Васильковая страна или Фонари в долине Эмбервуд 23

ГЛАВА 23

Идя домой, я размышляла обо всем нашем разговоре. Как она сказала? «Возможно, жизнь уже наказала убийцу и похлеще всякого правосудия»? Что она имела в виду? А точнее кого?
Она знала или, по крайней мере, подозревала кого-то.
Возможно, убийцей был тот, кто шантажировал Элизабет, ведь Мэйси узнала шантажиста.
Зайдя в магазин, я купила «Вискас», вспомнив о своей «крестнице». Придя в сквер, я стала звать ее на «кис-кис».
Кошки нигде не было.
Я решила вскрыть пакетик «Вискаса» - может запах кошачьей еды ее привлечет? Я не стала ждать и положила пакетик под скамейку.

Весь последующий день на работе я боролась с рассеянностью. Линда, вероятно, соскучившись по мне, атаковала меня своими новостями. Я слушала ее вполуха и из вежливости кивала головой:
- Представляешь, он мне говорит: «Меня бесит, что ты орешь в душе во все горло и лязгаешь зубами во время еды», а я ему: «Во-первых, я не ору, а пою, а во-вторых, у меня прикус неправильный. Это в папу». В-третьих, я же как-то смирилась с тем, что он сидит на унитазе с распахнутой настежь дверью, а по ночам храпит так, что я несколько раз просыпалась и не понимала в каком вагоне я еду! Я никогда не думала, что жить вместе это такое испытание…
- Но если люди любят друг друга… Вы друг друга любите?
- Ой, да при чем здесь любовь, Марго? Ты прям как из Средневековья! Нам просто хорошо вместе и, когда мы приходим в ночной клуб, то мужчины с завистью смотрят ему вслед, а женщины – мне. И мне это нравится.
- А любовь? Ну все-таки?
- Знаешь, Марго, было время, когда я мечтала о любви. Лет в тринадцать. Я представляла себе это так: будет летний солнечный день… Нет, лучше весенний. Будут цвести яблони и я с охапкой свежих цветов приду домой к родителям и скажу: «Поздравьте меня. Я влюбилась! Он хороший». И мама по этому случаю испечет пирог, а папа скажет: «Да… Смотри-ка, Полли, девочка-то наша совсем повзрослела». Наяву же вышло вот что: мне было не тринадцать, а пятнадцать. Он повез меня на своем драндулете в ночной открытый кинотеатр и отымел на заднем сиденье. А потом, запихивая мои же трусы мне в карман, сказал, что будет лучше, если на людях мы не будем подавать виду, будто между нами что-то было. Потом он совсем перестал со мной здороваться. Вот и вся любовь.
- Ну и на кого же обижаться? Ты сама его выбрала.
- Ну да, ну да… Выбор-то был колоссальный в нашем захолустье: в понедельник моей руки попросил датский принц, в среду заслал сватов рыцарь Мальтийского ордена, а испанский грант засыпал подарками и что ни подарок – то бриллиант! Если бы я сидела и принца ждала, то зачахла бы и покрылась плесенью. Где ж на всех нас, дур, принцев набрать?
- А обязательно, чтобы был принц?
- Мне ж не по титулу принц нужен был. Пусть будет хоть землекоп, только пусть относится ко мне как к принцессе.
- А что мы сами-то из себя представляем, чтобы к нам как к принцессам относились? Посмотри на этих современных барышень – курят, матерятся, сплетничают…
- Ты, Марго, говоришь так, будто тебе уже девяносто! А я хотела бы повстречать такого, рядом с которым у меня язык не поворачивался материться, рука не поднималась потянуться за сигаретой, словом, ради которого, я повернулась бы самой лучшей своей стороной.
- Так если ты так хорошо эту сторону маскируешь, как тот единственный тебя разглядит? Как он поймет, что ты та самая и что ты ждешь его, а не прожигаешь жизнь с любым очередным лишь потому, что вам хорошо вместе?
- Идеалистка ты, Марго. Я тоже такой была в тринадцать лет. Все это от недостатка опыта. Я так понимаю, у тебя отношений и не было никогда.
- Знаешь, Омар Хайям сказал…
- Знаю, знаю: «Лучше быть одной, чем с кем попало». Это ПОКА лучше, пока еще надежда есть. И у тебя она наверняка еще есть, а перевалит за полтинник и ты так думать перестанешь.
- Поживем – увидим, Линда.
Тут вошел наш начальник и стал орать на Линду за то, что она что-то напортачила в отчете.

