нельзя брать чужое.
- А из чужого хвоста можно, пап? - не унимался Семнадцатый.
- Тем более НЕЛЬЗЯ. И если вы выпустите мышей из своего салона красоты в таком виде, девочки, я вам гарантирую, что это будет не последний писк моды, а последний писк этих ваших модниц. Ночью на болоте небезопасно, а тем более в таком приметном наряде. 
- Ладно, пап, - наконец согласились дочки и понесли отмывать свои модели.
- А где Одиннадцатый? – заволновался, оглядываясь, папа Ваака.
- Он опять, наверно, на большой коряге торчит, - посмеиваясь, сказал Семнадцатый.
- Мама будет волноваться, ему столько раз говорили не задерживаться допоздна, - вздохнул папа Ваака, вглядываясь в сгущающийся сумрак за окном. - Что там вообще можно делать в такую темень? 
- Звездами любоваться, пап, - пояснил Пятнадцатый. И добавил: они такие красивые, эти фонарики на небесном болоте. 
- Да-да, конечно, - встревожился папа, - ещё чуть-чуть и придётся идти его искать... 
     Но тут внизу хлопнула входная дверь, и раздался быстрый топот маленьких ног на лестнице. 
- Надеюсь, я ничего не пропустил? – запыхавшись, спросил улыбающийся Одиннадцатый.
- Сколько тебе говорили, не задерживаться так? - строго сказал папа. 
- Ну и влетит тебе сейчас, - поддакнул Семнадцатый.
- Я просто... Просто ждал, когда... 
- Когда с небесного болота тебе помашут лапкой и скажут: «Здравствуйте, уважаемый Ваака, как поживаете? Не хотите ли заглянуть к нам на чашку облачного чая? Вы такой особенный, уникальный, как мы тут без вас в своём небесном болоте... Пропадем совсем…». Потом Семнадцатый разразился смехом, пока папа не прервал его.
- Семнадцатый, уймись уже, что у тебя сегодня с настроением? Вредность одна какая-то...
- Я, правда, думаю, что там кто-то сидит... - смущённо пробормотал Одиннадцатый, - на небесном болоте. Кто-то же должен передвигать их звёздные фонарики...
- А ты почитаешь нам сказку? - вдруг громко спросила у папы младшая Тридцатая доченька. Она лихо вскарабкалась по нему, как обезьянка, и, повиснув у него на плече, ласково заглянула в глаза.
- Ехе-хе, - протянул папа, почесывая затылок, - разве вам откажешь... 
- Почитай, почитай, - послышалось тут же со всех сторон. Малыши, бросив свои занятия, расселись вокруг папы Вааки. Про Одиннадцатого тут же все забыли. Первый принёс самую большую банку-фонарик, а Тринадцатый притащил потрепанную толстую книгу. 
- Что, опять про Брусничку? 
- Ага-а, - хором протянули малыши, улыбаясь и вне терпения ерзая на месте. 
- Вы эти приключения слышали уже сотни раз. 
- Ага, - повторили они. 
- Читай, читай.
- Ну, пожалуйста, пап. 
- Давай, - настаивали ребята. 
- Ну, хорошо, хорошо, - вздохнул папа Ваака. 
- Подождите, подождите! - крикнули трое малышей, которые тащили за собой что-то большое. 
- А-а, ну конечно, - улыбнулся папа, - без этого никак нельзя. Какая же сказка на ночь без одеяла.
     И вот, когда все расселись под огромным лоскутным одеялом, и стало совсем темно, только гриб в стеклянной банке подсвечивал папе страницы в книге загадочным зеленоватым светом, он начал: 
- Давным-давно, в стародавние времена, когда большая река была ещё не такой большой и полноводной, а нашего болота не было и в помине, в этих глухих местах стоял дом с большим ангаром для сушки и заготовки зерна. И жил там вредный и косматый Овинник. Жадный-прежадный, сварливый-пресварливый. Глаза у него были красные, как два уголька, а от самого жар шел, как от печки. Спал Овинник в сарае рядом со своим зерном, чтобы охранять его от воришек и своим жаром высушивать. Случился голодный год у лесного народа – совсем неурожайное дождливое лето выдалось. А у Овинника зерна видимо-невидимо. Стали лесные жители к нему приходить: звери, лесовики, наяды разные. Еды просить да помощи. Да только всех он гнал-прогонял. Никому зернышка не подал. Прознал про это герой удалой Брусничка - румяный бок. И захотел Овинника проучить да народ лесной накормить, от гибели голодной уберечь. Прикатился к Овиннику и говорит ему:
- Поборись со мной силою, сразись со мной, с героем лесным. Победишь меня - стану у тебя жить, тебе прислуживать, а коли я одолею, то зерном своим поделишься с лесными жителями. Чай не обеднеешь. 
     Согласился жадный Овинник. Захотелось ему Брусничку во служение себе получить. «А если плохо будет работать, его и съесть можно будет...» - подумал он. 
- О-ой! - вскрикнули тут маленькие Вааки, прижавшись друг к другу. 
- Ну что вы, малыши, - ласково заговорил с ними папа Ваака. - Вы же эту сказку уже так много раз слышали, знаете ведь, что все хорошо закончится. Нечего бояться. 
- Всё равно боязно, - прошептал Двадцать седьмой малыш. Но быстро добавил, ткнув в братишек лапкой: им, а не мне. 
- Читай, читай, - нетерпеливо поторопили папу остальные. 
- И предложил тогда ему Брусничка состязание: кто быстрее из них его зерно на поляну лесную перетаскает и обратно. Вот и стали они бегать, набирая по мешку зерна, и складывать в две большие горы на поляне. А когда зерно в ангаре закончилось, то стали обратно его таскать. Да только пока жадный Овинник бегал туда-сюда, лесные жители его зерном втихаря угощались и все досыта наелись. Видит Овинник, что его куча зерна меньше становится. Понял жадина что обманули его. Заревел страшным голосом:
- Обманул ты меня, Брусничка, лесных дармоедов решил моим добром попотчевать, а не в силе, да скорости со мной состязаться. 
- Не убудет от тебя, Овиннушка, да только ты уж прости меня. Без твоего зерна весь лесной народ зиму бы не пережил лютую. А зерно у тебя ещё осталось, не на один год хватит. А я тебе обещаю весной в поле помогать, твоё добро приумножать. - Да только заревел тогда Овинник пуще прежнего, совсем осерчал: 
- Ах, не убудет от меня, говоришь? Лесной народ зиму за мой счёт переживать будет? Ну, смотри у меня, Брусничка, теперь я зиму подговорю, нашепчу ей пуще прежнего лютовать - твой лесной народец морозить. А тебя, румяный бок, я без всякого уговора проглочу. - Прыгнул тут на него Овинник и проглотил румяную ягодку. Да только не знал он, что Брусничка волшебный, заговоренный. Пророс Брусничка у жадного Овинника в животе кустиком, кустик тот корнями своими в земле злодея заковал, а верхушечкой к солнышку потянулся, и выросло на том кустике много ягодок Бруснички. Герой Брусничка спрыгнул со своего куста и дальше в лес побежал лесным жителям помогать. А корешки так и остались жадину под землёй держать да землю его теплом обогревать. С тех пор ягодки на брусничных кустах поспевают даже в холодную погоду и краснеют-наливаются оттого, что Овинник их под землёй греет и красными глазами сверкает. 
     Когда папа Ваака закончил читать, малыши уже сладко спали, свернувшись калачиками и прижавшись друг к другу. Папа тоже зевнул и начал осторожно разносить малышей по своим кроваткам, как вдруг в тишине его кто-то тихонько позвал:
- Пап, папа! А вдруг это все правда... 
- Одиннадцатый, дружок, ты что, не спишь? 
- Я думаю, а вдруг Брусничка-герой и правда есть. И Овинник... Сидит до сих пор под землей? 
- Может и правда, - посмеивался папа Ваака, укрывая его одеяльцем, - и что с того? 
- Ну, Брусничка, он такой... - мечтательно протянул маленький Ваака, - такой смелый, все его знают, все любят. 
- Конечно, все знают, на этих сказках не одно болотное поколение выросло.
- А Овинник? Вдруг он из-под земли выберется, тогда что?
- Землю перестанет греть, и она промерзнет насквозь. Зима лютая будет. Да только он не выберется, - улыбнулся папа Ваака. - Спи.
- А правду говорят, что на болоте туман от него стелется по воде? Будто он из-под земли паром дышит?
- А вот ты и не гуляй допоздна. Нечего Овинника сердить, воду к ночи мутить. Сколько тебе мама говорила, ты все равно до последнего лягушачьего квака где-то пропадаешь. А мы волнуемся. 
- Волнуетесь? За меня? 
- Конечно. Мы же тебя так любим. 
- Как, так? Как и всех остальных моих братиков и сестричек? 
- Ну конечно, мы вас всех очень любим. 
- Значит, я ничем от них от всех не отличаюсь? - грустно спросил Одиннадцатый. 
- Ну конечно, каждый из вас особенный, но любим мы вас всех одинаково. 
- Тогда и нечего за меня волноваться, - пробурчал сынишка в ответ. - Раз вы всех одинаково любите. У вас таких особенных - вон, - Одиннадцатый махнул лапкой на соседние кроватки с мирно спящими малышами, - пруд пруди. Одним больше, одним меньше... 
