Челлендж - Лайф

Вступление.
Жизнь людей укладывается шагами им под ноги.
Она незаметно и неприметно стелется лентой.
Шаг за шагом пробегает время жизни.
Пройденные шаги — то хрупкие, похожие на растущий цветок, то мощные, как движение локомотива; то осторожные, то уверенные.
Шагов времени — веская поступь постигнутых истин на пути жизни.
Интересно, а в чём измеряется время.
В размере пройденных шагов, пробегом несчётных кругов.
В количестве сделанных вдохов–выдохов.
В выраженном числе стучащих ударов сердца.
И что же в сумме получается?
Я бежал круг за кругом, в размеренном ритме накручивая на себя километр за километром по ночному, потому совершенно пустому, спортзалу.
В гулкой тишине эхом раздавались шлепки соприкосновения босых ступней с дощатым покрытием пола.
Тёмный неосвещённый зал казался утробой огромной туши кита.
Кошкой ориентировался во мраке зала, не пугаясь столкнутся с чем-то материальным.
Сердце простой двухтактный механизм вроде насоса.
У меня с ним проблемы.
Ресурс — два месяца только. Больше месяца уже прошло.
Врач кардиолог поставил такой диагноз, когда пришлось пройти профилактический медосмотр с места работы: скрытый порок, последняя стадия. Скоро остановка, паралич, удушье.
Потом смерть. Но почему. Ведь далеко не старик, молод и полон сил.
Вот существовала бы на свете такая волшебная чудо–таблетка: проглотил её, и всё, одним махом излечился от СПИДа, рака, других смертельных недугов.
Бегу и за плечом, — то за одним, то за другим, — ощущаю жаркое дыхание хищника невидимой смерти.
Она дышит громко и учащенно в мои напряжённые уши от ожидания.
Почти как я, при беге от смерти, или от самого себя.
Может, пародирует она, издевается надо мной.
Смерть, она же ведь холодная стерва, так говорят, но почему-то обдаёт сзади жгучими веяниями, горячими объятиями, как из чудовищной печки животного нутра.
Ускоряю беговые рывки, но, сколько ни бегай — от себя не убежишь, и от смерти тоже.
А может всё-таки можно.
Можно? да ведь? — спрашивал немым вопросом, не знаю у кого, посылая мысленный запрос куда-то в никуда.
Или в очередной раз пытаюсь достучаться до родного отца.
Интересно, что он чувствовал, когда умирал, заранее готовился умереть, уйти в тишину, в пустоту.
Один, заброшенный одинокий, в темноте, ночью.
Отца не помнил. Мне было пять лет, когда он умер.
Точнее ушёл из жизни сам, ночью удавившись на трубе парового отопления, сделанной удавкой из эластичного тонкого провода.
Так объясняли родственники на мои расспросы, куда девался папка, когда был подростком.
А тогда конечно соврали, что он якобы уехал в долгую командировку на Северный полюс.
Зачем он так поступил, никто толком не знал: то ли кризис творческий виновен, может проблемы семейные, может ещё что-то случилось.
Как ему там сейчас: плакал он сам тогда, плакали кто по нему на погосте? Не знаю, и мне предстоит узнать.
По данным Росстата в 2018 году смертность превысила рождаемость, число умерших людей составляет более двух миллионов.
***
Часть первая: Челлендж Лайф

Утро началось с пиликанья будильника на телефоне, он выдернул из фрагментов серого сна.
Вставать не хотелось, спросонок нащупал его вялой рукой, чтобы отключить надоедливого поднимальщика.
Но через пару минут зажёгся телевизор, запланированный по графику на пробуждение по утрам, заорал тупоумную рекламу про наступление «черных пятниц». Пульт, как назло, куда-то запропастился.
В сердцах выругался, пожелал ему быстрей сломаться и оказаться в мусорном ящике.
Пришлось подниматься, потом умываться, чистить зубы, принимать туалет — обычная рутина всех неотложных дел.
Дошло, наконец, до проснувшихся мозгов, что раннее вставание больше не нужным сейчас, и потом, в дальнейшем существовании.
Лишь только вчера уволили. Ведь незаменимых винтиков нет у нас в обществе. Не нравиться — увольняйся, или самого уволят.
Выбросят на улицу, как ненужную тряпку.
Прощай офисное рабство, прощай ненавистная работа.
Так получилось; послал к чертовой матери высокомерных ублюдков, начальников на рабочем совещании, планёрки низшего звена, готовых
удавиться за копейки, лишь бы не платить «зп» и больничные наёмным сотрудникам.
Теперь осталось только одно — пальцы в рот, послать этот мир далеко и подальше.
А текущая вода из кранов никуда не девалась, потому пришлось доделать все мыльные дела.
Теперь не знал чем занять свободный день до вечера.
Поздними вечерами уходил на «бег от себя», в спортзал местной школы, так назвал занятие.
С недавних пор мучила бессонница — от неё не спасало ничего: ни снотворное, ни две-три порции коньяка, ничего.
Не то чтобы мучила — одолевали разные мысли о смысле… о разных смыслах: зачем, для чего, и так далее по кругу.
Дядя посоветовал такой способ, будучи сам бывшим спортсменом.
В школе работал сторожем его знакомый, ему литр водки в месяц, и кувыркайся, сколько хочешь по залу вместе с принятием душа после забегов. Дешево и сердито, чем в фитнес-центр куда-то тащиться.
Для сна хватало два–три часа перед работой, когда полностью вымотавшись до изнеможения, приходил домой, валился без сил.
Иной раз хватало пяти–десяти минут, чтобы отрубиться, а потом вскочить, выпить кофе и быть на ногах все сутки.
Стоя под горячими струями душа, которые смывали тренировочный пот, чувствовал, как смывается грязь с головы, — паутиной, пластами, чешуёй,— зловонных могильных мыслей.
Помогало ли мне это? Наверно, да.
Позволяло не думать о смерти и ни о чём.
Лучшее лекарство, но вряд ли оно спасёт в итоге.
«…
….» — пророчески вещал «зомби–ящик» в утренних новостях, стращая народ небесными карами, пока готовил кофе к завтраку.
Вместе со мной проснулась, и, вслед мяукая с голода, бегала деловито по кухни моя усатая помощница Мата, серая пушистая, почти бухарская, кошка Матильда.
Как-то раз подобрал в подъезде, большим котёнком с глазами цвета желтого виски. Кто-то её выкинул из дома, подбросил на холодные этажи.
Вот и дельце есть: надо бы ей корм купить, а то он кончилось, подумал, высыпая в миску остатки из пачки.
Кстати, на это надо бы ещё денюшки иметь, значит, придётся идти за расчётом в контору.
Так себе перспектива, но за неимением лучшего.
Хоть какой-то «движ» наметился, чем тупо валяться на диване.
Скоро, через неделю, Новый Год, а тут всё свалилось кучей на голову.
Работы и заработка лишился.
Теперь думал с сожалением, что погорячился вчера.
Позвонил коллегам, уже бывшим, как там обстановка.
Да бесполезно. Никто не отвечал.
Даже мой лучший знакомый по работе — Игорёк.
Гоша!— ну что же ты молчишь?!
А ведь из¬-за него так круто подставился вчера.
Такие люди как маркер отношений в обществе, прикидываются порядочными человеками и окружают нас всюду: сначала они здороваются за ручку, раскрываешь перед ними нараспашку душу они в ответ преданно смотрят в глаза и дружелюбно улыбаются, просят занять или оказать услугу.
А потом подставляют при первой возможности, гадят за твоей же спиной на каждом углу.
Стал одеваться не спеша, к часам десяти утра вышел из дома.
Снег мягко похрупывал под ногами, оставляя на заснеженном асфальте с проплешинами канализационных люков мои отпечатки шагов.
Ни о чем не думал, безразлично шёл, склонив голову вниз, лишь бы идти, делая вид, что куда-то иду по важным делам.
Неожиданно в проулке домов, на повороте, столкнулся с тучным мужчиной нос к носу, точнее с животом.
— Куды прёшь?!— раскричался он, едко дыша предновогодним перегаром.
— Извини–те, задумался…— как говориться: «вежливость — лучшее оружие».
— Глаза разуй сначала. А то напялили очки, ходют и давят.
— Извини, больше не буду.
— Слышь, а мелочью не выручишь?— заискивающе спросил дядя, загораживая дорогу добротной широтой тела.
— Да нет, не выручу. Извини, тороплюсь,— заявил, надеясь как-то отвязаться от прилипалы прохожего, осматриваясь по сторонам, выискивая взглядом повод, хоть какую-то лазейку.
Тут внимание привлекла вывеска какого-то офиса, на первом этаже ближнего дома: — «Лайф Тур»,— на ней прочиталось.
А нарисовано как алое сердечко купалось на волнистых голубых линиях, вероятно намекающие на тёплые волны моря или океана.
Вот оно!— стоял и зачарованно смотрел на волшебную вывеску, приглашающую в далёкую «Жизнь», не обращая внимания на канючащего прохожего:
— Парень, ты слышь, угости хотя бы сигаретой?
— Извини, бросил. Правда.
— Братиш, а есть телефон позвонить, такси вызвать?— настойчиво домогался мужчина.
— Отстань мужик, не до тебя счас!
Мужчина, невнятно что-то бормоча, отошёл и скрылся среди таких же прохожих: чёрных, равнодушных, смурных и жёстких.
Очки запотели от волнения, мешая разглядывать вывеску.
Снял и стал протирать платком, раздумывая о «сердечке», как о некоем маячке, явном намёке на знак судьбы.
Почему нет? Может он есть тот выход, то последнее решение — уйти из жизни красивым жестом: «увидеть Париж — и умереть».
Но в Париж почему-то не хотелось, слишком банально.
«Может лучше к синему морю, к высоким пальмам, загорелым мулаткам?— спросил себя.— Да, лучше туда!»
В уме вспомнилось, как давным–давно смотрел по «видику» старый фильм «Достучаться до небес».
Там герои тоже рвались к морю, чтобы взглянуть на него перед смертью.
Может оно так, только в жизни всё гораздо круче бывает.
Забыв о работе и корме для Маты, устремился к ступенькам входа в турагентство.
Чарующим пением прозвенела висюлька при входе в помещение, колыхаясь от сквозняка открытой двери.
Несколько столов с мониторами, кресла, две девушки занятые бумагами, на стенах развешаны красочные постеры с изображениями заморских видов. Молча стоял и не знал с чего начать разговор.
Белокурая миловидная девушка оторвалась от бумаг, обратилась первой:
— Здравствуйте, присаживайтесь. Что у вас?
— Здрасте. Да вот, в отпуске сейчас оказался, хотел бы куда-нибудь съездить, развеяться.
— Да, пожалуйста, — мы официальные представители российского оператора «Лайф Тур», — предоставляем клиентам разные направление.
Что вас интересует конкретно? Может что-то из новогодних предложений?
— Да нет. Мне бы что-нибудь, такое… как объяснить, эконом–классом что ли, со скидкой. А есть горящие туры к океану?
Прикидывая в уме примерный бюджет, ведь только рассчитывал на расчёт при увольнении, других накоплений не имелось.
Все мои сбережения уходили на съёмные квартиры, на алименты, на прочую бытовуху. Сейчас ещё на лекарства.
Хоть мне полагается поддерживающие инъекции и таблетки, но, как правило, их нет в наличии в «бесплатной медицине».
Пришлось бросить курить, чтобы на новые носки хватало, да из-за здоровья тоже.
Только не мог отказаться от хорошего коньяка, доктор посоветовал как сосудорасширяющее средство.
— Хорошо. Сейчас подыщем для вас чартер. Сколько вас будет? Наверно вы не один полетите: Жена, дети, может подруга?
— Один. А что: что-то не так?
— Я поняла,— девушка принялась елозить «мышкой» по столу и клацать по клавиатуре.— Да есть, вот нашла: остался один тур в Китай…
— Не, в Китай мне не нужно. Мне бы к океану, к пляжу! — перебил её.
— Вы не дослушали — это тур в Китай, на остров Хайнань, он омывается Южно–Китайским морем. Там кругом пляжи на Тихом океане. Вылет через неделю. Осталось два места в группе. Берёте?
— А сколько будет стоить? По деньгам?
— Так, сейчас приблизительно посчитаем.
Она застучала пальчиками по калькулятору, при этом изрекая сказочные слова, привкусом отдающие чем-то неземным. Раем, да, именно так.
Колдовские без обмана слова манили к себе, от них веяло безоблачным отдыхом, фантастической негой на пляже с пальмами и мохито в ладони.
Сразу в голове представились картинки из райской жизни…
— Сам тур на остров с перелётом в город Санья, десять дней девять ночей: чартер, трансфер, двухместный номер в отеле «три звезды» на первой линии, питание по утрам, … вы слушаете?
— Да, да, простите, задумался.
— Продолжим: тур стоит тридцать одну тысячу рублей.
— Да, подойдёт!— перебил, горя от нетерпения попасть в сказку.
— Мужчина!— вы опять недослушали. Там плюсом идёт багаж, групповая виза, страховки, наша комиссия. Это ещё десять–одиннадцать тысяч.
— Понял. Хорошо. Оформляйте, то есть не знаю, бронируйте пока место. Что для этого требуется? Деньги чуть позже занесу.
— У вас есть на руках действующий загранпаспорт?
Жизнь такая штука, довольно жёсткая. Всё бьёт по голове раз за разом.
Был, и есть не просроченный «загранник», тогда сделал всем до развода. Строили планы как все, хотели съездить куда-нибудь за рубеж, в тёплые края семьёй. Не случилось тогда.
Что теперь объяснять, ответил не вдаваясь в подробности:
— Да, есть, дома лежит. Что ещё?
— Окей. Значит с вас загранпаспорт на оформление визы, справку медкомиссии что вы здоровы и оплата всего тура. Как будете платить наличкой или через банк?
— А справку о составе семьи вам не надо?! Может, без справок обойдёмся?
— Мужчина!— не спорьте. Без справки не положено. Вдруг вы заразный, или больной и умрёте там.
— Понятно. Будет вам справка. А можно с собой Матильду взять?
Кошку мою,— пояснил на немой вопрос сотрудницы.
— На неё тоже нужна будет справка с ветклиники, иначе вы не пройдете посадочный контроль. Перевозка животных только в специальных клетках.
— Ладно, понял. А можно уйти из отеля на несколько суток?
— Странные вопросы у вас. Я не знаю. Обращайтесь к старшему по вашей группе. И где вы ночевать будете? На улице?
— Да нет. Не хочу в четырёх стенах находиться. Сниму жильё в дороге, какой-нибудь сарай в деревне для ночлега, возьму рюкзак с палаткой.