Вечер выдался теплый. Я шла домой не спеша, наслаждаясь погодой, как вдруг увидела возле своего дома Мэйси. Я быстро пошла ей навстречу.
- Что-то случилось, миссис Миллз?
- Здравствуйте, мисс Джой, простите за беспокойство, но вспомнив Ваши слова о том, что я всегда могу обратиться к Вам за помощью, я отважилась попросить Вас кое-о-чем. Дело в том, что я сегодня съехала из отеля, намереваясь купить билет домой, но перед этим позвонила дочери… В общем, я не могу сейчас туда ехать. Судя по всему, в мое отсутствие дочь ударилась в полный разгул. По доносившимся звукам я поняла, что в моем доме творится Содом с Гоморрой. Словом, мне очень неловко, но не откажете ли Вы мне в ночлеге?
- Миссис Миллз, я очень рада, что Вы не стали больше ничего предпринимать, а обратились прямо ко мне. Мой дом к Вашим услугам на столько, на сколько будет нужно. Я занимаю небольшую квартирку, но в ней две отдельных комнатки. В одной из них Вам будет удобно и спокойно.
- Благодарю Вас. Мне, право, очень неловко.
- Знаете, у меня дома шаром покати. Хорошо бы купить чего-то к ужину.
- Мне не хочется доставлять Вам столько хлопот…
- Хлопот? Я никогда не принимала гостей и роль радушной хозяйки мне в новинку. Наверное, приятно побывать в этой роли. Тем более, что все мои ужины также как и завтраки всегда проходят в одиночестве.
- У Вас нет родных?
- Никого.
Купив кое-какие продукты, я хлопотала на кухне, пытаясь сымпровизировать ужин. Мэйси устраивалась в комнате. Я испытывала странные ощущения, будто ко мне приехал долгожданный родной человек.
Мы уселись за стол. Кулинар я была неважный, но в тот раз получилось весьма неплохо.
- Знаете, - сказала Мэйси – Вы только не обижайтесь, но не очень-то уютно себя чувствуешь, когда общаешься с человеком, которого совершенно не знаешь, а он о тебе знает все. Это как на компьютерной томографии. Ты не видишь ничего, зато сам весь наружу со всеми потрохами.
- Я очень Вас понимаю. То, что Вы поначалу с подозрением отнеслись ко мне тоже в Вашем случае извинительно. Я на Вашем месте, может, вообще бы не стала разговаривать.
У меня самой были странные чувства. До встречи с Мэйси ее образ был для меня всего-лишь литературным персонажем, а сейчас этот персонаж, приобретя реальное очертание, будто спрыгнул со страниц и расхаживает у меня по дому.
- Да, все это очень странно, но я верю, что в жизни не бывает случайностей, а значит, для чего-то было нужно, чтобы дневник оказался именно в Ваших руках. Вы правы, я, поначалу, приняла Вас за одну из тех людей, кто преследовал Элизабет.
- Что же убедило Вас в обратном?
- Только интуиция и больше ничего. Конечно, она могла меня подвести, но, глядя Вам в глаза, я чувствую, что могу Вам довериться или мне просто очень этого хочется… Может, дело в том, что я давно ни с кем не откровенничала? Большую часть моей жизни моими собеседниками были бумага и чернила.
- Как же так случилось, что Вы остались совсем одна? У Вас же было много друзей, почему Вы прервали с ними общение?
- Знаете, общение предполагает постоянные ответы на вопросы: "Как у тебя дела?", "Как дела у твоей дочери?", "Чем она занимается?". Что я могла ответить? Стыд за себя и за свою непутевую дочь отдалил меня от всех моих друзей.
- Миссис Миллз, скажите мне ради Бога, Вам удалось встретиться с Вашей подругой?
- С Элизабет? О да. Наша встреча состоялась. Первая за много лет. И последняя. Я не могу простить себе того, что не настояла на своем и не проводила ее до самого дома. Мы расстались перед мостом. Что случилось потом мне неизвестно, но домой она не дошла.
- При встрече она не узнала Вас?
- Представьте, нет! Но по постскриптуму она поняла кто автор письма. Когда я подошла к ней и поздоровалась, она ответила мне машинально. Не обратив особого внимания. Я стояла напротив нее и молчала. Она посмотрела на меня долгим взглядом и, наконец, поняла. Вскрикнула: «Боже мой!» и закрыла лицо руками. Я подалась к ней. Мы стали хватать друг друга за руки, боясь, что нас снова кто-нибудь разлучит. Потом я предложила пойти ко мне в номер. Мы проговорили до самого утра, а потом, договорившись встретиться на следующий день, я пошла провожать ее. У моста она сказала, что дальше пойдет одна. Если бы тогда я ее не послушала, она могла быть жива.
- Или наоборот, вас обеих не было бы в живых.
- Нет-нет. Со мной – нет. Они бы не посмели.
- Кто они, миссис Миллз? Вы ведь знаете их.
- Нет, я не могу сказать.
Миссис Миллз помогла мне убрать со стола и мы стали укладываться спать. Сна не было ни в одном глазу. Когда дверь моя скрипнула, на пороге появилась Мэйси, сжимавшая какой-то предмет в руках.
- Я слышала, что Вам не спится. Вот.
В руках у нее была тетрадь.
- Что это? – спросила я.
- Это дневник Элизабет. Она отдала мне его в тот вечер.
- Вы хотите, чтобы я прочла?
- Я хочу, чтобы мы вместе прочли.
Мэйси пролистнула несколько страниц, объяснив, что период детства читать не будет, так как он похож на то, что писала она сама. Начала она с того места, где Элизабет описывала свое возвращение из госпиталя.