- Ну что ты такое говоришь, сыночек? - ласково сказал папа Ваака. - Даже если бы вас было не тридцать, а сто, - тут он зачем-то тихонько постучал по деревянному полу, - каждый их вас был бы по своему уникальный и особенный. Без каждого из вас мы бы с мамой не были бы такими счастливыми. Закрывай глазки. И не горюй ни о чем. Мы тебя очень-очень любим, наш единственный Одиннадцатый сыночек, второго такого Одиннадцатого у нас нет и не будет. И не гуляй, пожалуйста, допоздна больше.
- Уху, - сквозь сон прошептал Одиннадцатый малыш, - на нашем болоте все равно полно кустиков брусники, уж, наверное, одного-то Овинника смогут удержать... 
     На следующий день, когда кукушка с серой ольхи отсчитала полдень, семейство Вааков высыпало на небольшую, залитую солнцем лужайку перед своим домом.
- Осень скоро, - сказала мама Кима, принюхавшись своим длинным тоненьким носом-веточкой.
- Да, дорогая, - ответил ей папа Ваака, - она уже близко, я с каждым днем все отчетливее слышу её шаги.
- Я ничего не слышу! - пропищала малышка Тридцатая, сидя на ветке серебристой ивы. 
- Иди ко мне, крошка, - сказал папа, бережно снимая её с дерева, - свалишься. Вот послушай внимательно, что ты слышишь? 
- Как Тринадцатый, Семнадцатый с Девятнадцатым орут, запуская свою летательную лодку, вон на той кочке, - ткнула малышка лапкой куда-то вдаль.
- Понятно, - улыбнулась мама Кима, - а ещё?
- А ещё, как Третий, Четвёртая, Пятый и Седьмой ныряют за камушками.
- Хорошо, - улыбнулся папа, - а ещё? 
- Ещё? - Тридцатая задумалась на мгновение и выпалила: - как в лесу деревья сбрасывают с себя листки? 
- Ну конечно! - радовались родители.
- Па, а можно я пойду с тобой ловить жуков к ужину? 
- Нет, милая, - вмешалась мама, - папа будет ставить на них сети, тебе ещё рано нырять в трясину. Лучше пойдём со мной и сестричками в лес наберём побольше шишек и орехов. 
- Зачем? 
- Пора делать запасы на зиму, - улыбнулась мама. - Надо многое успеть до того, как Зима снова вздумает явиться к нам и насыпать своей белой каши повсюду. 
- Здорово, тогда мы сможем наесться, этой её каши? - удивлённо спросила малышка.
- Нет милая, её белая каша, ужасно холодная. Она сыплет её для своих братьев и сестер: Стужи и Мороза. И чем больше насыплет, тем дольше пробудут в наших краях её брат с сестрицей. 
- А когда их белая холодная каша кончится? - спросил малыш Ваака, который играл рядом с двумя улитками. 
- А когда кончится, - рассмеялась мама Кима, - то они и сами уйдут восвояси. И вернутся только через год. 
- А если их холодная каша нагреется, они уйдут раньше? Или вовсе не придут? - серьёзно спросил Одиннадцать, который только что вылез из воды с целой охапкой вкусных водорослей.
- Не знаю, дорогой, - потрепала его мама Кима по намокшей шерстке, - если нагреется, то растает и пропадет. Наверное, и они вместе с ней... Да только как их каша раньше времени-то нагреется? Ладно, милые, делимся на пары, - хлопнула в ладошки мама Кима, - берём за хвостики друг друга, чтобы не потеряться, и вперёд за мной собирать припасы на зиму. 
- До встречи, дорогая, - попрощался с ней папа Ваака и зашагал к своей лодочке. 
     Выйдя из болота в лес, маленькие Вааки засеменили за мамой Кимой по узкой лесной тропке. Они крутили головами в разные стороны, не переставая всему удивляться, ведь обстановка в лесу очень отличалась от их родного болота. И без устали громко болтали обо всем, что попадалась им на глаза...
- Пятнаш, Пятнашка, - вдруг кто-то тихонько позвал сзади. – Пятнадцатый! 
Пятнадцатый остановился, выпустив из лапок хвост Девятого и обернулся.
- Пятнаш. Пятнашка, топай сюда, тебе говорят, - доносилось из-за большого куста папоротника. Пятнадцатый тихонько подошёл поближе и осторожно заглянул под большой лист. 
- Фу, ты... Напугал! Одиннадцатый, чего надо? Мама заругает, не хватало ещё потеряться тут.
- Да погоди ты трусить, - озираясь, зашипел на него Одиннадцатый. - Дело есть.
- Что за дело? 
- На банку черники потянет.
- Не врешь?
- Чтоб мне лопнуть! 
- Ну, говори, - недоверчиво поторопил его Пятнадцатый.
- Хочешь стать героем и получить банку черники? 
- Кто ж не хочет!
- Вот и я хочу, только мне никто банку, как я тебе, не обещает. 
- Короче, давай, Одя, мама с ребятами уже вон, как далеко ушли.
- Вот скажи мне, Пятнашка, тебе не надоело, что ты всего-навсего один из многих? 
- Кого многих?
- А того. Один из тридцати братьев и сестер. Ничего особенного. 
- Чего это ничего? Очень даже я чего... Мне мама и папа говорит, что я особенный.
- Да, да... И мне так говорят и всем остальным. Чтоб не обиделся никто.
- Я чего-то не пойму, к чему ты это.
- А к тому, Пятнашка, что нам с тобой героями надо стать. Настоящими, понимаешь, как Брусничка. Ну, понимаешь?
- Понимаю...- недоверчиво сказал Пятнадцатый. И добавил: - А зачем? 
- Да ты чего, Пятнашка, чудной! Зачем... Затем, чтобы нас все любили, все узнавали. Чтобы помогать всем. 
- Меня и так все любят. Я всем стараюсь помогать.
- Вот ты чудак, Пятнашка, любят его... Как Пятнадцатого Вааку или как героя-защитника всего болота и леса - Брусничку?
- Как Пятнадцатого, конечно, - почесал себе торчащее ушко маленький Ваака.
- Вот, - протянул довольный Одиннадцатый, - а я тебе предлагаю, чтобы тебя все любили как героя Брусничку.
- И банку черники,- поспешил напомнить ему Пятнадцатый. 
- И её тоже! - хлопнул его по спине братишка. 
- Что надо делать, Одя?
- С тобой приятно иметь дело, - деловито подытожил Одиннадцатый и, приобняв его за плечо, повёл в обратную сторону к болоту. Подойдя ближе к воде, Пятнадцатый обернулся на лес и, пожевывая лист камыша, чтобы скрыть волнение, сказал:
- От мамы влетит, о-ох влетит. Я чувствую, Одя.
- Пятнаш, все, что ты можешь чувствовать, так это то, что обеими лапами стоишь во вчерашнем завтраке уток. 
- О-ох, гадость! - взвизгнул Пятнадцатый, вытирая испачканные лапки о траву. 
- Не булькай, Пятнашка. Всё будет нормально. Нами все гордиться, станут, вот увидишь. Заговорят...
- Одя, ну вот скажи мне, у тебя хоть план есть какой-то?
- План? - замялся Одиннадцатый, - Есть, конечно. Обижаешь. Самый лучший и есть.
- Ну-у? - протянул братишка, вопросительно заглядывая в глаза. – Может, поделишься?
- Много ты Пятнашка хочешь: и план тебе, и банку черники. 
- Так, все с тобой ясно, я пошёл.
И Пятнадцатый хотел уже было повернуть обратно, но Одиннадцатый его остановил. 
- Мы освободим Овинника, - гордо сказал он. 
- Кого? Одя, ты спятил? 
- Мы его освободим, а потом победим его снова, как Брусничка-герой. 
- Одя, ты рехнулся! Поздравляю. Всего доброго - я пошёл. 
- Да погоди ты, я серьёзно. 
- Я тоже. 
- Я все рассчитал: во-первых… - Одиннадцатый быстро и с жаром затарахтел, - Овинник давно в плену у брусничного куста. И его тоже можно пожалеть. Может, он и исправился давно. По моим подсчётам, он уже пару сотен лет там сидит. Во-вторых, чем мы хуже говорящей ягодки. Мы тоже не промах и сможем его одолеть в случае чего. 
- Погоди, - прервал его братишка, - во-первых, это все сказки, выдумки, понимаешь? Во-вторых, если ты помнишь, твой Брусничка-герой заговоренный был и сумел прорасти в животе Овинника, когда тот его проглотил. Я, Одя, не заговоренный, я, в случае чего, ни у кого из живота вылезти не смогу. И потом ты помнишь, что этот Овинник плел про зиму? Что нашепчет ей, чтобы она сильнее обычного лютовала. А так сидит себе под землёй никого не трогает, греет её своим теплом, даже в стужу она не промерзает насквозь. Зачем воду мутить, Одя? Не надо...
- Две банки черники.
- Куда топать знаешь? 
- Пятнашка, ты деловой Ваака, - радостно заулыбался Одиннадцатый. 
     Когда солнцу уже надоело торчать посередине небосклона и оно стало медленно плыть в завтрашний день, у Пятнадцатого уже давно и громко урчал пустой живот. Они, наконец, остановились перед зарослями раскидистой рябины, рядом с которой громко ворчала, булькала и шумела водяная воронка. 
- Только не говори, что мы пришли! - забеспокоился Пятнадцатый, - нам ведь дальше, правда?
- Сюда нам, Пятнаш, куда же ещё! - Одиннадцатый старался говорить громко и уверенно, хотя бурление воды все равно приглушало его голос. 
- Нам строго настрого запрещено подходить к водовороту! Помнишь?!
- Ага! Нам сюда! Я долго думал, где он может быть! Только здесь! Видишь, как вода дымится? Точно, от него…
- Точно, ты спятил! 
- Посмотри: вон там, за водоворотом, кочка, вся красная от брусники! Нужно всего-навсего нырнуть в глубь воронки и по течению проплыть под брусничную кочку! Сдаётся мне, что её корни проходят все насквозь и уходят под воду, где и сидит Овинник. 
- Я туда не… - только и успел пискнуть Пятнадцатый, как получил довольно сильный тычок в спину от брата. Мгновение - и они уже оба, кружась и барахтаясь, вертелись в воронке воды, увлекаемые течением в её центр. Ещё мгновение - и они оба в нем исчезли. 