Пойду автостопом к побережью. Где-нибудь на пляже поставлю её, буду жить под шум океанского прибоя вместе с Матой.
Девушка заулыбалась:
— А вы романтик. Тогда вам нужна индивидуальная туристическая виза. Приходите побыстрее, приносите всё нужное. В первую очередь загранпаспорт на визу и шесть тысяч для её оформления.
Попрощался, — не насовсем, только до вечера, — застегнулся и вышел за дверь турагентства.
Морозный воздух свежо обдал зимней прохладой разгорячённое лицо.
Как мило вышло, осталось только взять мечту за хвост вместе с Матой.
Консультация заняла немного времени, вполне поспевал в контору за расчётом, за сокровенной денюшкой на моё последнее Лайф–Счастье.
Работал там полуофициально, большую половину «зп» в конвертах выдавали. Поэтому так. Справки — ерунда, достану, подмажу кого надо.
Не чувствую земли под ногами, пошёл, да почти полетел к маленькой Цели.
По дороге ещё пару раз тормозили прохожие: спрашивали то закурить, то одолжиться мелочью, добавить, конечно, на хлеб.
Видимо лицо такое стало — безмятежно–счастливым казалось им.
Наверно чтобы поделился своим фартом с ними: с несчастливыми и обездоленными существами, бредущими куда-то по улицам города.
Солидное здание новостройка, из стекла и бетона, типа газпромовской башни — бизнес центр «СтройИнвестКапитал групп».
Парковка со шлагбаумом, сплошь заставленная дорогими иномарками.
Безымянный таджик дворник в оранжевой жилетке, чистил проезды от снега лопатой. Махнул ему рукой, — он тоже в ответ, — входя на крыльцо с раздвижными дверьми. Они открылись, пропуская внутрь.
Подошёл к вертушке, проход закрыт, пропуск вчера сдал вместе с заявлением об уходе, постучал в будку вахтёров, там знакомый охранник:
— Привет Гриша. Будь добр, пропусти к начальству.
Григорий сухо ответил в динамик интеркома:
— Не положено, строго велено вас не пускать.
— Да пойми: мне нужно расчёт получить в кассе, документы забрать свои.
И всё.
— Нельзя. Если есть вопросы — вон телефон — звони.
На будке висел стационарный телефон с листом офисных номеров.
Конечно, были номера начальства в памяти мобильника.
Но кто знает, может они меня заблокировали, или не станут брать трубку.
Что ж, придётся звонить.
Ага, вот номер замдиректора.
Длинные гудки, наконец, прервались мужским голосом:
— Алё, слушаю.
— Э-э, алло, здрасте, добрый день Виктор Сергеевич. Это я, Ракитин…
Запинаясь на каждом слове от уничижения пред начальством, произнес приветствие.— Вы простите за инцидент.
— А-а, ты значит, теперь «простите–извините», раньше надо было думать башкой. Что хотел?
— Ну как… вот пришёл в бухгалтерию за полным расчётом.
Там полагаются «те» деньги, компенсации отпускных, премия квартальная, за работы в выходные и переработку.
Грузил начальника железными аргументами, как мне казалось.
— Слушай, уважаемый — ты о чём?! Весь расчёт тебе переведут на карточку после обеда. Документы вынесут через час на вахту.
А про остальное — ты забудь. Мой тебе совет. Премиальных ты лишён по приказу. Положено ему… иди, жалуйся хоть кому, да хоть президенту.
— Как же так?! Сергеич, ведь я же пахал на вас!
— А ты вспомни вчерашнее, что творил. Или у тебя вместе с сердцем мозги отказали?! Всё — занят. Не желаю тратить на тебя время.
Разговор оборвался гудками, на этот раз коротким отбоем.
От озлобления швырнул трубку об стенку, она треснула и раскололась. Григорий выскочил из будки:
— Стоять гадёныш! Счас завалю!
Но я уже бежал к выходу, показывая ему средний палец — «пошёл ты»!
А документы, — трудовая книжка с дипломом, — пусть подавятся, потом заберу после смерти. Сейчас они всё равно ни к чему.
Снова шёл по вечернему городу.
Небо над головой темнело, покрываясь странной синевой, с фиолетово–багровыми оттенками.
И всем никакого дела до меня.
То там, то здесь, на улицах, бульваров, проспектов мелькали многочисленные вывески кредитных офисов, похожие как близнецы, все на одно лицо: «деньги мигом», «быстроденьги», «суперденьги».
Проболтавшись без дел, хотя зашёл домой и захватил два паспорта, несколько часов до вечера, с предчувствием нехорошости зашёл в банк, где вставил зарплатную карту в банкомат.
Он выдал чек, на счету значилось около двадцати тысяч рублей.
Всего. Вот весь расчёт с выходным пособием.
Снял со счёта всё что было, без остатка.
Весь мир померк, хотелось плакать и выть от тоски на луну.
Сердце сжалось в приступе, потемнело в глазах.
Подвернулся столб рекламы у дороги.
Шатаясь, подволакивая ногу, ухватился рукой — привал!
Облокотился спиной, расстегнул куртку, там, в кармашке внутреннем флакончик нитроглицерина.
Высыпал на ладонь горсть кругляшков, кинул в рот.
Полегчало, но опять заболел тупой болью коренной зуб.
Не одно так другое, с зубом надо что-то делать, то ли удалять или лечить.
Но стоматологи боятся делать анестезию из-за сердца.
А так без наркоза, тоже боюсь боли у зубных врачей.
Все эти бормашины, инструменты, ковыряния во рту… бррр!!
Такая дилемма. И придётся на сегодня бег отменить.
Рядом со столбом резко затормозила автомашина.
Из неё выскочила молодая женщина, не отходя, она закричала благим матом, охрипшим голосом тем, кто находился в машине.
Из тачки тоже доносились женские голоса с матом.
Разборка бабская. Видно мужика не поделили, или ещё что-то.
Эх, люди. Мне бы ваши проблемы.
Я бы с радостью пошёл бы снова работать, да хоть тем же дворником вместе с таджиками, лишь бы платили — но…
Есть одно «но» — у меня нет времени на такие занятия.
Времени нет. Каждый день и час, каждое мгновение на счету.
На банковском Балансе Жизни.
Из-за этого почти спать перестал для экономии времени.
Чтобы как можно дольше жить, а не проводить время в праздном сне.
Может на самом деле взять кредит или займ под бешеные проценты, без возврата. И пошло оно всё к чёрту!
Мне нужны деньги.
Надо просто где-то найти долбаные бумажки, которые называются деньгами. Ведь сами по себе они ничего не значат, даже они не золото — драгметалл, а деньги это бумажка бумажкой.
Занять?— нет, не вариант, да кто из знакомых займёт в наше неспокойное время.
Продать, заложить в ломбард?— тоже нет, нет ничего: ни тачки, ни хаты, ни золота.
Если только почку свою, как сарказм говорю, а если серьезно — то где, когда, как... и наркоз надо делать.
Если только на живую резать как на войне. Непонятно.
Лотереи, букмекеры, 1хбет — всё дерьмо.
Понятно, что займ и кредит тоже одурачивание, но я же не собираюсь его отдавать. С родственников кредиторы его тоже не получат, ибо их уже нет на свете. Есть старый дядька, да двоюрный брат. А с них взятки гладки.
Как и с жены бывшей. Пускай ищут ветер в поле.
Значит решено — берем напропалую займы, кредиты.
«Аннушка разлила масло»: — и астероид летит наперерез к планете.
Если на самом деле пересекутся они?
Интересно, что делали ли бы все люди, если бы они твердо знали — через месяц конец света. Что чувствовали перед тем как будет всем полный кабздец, спасутся только единицы в подземных бункерах.
Поэтому власти будут держать до последнего народ на привязи.
Обтёр лицо снегом, который почище лежал на тротуаре, уверенней в себе, направился к одному из офисов микрозаймов.
Он располагался пристроем в здании супермаркета.
Открыл дверь, зашёл… чуть не упал, поскальзываясь на мокрой и скользкой плитки полов.
Теряя равновесие, задел чьи-то раскинутые мужские ноги в лакированных ботинках.
— Да ты чё, мужик?! Охренел что ли…— раздалось с кавказским акцентом.
— Извини-те, нечаянно,— стал снова оправдываться, в который раз за день. Тут никаких нервов не хватит на жизнь.
— Осторожней надо, чертила!
— Понял,— оглядывая новое пространство, куда зашёл, с гнетущей энергетикой денег корежащей человеческие судьбы.
Тесное помещение, пара столов, всё по стандарту.
В углу стоит новенький платёжный терминал «Элеком», под принятие процентов и выплат для удобства клиентов — капля сладости в бочке горечи.
Парочка девушек сотрудниц и парень, сидевший в кресле нагло развалясь по-хозяйски. Молодой, чуть небритый, по обычаю всех южан, в черной кожаной куртке. На которого чуть не свалился так неловко.
Он окинул придирчивым, натренированным взглядом сторожевой овчарки, как на фейс–контроле.
Клиент, случайный прохожий?— нет, он мало похож.
Скорее всего, из тех «самых», которые с битами поджидают вечером в подъездах должников. Сейчас видимо отдыхает, ждёт указаний.
Есть такие люди, которые с первого момента вызывают антипатию и отвращение самим своим видом.
Такой неприятный персонаж находился рядом.
Вот хрень, но деваться некуда — впереди Китай, а позади РФ.
Мда, атмосфера та ещё, отголоски прошлого никуда не делись, эхо «войны» из прошлых нулевых.
Вдобавок чуть не сшиб кресло, когда неуклюже присаживался.
Одна из девушек обратилась для разрядки обстановки:
— Вы у нас первый раз?— сразу, на глаз, определяя свежего клиента.
— Да, первый.
И она затарахтела, заученными фразами, пулеметными очередями чётко озвучивая условия получение денег:
— Мы рады вам предоставить стандартный кредитный займ до 30 тысяч рублей, сроком на один месяц, на льготных условиях первого займа…
На стене офиса висела рекламный плакат — «первый займ даём без процентов». (кто будет брать — замануха такая)
— Извините, мне нужно 50 тысяч, на два месяца. Как бы, — добавил почему-то. Хотя деньги нужны не «как бы», а точно.
— А вы работаете? официально?
Не знал что тут ответить, пришлось тоже спросить:
— Так важно? Нужна справка с места работы? Или что, подтверждение?
— Справка не требуется, нужны все ваши телефоны, то есть ваш номер, номера с работы, номера ваших родственников, кто будет поручителем. Они должны быть всегда на связи с нами. По ним мы прозвоним ваши контакты.
Вот заявочки! Всё не так просто, оказывается.
Хотя по барабану.
Конечно, подставлял немного под удар тех людей, но выхода нет.
— Окей, согласен, будут вам телефоны. Но только на 50 тысяч.
— Хорошо. Вам сейчас нужны деньги? Мы можем сделать для вас индивидуальное предложение.
— Да, именно сейчас. Иначе бы не пришёл сюда.
— Паспорт у вас с собой? Давайте.
Предоставил паспорт РФ. Девушка деловито, как стригут беззащитную овцу, посмотрела паспорт, тут же вбивая мои данные в комп.
Как-то находя моё досье в базе данных МВД, Центробанка, Росстата, кадастра — короче досье из всех источников, открытых и закрытых.
— Так, вы Ракитин Вадим, работаете в «СтройИнвест», разведен…
Послушно кивал головой: да, мол, да, такой вот, скотина и сволочь.
— А это что: у вас кредитная история испорчена!— она с каким-то вопросительным взглядом посмотрела, ожидая пояснений.
Ясно дело, что история искалечена из-за… короче, долгая история про эту историю. Поэтому не сунулся в банки за кредитом.
Не стал ей растолковывать, пожал плечами, мол, не в курсе.
— Отправила запрос на одобрение займа, под ваше желание.
Надо подождать минут десять–двадцать. Предупреждаем сразу — выплаты по займу должны пойти через десять дней, со дня взятия займа. По тысяче рублей в день.
— Подождите, это как: деньги взял и через десять дней должен выплачивать? То есть как бы часть займа отдавать? Или как?
У меня, допустим, через два месяца деньги будут большие.
— Нет. Вы должны платить уже через десять дней. Это проценты.
— Угу, угу, понял, понял. А вот у вас на стене «первый займ…», как? может мне тоже?
— Это только тем клиентам, кто берёт до 30 тысяч и на месяц.
Там проценты не начисляются первые семь дней. Но у вас же другой вариант!
— Понятно,— мне только оставалось кивать ей в знак понимания процесса и поддакивать.— Хорошо. Давайте на месяц 50 тысяч. Согласен. Что нужно?
— Вот вам бланк — там укажите анкетные данные и впишите все те номера телефонов, — она придвинула листок с ручкой.
Будем писать, как в третьем классе: по буквам и по слогам.
С этим справился минут за пять, чем ещё занять время?
— Выйду пока, покурю,— соврал ей.
Вышел на улицу, оставляя паспорт, для убедительности, что не убегу.
Нужно дозвониться до всех: дяди, Гоши, брата.
Выходя из конторы займов, заметил, что парень пристально наблюдает за мной. Вроде сквозь, и ни о чём, как бы не интересуясь моей персоной.
Мда. Раньше как было: едет купец с ярмарки с выручкой.
Тёмный лес, там ватага разбойников, все дела. Чин–чинарём, как положено — богатого грабят немного. А сейчас что — разбой, грабеж средь бела дня в городе и в офисе, под прикрытием благовидности, под предлогом цивилизации.
Сначала дозвонился до дяди:
— Здравствуй, Терентьич.
Сначала услышалось его смутное покашливание от старых болячек, потом хриплый голос умудрённый жизнью, ему за семьдесят:
— Здорово, Вадик. (для него навсегда Вадик остался)
— Чё, опять набедокурил?
— Да нет. Не очень. Слушай дядь, прикрой в последний раз.
Короче: кредит беру на себя, тебе будут звонить сейчас, скажи что поручаешься. А потом посылай подальше.
— Кхе-кхе…, вот ты кашалот, кхе-кхе..., хорошо племяш, из-за уважения к твоему отцу — сделаю.
— Спасибо. С меня бутылка. А-а, Володи (брата) тоже дал телефон. Передай ему. Времени нету счас звонить ему!
— Передам, только он не рад будет твоим косякам.
— Да понятно. Сам знаешь, что мне край настал.
— Ты сказал, я услышал.
— Вот и добро. Пока,— выдохнул, отключая вызов.— До встречи.
Хмм, до какой?— на том свете, заранее зная, что не увижу его больше никогда. Набрал номер Игоря, он не отвечал длинными гудками.
Ладно. Набрал быстро «эс–ме–эску» о помощи.
Смартфон пискнул о доставке. Вот и всё.
Ещё один шаг сделан и преодолён к…
А к чему — не знал, действовал во имя чего-то.