(Из дневника Элизабет)

«Мои новые родители навещали меня каждый день. Это была пожилая семейная пара. Он врач-кардиолог, она домохозяйка. Документы на мое удочерение давно были оформлены и наш отъезд во Францию зависел только от моего полнейшего выздоровления.
Все было очень поспешно. Мне дали возможность в кратчайшие сроки собрать свои вещи и попрощаться со всеми.
О том, что Мэйси по-прежнему в карантине я понятия не имела. Не застав ее по возвращении, я очень огорчилась. Я наспех написала ей письмо, где уверяла ее в том, что как только устроюсь, сразу свяжусь с ней при первой же возможности. Свой адрес я не сообщила по причине его незнания.
Я попросила сестру Агнесс передать письмо Мэйси и ни секунды не сомневалась, что наша связь не прервется.
Мои родители оказались людьми строгих правил. Умеренные и сдержанные во всем. Даже в проявлении чувств. Всякие разговоры о моей прошлой жизни пресекались. Мне четко дали понять, что у меня теперь новая жизнь и все, что было до этого этапа, можно оставить в прошлом. Будучи подростком, я не понимала что плохого в моем прошлом. Меня же взяли из приюта, а не из тюрьмы.
Ко мне были добры, но не баловали излишествами. Я всегда была накормлена досыта, но никаких конфет и пирожных, о которых мы, приютские, так мечтали, в доме не появлялось даже на праздники. Коронный яблочный пирог, который мама пекла по торжествам, был единственным десертом. Одежда строгая, добротная, никаких девичьих милых штучек и безделушек. Никаких игрушек. Все это блажь по словам отца, пустая трата денег. При полном достатке эти люди постоянно на всем экономили, но какой-то определенной цели этой экономии не было. Накопление денег ради самих денег. Таков итог их жизни.
О том, чтобы поддерживать отношения с кем-то из моей прошлой жизни не могло быть и речи. Никаких развлечений кроме посещения церкви по выходным. В школе, которую теперь приходилось посещать, мне найти друзей не удалось. Языковой барьер, чужой уклад жизни в чужой стране не дали мне стать «своей».
Проявление эмоций в этой семье тоже не одобрялось. Когда мне, подростку, хотелось прижаться к матери и пожелать доброй ночи, она терпеливо сдерживала мои порывы, а отец с холодностью хирурга-кардиолога говорил, что любое проявление чувств есть дурной тон.
Так я зачехлила себя от внешнего мира, научившись прятать и маскировать свои чувства, эмоции и желания. В общем-то последними никто никогда не интересовался.
За меня решили мою дальнейшую судьбу в плане выбора профессии - пойти по стопам отца. Я поступила в медицинский институт, не имея к этому ни малейшего призвания, но я не могла пойти против воли своих родителей, ведь этим я бы выказала свою неблагодарность за все, что они для меня сделали.
Я всегда ужасно боялась их огорчить или оказаться неблагодарной. Чувство благодарности и долга перед ними обезволили меня, сделали покорной и лишенной какой-либо индивидуальности. Будучи прилежной с детства, я, не имея тяги к медицине, довольно неплохо закончила обучение, но иногда я задумывалась над тем, как бы могла сложиться моя жизнь, если бы мне позволили ею распоряжаться самой.
Тоскуя по Мэйси практически постоянно, я не оставляла надежды найти ее как только стану самостоятельным человеком.
Втайне от родителей я пыталась навести справки, но мне вдруг пришло в голову, что я совершенно не знаю под каким именем ее искать. Под именем Мэйси, которое она сама себе придумала или под старым, что значится в документах?»