     Когда Пятнадцатый открыл под водой зажмуренные глаза, он почувствовал, что Одиннадцатый крепко держит его за лапу. К счастью, Вааки - прирождённые пловцы и подолгу могут задерживать воздух. Задние перепончатые лапки, неуклюжие на суше, превращаются в превосходный плавательный инструмент в воде. А довольно грубая шерстка не промокает насквозь даже во время ныряния. Но от неожиданности и страха Пятнадцатый позабыл про эти свои особенности и вспомнил только тогда, когда Одиннадцатый под водой легонько прикусил его за хвост, чтобы привести в чувство. Тут же, словно опомнившись, Пятнадцатый сделал под водой ловкий переворот и, погрозив братцу кулаком, проворно поплыл в трясину, погружаюсь все глубже и глубже. Мимо них промелькнула стайка пугливых мальков, а в чёрное илистое дно кто-то так быстро закопался, что маленькие Вааки успели только заметить чёрное мутное облачко, поднявшееся со дна, да торчащие оттуда лопоухие уши. Рядом с ними кто-то громко захихикал, а впереди показался целый хоровод из местных мавок, которые кружились неподалёку от брусничной кочки, распевая свои громкие песни:
Храбрый моряк, такой удалой, 
Ну потанцуй же немного со мной! 
Будем играть мы со щукой речной, 
Там, где сундук, обретёшь ты покой. 
     Потом дружно и визгливо прокричав: «Йо-хо-хо!», - расхохотались и, плеснув хвостами, бросились врассыпную. Одиннадцатый, проплывая мимо, покрутил пальцем у виска, а Пятнадцатый показал им вслед язык. Вскоре перед ними показались густые заросли тёмных брусничных корней. Здесь они и вправду были необычайно большими. Словно чьи-то густые тёмные волосы, они свешивались, пронзая насквозь плавучую болотную кочку, и уходили вглубь мутной воды. Сделав несколько кругов вокруг и не обнаружив ничего необычного для себя, маленькие Вааки решились проплыть прямо через них. Продираясь через корневые заросли, Одиннадцатый выплыл на другую сторону и уже хотел было, обернувшись, сообщить Пятнадцатому о том, что пора бы всплыть, как вдруг понял, что совершенно потерял его из виду. Он резко обернулся, посмотрел вокруг, потом снова и ещё раз... Убедившись, что братишка не выплывал через заросли корней, перепугался и бросился обратно. Он раздирал у себя перед мордочкой надоедливые корешки, оборачивался назад, пытался плыть то влево, то вправо, но все безрезультатно. Пятнадцатого нигде не было видно. 
     Одиннадцатый уже чувствовал, что воздуха у него почти совсем не осталось и если он немедленно не всплывёт, то быть беде.. Но и братишку он оставить под водой никак не мог. "У него тоже сейчас закончится воздух," - с ужасом подумал он. Минута, ещё одна - маленький Ваака почувствовал, что теряет сознание и падает на илистое дно... 
     Когда Одиннадцатый открыл глаза, яркий луч заходящего солнца больно ослепил его.
- Ну, хватит тебе, кончай валяться, - кто-то легонько тряс его за ухо… 
- Ох, и будет нам от мамы... Одя, вставай. Рядом с ним на коленях сидел Пятнадцатый. 
- Пятнашка, я тебя спас?
- Тебя дождёшься, как же... - улыбнулся Пятнадцатый. 
- Ты меня спас?! Ты герой? - удивлённо спросил Одиннадцатый.
- Не совсем, - смущённо, почесывая затылок, ответил Пятнадцатый, - нас спасли они... - он указал куда-то в глубь брусничного куста.- Они настоящие герои... 
     Приглядевшись, Одиннадцатый с изумлением для себя увидел, что между красных ягодок брусники на них застенчиво и с любопытством смотрят множество ярко-алых пар маленьких глаз-угольков.
- Не бойтесь, он вас не обидит, - сказал Пятнадцатый, обратившись к обладателям красных глаз. - Он спасти вас шёл. 
Из-за веточек брусничного куста к ним вышли маленькие круглые косматые существа. Словно маленькие незатухающие угольки, они согревали промокших братьев своим теплом. 
- Это же... - протянул Одиннадцатый.
- Мы, Овинники, - сказал один из них, протягивая ему свою тонкую ручку с цепкими когтистыми пальцами. 
- О-очень приятно, - запинаясь, проговорил изумленный Одиннадцатый. - Я Одя. Я, я вас себе представлял немного покрупнее, побольше.
- Наш папа побольше, - застенчиво сказал маленький Овинник, - но его нет дома. 
- Его держит куст? - с надеждой на подвиг спросил Одиннадцатый.
- Да не позорься ты уже, герой, - вмешался Пятнадцатый.
- Никто его не держит, по крайней мере, лет сто уже. За зерном он ушел. А сказка ваша – глупая, - недовольно засопел один из косматых угольков. 
- Ага, значит, держал куст. Правда? - обрадовался Одиннадцатый. - И про Брусничку-героя тоже правда.
- Прекрати, - осадил его брат, - ты видишь, им неприятно эту историю вспоминать. 
- Извините, - сказал тогда Одиннадцатый, - это значит от вас вода на болоте кое-где дымится? Вы землю греете? 
- Конечно, мы. Мы с папой Овинником на болоте ягодам зреть помогаем, чтобы пища болотному народцу была. А зимой не даем промерзнуть болоту вместе с илом насквозь. Чтобы в лютые морозы могли жители подводные в тёплый ил спрятаться и переждать непогоду. 
- Крепко Брусничка-герой тогда вашего папку прихватил, что он так перевоспитался и помогает всем теперь, - подумал Одиннадцатый, но вслух, конечно, ничего говорить не стал. - Ладно, пошли, Пятнашка, домой. А то поздно уже. Жалко только, что геройского ничего у нас не вышло. 
- Ну, почему же не вышло, ты меня вон сколько в зарослях корней искал. Собой рисковал. Хоть меня там уже и не было. Все равно ты герой.
- Мы вам хотим рассказать, - зашептал им один из маленьких Овинников, - если вы вправду хотите помогать... 
- Конечно, взаправду, - с жаром отозвался Одиннадцатый. 
- К зиме болотных готовьте. Папа говорит, не уговорить её в этот раз, расшумелась она… Сильная идёт. Лютая... 
- Так он не подговаривает её морозить никого? 
- Нет, что ты. Зачем ему? Мороз с жаром страсть, как не дружат. Вот у нас и противостояние. Равновесие. Уговор... А в этот год злая она больно. Придёт, бушевать сильнее обычного будет... Мы можем не выстоять. 
- Так вам помощь нужна? - оживился Одиннадцатый. 
- Помощь, она всем нужна: и вам, и нам. Мы погаснем - и вам худо будет, а вас не будет - смысла и в нас нет. А без смысла хуже нет ничего... Предупредите всех своих, надо к зиме готовиться, дома утеплять. А лучше дальше на юг уходить.
- Мы все сделаем, - серьёзно сказал Одиннадцатый, - обязательно. 
- Спасибо вам, - поблагодарили их Овинники, - ну идите, вам пора. Темнеет уже. Скоро папа Овинник вернётся, рассердится, что мы вам все рассказали. Он говорит, что все своим чередом должно идти. Чему быть - того не миновать. 
- Это мы ещё посмотрим, - сурово кивнул им Пятнадцатый. 
И они зашагали прочь, обходя водоворот по кочкам и тропкам, удаляясь все дальше от дымящихся угольков на брусничном кусте. 
Подходя, наконец, к дому, Пятнадцатый сокрушенно вздохнул:
- Ох, ну и влетит же нам... Даже треклятая лягушка молчит уже. 
- Ладно тебе, Пятнашка, ворчать! Зато мы такое узнали...
- Одя, нам все равно теперь никто не поверит.
- Но мы-то знаем, что мы знаем. А это уже немало.
- Как ты так быстро дорогу к дому отыскал, я в толк никак не возьму. Темень кругом, хоть глаз коли. 
- Пятнаш, это нас фонарики с небесного болота вывели. Я тебе точно говорю, там кто-то сидит и двигает их. Я за ними давно наблюдаю. 
- И тебе подсказывают, куда идти? - отмахнулся от него брат. 
- Точно тебе говорю. 
- С чего это вдруг они тебе станут подсказывать? Особенный ты, что ли? 
- Конечно, особенный. Спрашиваешь! И я особенный, и ты, Пятнаш. У меня второго такого брата, как ты, нет. 
- Пойдём уже, сдаваться, Одя, - устало улыбнулся Пятнадцатый, - а то я уже сильно есть хочу. А тушеными жуками за версту вон, как ароматно пахнет. Слюнки текут.
     На ступеньке перед домом с фонариком в лапах стоял и нервно помахивал хвостом папа Ваака. 
- Ну, наконец-то. Вы где были? Мы вас уже обыскались. МАМА так волновалась за вас. Как вам не стыдно?
- А что с нами может статься, па? - попробовал оправдаться Одиннадцатый. - Мы же особенные, сам говорил. Ничего с нами случиться не может...
- Особенные значит? А ну пошли к маме в дом, будет вам сейчас... Особенным, - сердито сказал папа.
- Пап, - серьёзно сказал Пятнадцатый, - это я виноват, что мы опоздали.
- Ты? - удивился Одиннадцатый. 
- Я, конечно. Мы гуляли, и я под водой заплутал, а Одя меня спас. Он герой. Взаправду. 
- Герой? - переспросил папа. 
- Так что ты скажи маме, чтобы она завтра ненадолго его в угол ставила. А то ему ещё пять банок черники собирать... 
- Чего это пять? - пробурчал Одиннадцатый. 
Но Пятнадцатый так на него взглянул, что тот со вздохом произнёс:
- Ну да, точно пять... Эх, я и забыл!