Вернулся в офис, доделывать дела, и зачем, собственно пришёл.
Аккуратно обошёл ноги вальяжного коллектора, уселся в кресло.
В кресло приговорённого к высшей мере наказания, хотя так оно и есть, ведь приговорён к смерти, кем-то, или чем-то.
— Поздравляю. Ваш заём на 50 тысяч одобрен. Вот договор (приговор), ознакомьтесь, подпишите. Здесь и здесь, — она тыкнула ручкой, в места, где стояли «галочки».
Что ж, снявши голову, по волосам не плачут — подписал там, где требуется.
Сухо треща, откидывал в сторону бумажные купюры счётчик, отсчитывая выданную сумму.
— Это ваше. Возьмите,— сотрудница протянула пачку денег.— Не забывайте оплачивать заём. На просрочку начисляются штрафные пени.
— Понял. Спасибо,— сказал, пряча деньги в бумажник.— Всем до свидания!
И улыбнулся широкой улыбкой во весь рот, с обаянием натурального обманщика, оголяя все передние зубы какие остались.
— Э-э, ты чего щеришься?! Я тебя запомнил, чертила! Попробуй не плати!— развозмущался чурка, или чебурек, кто их разберёт.
Да пошёл ты.
***
Рабочий день подходил к окончанию.
Сверился со временем, пешком точно не успевал.
Направился к ближайшей остановке, чуть отдышался, тут подвалил кургузый «пазик». Народ ринулся в него, заполняя места, я залез почти из последних.
Пришлось стоять на подножке, благо ехать осталось пару остановок.
Еле–еле успевал доехать в набитом автобусе на закрытие турагентства.
На моей остановке, скрипучая дверь автобуса отворилась, спрыгнул с подножки и трусцой побежал к тому дому, где виднелась вывеска.
Вот он — мой «Лайф Тур».
На крылечке, возле двери возился с замком кто-то в беловатой женской куртке. Ускорил бег к финишу:
— Подождите! Не закрывайте.
Ко мне обернулись, а точнее, обернулась девушка, та самая сотрудница с золотистыми волосами. Осмотрела и узнала:
— … Эм–м, а романтик, извините, но мы уже закрыты. Приходите завтра.
— Что же делать? Так торопился, завтра дела с утра. И наверно потом на весь день заботы.
Не стал говорить ей, что на завтра назначены очередные
медпроцедуры: анализы, обследование.
С горечью, с сожалением топтался возле девушки:
— Может, примите паспорт и деньги на визу? С меня шоколадка! Или…
— Ладно, так и быть, давайте ваши документы,— разжалобилась сотрудница.— Заходите.
Она скинула верхнюю одежду, шарфик с курткой на кресло.
Второй девушки не было, и мы остались только вдвоём.
Как обычно в офисной жизни: кто-то уходит пораньше с работы, кто-то остаётся, прикрывает отход и закрывает само помещение.
Сам так делал неоднократно в той… вспомнилось некстати о бывшей работе.
У неё где-то в вещах мелодичным рингтоном приглушенно зазвучал телефон, извещая о звонке или о сообщении от кого-то.
— Давайте, только по-быстрому…— прозвучало как-то намекающее на интим что ли. Усмехнулся внутри.
Протянул ей паспорт, разложил веером по столу деньги:
— Вот, пожалуйста.
Вдумчиво, в тоже время неосознанно, следил за её ловкими, точными движениями ручек; как быстро пересчитала тысячные банкноты; как просмотрела «загранник», дабы убедиться что паспорт «чистый»; как раскрыла тонкий «файлик», поместила их внутрь; как открыла небольшой сейф, положила свёрток куда-то туда, на одну из полочек; как произнесла не оборачиваясь, при этом показывая стройную спинку:
— Готово, завтра займусь вашим оформлением.
Щёлкнул замок, закрывая сейф.
Она действовала как опытный хирург кардиолог на операции, такое пришло странное сравнение.
Точеную фигурку девушки обтягивал плотный свитерок, который явно шёл ей к лицу, внизу ножки подчёркивала джинсовая юбка с гольфами.
Не знаю, наверно стеснялся, а может смущался и оттягивал момент до последнего, тянул время и откладывал на потом.
— У вас не найдётся анальгина? зуб что-то ноет.
— Счас поищу, в аптечке или в сумке должно быть лекарство.
Сумочка лежала под одеждой, отодвинув её в сторону, она взяла в руки дамский клатч на тонком ремешке.
Некстати, совсем не к месту вновь зазвенел телефон красивым надрывным шансоном Поля Мариа, напоминая о своём присутствие.
Он, оказывается, находился в сумочке.
Нервными движениями, с какой-то быстротой, она достала телефон, настороженно посмотрела на вызов, нажала кнопку и положила на стол.
Снова взгляд вниз, в свежевымытый пол, на нём растекался грязной лужицей налипший, таявший снег с подошв обуви.
Как таял сам в обволакивающем пространстве вечерней идиллии.
В ушах всё стояло, само собой звучало то самое музыкальное сопровождение, продолжая играть романтичную французскую мелодию под стать моему настроению.
«Ну же, не будь мямлей!» — приободрил себя.
Что хотел доказать? — не знаю, просто что не всё так уныло в моей оставшейся жизни.
А сейчас немного пообщаться после нервного дня с миленькой девушкой, пригласить на, — ни к чему не обязывающее,— кофе.
Живи на полную катушку, вспомнился совет старого дядьки, который повидал и познал в жизни всякого добра.
Может не хотел находиться один в этот вечер, спасаясь, таким образом, от одиночества. Ведь от него раньше избавляла работа с утра до вечера.
— Вам хватит одной таблетки нурофена? Не жадничаю, просто у самой немного осталось, — оправдательно сказала девушка.
У неё милый голос, — не писклявый, не басовитый, — а обаятельный, почти ангельский голосок, который журчал переливами и грудными обертонами. Немного утихомирилось напряжение, всё же не надеясь, сбивчиво произнес:
— Вас позвольте проводить, кофе где-нибудь? Хотите… как бы обязан за неудобную задержку.
Конечно ссал почему-то, наверно боялся показаться смешным и неловким. Где был виною день, в котором приходилось постоянно врать, извиняться, изворачиваться. Наступая себе на горло.
Хотя да, обычная жизнь в России.
Жизнь — загнанных людей в рабство, хоть какая-то, но это жизнь, которой скоро не будет.
Эхх, как там дядя говорил, что делать в таких случаях: — хватаешь за женскую задницу и…
(короче, без подробностей, что советовал мой дядя, прожженный циник)
Вот советчик! Насоветует сейчас, греха не оберёшься.
И проклял дядьку в уме заочно. Экзистенциально, называется.
В последнее время увлекался вопросами из философии.
Можно доказать что угодно, то есть, всё что есть — это субъективно и зависит от вкуса общества. В основном.
А девичья головка повернулась, с удивлением спрашивая:
— Просто пойти?! Да?
— Да, просто где–нибудь выпить по кофе, — подтвердил, ничего не подозревая.
— И что совсем без секса?
Вот же умеют напрямую женщины нас поставить в тупик, из которого не выбраться. И точно, прав дядя, надо хватать за задницу и тащить в берлогу самку. Это образно говорю, а сам растерялся как вести с ней дальше.
— Да вы все козлы, вам лишь только затащить в постель!
И она заплакала, не сдерживая слёз.
Вот блин, женской истерики мне ещё не хватало на ночь с драматическими моментами. Красава, что скажешь, довёл девушку до слёз зачем-то невинным предложением.
Она стояла, также, возле сейфа отвернувшись, острые плечики содрогались от рыданий, закрывая лицо ладонями.
— Что случилось? Вам сейчас точно кофе не повредить.
А-а, ну да, может простые «обнимашки»?
Разумеется, риторический вопрос, тут сам знал без подсказчиков.
Само собой получилось,— не ломая, не роняя ничего из предметов мебели, — оказался возле расстроенной девушки.
Успокаивая истерику, нежно прикоснулся к руке, она подалась всем телом назад, прижалась упругой попой.
Пришлось приобнять за напряжённую девичью талию, чтобы она не упала. От неё приятно пахло незнакомым ароматом духов, завитки волос щекотали шею. Всё дико возбудило, в брюках член встал колом, упираясь в её тугой зад.
Она ощутила такой эффект через одежду, слегка отстранилась:
— А давайте сходим, я девушка свободная. Куда пойдём?
— Нуу, не знаю… — протянул многозначительно.
— Мужчина, решайте, что ли быстрей. Или иду домой,— капризно заявила девушка, вытирая с глаз потёкшую тушь с ресничек.
Куда вести девушку, новую знакомую? Возник вопрос.
Как знал, здесь поблизости есть вроде такой кафе–столовой.
Днём обычная столовая, вечером кабак и караоке с красивой жизнью, но кофе там готовили отменный, цены вполне демократичные и обстановка спокойная.
— Да–да, определился.
— Я поняла! Тогда подожди снаружи, мне тут надо коё-чего.
По-дружески она сразу перешла на «ты».
Пришлось выйти, ждать на крыльце.
Искушаемым любопытством обернулся на миг, посмотреть через прозрачную дверь, чем же она занята: а девушка приводила себя в порядок перед настенным зеркалом.
Подглядывать за ней стало неудобным занятием для моей совести, и отвернулся.
Но мысли о девушке не оставляли воображение: представляя в уме как она краситься перед сексом, расчесывает волосы, как одевает чулки и трусики, наносит помаду на пухлые губы…
Не знаю, чем бы всё закончилось, — наверно моим лёгким помешательством на почве вуайеризма, — тут она вышла, во всём блеске:
— Вот и я. Что, пойдём? Только надо закрыть всё. Поможешь? Вон ту штуку сверху достать.
— Конечно. Меня Вадим зовут,— выпрямляясь во весь рост, чтобы достать нижний конец дверного жалюзи, который дернул, опуская вниз.
Жалюзи скрипя составными частями, раскатилось полностью, автоматически защёлкнулось на запор.
— Я знаю. В паспорте посмотрела.
— Понятно. А вас, то есть, у тебя как имя?
— Лилия,— она засмеялась почему-то. — Как цветочек на пруду.
— Да,— тоже улыбнулся сравнению.— Красивое имя, тебе очень подходит.
— Не подлизывайся. Вот закрыто до утра. Можно идти пить кофе, или здесь будем стоять?!
— Лучше пойдём, Лилия.
Наконец дела были сделаны, и мы, то есть я с Лилией, шли рядом по проторенной снежной дорожке, болтая о разных пустяках.
В основном, конечно, она, а я больше слушал её очаровательный голос.
***
Глухая безлунная ночь светила в открытое незанавешенное окно черной темнотой, смешанной с отражённой белизной снега.
Сияла огоньками гирлянд стоявшей во дворе ёлочки в окружение сделанного новогоднего городка.
Всеми цветами радуги зажигались нитки светодиодов.
Разноцветными светящими чернилами выписывалась надпись на входе в городок: «С Новым 2019 Годом!»
Не спалось совершенно, не надевая ничего из одежды, встал с дивана, подошёл к ночи ближе.
Ночь звала, окутывала негласным бесстыжим флёром, манила к себе бездонностью.
Сколько не пей, — всю не выпьешь до донышка; смотри — да не высмотришь во все зеницы ока.
Когда бегал в спортзале, то в коротких передышках останавливался возле большого окна и смотрел из него на другие ночные окна в соседних домах. Все они скалились слепыми пятнами, погасшими беззубыми дырами. Кроме одного оконного квадрата, в нём постоянно горел свет, с изумрудным оттенком, словно от настольной лампы с зелёным абажуром, стоявшей на письменном столе.
И вот отдыхая после продолжительных забегов, смотрел на то окно и гадал: почему там горит свет, зачем, для чего.
Возможно там тоже кто-то не спит по ночам, так же как я, он экономит время. Или горит в ночи, показывая дорогу к чему-то, сигнализируя таким маячком. Хотя может непросто, такой тайный знак.
А может статься, тот житель работает по ночам.
Наверняка пишет книжку, вроде детских сказок для малышей, почему-то думалось. Что может быть там… вариантов много, так и не понимал, для чего горит свет. Порой думать и гадать надоедало, снова отчаянно бросался в бег. А потом в следующую ночь, любопытство брало свое.
Снова останавливался и мучился странным вопросом без ответа.
Сейчас в проёмах нигде не горело, поэтому стоял и ни о чём не думал.
За тёмной плоскостью стола, отрывком от всего, наискосок развевался только хвост неспящей Маты. Потом кошка подошла, лениво развалилась между голых ног, притворилась что умерла, только её хвост ритмично ходил маятником от одной ноги к другой.
— Ты почему не спишь?— раздался тихий голос Лилии.
— Иди ко мне, соскучилась, хочу ещё чем-то заняться. Блин, а ведь завтра так рано вставать на работу.
— Ну и что?! Пойдём гулять?
Надумал прогуляться по улицам, раз сегодня не получилось с пробежкой.
— Как? Прямо счас?!
— Ну да. Пошли, а то всю жизнь можно проспать.
— И мороза почти нет,— предложил идею, немного оборачиваясь, чтобы посмотреть, как отреагирует и вообще на неё полюбоваться.
Лилия встала с постели, сбросив одеяла на пол, тоже совсем неодетая, никого не стесняясь.
Её матовая кожа молодого тела светилась сама, особенно не загорающие интимные места: вызывавшие острое желание холмы упругих грудей, налитые призывающие к себе мужское естество женские бёдра.
В темноте комнаты она стала нереально прекрасной обольстительной сиреной, какой-то фантастической наядой с распущенными волосами, она походила на русалку с крутым изгибом бёдер после утончённой талии, только без рыбьего хвоста.
— Ты точно какой-то странный романтик. Странный и необычный,— она прижалась обнажённой грудью, щекоча мою спину оттопыренным соском.
— А-а!— Лия случайно наступила на хвостик Маты, кошка слегка царапнула её.
— Оденься, соседи увидят тебя голую.
— А сам-то тоже голый стоишь! Смотри, застудишь, и отвалится,— совсем без стыда заявила она, игриво дёргая меня за ухо.
— Угу, давай одевайся.
— У тебя есть сигареты? А то курить очень охота.
— Нету. Хотя может есть, надо искать куда их закинул. Потом поищу.
Вот после прогулки будет тебе курить, кофе с какао, и даже тёплая ванна с рюмочкой коньяка.
— Ах скажите, какой вы строгий, прямо совсем правильный и…,— она запнулась, подбирая слова.
— И какой же?
— А такой, не знаю, старомодный — вот. Другой бы мужчина на твоем месте, трахал бы меня всю ночь не слезая.
— К чему это ты говоришь?