- Кстати, Миссис Миллз, - прервала я чтение – Вы упоминали, что не любили имя, данное Вам в приюте.
- Да, не любила. Кассандра Колдрэн. Имя хищное, как сколопендра, а фамилия как название казни, когда на кол сажают. Впрочем, фамилию я оставила, а вот имя Мэйси как-то прижилось.
Мы снова погрузились в чтение.

«Поиски мои пришлось отложить. Отец тяжело заболел и, не дожив до Рождества, скончался. После похорон мама как-то сникла, словно потухла. Стала часто болеть: за год два воспаления легких! Мне стало ясно, что без отца ей уже неинтересно жить.
Так и вышло. Она пережила отца всего на год. Мне было жаль ее. Теперь, будучи взрослым человеком, я стала лучше ее понимать. Отец и ее волю обуздал, пришпорил, накинул сбрую своего диктата.
У меня никого не осталось в этой стране. Родители завещали мне небольшое состояние и квартиру в Лондоне. Здесь меня больше ничего не удерживало.
В семидесятом году я вернулась в Англию. Не успев обустроиться в квартире родителей, я тут же отправилась в Мэллоу Гарден.
Целый ворох чувств и воспоминаний охватил меня при виде его стен! Левое крыло было практически полностью перестроено. Пыльные дорожки, по которым мы бегали детьми, были заасфальтированы. Деревянные рамы на окнах заменил пластик. Это новомодное изобретение некоего Паше уже тогда стало применяться всюду, но я его увидела впервые. Ландшафтный дизайн по последней моде пришел на смену грядкам, где мы ухаживали за горошком, укропом и редиской. Видимо, у приюта появились средства…и покровители.
Настоятельницы Анны давно не было в живых, ее место занимала настоятельница София. Она тепло встретила меня (хотя мы не были знакомы) как только узнала, что я бывшая воспитанница.
Сестру Агнесс я узнала сразу, как и она меня. Я обрадованно обняла ее. Та тоже обрадовалась, но было в ней что-то виновато натянутое и вот от чего.
Оказывается, письмо, адресованное Мэйси, которое я поручила Агнесс передать ей, так передано и не было.
- Мне очень жаль, Элизабет. Я все эти годы несу на себе этот грех.
- Но как же так? – спросила я.
- В тот день я очень торопилась на свадьбу к двоюродной сестре и была чрезвычайно рассеяна. Я положила конверт на комод и забыла о нем. Вероятно, он каким-то образом завалился и пролежал там до того времени, пока в этом крыле не затеяли ремонт. Я не сразу вспомнила о письме, а когда хватилась – не нашла его. Мне бы сказать Мэйси, что было письмо но я его потеряла, да мне совестно было. Его нашли, когда стали двигать старый комод с места. Оно оттуда и выпало. Я честно пыталась, клянусь, отыскать Мэйси, чтобы отдать конверт, пусть и с опозданием, но все, что мне удалось узнать о ней это то, что она работала в кафе какое-то время. После, говорят, она работала в семье няней и вроде как даже вышла замуж и уехала.
На меня вдруг накатила такая усталость, что захотелось упасть прямо здесь на месте и уснуть.
Опустошенная, я вышла на улицу и побрела к той лавочке на пригорке, откуда мы с Мэйси смотрели на огни в долине Эмбервуд.
На том месте лавочки уже не было, вместо нее стояли три новых скамейки. Я села на одну из них и посмотрела вниз. Эмбервуд тоже претерпел некоторые изменения: асфальт вытеснил мощеные дорожки, кое-где исчезли живые изгороди, появились чопорные заборы… Но главное – фонари. Уже были сумерки и повсюду зажигались новые электрические фонарные столбы. Все было современно, удобно и функционально, а, вот, от былого очарования мало что осталось…
Я испытывала чувства, похожие на чувства ребенка, утратившего сказку.
Проработав какое-то время в красном кресте (сейчас там работает моя дочь Грейс. В отличие от меня, по собственному желанию и по призванию), я получила предложение о работе в крупном лондонском госпитале.
Там я и повстречала его».

- Кого его? Джонатана? Вашего бывшего мужа???
- Нет. Джонатан будет значительно позже.

ГЛАВА 24: http://www.proza.ru/2019/04/11/1664

НАЧАЛО: http://www.proza.ru/2019/04/03/1637