Глава 4. "Злая зима" 

В родные кроя Вааков - на болото - пришла осень. Она ступала не спеша, шагая с кочки на кочку, высушивая на них мох и траву. Гуляла по лесу, разукрашивая золотым и багряным листья деревьев, смеясь, дула на воду, остужая её, и даже подшутила над старым колючим ежом, пощекотав холодным ветерком его животик, от чего он решил впасть в спячку на три недели раньше положенного.

В домике папы Вааки все шло своим чередом. Большое семейство, как и другие жители болота и леса, были заняты осенними хлопотами.
- Надо столько всего успеть, - озабоченно говорила мама Кима, закручивая очередную банку с брусничным вареньем.
- Не волнуйся, дорогая, - отвечал ей папа Ваака, - До холодов ещё полно времени. Мы все успеем. У нас, к счастью, так много помощников, - добавил он, потрепав по голове маленького Вааку, который принёс из кладовки ещё пару пустых банок для заготовок на зиму.
- Я понимаю, милый, но надо ещё успеть насушить жуков, дети их так любят… И обязательно утеплить окна мхом...
- Да-да, жуков с каждым днём попадается все меньше, зато у нас есть несколько ящиков отличных водорослей. Из них у тебя получится прекрасный суп, дорогая.
- Жуки... Суп, - нахмурил мордочку малыш Двадцать пятый, - все это несерьёзно. Мам, папа, вы слышали, о чем толкуют Одя с Пятнашкой?
- Да, мой хороший, - улыбнулась ему мама Кима, - мы слышали их рассказы много раз.
- Про Овинников и лютую зиму? - переспросил, посмеиваясь, папа Ваака. Мама подмигнула папе и закивала головой.
- А, ну конечно. Помню, помню, - нарочито серьёзно сказал он малышу, - Надо готовиться к страшной, как никогда, зиме. А лучше придумать, как её и вовсе не пустить на порог. Чтобы маленькие угольки-Овинники с далёкой сказочной брусничной кочки не погасили, и не наступил конец света.
- Да-а, - протянул обеспокоенный Двадцать Пятый, - но почему вы такие спокойные и весёлые, вместо того, чтобы срочно что-то предпринимать посерьёзнее брусничного варенья и мха в окнах?
- Да потому что, мой сладкий, - ласково заговорила мама, - совсем недавно наш Одя всерьёз рассказывал, будто кто-то его звал с небесного болота в гости на чашечку облачного чая.
- А до этого, - поддержал её папа, - он клялся, что ему одному известно, как победить лесного Карачуна, которого, кстати, никто толком в глаза не видел. И говорил, что точно знает, когда наше болото пересохнет, а мы все высохнем от жажды и будем жить мумиями в пустыне.
- Нет, дорогой, ты что-то путаешь, - смеясь, поправила его мама Кима, - в этой его истории мы должны были уйти под землю на миллионы лет...
- А, точно-точно, - вспомнил папа, - если бы мы только...
- Не откупились трехлитровой банкой земляничного компота, - продолжила мама, - от злых чар кого-то там...
- Кого? - удивлённо переспросил поражённый малыш.

- Двапя, - обратился к двадцать пятому малышу вошедший в кухню Первый старший брат, - кого ты слушаешь? Одя у нас знаменитый сказочник. Уж не помню, чьи там чары были у него на этот раз. Да только земляничным компотом от него потом три дня несло за версту... Икал ходил, прохвост.
- Так что ты не очень-то всерьез принимай все то, что он тебе говорит. - Сказал папа Ваака.
- Так что же? Одя все выдумал? - разочарованно спросил малыш Двадцать пятый.
- Мы так не сказали, - улыбнулась ему мама, - возможно, он немного преувеличил опасность...
- Ну да, конечно, мам, - тут же вмешался снова Первый, - преувеличил он, как же. А про ожившую сказку о Брусничке-герое, выходит, нормально все говорит? Правдиво так? Я считаю, что нечего ему малышей пугать и ерунду всякую пороть. Перед соседями уже стыдно. Меня, вон, Бобёр у запруды отчитывал, почему ваш Одиннадцатый напугал так его бобренка, что тот третий день сидит под одеялом и отказывается вылезать. Говорит, что скоро зима нас всех переморозит, а если нет, то маленькие красноглазые Овинники все пожгут тут дотла.
- Да, неудобно как-то получается, - сказал папа Ваака. - Я поговорю с ним сегодня. Потом, посмотрев на маму Киму, добавил, - И с Бобром тоже.
- Ну, с Одей все ясно, - сказала, задумавшись, мама, - все давно привыкли, что он у нас ребёнок впечатлительный, мечтательный. Заигрался немного, бывает. Но с Пятнадцатым непонятно. Он же все это подтверждает, на него это совсем не похоже...
- Мам, зато на него похоже трескать ягоды за троих, - посмеиваясь, сказал Первый. - Ты не обратила внимания, что Одиннадцатый для Пятнашки уже неделю ягоды со всего болота собирает? Уж, наверное, не просто так. Сговорились они, мам.
- Ладно тебе фыркать, - махнула она лапкой на старшего сына, который был уже почти вдвое выше её самой, - дружат братики, один другому приятное хочет сделать, угощает, и что с того? А Одя - он у нас мальчик нежный, мечтательный, не нужно его обижать. Ранимый он. Можно ведь немного и подыграть ребёнку. Ну, а к Бобрам я сама схожу, поговорю, - затем, встав на табуретку и пошарив на пустой полке под потолком, она чмокнула в мордочку Первого. - Первый, радость моя, сходи ещё, принеси нам рябиновых ягод для повидла. И возьми с собой Вторую, Третьего и Четвертую, хватит им прохлаждаться, пусть тоже помогают. Потом, немного помолчав, добавила, - А то вдруг и правда зима злая придёт, а у нас повидла мало...
- Ох, мам - вздохнул Первый, но послушно отправился выполнять просьбу. Когда дети вышли из кухни, мама Кима озабочено посмотрела на папу Вааку,
- Ты же не думаешь, что это может быть правдой?
- Нет, конечно, нет, милая, но чтобы ты не волновалась, я могу отправиться к Болотнику.
- Ох, не знаю, милый, такой путь... Да и станет ли он говорить?
- Есть за ним один старый должок, помнишь? Должен сказать, если что-то серьёзное грядет.
- Только ещё раз поговори с Одей и Пятнашкой, ладно?
- Обязательно. - Серьёзно сказал папа.

  На заболоченном берегу реки, на деревянном помосте, сидели двое маленьких Вааков и болтали своими перепончатыми лапами в холодной воде.
-Ха-ха-ха, - смеялась над ними, плескаясь в воде, очаровательная Мавочка. - Ну вы даёте, ха-ха-ха! Река перемерзнет, конец света! Ха-ха-ха! Овинники погаснут... Ха-ха!
- Смейся-смейся, говорят тебе - уходить вам надо! И другим водным. Всё промерзнет до дна в этот раз. Никто не спасется.
- Ну вы и врать! Ха-ха-ха! Да где это видано, чтобы река вся замёрзла или болото? Да тут есть, если вы не знаете, такие места, которые никакой мороз не возьмёт, никакая стужа. Они страсть, какие глубокие. Воронки и омуты не перемерзнут. А есть и колодцы, в которых даже нам боязно плавать, так там весь подводный народ схорониться до весны может.
- Говорят тебе, рыбья чешуя, все промерзнет насквозь! - Злился Пятнадцатый, - Мы хоть дома утеплить можем, дрова заготовить, а вам… совсем туго придётся.
- Ну, раз, вы говорите, что про Овинника не сказка, то и бояться нечего. Согреет он для нас воду.
- Что вы за народ? - вмешался Одиннадцатый, - Говорят тебе, не согреют в эту зиму! Даже они не смогут. Уходить вам надо, пока не поздно. Тьфу ты, уплывать, то есть!
-Аха-ха-ха, - только расхохоталась она снова в ответ и, окатив их брызгами, нырнула и исчезла в тёмной воде.
- Тьфу ты, - с горечью сказал Одиннадцатый, - что с них взять, рыбьи мозги.

  Мимо на тонких длинных ногах в зарослях камышей проходила цапля. Она горделиво выпятила грудь и степенно ступала по мелководью. Но стоило ей заметить в воде зазевавшегося моллюска, как у неё с азартом загорались глаза, и она прытко вылавливала его из воды своим длинным тонким клювом.
- Слышали новости? - уже без особой надежды спросил Пятнадцатый.
- Какие именно? - спросила она, не поднимая на них головы.
- Какие? Самые, что ни на есть важные! - огрызнулся Одиннадцатый. - про то, что скоро всем наступит каюк.
Цапля молча проходила мимо них, не обращая никого внимания и не отрывая глаз от воды. 
- Хоть бы птенцов своих пожалели, - с горечью сказал Пятнадцатый. - Уходить надо скорее из этих мест. Перемерзните ведь совсем.
- А, конечно, конечно. Овинники, Карачун, слышала-слышала... Некогда мне тут с вами...
И она, бормоча себе под нос что-то ещё, степенно удалилась.