— Да ладно, извини. Не обижайся. Всё — я одеваться!— безапелляционно заявила она, собирая разбросанные вещи по комнате и удаляясь в ванную, соблазнительно отсверкивая в полутьме квартиры молочно–белыми половинками ягодиц.
Для процесса одевания, секретного женского туалета, который не для посторонних глаз.
Что тут обижаться, кроме как на самого себя, тоже стал готовиться к спонтанной прогулке: трусы, джинсы, футболка, толстовка, ну и носки тоже, как без них обойтись.
Вместе мы собирались недолго.
Весь дом полностью спал, стараясь поменьше производить шума, крадущейся парой спустились по ночным этажам.
На улице стоял лёгкий морозец, обдавая нас тихой свежестью.
Наверно в этом году будет зима не такая суровая как прежде.
Укрывая белоснежным покрывалом, грязный замерзающий асфальт и  продрогшую до самых почек землю, падал снег негустыми хлопьями мелких снежинок, чтобы потом похрустывать под нашими ногами.
Сначала обошли пару раз вокруг ёлочки со снеговичками и несколькими детскими ледяными горками.
— Будешь кататься Лия?— кивнул на горку.
— Шутишь?! С ума сошёл?! Тебе сколько лет, дяденька?
— «Мои года, моё богатство…» — пропел строчку.— Много!— а что?
— Вот рёбенок: вырос — а всё детство в жопе играет.
В курточке с воротником подбитым мехом, в шапочке украшенной тоже комочком меха наверху, шаловливо блестя глазами, Лия казалась озорной зайкой, а я старым волчарой.
— Да причём тут возраст?! Вот скажи: почему мы взрослые боимся показаться детьми?
— Не знаю, так положено: мы взрослые, а дети это дети.
— Ладно, как хочешь. Тогда пошли дальше, покажу что-то.
— Что покажешь?
— Да так, там увидишь.
Переваливаясь с ноги на ногу, тесно прижавшись друг к другу, неспешным шагом я с Лией, направился в другие места моего спального района. Мне почему-то нравилось её называть Лией, а не Лилией.
Не знаю, она была не против сокращения.
В этом нечто такое, доверительное чувство в наших нечаянно возникших отношениях.
Такое бывает между двумя людьми, когда пробегает искра желания, искра притяжения друг к другу.
Наверно такое знакомо каждому, кто хоть раз влюблялся по жизни.
В своих мечтах наивно построенных, представлял как у нас с Лией все хорошо: как мы занимаемся любовью по утрам, как вместе летим в Китай, на тот райский остров, как лежим на пляже, как… буйной фантазии не было границ.
Мы как раз стали проходить возле того дома возле школы.
В доме всё так же сейчас выбивался свет зёлёными полосками в том окне.
Спросил Лию, что она думает об этом:
— Вон видишь окно, где свет?
— Да. И что такого?
— Не знаю. Этот свет горит постоянно всеми ночами. Помнишь, наверно читала Грина, «Зелёную лампу»? Может там тоже также?
— Нет, не знаю. А кто такой Грин?
— Да писатель был такой давно, про Ассоль вместе с «Алыми парусами» он тоже написал.
— А, понятно. И что там зелёная лампа делала, расскажи?— попросила Лия.
— Не помню в точности, так в общих чертах, могу лишь сказать,— стал пересказывать ей, что помнил из сюжета книжки забытого классика.
Там написано почти такое: герой тоже залип на окошко, в котором постоянно вечером и ночью горела зелёная лампа.
Он думал, думал, потом ему надоело, и он пошёл разбираться в ту квартиру, что там не так. Или он оказался там случайно, не помню.
Смысл рассказа в том: что влюблённый в одну привлекательную особу некто, умирая от смертельной болезни, наказал сторожу (подобранному на улице старому бомжу), присмотреть за его квартирой с условием, что тот будет каждый вечер зажигать настольную лампу с зелёным абажуром.
Такой тайный знак, что некто ещё жив, он помнит ту особу, ждёт её и любит всегда. Не помнил, чем там всё заканчивалось дело, своими словами пересказывая концовку произведения на другой лад.
Тут дошло, что сюжет точно про меня.
Почему раньше не заметил, клял себя.
Давая себе слово, что потом обязательно перечитаю Грина.
— Да, красиво так и трогательно. Не знаю, может просто так горит свет, а может вправду там живет какой-то странный как ты романтик, и ждёт одну особу. Очень красивую и привлекательную,— добавила Лия, чуть мило смеясь.— Прямо в точности похожую на меня.
Потом снова замолчали, наслаждаясь тишиной и природой, беззаботно прогуливались по пустынным улицам без людей, глазея по сторонам.
Снова мы шли, она зябко грела холодные пальцы в моих ладонях, а осыпающейся снег чуть слышным звоном отзывался на наши шаги.
Мысли словами непонятно как укладывались в строки.
А строчки настойчивым рефреном рвались из моей головы на свободу:
— Ты как? замёрзла?— спросил спутницу.— Можем согреться.
— Чуть–чуть. А как?
— Пробежимся, вон до того угла,— показал кивком на дальний угол длинного дома.
— Не, ты точно ненормальный. Как я тебе буду бегать в таких сапожках?!
Лия даже для наглядности вытянула ножку вперёд, показывая сапожок на высокой платформе.
— Как хочешь. Давай тогда смотреть на звёзды. Не слышала про астероид?
— Нет. А про какой астероид?
— По ящику сказали в новостях, что в январе огромный астероид очень опасно сблизится с Землёй.
— А-а, понятно, враки всё.
— Ну не скажи, а вдруг на самом деле так случится?!
Загадочный свет из далёких галактик спускался в низ планеты.
И мы с Лией стали смотреть на звёздные пути разных созвездий.
В лёгком невесомом тумане, в предрассветной дымке от мороза сверкали холодным светом фонари на столбах.
Запорошенные простуженным инеем и падающим снежком одинокие деревья без галдящих птиц, они как старые бобыли коротали вдовий век в зимнюю пору.
Безжизненные деревья спали мертвым сном, чтобы вновь проснуться нагрянувшей весной и снова ожить жизнью, подчиняясь вечным ритмам природы.
Старая поросль умирает, на смену ей приходит свежая жизнь, новое поколение сменяет прежнее.
Бездонное звёздное небо светилось изнутри странным свечением.
Но луна не показывалась в небесах, да свет был не звёздный.
Северное сияние воцарилось, возможно настали такие переломные времена в жизни планеты, которую уже не спасти в непреложном беге по кругу орбиты.
— Расскажи о себе?— попросил Лию.— Ведь совсем тебя не знаю.
— Что тебе рассказать? Сам спрашивай, что интересно.
— Значит разрешаешь: скажи — почему ты согласилась пойти со мной, потом всё остальное?
Она странно молчала, сразу отдаляясь внутри отношений.
— Наверно по-любому у тебя есть парень, который тебя трахает?— спрашивал девушку нарочито грубо.— Или был, совсем недавно?
— И что теперь: будешь с нами двоими спать?— продолжая её долбить дурацкими вопросами.
Лия поморщилась болезненно, она отвернулась в сторону.
С силой, задетой до глубины души девушки, обиженная спутница выдернула ладошки из моих карманов.
Что до неё докопался, причём тут все бывшие парни?!
Вот ревнивый болван!— корил себя за вылетевшие обидные слова.
Что опять делаю не так, снова и снова?!
Курьёзно устроено в человеческом мире: люди, которые внезапно встретились, которые должны быть вместе — вдруг расстаются и живут порознь почему-то.
Может, толкнула на высказывания моя неуверенность в себе.
Или… мозг пронзила страшная догадка — знал наперед, что будущего у нас нет.
Она, любимая девушка, моя Лия — молча уходила прочь.
Пытаясь спасти отношения, как-то оправдаться, вымолить всё же прощение — кинулся за ней, чтобы остановить неотвратимость судьбы.
— Лия!— постой! Да подожди ты! Выслушай — Ну прости!
Я должен кое-что сказать о себе…
Она резко обернулась, сухо заговорила отрывистыми фразами, бросая их прямо в лицо, откровенно уставясь холодными, остывшими глазами:
— Ты хотел знать обо мне?! У меня раньше были парни.
— Сейчас есть тоже парень. Всё серьёзно у нас.
— Уже год вместе. Но мы с ним поругались вчера.
— Он изменил. Я узнала об этом.
— Решила тоже изменить с кем-нибудь. Отомстить.
— Ты подвернулся под руку.
— Думала, что ты окажешься лучше моего парня.
— Я дала тебе шанс — но ты его просрал.
Чётко звучали слова в морозном воздухе; винтовочными выстрелами безжалостно раскатывался приговор, как сама Жизнь жёстко отвечала её устами на поставленные вопросы.
Точно пьяный качнулся к ней, желая её обнять как раньше, зацеловать, успокоить, вернуть всё как было, но…
— Не трогай меня больше!— закричала она истерично.— Не прикасайся даже. Ты мне противен.
— Да-да, понял. Прости Лия! Не бросай! Выслушай, пожалуйста!
— Не желаю ничего больше слышать! Ты понял?!
Но я цепко ухватил её за руку, вцепился клещом, стараясь удержать возле себя, чтобы она не ушла, не дослушав объяснений.
— Лия: мне осталось жить совсем немного. Прости, не сказал тебе сразу.
— Ты болен?! Чем? СПИДом, рак, сифилис?— пугливо, словно боясь заразиться, она всё-таки вырвала руку из захвата.
— Нет. Порок сердца, последняя стадия.
— Вот оно что. Понятно,— она замолчала, обдумывая моё признание.
— Что же делать теперь, скажи?! Я не понимаю, как мне жить в мире без тебя, Лия!!— воскликнул с надеждой.
— Не знаю, романтик. Лети в Китай, раз собрался туда. Забирай это всё с собой…— она показала рукой на окружение улиц, на далёкое пространство небес.
— Забирай с собой свои Звёзды, своё Небо и Солнце. Уноси весь Мир с собой. И вали от меня на фиг, от всех людей. Навсегда.
Ведь ты вправду сумасшедший. Тебе нельзя быть с людьми.
Знаешь, не стану тебе мешать — отмечу, что ты принёс справку.
— Прощай… — девушка повернулась окончательно, торопливо зашагала, вскоре её светлый силуэт скрылся где-то там, за одним из поворотов улиц осиротевших домов.
Слёз не было, давно они кончились у меня.
Что я мог сделать, — успокаивал себя,— это пустая интрижка.
Надо жить дальше сколько осталось.
В опустошённой голове почему-то завертелась, закружилась в вихре мыслей, забавная песенка про белых медведей, которые крутят земную ось, где-то там далеко–далеко.
Один вернулся домой, в коридоре встретила скучающая без меня Мата.
— Мяу!— невесело пожаловалась она на кошачье одиночество
Мда, тебе тоже «мяу», даже «мяу–мяу».
— Маауу!— бодро ответила Мата, точно понимая моё состояние, стала мурчать и тереться об ногу, как бы говоря — всё пройдёт, и это тоже.
Успокаивала по-женски мудро: относись к такому проще, как к последнему подарку судьбы.
Да уж, тебе хорошо советовать в таких делах, беря кошку на руки.
Без сил, вместе с Матой до утра повалился на диван, забывшись в бесчувственном сне от всех переживаний.
«Скоро надо вставать, идти в больницу», — перед этим тупо подумалось реальной зацепкой в незаконченном существовании.
А смятая постель ещё хранила тепло о мимолётно ушедшей любви, отзываясь о ней острой болью в сердце.
***
В забытьи провалялся несколько часов, пока очнулся и пришёл в себя.
Вспоминая прошедшую ночь, с тоской смотрел на пустую постель.
Жить не хотелось. Совсем.
Несмотря на то, что итак осталось недолго.
Висевший на стене большущей календарь моих двух месяцев, — где в нём зачёркивал траурным крестиком пройденные бегом бессонные дни, — безмолвно напомнил об этом.
В жизни как всегда гармонии нет. Так мне и надо.
Не ценим мы ничего; то, что дается даром будто как должно так быть, начинаем этим дорожить только с потерей.
Сука — любовь, сука — жизнь, сука — судьба; всё остальное.
Куда ни коснись, везде она эта «сука» без просвета.
Жизнь жестит не по-детски, она никогда не станет прежней.
Эх, если б можно вернуть всё назад! Но ведь на свете не свете не может стереть прошлое, или может изменить его.
Не знаю, чувств нет никаких, их убило всё.
Жду смерти, придет ли она за мной сейчас или попозже.
Ну давай приходи, я готов.
«Эй, соберись чувак!— вдруг кто-то приказал. — Не место, не время распускать сейчас сопли».
Слушая внутреннего командира, пошел в ванную, мыться–бриться, приводить себя в порядок, ставить чайник на кухне, кормить кошку.
Прибрал ночной беспорядок в комнате.
Сделал зарядку небольшую, включая для бодрости ритмичную музыку из французской эстрады, да погромче.
Она мне нравилась, есть что-то в ней вечно-непреходящее.
Не то, что наши однодневные мелодии вроде «коротких юбчонок».
Возле зеркала в ванной обнаружился цилиндрик губной помадки, след от Лии. На полочке рваная упаковка противозачаточных пилюль.
Ещё нашёлся в комнате белый кашемировый шарфик, тоже от неё, на память что ли оставленный.
Равнодушно сунул все находки в один пакет.
Наверно стоило позвонить Лилии, но не знал её номера.
Ладно, потом зайду в офис и верну.
Елку что ли поставить или гирлянду развесить — задался вопросом.
Новый год на дворе, вроде праздник.
Наверно в этом есть тоже хоть небольшой смысл жизни; что-то делать, идти куда-то, чем-то заниматься, где-то работать.
Повесил гирлянду, Мата помогала как всегда, разматывать, то есть наоборот запутывать провода. Но мы всё-таки справились: распутал, подсоединил в сеть гирлянду, а кошка наигралась вдоволь.
Тонкие радостные огоньки беззаботно замигали.
Вспомнил о лекарствах, что надо их принимать от вынужденной профилактики.
На холодильники пузырьки выстроились в разнобойный ряд, высыпал по одной из всех, заглотал, запил водой.
Закипел чайник, стал готовить кофе.
Налил в чашку наполовину, разбавил его коньяком.
Мне ничего не навредит.
Пил кофе, бесцельно бродил по квартире некоторое время.
Наверно убивал время, как делают все люди.
Забирай весь Мир с собой, — сказала Лия, — и да, заберу с собой.
Это Солнце разлетится на осколки всех оставшихся дней, как мы расстались — да пошло всё к чёрту.
Так бывает, когда люди разлучаются из-за пустяков и мир весь катиться к пропасть. Надо в больницу, наверно и всё.
«Чужое горе никого и никогда не волнует — так ведь»,— произнес себе, стал одеваться.
Мата безмятежно спала девятым сном на подоконнике.
Свернувшись клубочком, уткнув носик в промежность.
Как они так могут? Непонятно, подивился такому.
А если завтра война, а если сейчас придётся умереть?
Ведь такое может быть запросто в любой момент.
Пойми Мата, я же не со зла всё делаю.
Махнул рукой — да ты всё равно не поймешь.
Кошка спала, не обращая внимания.
Что поделаешь, она животное. Как я.
А у неё есть душа? Наверно есть, как у всех живущих на белом свете.
Надеялся на некое чудо, ждал, что оно вот-вот произойдет с нами двумя: кошкой и мной, но, увы, чудес не бывает.
Погладил Мату, может немного успокоюсь перед уходом.
***
Сидел в больничном коридоре, ждал результаты анализов.
Там кабинет кардиолога, с простой деревянной дверью.
Простой и белой, за которой скрылась вся моя жизнь.
Правда, забрал бы весь мир с собой, если бы мог так сделать.
Но, увы, я не волшебник.
Мимо, напоминая о горькой старости, кропотливо шаг за шагом проковыляли: сначала седой дедок прошёл, опираясь на палку, потом сгорбленная бабка с клюкой.
И медленный шаг за последним шагом.
Один Шаг, за другим шажком.
Как у младенцев. Только они начинают жить, не зная что такое смерть.
Вот же блин?! — как они так делают, цепляются за угасающую жизнь?
Наверно я бы не стал на их месте, или бы стал?
ХЗ, короче, мне не понять такое стремление к жизни.
Может они также, стараются растянуть время дарованных лет.
В пустом вечернем коридоре больницы остался один, одинёшенек.
Жесткое сиденье не давало покоя, заставляя мою задницу ёрзать каждую минуту. Появились уборщицы–поломойки.
Одна молодая, другая постарше, принесли с собой суету и повседневную жизнь. Расставили ведра с водой, мешки под мусор.
Они начали уборку с дальних углов коридора.
Женщина, которая постарше, принялась мыть в самом коридоре пол, настеленный свежим линолеумом.
А молодая работница мыла полы в кабинетах врачей.
Открывала замок где закрыто, заходила в каждый по очереди туда, наводила чистоту и выходила.
Недавно в больнице, которой уже больше полвека, наконец сделали косметический ремонт, хоть какой-то.
Покрыли скрипучие полы новым линолеумом, побелили древние потолки, перекрасили серенькие стены в трещинах на радостный цвет.
А на всё остальное: — «денег нет, но вы держитесь…»
Захотелось плюнуть в лицо, тому, кто такое сказал.
Пусть бы он сам полечился здесь и помыл полы дореволюционной шваброй, а не моющим пылесосом, который специально создали для прогресса.
Мокрая тряпка на швабре ловко стирала следы пришлых посетителей.
Раз за разом, с каждым взмахом, подбираясь к моим ногам всё ближе и ближе. Так же, как следы на полу эта тряпка сотрёт моё напоминание о том, что когда-то ведь жил на этом свете.
Будет ли кто-нибудь помнить.
Буднично, немного раздраженно переговаривались между собой занятые неблагодарным делом женщины, наверно тоже со сложной судьбой.
Ведь наверняка никто в детстве не хотел стать из них поломойкой.
А случилось, стало именно так почему-то: я умираю, а им придётся мыть полы тоже до самой смерти.
Такова жизнь, сука — жизнь.
Встал, отошёл подальше, чтобы не мешаться под половыми тряпками.
Хочется курить прямо сейчас, не отходя от кассы.
Незакуренная сигарета из пачки, которую всё-таки нашёл на кухне, встала в горле комком жеваной резины.
Хотелось, как раньше пить водку, курить сигареты, трахаться со всеми подряд, даже с мулаткой китаянкой.
Хотелось куража дикого негритянского в караоке.
Охота кричать, невзирая, что на всю улицу и коридоры больницы, и я ведь сумасшедший.
Но горло сдавило внутри и перехватывает сердце, что дышать невозможно.
Живи. Но видно мое время пришло. Да просто живи.
Теряя сознание, повалился на пол. Плохо, очень плохо.
Перед глазами встал черный экран с белыми титрами, которые идут после просмотра фильмов.
Осталось лишь задержать воздух надолго–надолго — и лишь потом выдохнуть, но не сразу, а как-то постепенно, с каждым мигом, каждой клеткой  выпуская из себя частичку драгоценной жизни.
Выдыхаешь по чуть-чуть, не спеша.
Точно по одной капле лечебного раствора протекающего в тонкой трубочке капельницы.
Тихо-тихо, будто опасаясь спугнуть кого-то, словно боясь не успеть что-то сделать. В этой очень короткой жизни.
Выдыхаешь медленно–медленно, как поцелуи на губах перед расставанием, чувствуя сладковатый вкус на языке.
Хотя воздух без запаха.
— Врачи помогите, тут один помирает!— заголосила одна из поломоек.
Из кабинета на вопли выбежал кардиолог:
— В реанимацию его быстро. Где наша «скорая»? на улице стоит? — бегите вниз, вызывайте фельдшеров!
— Дыши! И просто дыши!— надрывается кардиолог, лысый плотный мужик с бородкой в белом халате, ритмично надавливая на грудную клетку…
***
Жёлтый полумрак комнаты привносил светильник, освещавший стол с клавиатурой в сгустившейся ночи.
Нашёл вебсайт, запустил показ голосового стрима, оглашающий итоги конкурса. Не так давно послал на этот конкурс небольшой рассказ, в надежды занять хоть какое-нибудь призовое место среди начинающих литераторов.
… — По итогам голосования жюри на первое место нашего чарта вышла Виктория Рай, с новым замысла книги — «оргазм», сочиненной в жанре женского детектива. Подписывайтесь на её инстаграмм, делайте репосты, первые десять человек получат горячий экземпляр печатный книги с автографом автора. А сейчас, дорогие слушатели, в эфир запускается аудиозаписью первые две только что написанные главы из этого романа…
Послушаем, чем же она так хороша, эта книжка и автор.
Мне стало немного обидно, что моё произведение ничем не примечательно.
Надел наушники, переключая основной звук с динамиков на них.
Пропустил начальные строчки и само вступление, пока возился со звуком, а потом повествование захватило, и забыл обо всём.
Автор писал ярко, красивым лёгким слогом, непринужденно то там, то там создавая выразительные образы персонажей.
Закрученное описание действия лилось свежей рекой из наушников.
Живым языком она, Виктория, раз за разом описывала откровенные сцены, не стесняясь, не боясь скатиться в пошлость и, тем не менее, обходя острые углы слишком уж большой натуралистичности.
Это волшебно и завораживающе, непонятно как достигнуто до такой глубины выпуклости героев детектива, погружая читателей (слушателей) в самые дебри всех взаимоотношений.
Она полностью обходилась без назойливых флешбеков, без длинных ремарок, так ныне модно принятых в литературной среде.
Круто, очень круто.
Так никогда не захватывал написанный текст, почти ни у кого.
Что было печально для меня.
Ведь так не смогу при всём желании создать такую гениальную вещь.
Стал завидовать черной завистью.
Сам сюжет был не нов, почти избит во всех отношениях.
Обычная женская ерунда, но какая подача материала, творилось что-то невероятное, заставляя забыть о течении времени.
Потянулся с наслаждением, разминая затёкшее тело до хруста.
Озвучивающий текст диктор мужчина, как чувствовалось, сам был увлечён процессом, выражая эмоции чтением глав.
Писательница мастерски подавала описание декораций, играла словами и мыслеобразами, блистала тонким юмором в перипетиях сюжета, подмечая тончайшие нюансы в динамике персонажей, особенно в поставленных диалогах.
Она делала это так, будто сама являлась свидетелем присутствовавшей в местах событий.
Запись глав закончилась, там попрощались и сказали, что через день будет обязательно продолжение.
Я с сожалением снял наушники.
За окном давно рассвело, сумрак развеялся дневными часами.
Надо позавтракать, разыгрался аппетит, захотелось кушать.
Но к чаю дома ничего не нашлось, холодильник совсем пуст, но не планировалось его набивать до отказа.
Надо совсем немного еды, ведь через сутки улетать.
Но питаться эти сутки как-то надо, для Маты взять что-нибудь из мяса. После криза в больнице, где меня откачивал кардиолог, делая видимо искусственное дыхание, отвезли на «скорой» в стационар.
Там больше суток провалялся в реанимации под разными капельницами.
Потом отпустили, скорее сказать, твердо настоял на освобождении из стерильных стен лечебницы, подписывая в очередной раз бумаги о понимании происходящего, о снимании всякой ответственности с врачей.
Предпочту умереть на воле.
И вот снова полная свобода действий.
Когда узнал тот приговор кардиолога, что жить немного, что-то переменилось внутри, захотелось оставить после себя какой-то след.
В то время пристрастился писать тексты.
Сначала маленькие и неумелые.
Потом втянулся, вместе с бегом по ночам.
Бег помогал не думать, в тоже время думать о чем-то важном для меня, для всех ныне живущих.
Приходил домой, на скорую руку записывал до работы мысли в буквы. Буквы складывались в килобайты файлов.
Пришлось идти в ближайший супермаркет за продуктами.
Магазин уже днем был полностью заполнен людьми, закупавшими разной всячиной к новому году.
По всему торговому залу сновали озабоченные горожане, закупая припасы полными тележками в бездонные хранилища к празднествам.
Кто-то кричал громко и радостно на весь торговый зал супермаркета —
«С Новым Годом» — каким-то знакомым и проносился шустрым метеором рядом, быстро скрываясь в толчее покупателей.
Из динамиков разнося на весь магазин мелодию, звучала приевшаяся песня — пели девчонки–Стрелки:
«… И фейерверки в небо взлетают, к нам приближается сказочный праздник…»
Ага, так уж в сказку попал, кому в сказку, а кому дырка от пряника.
После входа сразу располагались лотки с фруктами.
Тоже надо, подумал, хотя бы немножко в холодильник, выдёргивая пустую корзинку для покупок из стопки.
Ого, — и мандарины есть не такие дорогие, оторвал пару пакетиков, пристраиваясь с неудобной корзиной для набора мандаринов в мешочек.
Непримечательная женщина, чуть обогнав, — пока раздумывал, как и где набирать, — стала рядом со мной тоже шустро выбирать фрукты, которые на её вкус были получше.
— Не скажете, жесткие ли мандарины?— обратилась пожилая женщина, подошедшая к рядам.
— Да нет, в самый раз будут,— и, забывшись, где нахожусь, стал о чём-то говорить вслух, не обращая внимания на покупателей.
«Оранжевые шарики свежо–покрашенных мандаринов лежащие с горочкой в хрустальной вазе источали праздничное настроение…»
Цитируя под впечатлением ночного бдения несколько строк из детектива.
— И какой же будет роман?— послышался под ухом молодой женский голос.
— Что? Простите?
— А вы мои слова из нового романа воспроизвели…— объяснила рядом выбиравшая мандарины женщина.
Голос не вязался с бесцветной внешностью и незаметной одеждой, состоящей из черной куртки похожей на рабочий ватник, трико толстое тренировочное, темная шапочка натянутая до глаз, из-под которой выбивались короткими ручейками прядки светлых волос.
— А-а, это…— смущенно повторил,— из романа, нового получается.
Ах, да, так постойте, вы есть та самая…
— Да, наверно та самая.
— Понятно,— стал детальнее разглядывать случайную собеседницу, в случайном магазине.
Стало ясно, почему не обратил на неё внимания, слишком обыкновенная серая мышка. Она вдруг подняла бледное уставшее лицо от пакета с мандаринами.
С какой-то детской непосредственностью, виновато и в тоже время насмешливо взглянула серыми воспалёнными глазами.
Да, глаза; они обладали таким тайным знанием, с некоей грустинкой. Глаза выделялись из общего облика, оказывается молодой вполне симпатичной девушки, обведённые синюшными кругами, обычно появляющимися от слёз или от чего-то нездорового.
(кто знает, может дети, работа, битьё мужа)
Наверно от утомления от недосыпания по ночам, да одежда нелепая отнюдь не придавала ей молодости.
Она обернулась и пошла дальше, что-то выискивая среди товаров.
В недоумении остался стоять, не зная что делать.
Не верил своим ушам и глазам, что встретился с гением наяву.
Как же так? почему так?— ведь она самая обычная, ходит среди нас и такое творит — всё равно совсем не разбирался видимо в нашей жизни.
Она ушла недалеко, выбирая покупки для дома из ассортимента овощей. Двинулся за ней, встал рядом.
— И какой будет роман,— повторил её тот же вопрос.
— Не знаю. Какой получиться,— наконец она выбрала несколько свежих огурцов, наверно на салатики оливье, небрежно закидывая их в корзину.
— Мне пока нравиться. Какое будет завершение, чем закончиться развязка?
— Не знаю. Думаю, сделать на подобие «Дориана Грея». Если читали его, а вам как идея?
— Да отстой, вполне подойдёт для бульварного чтива: злодеи будут наказаны, а справедливость восторжествует, как всегда. Кстати, тоже пишу, иногда. Недавно начал.
Похвастался некстати, тут мандарины у неё яркими комочками распались по корзине. Она смутилась, вот я неловкая.
— Ничего страшного, давай помогу.
— Поздравляю вас, значит мы коллеги.
— Угу, только не коллеги, а конкуренты. Завидую тебе — ты лучше пишешь. Но это не надолго,— старался ужалить её посильнее.
Из динамиков всё раздавалась, или её же включили второй раз подряд, длинная песня с подпевками про сказку, новый год и что они вместе:
«… Мы рядом за шумным столом, сегодня мы вместе, мы вместе, вместе, вместе…»
Вместе с кем, со мной? что мне теперь радоваться до посинения?!
Будут ли они вместе со мной, когда придёт время хотя бы морально.
Да пофигу, всем насрать на тебя и на каждого, так только в песенках тупых поют про «вместе».
Держал корзину на весу, а Вика собирала рассыпавшиеся мандарины.
— Зачем так говорите? Злой вы, человек.
— Будешь тут злым, коль скоро надо умирать.
Она прошептала очень тихо, едва слышно, сжимая в ладошке последнюю мандаринку:
— Как хочу оказаться на вашем месте. И сколько осталось,— уже погромче спросила, интересуясь мной.
— Вам, жить?
— Как получиться: может неделя, а может две.
— Жаль, что мы не встретились с вами раньше. Я бы написала роман про вас, а хотите в роман вставлю историю про вас и концовку другую придумаю? Хотите, то есть можно списать ваш прототип?
— Зачем вам нужно? Чё, вдохновения не хватает?