- И зачем тебе надо было врать тогда про этого Карачуна? Из-за этого нам никто не верит...
- Кто это врал?
- А скажешь, не врал?
- Вот и не врал.
- И компот тогда не ты выпил?
- Компот к делу не относится.
- Очень даже относится.
- Был Карачун, говорят тебе, был. Значит был.
- И чары хотел напустить на нас?
- Говорят тебе хотел, значит хотел, - начинал злиться Одиннадцатый.
- А что ж тогда не напустил, и наше болото не пересохло? Компот помог? - не унимался Пятнадцатый.
- Опять ты про компот? Дался тебе тот компот.
- Да это он как раз не мне дался, а тебе.
- А тебе и завидно?
- Да если бы ты не наврал тогда, к нашим рассказам все относились бы сейчас серьёзнее.
- Это кто наврал-то? - Одиннадцатый вскочил на лапки и сжал кулаки. - Сказано тебе бестолковому - правда это все!
- И про компот? - Пятнадцатый тоже вытащил лапы из воды и показал, что не намерен отступать.
- А что компот?
- Ты этого Карачуна в глаза не видел или опять будешь заливать, что видел? Лапу ему жал.
- Вот ты чудак, Пятнаш, - сел обратно рядом Одиннадцатый,
- Карачун злой, нежить. Кто ж его видел? Кто видел, того уже нет. А я-то есть.
- А откуда тогда знаешь про чары, которые он собирался напустить на нас?
- Мне с небесного болота сказали, - серьёзным тоном заявил Одиннадцатый.
- Кто? Что? - потом Пятнадцатый не выдержал и громко расхохотался.
- Кто? Что? Компот... - сердито передразнил его брат, - неприятный ты Ваака, и говорить с тобой не хочется больше.
- Ах, скажите, пожалуйста. Неприятно ему. А мне враки твои приятно слушать?
- Ах, враки, говоришь...
И неизвестно, чем бы это кончилось, если бы из зарослей камыша их не окликнул папа Ваака.
- Вот вы где! А я вас везде ищу. Что это вы тут шумите?
- Он говорит, что я врун, Па! И я бы ему за это точно всыпал, не будь он моим младшим братом.
- Ох, как страшно, - передразнил его Пятнадцатый, - да, я на четыре дня тебя младше, и что с того?
- Не надо ссориться, дети. - Остановил их папа. - Мне надо с вами обоими серьёзно поговорить. Мама волнуется, да и я тоже. Я к Болотному отправляюсь. Если что-то и грядет, он знает. Вот только...
- Что только? - переспросил его Одиннадцатый.
- А то, Одя, что если все это правда, и Зима лютовать идёт, а Болотному про то известно, почему он молчит, не предупреждает никого? 
- Может он в сговоре с папой Овинником, - предположил Пятнадцатый, - маленькие угольки, говорили же, что папа их не хочет никого предупреждать. Мол, все своим чередом должно быть, чему быть, того не миновать. Одя, что молчишь-то? Помнишь?
- Помню, как не помнить-то, - подтвердил Одиннадцатый.
- Ладно, ребята, - сказал папа Ваака, я к Болотнику отправляюсь, а вы, раз такое дело, помогите маме с припасами и остальным передайте, что я наказал хворост и дров стараться готовить больше обычного.
- Значит, ты нам веришь, Па, - засветился Одиннадцатый. - правда веришь?
- Лучше поверить в сказку сына, чем не поверить в его быль. - Улыбнулся Папа.
И обняв их, зашагал прочь.

- Пятнаш, я так и не понял ничего... Верит нам папа или нет.
- Главное Одя, это-то, что мы можем теперь спасти всех, - воодушевился Пятнадцатый.
- И героями стать, как Брусничка?
- Спрашиваешь! Круче. Как Одя и Пятнаш!
И маленькие Вааки, обнявшись, побежали по мосткам, обратно к дому.

  Тем временем, папа Ваака уже сидел в своей весельной лодочке и плыл в самое сердце большого болота. "Хорошо, что мы с анчуткой тогда смогли её со дна поднять, залатать" - радовался про себя папа Ваака, разгребая веслами ряску и тину. Вскоре показались целые острова из кувшинок, на которых беззаботно играли местные лягушата в чехарду.
- Слышали, что мой сын говорит? - спросил их папа Ваака.
- Слышали! - кричали они ему, прыгая с кувшинки на кувшинку.
- Почему не уходите тогда? Пока время есть?
- Нам мама не велит, говорит, сказки все это. Ил, говорит, тёплый всегда, поглубже зароемся, так и зиму переждем.
- Ясно. - Печально ответил он и поплыл дальше. Обогнув старое чёрное поваленное дерево, папа Ваака пришвартовался к ближайшей кочке. Навстречу ему, подпрыгивая от нетерпения, спешил, заметивший его, старый друг-анчутка.
- Рад, очень рад видеть, - пожимая его лапу, тарахтел приятель. - Какими судьбами? К Болотнику? Это правильно, это надо. Сам собирался, но ты же знаешь, я не очень-то хороший пловец. А тут ты...
- Привет, привет. Слышал уже, что мои ребята говорят?
- Как же, как же. Слышал. - Анчутка нервно крутил тонким хвостом с кисточкой и почесывал рожки на голове.
- Что делать будешь?
- Ваака, а что мне делать, ты же знаешь, мы с Мавочкой ждём весной Аистов к себе... Она категорически отказывается куда-то уходить. И потом...
- Что потом? - нахмурился папа Ваака.
- Ну, ты сам понимаешь - дети. Они и сочинить могут. А если не правда это все? Да и куда нам идти отсюда. Здесь наш дом, родня.
- Ну да, ну да, - печально вздохнул папа Ваака, - спешу я, а ты береги себя. И Мавочку свою береги. И он, попрощавшись, отправился дальше, продираясь сквозь заросли ивы к большому болотному омуту. Немного постояв рядом с ним, Ваака набрал в грудь побольше воздуха и нырнул вниз головой. Потоки воды сами затягивали вниз все глубже и глубже. Течение понесло его куда-то в сторону, и глава большого семейства, повинуясь потокам воды, поплыл под большие чёрные корни ко дну. Здесь была тишина. Никого не было видно: ни вечно хохочущих мавок, ни мокриц, даже рыбы старались не заплывать в эти глухие места, не тревожить своим присутствием Болотного. Он жил здесь один, и очень ценил свое уединение. Только изредка, на закате, он всплывал посидеть у старых массивных коряг на поверхности. Поговаривают, что он был такой старый, что помнит эти места, когда они ещё не были так сильно заболочены, а река, которая протекала неподалёку, была мелкой речушкой. Завидев его, папа Ваака подплыл ближе и, почтенно поклонившись, пожал обеими лапками его большую зелёную когтистую руку.

- Ваакушка, здравствуй, - глухо раздалось под водой. Ваака снова отвесил поклон, зависая в воде, словно в невесомости космоса. Он ловко и быстро перебирал лапками-ластами и, хоть и держался вполне уверенно, но отсутствие возможности поддерживать диалог под водой и кончающийся воздух заставили его начать немного нервничать.
- А, мой друг, с годами ты так и не освоил подводную речь, - догадался, наконец, Болотый, - Хорошо, хорошо... Сейчас поднимусь на поверхность. Они стали медленно подниматься из глубины. Ваака на фоне Болотного казался совсем крошкой. Когда они всплыли на поверхность, папе Вааке пришлось вскарабкаться на ближайший куст калины, чтобы быть на уровне его мутных темно-зелёных глаз. Болотный щурился на солнце. Лёгкий и достаточно проворный в воде, на суше он казался тяжёлым и неповоротливым. Скрестив по-турецки свои длинные лапы со змеиноподобной кожей и уложив на них свой большой живот, он, наконец, приготовился слушать Вааку.
- С чем пожаловал ко мне, мой друг? - начал он.
- Ответь мне, помнишь ли ты об одной услуге, которую я оказал тебе много лет назад?
- Как не помнить Ваакушка, когда ты моих ребят, болотниц и болотнят, от лесного Лихо спас.
- Пришёл я к тебе, чтобы ты мне должок вернул.
- Что хочешь, проси. Все мои богатства - твои. Что ж так долго за этим не приходил ко мне?
- Не нужно мне твоё добро, - сказал папа Ваака, пристально глядя в глаза Болотного. Я за правдой пришёл. Говорят, лютая зима идёт. Необычно лютая, Болотник. Говорят, что даже Овинники её перезимовать не смогут. А если так, то ты об этом не знать не можешь.
Болотный нахмурил свои косматые брови, но продолжал хранить молчание.
-Насколько мне известно, - продолжал папа Ваака, - ты хранитель жителей болот уже сотни лет. Защищаешь нас. И судишь по правде и справедливости. Так что же изменилось, что ты своим молчанием все живое на сотни миль обрекаешь на гибель? Так ты мне за добро платишь? Твоих ребят я тогда увёл от Лихо, а моих и предупредить не спешишь?
- Не надо мутить воду, Ваака, - тяжело сказал Болотный, - много ты знаешь. Не спрашиваю, откуда. Благодарен я тебе за своих ребят, болотниов и болотнянок. Подросли они, разбрелись, кто куда по лесным водоемом, запрудам и ручейкам. Но как видишь, и сам я здесь, и их из леса не спешу выводить куда-то...
- Значит не правда это все? Про зиму и Овинников? - с надеждой переспросил папа Ваака.
- Правда Ваакушка, все правда. Да только я ничего сделать не могу. И никто не может. А панику среди болотного народа ни к чему сеять. Смысла нет. Чему суждено быть, то и станется. В этом есть большая загадка и большая правда жизни, маленький Ваака. Не стоит противиться этому. Особенно, когда ты так мал, - Болотный грустно улыбнулся и продолжил, - это круг жизни, Ваака, видимо наш с тобой век заканчивается, но на наше место придут новые, другие.
- Ну уж нет, - сказал серьёзнее обычного папа Ваака, - новые эти твои пусть сидят, где сидят, а я не сдамся и тебе не советую. И ребят своих в обиду зиме не дам, и Киму, и всех остальных.
- Овинники уже ушли из этих мест, кто хочет, пусть бежит на юг, я против не буду. Если считаешь нужным, давай я свое слово на Болоте скажу, да только бесполезно это уже, времени нет. Да и болот там тоже, говорят нет...
- Овинники уже ушли говоришь? - разозлился Ваака. - Хороши заступнички. Интересная у них правда выходит. Нам, значит, надо смириться и ждать неизбежного? Чему быть того не миновать, значит? А сами свинтили первые? Интересная у этих Овинников философия. И добавил себе под нос, - Никогда не любил эту сказку. Самое время Брусничке-герою появиться, в самом деле...