— Да, не хватает! — резко ответила она, принимая мою игру в «хорошего и плохого». Плотно завязала пакетик с мандаринами, посмотрела на меня, снова смутилась и виновато добавила:
— Так можно?
— А раньше как ты писала? Тоже подглядывала за героями?
— Нет, само получалось, из головы лезло. А теперь нет, и я не знаю, что сказать в оправдание своим читателям, — объяснила она, окончательно стушевавшись, и сжалась, словно побитый щенок мужем дебоширом.
Да что снова набросился на девушку, ополчился на весь женский пол?! Зачем?— и:
— Извини, правда, не знаю чем тебе помочь, времени нет, улетаю уже завтра — далеко и навсегда.
Она ещё больше съежилась.
Вот не умею вести себя с женщинами, уже не научусь.
— Извини, как помочь — говори?
Что бы там ни было дальше, а истории наши лучше несчастливой смерти на песчаном пляже. Весь вспотел от тепла магазинных кондиционеров, холодный пот сочился вовсю по спине. Она молчала. Что-то думая.
— Пошли, по дороге поговорим,— предложил ей.
— А это? Мандарины. Огурцы.
— Да бросай. Потом купим, если что.
Подавая пример, поставил корзину на пол, она тоже.
Проходя через вертушки выхода, обернулся и посмотрел на них.
Они так же беспризорно стояли.
Эти две одинокие корзины, среди всего новогоднего убранства.
Как мы: нечаянная спутница и её визави.
«… Она плачет и рассказывает новому парню о своём горе.
— И что дальше?
— А потом парень её хорошенько трахает. Просто охрененно жарит на кукане охрененного размера, как последнюю сучку. И всё.
Всё ради того чтобы ей стало немного хорошо, и она смогла забыть его на время…»
Рассказывал Вике новые схемы сюжета, делился, так сказать, наработками по дороге. По дороге и по насущным делам.
Сюжет Виктории был такой:
«Молодая женщина, с учёной степенью, работает в научном институте.
Она, в нём, разрабатывает прибор нового поколения, который позволит исцелять женские болезни, соответственно предназначенный для прекрасного пола.
Первый образец прибора вот уже собран, начинаются испытания на добровольцах, то есть на девушках.
Тут выявляется побочный эффект, точнее, сам прибор не так стал работать, как было задумано.
При включённом приборе, он испускает излучение, девушка получает внезапно оргазм, к тому же теряет голову от всего мужского.
Проходит второе испытание, третье, шестое… эффект повторяется: подопытные женщины впадают в яркий оргазм и сходят с ума при виде мужчин лаборантов.
Словно они под действием сильнодействующего афродизиака.
Вдруг прибор неожиданно пропадает, начинаются его розыски.
Потом начинают находиться многочисленные трупы неизвестно как убитых девушек, которые проходили испытания.
Под подозрением все: лаборанты и лаборантки, шеф института, его неверная жена, любовница шефа, водитель шефа, любовница водителя, сама учёная…»
Об этом вы узнаете в новом детективе Виктории Рай.
Да все мужики мечтают, заполучить такой вымышленный приборчик в свои руки: раз — включил, направил излучение, можно переспать с любой красавицей, даже самой неприступной особой, без всякого ухаживания со стопроцентным результатом.
Такой вообщем сюжетец, не хуже «устиновых».
А мне нужно зайти в турагентство, там закончить последние проблемы. Расставить точки над «и».
Заплатить деньги за вояж, поговорить с Лией по душам и предлог есть — отдать её вещи. За беседой мы пришли быстро.
Вот он снова «Лайф Тур».
— Пошли что ли.
Знал, что она идет неотступно следом и записывает мои шаги.
Мои действия на диктофон, может вносит детали в уме.
Мне все равно. Пусть так, ведь так не сумею, как она описать это.
Какие же скользкие ступеньки здесь. Подумалось, взбираясь наверх.
Мы все здесь по ошибке, так или иначе.
И в чем смысл всё этого. Странные люди.
Говоришь что тут никакой магии, а они не доверяют.
А когда показываешь что-то — они тоже не верят.
Жизнь сама по себе Магия и Философия, которая больше всех и всего.
Наверно для большинства людей, жизнь слишком хорошая штука.
И думая об этом потянул дверь офиса за ручку.
— Здравствуйте. Вам чем-то помочь?— подбежала очень молоденькая девушка, с длинными тёмными волоса почти до округлой попы, которую аппетитно обтягивали черные брючки.
Ага, шатенка. Так называются девушки.
— Здрасте. Вас с наступающими. А мне бы Лилию увидеть.
— Я не знаю такую сотрудницу, извините, я здесь новенькая.
Давайте спросим у старшего менеджера, только она сейчас занята. Подождите немного,— она показала на мягкие кресла.
Что ж, подождём. Уселись с Викой. Она спросила:
— А кто это — Лилия?
— Да так, тёлка одна.
— Не ври мне, ты же любишь её.
— Ну и что. Я обидел её, и мы расстались. Это конец моего «лав тура».
— Слушай, это ведь так важно?! Для тебя…
— Это когда не имеет значения. Не прилагаешь усилия, или усилий.
Впрочем, неважно…— моё лицо перекосилось нервной судорогой, мне хотелось плакать от отчаяния.
— Прекращай истерику.
Хотелось до боли, до жути, чтобы снова зазвучала та самая мелодия, как тогда вечером.
— У тебя есть французская эстрада?
— Вроде есть, — Вика стала копаться в телефоне,— да нашла, вот…
Поставила на трек песню Далиды, о прошедшей любви.
Она тоже знала о любви и сгорела от неё в то время.
Композиция была очень красивой и печальной.
— Послушай — мне не наплевать на тебя, на твою судьбу.
— Ты не понимаешь. Я устал от всего.
Наверно это карма, когда тебя никто не понимает.
Шатёнка, тоже тёмненькая девушка в строгой блузке, освободившийся старший менеджер от клиента солидного мужчины, подошла к нам:
— Здравствуйте. Вы кажется к Лилии? — я в курсе дел. Ваши документы готовы, всё прилагающееся тоже. Будете оплачивать тур?
— А где она сама?
— Её перевели в другой офис.
— Перевели, или сама перевелась? Можете её телефон личный дать?
— Мы не обязаны раскрывать подробности, и с телефоном, думаю это плохая идея. Вы будете оплачивать?
— Ясно. Давайте буду платить.
— Хорошо. Сюда присаживайтесь. Вот ваш договор на услуги турагентства, ваш паспорт с визой. Вылет завтра вечером с аэропорта 31 декабря в двадцать ноль–¬ноль, прибытие в десять утра первого января.
Что уж теперь жалеть, пересел к месту клиента, стал доставать бумажник из кармана, отсчитывая нужную сумму на стол, уточнил:
— Сколько будет с меня?
— С вас тридцать девять и пятьсот рублей.
— Вот, берите.
Менеджер пересчитала деньги:
— Да, всё в порядке. Теперь по порядку;
— Авиабилеты на самолёт.
— Ваучер на тур — возьмите.
— Копии паспортов и документов, вам бесплатно сделали.
— Вип–карта клиента, — менеджер положила пластиковую карточку на будущие скидки, где изображены удачливые туристы, отдыхающие в дальних странах.
— Рекомендую взять с собой немного долларов, для питания и покупок.
По прилёту в аэропорт Феникс города Санья, прямо там обменяете их на юани по курсу.
Кроме того, вы входите в акцию по бесплатному медицинскому обследованию сердца. Вот возьмите, прочитайте в этом рекламном проспекте.
— Понятно. Спасибо за совет, и за акцию «врачи без границ».
— И вам спасибо. Удачного путешествия.
При себе был пакетик с вещами оставленными Лилией.
— Ах да, вот передайте ей. При случае.
— Хорошо, передам. Всё? Ничего не надо? Приветы там…
— Да нет, наверно, это всё, и без приветов. Просто ей передайте.
Сложил все бумажки в папку. Обернулся к Вике:
— Ну что, пойдём дальше?
Когда мы вышли с офиса, она приступила к расспросам, вот навязалась на мою больную головушку ещё одна забота — везёт мне в последнее время на них:
— Ну и что ты сделал?
— А что?
— Ты же мог, передать что-то: письмо, записку с извинениями.
— Разве это изменило бы Всё?!
— Мог бы попытаться, во всяком случае.
— Не в этой жизни, Вик.
Сука–жизнь — вжимает и стискивает в стальных объятиях, что готов задохнуться удушьем, она сравнивает бульдозером в землю.
На моём месте, не что «жить тяжко», вообще не дай боже никому на свете.
Колокольцевым звоном ударила грозным набатом звонница ближней церквушки. Может этот христианский господь поможет, спасёт от смерти. Хотя вряд ли. И не стоит переживать, ведь всё мы окажемся в аду.
— Ты идешь рядом?— вот и иди. Всё! никаких вопросов без разрешения.
— А куда мы идём?
— Да хрен знает. Куда-то идем, непонятно куда.
Такой квест: найти непонятно что, как ловля покемонов на Красной площади разгадывая эти странные места с другим смыслом.
«А вы хотите как в Париже…»
Да! хочу как там, в версальском Париже.
Выйти на улицы и баррикады, выйти за всю херню что натворили.
Будет снова балет белых лебедей, война будет. А что?!
Нам к ней не привыкать. Ведь всюду вот так идет, пока скрытно.
Наверно водил Вику по всем кругам земной жизни, почти как у Данте Алигьери в «Божественной комедии».
Только не в комедии, а в драме.
— Слушай, а давай в банк, — кивнул на логотип банковской компании, которой принадлежало четверть мира, красовавшейся на высотном здании. Нужно купить доллары на все остатки рублей.
Понятно, что нас всех в мире нагнули раком Ротшильды Рокфеллеры, имеют как хотят с помощью изобретенных денег, инструмента влияния на человека, на его мозг. Это так, ничего нового нет.
Зимний день быстро темнел, превращаясь в ночь.
Наступивший вечер струился фарами непрерывного потока автомашин, ослепляя дальним светом случайных прохожих.
Жизнь штука недолговечная, сравнимая с проживанием в многоквартирном доме; временные жильцы съезжают, освобождая жилплощадь; другие новоприбывшие квартиранты тут же заселяются, быстро втаскивают шкафы и диваны наверх, пока кто-то другие не заняли свободное место в их мире.
Банк находится на противоположной стороне улицы, надо переходить на перекрёстке.
Переход пешечный, то есть пешеходный, огни меняются на зелёный свет.
Можно идти. Поток машин проносится почти рядом.
Остановка возле перекрестка, вместе с киоском быстрого питания, откуда воняет прогорклым маслом фастфуда, смешиваясь с едким выхлопам транспорта и городского смога.
Тормозит с рычанием автобус, выпуская дизельный пар.
Автобусу тоже влом работать, как и водиле.
Но деньги решают, они всё решают.
Оголтело кричащие дети, идущие с пьяными родителями, сбили с толку. Светофор отсчитывал последние секунды.
Идти, или не идти — через переход.
Хрень с ним, будем снова ждать.
Погибнуть под колесами машины — та ещё перспектива.
Западло почему-то так, даже не дожить до нового года.
На следующем цикле светофора мы благополучно пересекли улицу, подошли к большому отделению банка.
Оживлённый операционный зал, набитый мятущимися посетителями в предпраздничном ажиотаже.
— А где тут валюту купить?
— Вам в кассу надо. Вот талон, держите,— девушка–консультант оторвала чек из терминала.
Получил талончик на очередь в кассу, с содействием помощницы, на шеи которой повязан зеленый галстучек.
Из кассовой кабинки вышел парень, застёгиваясь на ходу.
Электронный голос объявил мой номер талона.
Вика осталась ожидать в зале.
Заглянул в освободившуюся кассу.
Кассирша, полная девушка с приветливым лицом, на шее тоже завязан салатный галстук через воротник белой блузки по офисному дресс–коду. Дрессированность, называется.
— Здрасте. Мне бы долларов немного купить.
— Здравствуйте. Паспорт у вас с собой? Сколько будете брать?
— Не знаю, давайте на пятнадцать тысяч рублей, можно чуть больше для округления.
Положил паспорт в передвижной клиентский ящик.
Кассирша взяла паспорт, стала вбивать мои данные на клавиатуре, между делом информируя:
— На каждый доллар банковская наценка один рубль, и пятьдесят рублей комиссия за обмен валюты.
— Но я же не меняю, я покупаю!— возразил возмущённо.
— Неважно: операция называется — обмен валюты. То есть рубль меняется на доллар по курсу,— объяснила кассирша.
— Понятно, что ничего непонятно в вашей системе. Одно сольдо, пять сольдо — всё едино останешься дураком на поле чудес.
— Не я придумала эти правила. Будете брать валюту?— устало спросила кассирша.
— Буду, куда деваться от вас, от вашего ненавязчивого сервиса.
— Вам какими купюрами выдать: крупными, мелкими?
— А сколько долларов выйдет?
Кассирша постучала снова по клавиатуре:
— Будет двести двадцать долларов, всё вместе получиться на пятнадцать тысяч двести рублей. Устроит?
— Да. Тогда так: две сотни — крупными, остальное мелочью.
— Хорошо. Ожидайте. Я схожу в хранилище, за валютой.
Она удалилась, грузно вставая с сиденья.
Дожидаясь возвращения кассира, скрупулезно пересчитывая наличность, готовил деньги. Кассирша вернулась вскоре, положила банкноты себе на стол:
— Оплачиваете наличкой?
— Да, возьмите,— закинул рубли в ящичек.
— Так, подписи поставьте, где «галочки»,— в ответ она передала бумажки: счёт, ордер, чеки.
Уф, волокиты сколько! Жарко стало в одежде, не помогло снятие шапки, расстегивание куртки.
Наконец получил несколько заветных чёрно–белых бумажек с портретами заграничных президентов, выглядевшими очень невзрачно по сравнению с нашими рублёвыми купюрами. Они остро пахли свежей краской и бумагой, будто сейчас отпечатанные где-то в городской типографии.
— Не фальшивые?— поинтересовался, собирая свои вещички.— А то что-то краской разит подозрительно.
— Они все такие. У нас надёжная проверка перед получением валюты.
— Будем надеяться. Всего доброго,— обронил, выходя из кассы.
Нашёл глазами Вику в зале, она сидела на пуфике, что-то писала сосредоточенно в телефоне.
Подошёл к ней, она оторвалась от занятия, взглянула:
— Что, всё?
— Да, можно дальше двигать.
Снова вечерняя улица, заснеженный тротуар, по которому мы куда-то идём. Напыщенный торговый центр разрезает ночь волнорезным моллом, выплескивает море ярких огней реклам, огромный и большой, кичась важностью от размеров.
Он располагается через дорогу, которую мы перешли перед посещением банка. Пришлось снова переходить на ближайшем светофоре.