 Прошло несколько недель, и все обитатели леса и болота стали ощущать неизбежное и скорое приближение холодов. Всё чаще ночью сухая, жухлая трава покрывалась инеем. Всё сильнее мелкие лужицы, заполненные водой, сковывал первый лёд, хотя ещё и оттаивал к обеду под лучами остывавшего осеннего солнца. Долгие холодные дожди сменились на мелкую ледяную морось с мокрым снегом. Настроение у жителей болота портилось с каждым днем.

- Слышали новость? - спрашивала одна мокрица другую, сидя в сухих зарослях камыша и кутаясь в тину. - Мы скоро все перемерзнем насквозь.
- Подумаешь, новости? - отвечала ей другая, вплетая в свои русые волосы украшения из шишек. - Так каждый раз, когда зиме вздумается варить свою холодную кашу и звать в наши края своих брата и сестрицу.
- Да нет. Говорят, что в этот раз мы окончательно замёрзнем и превратимся в лёд.
- В лёд? - переспросила её та. - Лёд хрупкий, он может треснуть и развалиться на осколки... Я не хочу разваливаться.
-Да, - соглашалась с ней первая, - и потом это ужасно некрасиво - разваливаться.
-Ужасно не красиво.
- А если потом будет не собраться и так и валяться в камышах осколками? Ужас... Ужас... А что же делать?
- Я слышала, что Вааки строят какое-то убежище на берегу реки.
- Это те чудаки с оравой малышей.
- Да. Я слышала, что они зовут всех к себе в гости, пережидать непогоду.
- На всю зиму? Они точно ненормальные, точно я тебе говорю. - И она громко расхохоталась. - мало им своих хвостов в доме...
- Ты как хочешь, а я пойду к ним, если что... Лучше быть красивой в их дурдоме, чем валяться осколками в камышах.
- Это да, дорогая, - согласилась с ней подруга, - ты права.

  А в это время семейство Вааков не теряло ни минуты на пустую болтовню. Оставив свою маленький и уютный дом на кочке, они торопились достроить новый, большой, в который собирались принять всех желающих пережить зиму и не превратиться в лёд. Папа Ваака стоял с чертежом в руках и командовал старшим ребятам, куда именно нужно класть принесенные бревна.
- Первый, вот сюда тащи. Вторая, молодец! Четвёртая, давай, помоги Второму. Ну-ка, дружно...
 Целая компания ребят с радостными криками спешили на перегонки к папе сообщить хорошую новость.
-Па, папа! Мы договорились!
-Да! Мы их убедили!
- Теперь нам будут помогать Бобры!
-О! Это замечательно, ребятки. Вы молодцы! Теперь работа пойдёт гораздо быстрее.
- Посмотри, па. - подошёл к нему Седьмой, протягивая очередной чертёж. - Я тут доработал. Я думаю, таким образом, мы можем разместить горячие трубы от котельной и сможем нагреть небольшой бассейн для водных.
-Седя, - восхищённо вкскрикнул папа Ваака, - какой же ты у нас молодец! А если пустить трубы, укутанные тиной под его дном, то можно и попробовать нагреть ил! Ты - гений.
- Мы все раздали, - пропищали запыхавшиеся малыши, - все объявления кончились.
-Молодцы, - похвалил их папа. - Подойдите к старшим девочкам они, нарисуют ещё. Помните, мы должны раздать всем приглашения в наш тёплый болотный отель.
- Хорошо, папочка! - прокричали малыши и умчались к сёстрам.

  Мама Кима в компании с Двенадцатой, Шестнадцатой и Девятнадцатой, была занята приготовлением запасов. Они старались угодить любому возможному вкусу будущих жителей их гостевого дома и сушили жуков, солили грибы, варили варенья и даже припасли такие деликатесы, как банки с росой, пыльцой и сосновой смолой. Остальные мальчики большого семейства занимались, тем, что целыми днями ходили по лесу и собирали хворост и заготавливали дрова, складывая их в специально построенный для этого сарайчик.
- Зря стараетесь, - проскрипела ондатра, которая встретилась им на обратном пути. - Всё это пустые хлопоты... Говорят Овинники у нас были, да ушли. А вам, сколько не топить вашу печь, землю и, уж тем более, воду не согреть будет.
- Приходите к нам зиму пережидать, - вежливо пригласил её Двадцать Первый Ваака.
- Вот ещё, - фыркнула она, - нечего мне в вашем сумасшедшем доме делать, у меня своей есть.
-Зачем вы так? - пристыдил её Двадцать Третий. - Мы все очень стараемся, чтобы всем у нас было хорошо и уютно. Припасы мама делает, а вы?
- А что я, - ощетинилась крыса, - я не просила обо мне заботиться. И потом, у вас там натуральный балаган. Всё вечно орут, плачут, дерутся. Нечего приличной Ондатре там делать.
- Может у нас и кричат, - сжимая кулачки, вылетел на неё Двадцать пятый малыш, - и деремся мы иногда, может, но только за дело. Если кто не прав сильно. Но у нас все равно все дружные. И любим мы друг друга. А мама с папой добро вам хотят сделать! И вас, значит, - любят! Спасти вас хотят, а вы?! Вы никого не любите! Даже себя...
-Двапя, уймись. - остановил его Девятый. - Не надо. Видишь, - и он отвесил шутливый поклон Ондатре, - мадам не надо. Не желает мадам. Мадам, желает замёрзнуть и развалиться на куски ледышкой. Давайте не будем мешать, мадам! В её благородным и правильном деле.
- Ах! Какое неслыханное хамство! - запричитала она и, показав зачем-то свои противные жёлтые зубы, прыгнула в холодную воду и уплыла прочь, попутно ругая всех Вааков и, почему-то, Аистов.

 К вечеру с неба посыпал уже настоящий снег. Он летел крупными хлопьями, кружась и закручиваясь в каком-то своём зловещем танце. Танце наступления зимы.
- Ну, вот и каша... - протянул Пятнадцатый, собирая хворост по заболоченному берегу реки, - Всё, как мама рассказывала. Значит и зима тут, скоро её сестра с братцем явится, на её угощение. И всем нам каюк.
- Дрянная у неё каша, - заключил Одиннадцатый попробовав снег на язык. - Тьфу ты, гадость...
- Ну, тебе гадость, а им, видать, нравится. Раз каждый год варит. Скоро придут и каюк.
- Думаешь, в папин отель вместятся все, кто захочет укрыться от стужи?
- Не знаю, но кто не укроется, тому точно каюк.
- Что ты все каюк, да каюк? Других слов что ли нет?
- А что? - удивился Пятнадцатый.
- А то, что скоро явится из леса Брусничка-герой и всех спасёт.
- С чего это ты взял?
- А с того. Раз Овинник есть из сказки, значит, и Брусничка должен быть.
- Логично - согласился Пятнадцатый, - хорошо бы, вот только поскорее бы, а то нам всем... - хотел было сказать он, но взглянув на брата, тут же добавил, - молчу, молчу.

 На следующий день во время завтрака, когда многочисленное семейство ещё не успело допить свой горячий черничный кисель, в дверь дома постучали.
- Кто там? - Спросила мама Кима.
-И-извините, мы, мы по объявлению, не могли бы вы...
Мама Кима распахнула дверь и в дом-отель ворвался ледяной поток воздуха. Настолько холодный, что у мамы даже перехватило дыхания от неожиданности. Он влетел в просторную кухню, всколыхнул огонь в очаге и полетел дальше в столовую, где растворился в теплом черничном аромате киселя. На пороге стояли совершенно белые и замерзшие мокрицы. Они зябко жались друг к другу, кутаясь в свои длинные волосы и неуклюже переминаясь с ноги на ногу.
- Конечно, конечно проходите. - опомнилась немного растерянная мама Кима. - Детки! - крикнула, она - кто-нибудь, срочно принесите мне несколько тёплых пледов и разогрейте ольховую кашу! У нас гости!

 Весь день у мамы Кимы прошёл в хлопотах. Новые посетители в болотный отель Вааков прибывали каждые полчаса: семьи Бобров и Белок, Уток и Аистов, Мавки, Мокрицы, Болотники и Болотнянки, Лягушки, Караси, Наяды, Лесовики и Зайцы… кого тут только не было. Но, к счастью, у предусмотрительной мамы Кимы для каждого нашелся тёплый плед и стакан горячего киселя, а желающим поплескаться в тёплой воде был предложен целый отгороженный от основной реки крытый и нагретый бассейн. На чердаке около небольшого оконца, покрытого толстым слоем льда рядом с горячей кирпичной трубой, сидели Одиннадцатый и Пятнадцатый и жгли большую свечу.
- Что думаешь, Одя? Все влезут?
- Должны.
- С каждым часом холодает. Страшно представить, как сейчас тем, кто оказался на улице без горячего маминого киселя.
- Пятнаш, как думаешь, будет холоднее?
- Не знаю, может и будет.
- А наш-то дом выдержит? Не треснет от холода, как кусок ледышки?
- Не знаю, Одя, а у тебя есть, что ещё предложить для утепления?
- Для утепления, я ничего предложить не могу. Но думаю, что нам с тобой надо гнать эту злую зиму в шею. Подальше от нашего болота.
- А я-то уже думал, что ты что-то серьёзное предложить думаешь.
- Вот я и думаю.
- Что?
- А вот и то, что со дня на день явится Брусничка-герой и...
- Одя, - сердито прервал его Пятнадцатый, - кончай уже. Опять свою шарманку завёл. Тут серьёзные дела. Не до шуток твоих.
- Вот и мне не до них.
Пятнадцатый только отмахнулся от него:
- Ты ещё скажи, что с обитателями небесного болота тебе переговорить надо, авось подскажут что..
- Ты гений, Пятнаш! - вскочил на ноги Одиннадцатый. – Конечно! Надо у них совета просить. Раз тогда про Карачуна сказали, наверное, и сейчас помогут.
- Одя, я перестаю понимать, когда ты шутишь или заливаешь, а когда ты серьёзно.
- Да я сама серьёзность, Пятнаш. Вот увидишь. Только фонариков в небе надо дождаться. Вылезем на крышу, и сам все услышишь.

 К вечеру в болотном отеле большого семейства было уже по-настоящему не протолкнуться. Повсюду стояли тазики и ванночки, где принимали горячие ванны окоченелые подводные жители, которые не смогли зарыться в промерзлый ил и только и успевали выпрыгивать из замерзающей насквозь реки. Папа Ваака предусмотрительно приготовил прорубь рядом со входом в свой гостевой дом и непрерывно жег там большой костёр, не давая ей замёрзнуть, чтобы заплутавшие и замерзшие подводные не оказались в ледяной западне. Под потолком на люстрах сидели в крошечных шерстяных носках лесные феечки-гамаюнки, а на стульях, кроватях, креслах и даже на подушках на полу ютились все остальные.
- Не могли бы вы передать мне жуков из той баночки, - обратилась к сидящему рядом Лесовику маленькая Болотница.
- Фу, дикость какая, - пробормотал невысокий и худой, как щепка, лесовичок обросший с ног до головы причудливых и сухими листиками.
- Дикость, - обиделась на него Болотница, - это ходить таким неухоженным с высушенный листвой.
- А что я могу поделать? У меня природа такая, весной почки новые пойдут, а там я такой свежий стану, зелёный, обновлённый.
- Ну, вот и у меня природа, - сказала Болотная, - закидывая очередного жучка в рот. А весной опять на водорослевую диету...
- Хватит вам, - вмешался Первый, - до весны, главное, дотянуть надо.
Вся компания тяжело вздохнула и притихла.

Мама Кима со своими помощницами-дочурками готовила сразу три чана с разными супами, стараясь угодить всем. А папа Ваака все время бегал на улицу проверять, никто ли там не просит о помощи, заблудившись в сильную метель, которая началась уже несколько часов назад и не думала утихать.
- Одя, темень такая. Хоть глаз коли. На небе не звёздочки, только эта каша все сыпется и сыпятся. Конца и края нет...
- Вижу, Пятнаш, не нуди. Если ночью уляжется, сразу и полезем на крышу.
- Зачем на крышу-то?
- Вот ты чудак, как зачем? Чтобы поближе к небесному болоту было. Слышно лучше, наверное, будет...
- Наверное?
- Ну, прошлый раз, про Карачуна-то, когда они толковали, я на коряги сидел, те, что в зарослях рогоза.
- Тогда, сейчас зачем на крышу лезть? - недоверчиво переспросил его Пятнадцатый.
- Трусишь?
- Нет.
- Ну, вот и не трусь, Пятнаш, все нормально будет. Мне бы только спросить, когда Брусничка-герой явится и все. А там мы с ним сообразим, как зиму прогнать.

 С каждым часом становилось все холоднее и холоднее. Все обитатели болотного отеля ощущал за окнами, что-то недоброе, что-то очень недружелюбное, дикое. Несмотря на то, что в камин регулярно подбрасывали дрова, во всем большом доме чувствовалось похолодание. Белый пушистый иней пролез через тоненькие щели окон и пугающе расположился на подоконниках. Увидев это, болотная мелюзга с визгом шарахнулась в сторону и стала крепче жаться друг к другу. Все притихли и прислушались: вьюга за окнами прекратила завывать. В гостевом доме Вааков наступила зловещая тишина. И в этот момент в дверь кто-то постучал. Какой-то малыш захныкал и забился под стол, а Болотница схватила Лесавика за руку. Папа Ваака, зачем-то вооружившись шваброй мамы Кимы, направился открывать дверь.
- Кто там? - спросил он, стараясь, чтобы его голос не дрожал и звучал спокойно. - Кто там? - Повторил он снова и, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь. - Ах, это вы? - удивлённо произнёс папа Ваака. - Проходите, проходите скорее. Вы совсем окоченели.
В приоткрытую дверь аккуратно, еле дыша, вошла замершая ондатра. Она куталась в какие-то лоскутики и еле прошла на кухню.
- Кима! Горячего киселя, скорее! Я прошу тебя.
- Сейчас - сейчас, прошептала изумленная мама Кима, которая, как и все остальные давно позабыла о своей знакомой водяной крысе. А теперь глядя на окоченевшую соседку, была поражена её видом. Говорить она явно не могла, усы и нос побелели от инея. А от длинного лысого хвоста остался небольшой обрубок. "Видимо бедняжка отморозила себе хвост," - с ужасом подумала мама Кима, вкладывая чашку с горячим черничном киселем в её дрожащие лапы.

Всё стали оживленно перешептываться, а после того, как вдоволь наговорились и улеглись, в доме, наконец, опять воцарилась тишина. Только ледяной ветер свистел на чердаке, где двое маленьких Вааков распахнули окно и вылезли на ледяную подушку из снега на крышу поближе к звёздном небу.
- Ох, зря мы это затеяли, - прошептал Пятнадцатый. Как бы не свалиться.
- Не бойся, Пятнаш, мы быстро выясним и назад.
- Хорошо бы, если быстро... Холод такой, ещё не хватало хвосты себе отморозить, как Ондатра. Давай уже, начинай, Одя. - прошептал Пятнадцатый
- Сейчас, сейчас. Не отвлекай меня. Мне настроиться надо. - Одиннадцатый откашлялся и начал.
- Привет тем, кто сидит на небесном болоте. Как дела? У нас не очень. Совет нужен, скажите, пожалуйста, когда уже Брусничка-герой явится зиму лютую побеждать? А то мы тут совсем перемерзнем…
Ответа не последовало, только ветер раскачивал и тряс верхушки больших деревьев в лесу. Одиннадцатый продолжил:
- Нам бы узнать... Какие планы у Бруснички, может ему помощь наша нужна? Отчего он задерживается, не идёт?
И опять никто ему не ответил.
- Всё с тобой ясно, Одя. - сердито прошептал Пятнадцатый.
И тут кто-то кашлянул у них прямо под ухом и заговорил.
- Зима ещё страшнее может быть и дом ваш не устоит. Надо вам Карачуна назад звать. Только он может с зимой справиться, порядок навести, почище Овинников будет. Тогда равновесие сделается, и все своим чередом пойдёт.
- А как его звать? Он же нежить злой, лютый. Он нас как орехи проглотит! - спросил Одиннадцатый, не растерявшись.
-А так и звать. - Ответил кто-то. - В лес идти да кликать, он услышит, проснётся и сразится с зимой. Один лютый другого одолеет.
- А его потом как унять?
- Поставишь ему чашку сладкого компота, он напьётся и опять спать ляжет, до лета теперь.
- Ясно. - серьёзно ответил кому-то Одиннадцатый. - А Брусничка-герой когда к нам придёт на подмогу?

Больше ему никто ничего не отвечал. И им показалось, что ветер опять завыл свою грустную зимнюю песню в деревьях, но уже громче. Пятнадцатый так бы и стоял на крыше, открыв рот, но братишка, его затряс за плечо и потащил обратно через окно на чердак.
- Пятнаш? Пятнаш, замёрз ты что ли?
- Кто это был?
- Тот, с небесного болота. О котором я говорил.
- Так это правда? Все правда? - переспрашивал поражённый младший братишка, - и про Карачуна?
- Сам же слышал, - довольно сообщил Одиннадцатый.
- Одя, теперь нам точно никто не поверит...
- Теперь мы знаем, как зиму прогнать.
- Я только, понять не могу, если ему, этому Карачуну, надо только чашку компот выпить дать, чтобы он угомонился и в спячку залег... - осторожно продолжил Пятнадцатый, - Куда делось в прошлый раз еще почти три литра?
- Опять ты про компот!