Раздвижные двери послушно распахнулись перед нами.
Выпорхнул проворной птицей теплый воздух после морозной улицы.
Бутик со стеклянной дверью зачем-то привлёк моё внимание.
Там парикмахерская с вывеской куртуазных юношей и девушек прямо с обложек модельного подиума «фашэйнь мьюз» вместе с Луи Уиттоном.
— Заглянем?— спросил у Вики, заходя сам.
— Будешь стричься? — предложил спутнице. Она отказалась почему-то.
Ведь красота требует ухода.
Разделся, повесил одежду на вешалку, присел в свободное кресло.
Танцующей походкой из стриптиз–бара подошла красивая ухоженная девушка в фартучке медсестры из порнофильмов.
— Вас как постричь?— предложила она, радушно улыбаясь.— Давайте я вам сделаю модельную стрижку. (ага, за тысячу рублей!)
— Да не надо. Стригите машинкой покороче. Почти налысо. Чтобы было недорого.
— Хорошо. Как хотите,— согласилась парикмахерша, приготавливая инструменты.
— Чё, хочешь быть похожим на монаха из монастыря?— уязвила Вика.
— Да нет, просто так будет удобней в дороге. Да в новый год, с новой внешностью.
— А у тебя есть мечта, Вик?
— Не знаю, как-то не задумывалась, наверно как у всех: стать известной писательницей как Агата Кристи, прославиться, всё такое.
— Понятно. А я понял, что мне нужно: открыть дверь в Лето.
В этом тоже есть какой-то смысл, когда ставишь перед собой определенные цели, чтобы достичь их.
Желания и Цели.
Преодолеваешь препоны.
Идёшь напрямую, или с извивами.
Но мечта… она должна быть недосягаемой, далёкой, несбыточной в обычной жизни. Тогда это наверно и есть мечта.
Парикмахерша укрыла торс материей, принялась за работу, жужжа машинкой над опадающими комками волос с головы.
Вика вновь уткнулась в телефон, ничего не замечая вокруг себя.
Может снова что-то записывает для книжки.
Девушка перестала колдовать над незамысловатой причёской:
— Вот готово. С вас триста рублей,— прилежно обмахивая голову полотенцем и обдувая феном от колючих состриженных волос.
Посмотрелся в зеркало перед креслом, оценивая стрижку.
Оттуда смотрел незнакомый безрадостный молодой человек, видно отвыкший от своей наружности. Провёл по голове, печальный двойник сделал тоже самое сживаясь к обновлённому себе.
Как я могу стать лучше, если не знаю что такое лучше.
Непонятно всё — зачем, для чего.
Наверно это судьба, когда тебя никто не понимает в жизни.
Рассчитался, оделся, и мы пошли дальше, осматривая весь торговый центр, пока не надоел блеск с мишурой обманчивых витрин.
Вышли на свежий воздух морозной погоды, снова отправились бродить по улице. Открытая кофейня манила уютным светом через притворенные шторами окна, приятным ароматом горячего напитка.
— А хочешь горячего кофе?— предложила Вика.
— Хочу, но дорого там, одна чашечка двести рублей. Денег вот осталось только на дорогу к вокзалам и на платные туалеты.
— Я угощаю. Без проблем,— она вытащила бумажник из чего-то невесомого и невидимого, служивший ей по всей видимости одеждой.
— Нет?
— Нет. Короче; каждый платить сам за себя, так будет честно.
— Договорились, пошли, а то проголодалась.
«… Вика, Вика, Виктория, завяла наша история...»
Внутри не заполненного людьми зала кофейни звучала песенка «Мистер Кредо».
— О, а здесь про тебя поют,— подшутил над Викой.
— Да глупая песня про имя,— ответила она.
Мы заказали по двойной свежесваренной арабики.
Она с сахаром, молоком и с булочкой, а я без всего.
И что? Не хотелось просто сидеть за столиком:
— Пошли на улицу, там попьём.
Мы вышли с комфортной кофейни, рядом парапет входа в метро, закурил из той старой пачки.
— Гляди как красиво…
Большие снежинки, вылепленные на небе беззвучным шёпотом падали вниз, оседая на землю, асфальт дорог, бетон и тротуары небоскрёбов.
Из перехода метро выходили испуганные новым временем люди.
В руке стаканчик кофе и сигарета: что ещё нужно от жизни.
Жизнь теряет всякий смысл, намерение и предназначение.
В своём долгом течении. Лучше сразу сделать что-то нечто весомое, сгореть дотла без остатка, без надежды дожития до пенсии, спеть до конца и сгинуть насовсем.
— Вот смотри Вик, зачем всё? Ты посмотри на них!! Ради чего их спасать, ради чего жить, ради какого мира и жизни? Всё кажется бессмысленным.
— Просто они живут, как ты не поймёшь. Был бы ты нормальный человек, то люди собрали бы тебе на операцию: сколько надо там — миллион долларов?
— Думаешь?! Мне только пересадка сердца поможет, и то не факт что оно приживётся. Допустим, вот сделают пересадку: что дальше?
Снова бездарно провести время до смерти в ожидании счастья на дерьмовой работе?! Нет уж, дудки!
Пускай это сердце служит какому-нибудь гению, вроде Хокинга, ему оно нужнее, справедливо будет так.
Как сказать: мы все вынуждены жить в этой долбаной жизни.
Смерть — это как дембель на гражданку, только без тела.
Да пойми: для таких проблем как у меня, как у всех больных сердцем и раком — вообще решений не существует.
— А решение в том — чтобы жить.
— Жить?
— Жить, да, именно, — подтвердила Вика.
— «Жить сегодняшним днём» — какая нахрен смелая идея!— возразил.
— Зачем. И к чему? Если так посудить, зачем людям вообще жить.
Сегодня живешь, а завтра нет. И так бывает со многими. Вот мой отец удавился ещё молодым. А твой? Расскажи про своего папу?
— Моего папы тоже не было много лет рядом с нами. Я не помню его.
Вика отвернулась. Вытирая слёзы.
Я не видел, но чувствовал.
А что? Вечер откровений, пусть плачет, потом легче будет.
По себе знаю.
Когда задаёшь такие вопросы и происходит психоанализ.
Постепенно, шаг за шагом.
— А почему отца не было рядом? Может были причины?
— Не знаю, как-то не приходило в голову спросить это, у себя и других.
— А мама как, живая?
— Да, пока да. Мне мама сказала, если хочешь однообразной жизни: начинай коллекционировать мужчин в постельный список.
А если хочешь разнообразие — оставайся с одним.
Такой вот совет, — вздохнула Вика.
— Возможно, мы бы не встретились тогда в магазине, если бы не уме.., то есть болел.
— Скажи мне, что это неправда!— попросила она.
— Не могу, это правда жизни. Мы бы, правда, не встретились. А ты можешь?
— Тоже не могу. И всё равно неправда, это дурная правда,— упрямо заявила Вика.
— Это всего лишь одна из наших историй, которые мы пишем сами, в книгах или в самой жизни под Ветром Времени.
— И какую историю рассказываешь ты? Не ту ли, где ты просился вернуться в прошлое?— спросила Вика.
— Ха-ха, не знаю. А ты, ты какую историю рассказываешь себе?
— Нет, твое место там в Китае. И это меня пугает в тебе.
— Да уж, если б, если бы мог всё исправить…
Выкинул сгоревшую дотла сигарету в урну и прикурил новую.
— Мужчина, здесь нельзя курить,— кто-то из проходящей большой группы крепких парней резко обратился ко мне.
— Кто такой? Ты, паренёк.
— Общественное движение «кит против».
— И что? Документы есть на проведение мероприятия?
— Нет... я же, я же граждани-нин… — парень осекся с запинкой, понимая, что несет пургу несусветную.
— Ах нет, иди тогда, проходи мимо.
— Мужчина, ты нарушаешь общественный порядок. Курите в общественном месте, — резво подскочил другой бородатый парень с камерой.
— И что? Ну курю. Что из того?
— Положите сюда в бутылку, или вынужден потушить.
— Да иди ты!
— Сурхай — камеру!— отработанным движением бородач передал камеру другому бородачу, меняя её в руке на пульверизатор.
— Снимай его,— пшикая на мою сигарету.
От брызг пшикалки уворачивал руку, то сяк, то так.
Игра кошки–мышки, интересно ведь.
— Ты уйдешь?!
— Нет, пока не потушите сигарету.
— Ок! счас!— окурок полетел в лицо бородачу.
Реакция что значит наработанная — он увернулся, лишь на воротник куртки–камуфляжки осели искры пепла сигареты.
В ответ бородач брызгнул газовым баллончиком с перцем, который для самообороны, в лицо, прямо в глаза.
Только он не учел, что я в очках.
Весь газ, вся перцовая смесь, осталась на линзах.
— Ты чё творишь?! Ваххабит гребаный!— заорал!
— Леонид, Артём — фиксируй его.
— Слышь, тебе сейчас камеру разобью
— Я вызываю полицию!
Бородач–кит сам первый успокоился, начал адекватно соображать.
— Вызывай!
Как будто полиции делать нечего, как реагировать на вызовы качков дебилушек ради хайпа на ютуб¬–канале.
— Не, вы кто такие?
— Общественное движение «кит против».
— Против чего?!
— Против распития алкоголя и курения сигарет в общественных местах…
— Да ладно.
— Прохладно!
— Ты чё такой борзый?! Пацан бородатый! Слышь, какого хрена, вы подходите к людям?! Беспокоите их?
Я стоял с Викой, с девушкой, мне не хотелось уронить мужское достоинство в её глазах.
Спокойно разговаривал с ней, пил кофе и курил возле парапета, никого не трогал. Подлетают левые люди, что-то начинают втирать про общественный порядок.
Как отреагирует нормальный человек в ответ на агрессию?
— Ты, пацан! Как ты смеешь указывать, что делать.
Детей роди сначала, потом учи жизни. То есть своих детей.
А у тебя их не будет никогда.
— Вы нарушаете закон…
— Да плевал на такой закон. Сначала власти — пейте–курите, а теперь за ум взялись. Да поздно уже.
— Стойте!
Бородач попытался удержать на месте, схватил за локоть руки
Ох, и крепкий он, да накаченный в спортзале.
— Отвали!
— Я произвожу гражданский арест.
Да какой к чёрту арест. Самоуправство чистой воды!
Ты что творишь?! Почему ты доводишь людей до провокаций на насилие?! Это статья за экстремизм и самоуправство.
Зачем, для чего?! Люди доведены до крайности в наши времена.
Подойдёшь к человеку что-то спросить — он уже чувствует подвох из–за таких вот недоумков из проекта «кит против».
За красивой обёрткой с экрана видеороликов ютуба:
«Я желаю добра, счастья…» — обман, ложь и провокации.
Вплоть до экстремизма.
Люди все прямо говорят им: «вы зачем так раскачиваете качели?»
Качели, ведущие к дестабилизации социальной обстановки.
Сами знаете кто, не раз говаривал с высоких трибун: «что не надо раскачивать лодку, в которой мы все находимся».
Молодые — не верят нифига. Видно войны не познали.
— Отвали, урод.
— Руку отпусти, не ссы, не убегу.
Вика записывала всё на камеру телефона в стороне, весь наш сыр-бор.
Ах ты!— кровь вскипела, тут врезал коротким хуком бородачу по морде с левой. Или не знать, что такое гнев. Лучше не знать…
Очнулся, когда оттащили под руки двое ментов.
И повели в полицейский участок.
Главный «Кит», и его подручные, шли рядом как заправские конвоиры.
Наверно им нравиться чувствовать власть, хоть небольшую, над обычными людьми.
— И что ты добился?!— в кровь разбитая губа в драке мешала говорить.
— Я предотвращаю нарушение закона.
— Как? Тем, что ты тушишь сигареты? Выливаешь пиво в урны?
Поднимаешь окурки, вынуждаешь людей разбивать бутылки об асфальт?
Ты объясни: ты кто есть по имени? Ты кем себя возомнил?
— Я борюсь с тем, что есть.
— Пойми — ты борешься с результатом. И даже не со следствием.
А бороться надо с корнем и причинами.
— Я и борюсь. Видел мой фильм про алкогольную мафию?
— Дерьмо, а не фильм. Не с этого ты начинаешь борьбу.
Ты пойми, что рыба гниёт с головы, чтобы это увидеть — надо быть в трезвом уме. Но, властям не выгодно будет такое положение дел.
Поэтому будут спаивать народ любыми путями: запредельным количеством праздников в году, дешёвым алкоголем.
Вместо того чтобы ввести жёсткие санкции, власти обходятся полумерами.
Ну ок, вот ты меня поймал за курением — оштрафовали — что дальше?
Тебе стало легче? Мне не очень.
Агрессия порождает агрессию, пойми, наконец...
— Не материтесь. Ведите себя достойно, вроде взрослый человек.
Вот дети стоят, какой вы пример подаёте своим поведением?
— Ага! Рот затыкаешь. А как мне ещё себя вести?!
Нет: ты объясни, раз такой праведный?! Ты глянь, какой смог на улицах стоит от машин, что тебе моя сигарета далась?!
— Какой вред больше: от неё, или от выхлопов дерьма?!
Бородач не отзывался на вопросы.
Наверно не хотел, а может сам не знал что ответить на правду жизни.
В тесном участке полиции, набитом донельзя разными правонарушителями под огромный праздник, оформили хулиганство мелкое. Беготня, суета.
Час, два, три… кое-как дождались очереди до дежурного «мента», который занимается этой бумажной писаниной.
Штраф, всё дела. Бородач–«кит» всё жаловался, что его били, окурки об него тушили, на видео ссылался каждый раз.
Не сопротивлялся, подписал все протоколы, благо с собой имелись паспорта. Пусть.
Вика давно ушла домой, что ей здесь делать, у неё свои дела наверно имеются. Ей ни к чему, такая ненужная бытовуха в описания её героя.
Тоже после направился к себе.
Жизнь такая шутка: если хочешь что-то сделать — то надо это делать сейчас и без промедления.
Иначе будет поздновато. И время упущено. Во всех смыслах.
И кошка тоже странная Матильда: живёт себе, и просто живёт, без всяких запросов. В усы кошачьи не дует.
Не успевал для неё сделать ветеринарную справку.
Эх, что же с ней делать.
Будет — так будет, рожать — так рожать кошкиных котят.
Ест и ест себе корм, исподтишка поглядывая желтыми глазками по сторонам, как ни в чём ни бывало. Как ничего не случилось, не произойдёт дальше плохого в её кошачьей судьбе.
Кстати, поесть надо что-то взять домой на предновогодний ужин.