 Рано утром, когда за окном, ещё было совсем темно, а тёмные рваные облака неслись по небу, как оголтелые, два маленьких отважных Вааки, выпросив у мамы трехлитровую банку земляничного компота "на важное дело", неслись через ледяной мрак по замерзшей реке напрямик в лес. У подножья больших деревьев они остановились и, дрожа, то ли от холода, то ли от страха, принюхались и переглянулись.
- Пятнаш, сейчас дойдём до поляны, на которой мама летом орехи собирает. Поставим компот...
- Весь?
- Да, не. Я чашку с собой взял. Позовем Карачуна и деру оттуда. Ясно?
- Ясно. Что ж тут не ясного.
Пробираясь по пояс в сугробах, они добрались до нужного места. Налив компот и поставив чашку на снег, Одиннадцатый сказал:
- Сейчас бы самое время Брусничке явится.
-Одя, тебя не смутило, что про Брусничку-героя тебе даже из небесного болота ничего не сказали.
- Ой, подумаешь, - махнул на него рукой брат, - много они понимают, что ли?
- А прошлый раз, ты как с этим Карачуном разобрался?
- Да так же, налил ему полную кружку компота и деру.
- И поэтому он не стал наше болото высушивать?
- Опять ты начинаешь меня доставать, Пятнаш? Высохло болото?
- Нет.
- Ну и все. Значит, отличный план был. Всё, не мешай.
И Одиннадцатый, выйдя в центр полянки, начал кричать во все горло. Он так старался, что даже подпрыгивал на месте.
- Карачун, Карачун! А ну, просыпайся!!! Выходи, Карачун, мы тебя не боимся!
Тут Пятнадцатый присоединился:
- Да! Вылезай! Страшило лесное! Выходи с нами бороться!!! Мы тебя победим! - и добавил ещё, - Мы тебе маминого компота принесли...
- Зима пришла лютая, Карачун, заморозит даже тебя! - заорал Одиннадцатый, - Вставай гнать её с наших мест, а не то я сам тебя найду и вздую хорошенько!
Потом он даже закашлялся, - "На таком морозе особо не покричишь" – только подумал он, как вдруг они что-то услышали. Где-то вдалеке леса, послышался гул и топот сотни копыт. Треск сухих деревьев нарастал и становился все громче и громче.
- Одя, кто это? Я думал, все дома у нас сидят...
- А они и сидят, Пятнаш! - закричал тут Одиннадцатый и, потащив за лапу брата, бросился со всех ног бежать.
- Бежим, Пятнаш! БЕЖИМ!!!
У себя за спиной они слышали гул, который нарастал все больше и больше, топот множества копыт, который слышался все отчетливее, а треск деревьев был почти оглушительным. Внезапно раздался голос, точнее странный и страшный звук, который складывался в отдельные слова...

- Я-я-я, - прорычал на весь лес звук, потом послышался страшный треск и рычание, которое сложилось в - У-У-У-н, иду за тобо-о-ой, ломать тебя буду-у-у!!!
- Кто, это Одя?! – прокричал, не останавливаясь, Пятнадцатый.
- А ты, как думаешь?! Известно кто! Ка-ра-чун!

Маленькие Вааки из-за всех сил неслись по замерзшей реке к дому, сами дивясь своей проворности и скорости, ведь маленькие перепончатые лапы обычно медлительные и неуклюжие, оказались очень кстати в беге по рыхлому глубокому снегу.

- Может, ему одной маленькой чашки мало будет, - прошептал запыхавшийся Пятнаш, добежав до сарая с дровами, - может, больше надо было оставить?
- Перебьется, - сказал Одиннадцатый, держась за стену и переводя дыхание, - нечего ему за просто так мамин компот трескать, сам пусть себе варит...
Вспомнив, что у него в лапах здоровенная банка компота, они зашли в сарай и выпили её до дна.
- Теперь понимаешь Пятнаш, - смешно икая, спросил Одиннадцатый, для чего столько компота надо?
- Ик, ой... Теперь понимаю, Одя. Понимаю. - блаженно улыбаясь, ответил братишка. - А теперь, ик, ой, что?
- Теперь домой надо топать, завтракать. И ждать, когда Карачун зиму прогонит...

 Во время завтрака все обитателя болотного отеля сидели молча. Все прислушивались и вздрагивали от жутких звуков наружи. Казалось, зима бушует и сердится больше обычного. Заметая все кругом своей белой кашей, она выла и ругалась, стучала в окна порывами жуткого ветра, а её брат с сестрой  Мороз и Стужа объединились и морозили все кругом изо всех сил. В замерзших и покрытых льдом окнах было сложно что-то разглядеть, но всем чудилось, будто на замерзшей реке, кружась и бросаясь друг на друга, сражаются гигантские тени. Через несколько часов внезапно все стихло. Какое-то время еще все обитатели большого дома сидели тихо, не решаясь выйти на улицу, как вдруг Анчутка вскочил и запрыгал, от восторга стуча копытцами по полу.
- Смотрите! Смотрите! Мавочка, ты видишь? - Тыкал он пальцем на окно.
Все посмотрели, куда он указывал и закричали от восторга и радости. На подоконнике, где раньше был колючий иней - была мокрая лужа, а само стекло, покрытое толстым слоем льда, оттаивало на глазах. Все поспешили выбежать на улицу. Там была удивительная картина. Лёд на реке трескался, а большие сугробы в считанные минуты превращались в тёплые лужи. Кое-где уже виделись подснежники, над которыми поспешили порхать лесные и болотные феечки.
- Ура!!! - Кричали все, обнимаясь и плача наперебой.
- Ушла зима!
- Весна наступает!
-Ура, ура-а!

Только Одиннадцатый стоя позади всех, казался грустным. Он смотрел на свои перепончатые лапки и пенал перед собой речные камешки.
- Ты чего, грустишь Одя? Зима же ушла?
- Ушла, - вздохнул он.
- Так, что ж ты братец, недоволен?
-Доволен. Только, Брусничка-герой так и не появился. А я так ждал...
- Брусничка-румяный бок, - кто-то громко проскрипел рядом с ними. - Подумаешь... Ха-ха-ха!
Пятнадцатый и Одиннадцатый даже подпрыгнули от неожиданности, узнав голос с небесного болота. Все обернулись на них и увидели смеющуюся ондатру.
- Как, это были вы? - удивлённо хлопал глазами на неё Одиннадцатый. - Я думал, думал...
- Думал с небесного болота с тобой в самом деле говорят? - И она снова разразилась скрипучим смехом. Кто-то понял в чем дело, вспоминая рассказы Одиннадцатого, кто-то нет, но хохотать стали все. Но тут она резка оборвала свой смех и строго запретила смеяться другим...
- А ну, хватит! Цирк, что ли! Что вы смеетесь, как лошади? Парни лютую зиму победили, а вы? А то, что он вам про небесное болото плел, правда все. Только это я вместо них ему говорила и в этот раз, и тогда, на коряге. Не видел он меня, поэтому и решил, что ему оттуда, - она ткнула пальцем в небо, - говорят. А не показывалась я ему, потому что он бы тоже мне, как вы ему, не поверил бы. Так, что все правда. Это он прошлый раз Карачуна спать уложил, своим компотом. И сейчас, вон как ловко они с братцем Карачуна, который все иссушить может, на Ледяную Зиму натравили. А вы и не заметили ничего, балбесы!
- А откуда, ты все про этого Карачуна знаешь? И почему никому из старших не рассказала? - спросил её папа Ваака.
- А потому, - огрызнулась Ондатра, что никто меня здесь не замечает, лишний раз не поздоровается, лапу не подаст. Как невидимка я совсем. Вот и нежить лесная туда же, тоже в упор на меня не глядит. Обидно даже, - опять вздохнула Ондатра, аккуратно помахивая остатками отмороженного хвоста, - зато секреты их знаю.
- Ты сама никого не любишь, - сказал ей Первый Ваака, - гадости всем говоришь... А тут помочь всем решила? Уйти бы просто могла из этих мест давно, сама бы спаслась и хвост бы сохранила.
- Не люблю, - согласилась Ондатра, - А за что вас любить? Вы же ничего кроме своих лап не видите, не замечаете. Даже сейчас прыгаете, скачите, как ненормальные, а про старого ежа, который раньше временем в спячку впал, и позабыли все. Дела нет... Уж не знаю, пережил ли он эту зиму в своей норе. А вы все хохочете... И на всех плевать, и на меня. Я рядом с вами, а все носы воротите, как будто нет меня... А я есть! И вот этот, - она ткнула пальцем в Одиннадцатого, - единственный, кто первым со мной всегда здоровался, разговаривал, совета просил. И помогла я ему, а не вам. Он меня спас...
- Спас? - переспросила взволнованная мама Кима.
-Я? - переспросил изумленный Одиннадцатый.
-Ну ты даёшь. - прошептал ему на ухо Пятнадцатый.
- Подавилась я ягодой на болоте, - продолжала рассказывать Ондатра, - думала все - конец пришёл. А тут он, со своим мячом, как шарахнет мне по спине, ягода и выпала... Спас, выходит.
- Пятнаш, - прошептал Одиннадцатый, - вот уж не думал, что случайно попав кому-то по башке мячом, можно его спасти... Я думал тогда, она меня убьёт... И убежал.
- Не по башке, Одя, а по спине, - поправил его улыбающийся Пятнадцатый.
-Так что вам всем надо благодарить этих двух. - сказала водяная крыса, - Герои они. И она, шаркая по лужам, пошла прочь. Потом обернулась и добавила:
- Не печалься, сынок, что Бруснички-героя нет. Зато теперь Одя-герой есть!