Вот гипермаркет продуктовый подвернулся нечаянно, работающий почти до ночи. Возле заснеженного крыльца «Монетки» с крутым пандусом для инвалидов, крутился невысокий подвыпивший мужичок в неряшливой куртке, подныривая к прохожим и что-то им предлагая.
В магазинную урну выбросил скомканные квитанции административных штрафов — кому надо, пускай платят!
Вошёл в почти пустое без покупателей помещение, направился к стойке камер хранения вещей, намериваясь туда положить ненужный пакет.
Отыскал свободный рабочий ящик, закинул вещички и хотел закрыть дверцу, как подвалил сбоку тот шустрый мужичок, пряча что-то в руке:
— Слышь, возьмёшь?— пьяной скороговоркой пробормотал.
— Что там?
Он показал телефон в белом корпусе с матово–¬чёрным дисплеем.
— А что, почём?— спросил машинально.— Хотя, извини, денег лишних нет. Вдруг краденый. Не, не.
— Обижаешь, мой телефон. Сам покупал за четыре пятьсот.
Тебе отдам за полторы тыщи.
— Бери, бери!— он стал докучливо совать мне в руки аппарат.
— Не, извини мужик, — денег нет, — сказал же,— резковато отмахнулся от него.
— Ну как хошь, эххма…— мужичок обидчиво повернулся и побежал куда-то к выходу, видно к другим потенциальным покупателям.
А я в другую сторону направился, по пути прихватывая в руки пластиковую корзину для покупок.
На оставшиеся копейки набрал немного продуктов и овощей, печенюшек к чаю, фруктов, ту же минералку с собой в дорогу, любимой копчёной колбаски для Маты. Вроде всё, направился оплачивать.
За кассами нет никого, кассирша отошла куда-то.
Чтобы не стоять без дела, принялся выгружать товары из корзины на резиновую передвижную ленту прилавка.
Через минутку появилась измученная долгой сменой кассирша, стала пробивать покупки в чек.
Складывал аккуратно их в новый пакет.
Хмурый седоусый мужик в возрасте, в форменной телогрейке, стоявший за мной в кассу с бутылкой пива с претензией произнес:
— Убери корзину, а то все умные стали тут.
Не хотелось ввязываться в спор и портить цвет настроения в черный, хотя куда уж испорченное вконец.
Убрал мешавшуюся корзину с прилавка, чтобы он мог пробить пойло.
Да пусть так. Пусть подавиться моей добротой.
Забрал свои вещи из камеры хранения, вышел вслед за ним из магазина.
Он маячил рядом.
Да кто он такой, почему он тоже имеет право мне указывать?!
Что дело в возрасте? Может избить его, поговорить с ним конкретно.
Конечно, мог ему вломить нехило, ведь с виду молодой и здоровый.
Да запросто, как пять пальцев обоссать, это тебе не здоровяки «киты».
Или не знать что такое гнев…
Резвый взмыленный мужичок в поту, который торговал телефоном, снова подбежал ко мне, едва вышел на крыльцо маркета:
— Постой, постой: тебя с новым годом, слышь, выручи десятью рублями.
На минералку не хватает.
— Да иди ты!
— Займи червонец, жалко что ли?!
— Да слушай мужик: ты же продаёшь товар, вот продашь, будет тебя на минералку.
— Ну чё ты начинаешь, не на водку прошу…
Что за люди странные, подошел ближе к мужичку и стал объяснять:
— Какая разница — если тебе нужно продать, продавай за любую цену, которые могут предложить люди. Телефон за литр водки и минералку, всё просто. Если тебе так надо. Иначе не торговля, а цирк.
Всё, не мешайся под ногами.
Пока возился с этим, тот мужик с пойлом исчез из вида.
Зараза, вот что значит не судьба.
Брёл домой, размышлял по дороге.
Человечество и мир — мусор и биомусор: засранная земля свалками отходов и кладбищами, отравленный воздух, грязные воды рек и морей — куда всё скатилось?! Почему всё сейчас делается через одно место?
Люди сами себе создают проблемы: никто — ни бог, ни дьявол.
Просто сами.
Курс доллара, курс нефти, заявление разных мастей и рангов политиков; жестких — о грядущих санкциях, мягких поздравлений с новогодним обращением.
Сколько весит душа человека?
Как утверждают ученые — всего двадцать грамм с небольшим.
Почему они, то есть люди, всё хотят измерить и взвесить, что есть в мире? Люди говорят, когда умерли их близкие мама или дочь, сын, неважно, то словно обрушился целый мир в тартарары, они никогда не встанут как прежде. А потом жизнь продолжается, время лечит, и они становятся как раньше.
Но если умру я, то, что потом будет.
Она тоже продолжится?
Она также будет в прошлом, как все другие просмотренные жизни в планетном существовании?
Или где находится ад и рай. Прямо в мозге.
Все чувства осязания содержаться там.
Гнев, агрессия, секс, наркотики, драйв, кайф — элементарный набор выделяющихся химических эндорфинов, которые вызывают определённую реакцию мозговых рецепторов.
Всё бушует ураганом страстей в одной голове, мало кто может справиться с этим самостоятельно.
Есть психологи, специально обученные для этого дела.
Интересно, а если у человека–психолога кто-то умрет из близких, ему скоро придется умирать — его перекроет?
Наверно ему тоже нужна будет помощь психолога.
Каламбур: психологу нужен психолог.
В том числе медитация.
Мы специально вызываем у себя эти состояния, чтобы достичь блаженства, просветления даосских мудрецов куривших опиум.
Ничего не ново в этом мире.
Жизнь продолжается, или уже нет, и мир не станет таким как прежде.
Без меня.
Сколько жизней мы проживаем в одном теле, сколько раз мы умираем снова и снова, во сне и наяву, чтобы понять некоторые истины, недоступные простым смертным.
Никто не знает, но наверно больше девяти жизней кошек.
Как много с нами, со мной: уходит в «никуда».
Сколько мы приобретаем с опытом, снова теряем в конце туннеля, так и не завершая прозрения.
Мысли, снова мысли и воспоминания о прошлом, куда уж без них.
Добрался до квартирки из долгой прогулки.
Кружка, кипящий чайник на плите, банка кофе.
Ложкой зачерпнул коричневый порошок, закинул в кружку, залил кипятком.
По кухне поплыл живительный запах, терпкий пряный аромат, пробуждая к действиям.
Голодный желудок недовольно урчал, требуя пищи: надо поесть, но аппетита нет.
Может приготовить салат к ужину, уже претворяя мысль в дело.
И половина тепличного огурца, разрезанная ножом, тонкими ломтиками источала летнюю влагу.
Потом нашинковал огурец в салатницу, добавил майонеза, (но лучше сметаны) щепотку соли, залил подсолнечным маслом (подойдёт любое) и смешал. Минута — вот и готово.
Конечно, был бы зелёный лучок, его тоже мелко нарезать и бросить, но за неимением итак сойдет.
Поужинал на скорую руку, добивая остатки коньяка, вместе с Матой.
Пока ничего не готово к путешествию.
Надо собираться в путь, уложить вещи в рюкзак: лёгкую одноместную палатку, одежду, предметы гигиены, обувь, лекарства для сердца на всякий случай.
Всё в пределах допустимого груза в самолёт.
Хотя много вещей не нужно будет.
Ведь там тепло и море, лето и океан.
Вдруг в дверь постучали, прервав приготовления.
Мата запросилась погулять с подъездными котами, когда вернулся.
Может её хотят пустить домой, может быть ошиблись, да никого не ждал в гости.
Двойная дверь в квартиру надёжно охраняла от непрошеных гостей.
А потом стук повторился. И ещё настойчивей.
Странный звук. Будто условный сигнал — собирайся в дорогу.
Взглянем, кого там чёрт принёс:
— Кто там?— спросил неприветливо, открывая первую внутреннюю дверь.
— Курьерская служба,— отозвался молодой женский голос снаружи, не захотел вторую дверь отпирать.
— Что-что, какая нахрен служба?
— Мы оставляли вам анкеты, для заполнения паспортных…
— Что? Какие анкеты?
— На получение бесплатной кредитной карты…— девушка начала что-то объяснять плюсы карты, которая чуть ли не способна платить сама за себя.
— Не, извините, не интересует,— захлопнул дверь, обрывая ненужный разговор, вот ведь банковские прилипалы, и ночью от них покоя нет.
С какими ощущениями стал собираться в Китай?
Да никак особо не настраивался.
Никаких чувств и сожаления. Просто как работа, или командировка.
Знаю одно — будет жёстко. Змеи, пауки: обычные дела там.
Местные и приезжие туристы знают об этом, стараются укрыться на крышах домов. Там наверху, в темное время ставят палатки и спят.
Может плату с них берут за это — не знаю пока.
Там посмотрим.
Интересно всё же: почему китайцы едят палочками?
Всё железное надо сложить в один пакет.
Не забыть бы ноутбук с собой взять с зарядкой.
Так: денег — самый минимум, только на лапшу и питьевую воду.
Жить в палатке, там тепло и обезьяны кругом, как придется совсем на улицах. Такси к черту, сам дойду к месту прибытия.
Где будет он!— этот Город Солнца Просветлённого Будды, где всё поголовно счастливы!
Или его должен сотворить за шесть дней, лично построить сам для себя.
Заселить своими жителями: улицы, дома, рестораны, мосты, перекрёстки, отели, пляжи, бассейны. Снова улицы, дома, трущобы.
Только подумал об этом, почему-то накатило чувство гнетущей растерянности перед неизбежной реальностью.
Оказался в состоянии прострации, просто в полной потерянности: — как?
Как буду выживать оставшиеся дни жизни, там без ничего?
Не зная китайского языка? На кончиках пальцах что ли?!
Ведь задумал нежданный побег из страны, с моей родины.
А это как ни крути тяжким грузом лежит на совести, хотя бы морально.
Я сюда Уже Не Вернусь.
Зачем мне сюда возвращаться, какой смысл?
Там тепло весь год, и море.
А где-то жизнь приходит, рождается на свет.
В одну дверь зашел, а в другую вышел, образно говоря.
Самое время научиться совершать измены, в том числе и себя.
Может стоить предать всех, стать в какой-то мере отступником от всего.
Если весь мир идёт на тебя войной — пора.
Значит, пора дать сдачи всем подряд, ни считаясь ни с чем.
Так, что ещё: моя зимняя одежда, что делать с ней?
Ерунда: по прилёту в аэропорт выброшу, где-нибудь возле мусорки, пускай бомжи китайские донашивают.
Пусть потом носят, мне не жалко.
Остались дела в интернете: почистить почту с перепиской, попытаться найти Вику где-то в гламурном инстаграмме.
Получилось с третьей попытки. Инстаграмм не грузился, всё запрашивал пароль, а у меня нет аккаунта в нём. Тут он каким-то чудом он выдал её фотку, с хештегом ссылки «Всети». Остальное дело техники и соцсетей.
Пользователя не было сейчас в онлайне.
Всё равно написал ей время отправление в паре сообщений.
А потом немного личного.
Не буду здесь разбалтывать всем на виду, что написал: личное — это святое. Не знаю, думаю, она не поймёт, сообщения не дойдут, всё такое. Так, на всякий случай, ведь чудес не бывает на этом свете.
***
Прощался с Викой возле автобуса, который привёз нас в аэропорт и должен отвезти её обратно в город.
Скоро пробьют новогодние куранты: и я буду там, где-то на высоте, а она здесь, на земле.
Говорил ей длинно зачем-то, наверно успокоить себя и её, откладывая разлучение: «У тебя будет классная книга, ты правда напишешь её.
Счастлив, что повстречался с тобой. Обязательно позвоню, через долбаные страны, через океаны, когда придет, то время на пляже.
Ты помни, просто помни, что позвоню.
— И я как раз в том месте, в котором должен оказаться…»
Она молчала, не прерывая монолог: к чему слова, всё итак понятно.
— Слушай Вик, вот тебе ключи от хаты, возьми мою кошку к себе.
Она хорошая, правда. А в Китае она пропадёт, съедят китаёзы вместо шашлыка. Наверно будет моя последняя просьба.
Вытащил ключи с брелками из кармана, поймал её ручку и вложил ключи в ладошку.
— Да ещё: буду писать по дороге в Лето. Вроде путевых заметок. Пришлю тебе файлом в «Всети». Хочешь, возьми себе их в свою книгу. Потом издашь. Будет здорово.
— Я писал тебе вчера. Ты прочитала?
— Видела что писал. Видела, что встретиться надо перед отлётом: адрес и время рейсов. А другое — потом стёрла, не прочитала и удалила сразу.
— Не хочешь знать, что тебе написал там, в конце?
— Нет!
— Как знаешь.
— Сделай! Ты сделай то, что ты там написал, чтобы там ни было!
— Я не могу, не могу — этого нельзя сделать.
— Ладно. Тогда забудь…
— Как это? Что ты хочешь сказать этим?
— То — что нельзя сказать. Ты понял?!
Вдруг её прорвало, она застучала ножками по равнодушному бетону, заколотила неистово кулачками по мне, по груди:
— Дурак ты! Какой же ты идиот. Это моя книга!! Я бы окликнула тебя…
я бы позвала тебя за собой, а может ты меня… Но ты же не сделал ничего!!
— Дурак! Дурачок мой…— лишь тихо выдохнула Виктория.
Я бежал свободно несложным ритмом наравне с ветром и с вьюгой.
Лёгкие зимние кроссовки помогали в этом.
Где моя шапка?— то ли швырнул куда-то, а может сама скатилась.
Да бог с ней.
Выкладывая всего себя в боль, в отчаяние, потери всех отношений, страх смерти. В последний забег по взлётной полосе, недавно расчищенной до чёрного бетона жёлтым снегоуборщиком.
Конечно, поймали. Скоро, или нескоро. Да без разницы.
Истерикой захлёбываясь в паутине ловчих рук, бился в конвульсии психической пойманной птицей, — да пустите, отстаньте, — услышал:
— Вколите ему успокоительного. Да две дозы, чтобы наверняка усадить на борт.
***
Из образца последнего электронного сообщения от неопознанного никнейма к адресату под ником Виктория Рай:
«… точно знаю, что мы с тобой ещё увидимся. Взгляну вдаль за близкий океанский горизонт, произнесу твое имя и увижу лицо...»
***
Послесловие.
Посвящается памяти Марга.
Буду надеяться, что он смог отыскать всё-таки вход в Лето.
Что вынуждает нас (бродяг) бросать всё, черт знает куда лететь и ехать.
Правда, не знаю, но уж точно не за хайпом.
Так живу, так пишу, для себя и для всех.
Наверно так нужно будет в той, ещё в ненаписанной Истории, когда персонажи сюжетной игры укладывают походные рюкзаки, покупают путевки и билеты на самолёт, чтобы в дальних странствиях по Свету обрести нечто искомое.
***