Сказ первый

   Сказ первый, как Иван-царевич ходил туда, не зная куда, и за тем, не зная за чем.            

Сидит Иван-царевич, не весел, ниже плеч буйну голову повесил, думу думает.
 – Эх, что за жизнь у меня такая? Ни радости, ни веселья, все только и знают, что учат, учат, а родители своей опекой и любовью замучили. Друг Васька, и тот мной не доволен, говорит взрослеть пора. Уйду, куда глаза глядят. Авось, что по душе и найду.
Сказано – сделано. Собрал Иван-царевич котомку, сел на коня и поехал туда, не зная куда, и за тем, не зная за чем.
Долго ли, коротко ехал он по чужеземным краям, но того, что хотел, так найти и не смог. Едет, не зная куда, обернулся вокруг, а там скалы одни, ни живого растения, ни пенья птиц, а на верхушках скал снег лежит, а деревья будто во льду застыли.
 – Так не зима вроде, – поежился Иван. Решил, было повернуть назад, глядь, а на отвесном утесе замок стоит красоты не виданной. Понял Иван-царевич, вот оно, что так долго он искал. Здесь, видимо, и остановиться следует, если примут, конечно.
Взобрался на утес, постучал в ворота. Тишина. Смеркалось, вот-вот солнце за горизонт скроется. Боязно Ивану-царевичу. Постучал он еще, на этот раз громче. Опять тишина. Солнце зашло, наступила кромешная тьма. Тут уж царевичу и впрямь стало невмоготу от страха. Постучал он в третий раз. Да так сильно, что и мертвого из могилы можно поднять. Прошла минута, другая, ворота отворились, и на пороге встречает его девица-красавица. Лицо белое, будто снег, глаза темные, как угольки, губы нежнее розового лепестка, волосы цвета воронового крыла. Хороша была девица, ох как хороша.
 – Ах, – воскликнул Иван-царевич. – Вот ты где, красота ненаглядная, вот, кого я искал, а сам того не ведал.
И упал царевич в ноги красавице чужеземной, прося выйти ее за него замуж. Рассмеялась девица в ответ, подняла Ивана с колен.
 – Не торопись, молодец, познакомься с моими родителями, поживи у нас, тогда и о свадьбе поговорим.
И стал Иван царевич жить в роскоши, любимая и ее родители окружали его заботой и вниманием, сытно кормили, яства подносили. Все бы хорошо, да вот только удивляло царевича, что окна во дворце наглухо зашторены и холод какой-то нечеловеческий. Будто в склепе живешь. За стол хозяева вместе с Иваном не садились, яств не вкушали, а только смотрели, как Иван все поданные блюда за обе щеки уплетает.
Попробовал Иван с суженой поговорить, мол, неудобно как-то одному есть, на что та только плечами пожимала в ответ, да отшучивалась, мол, у нас так принято.
Все во дворце царевича поражало: и порядки, и то, что «жизнь» во дворце начиналась ближе к вечеру, а, когда Иван-царевич спать ложился, веселье домочадцев в самом разгаре было. Балы, пиры, гости каждый день. От Ивана все двери в залы запирались, так что тот и не ведал, что там творится.
Шло время. Стал царевич замечать, что сил у него все меньше и меньше становится, что иной раз и руку поднять не может, и шаг лишний не ступит, да аппетит пропал совсем, кусок в горло не лезет. Не ведал, горемычный Иван, что молодая жена по ночам его кровь пьет. Чах Иван не по дням, а по часам.
А на другом краю, родители Ванины совсем извелись, болит душа, чуют неладное и посылает царица, Ваську, друга сына своего, чтоб разведал, что за беда с царевичем случилась.
Долго ли, коротко, но отыскал друг Василий царство чужеземное, сколь ни стучал в ворота, а не открыли ему. Только и смог в окошке увидеть бледный лик друга своего Ваньки.
Помчался тогда со всех сил он домой, рассказал все без прикрас родителям Ивана-царевича. Недолго думая, собралась мать в путь дорогу. Ехала не один день, но, наконец, прибыла в царство чужеземное, дождалась ночи и постучалась в ворота. Открыла ей девица-красавица и спросила:
– Чего тебе надобно, старуха?
 Упала царица на колени и взмолилась:
– Отдай сына, Богом молю тебя! Я мать Ивана-Царевича.
А та ей в ответ:
– Не спеши, старуха, вот я пока не всю кровушку из Ивана выпила. Как выпью, так и верну тебе тело бездыханное.
Опять взмолилась царица:
 – Оставь хоть две капли крови у царевича.
 – Ну что же, будь по-твоему, только за это ты мне полцарства отдашь, – прошипела заморская красавица.
На это дала согласие свое царица и вернулась домой. Стали они втроем ждать вестей от иродов чужеземных.
Прошло время, и пришла долгожданная весть. Кинулись царь с царицею за сыном Иваном, прихватив с собой полцарства, а Ваську-друга за живой и мертвой водой послали.
Василий с собой богатырей взял: Илью Муромца, Добрыню Никитича, Алешу Поповича. Поскакали они к горе, из которой выходило два ручья: один с живой водой, а другой с мертвой, а в озерце, куда оба ручейка вытекали, вода перемешивалась. Кто искупается в воде той, долго жить будет. Охраняет ту гору змей-Горыныч, ух и страшный змей был, мало, кто с ним совладать мог. Вот поэтому Василий-друг и прихватил друзей в подмогу.
Прибыли они на место и давай звать Горыныча, а тот как заприметил, что против него аж четыре богатыря выступили, струхнул основательно, но виду старался не подать.
 – Вы почто это меня тревожите? – крикнул со всей мочи Горыныч. Только вот незадача, получилось это как-то пискляво и не страшно совсем. Засмущался Горыныч, стар стал, воевать надоело, силушки не те. Вот и решил он миром все уладить.
 – Вода понадобилась? – уже более мирно спросил он.
А Василий ему в ответ всю историю про Ивана–царевича и рассказал.
Посочувствовал Горыныч Василию, разрешил водицы набрать, сколько душа пожелает, а еще вдобавок искупаться самим в озерце.
Так и сделали: набрали флягу живой воды, флягу мертвой, а еще бочку воды из озерца. Искупались сами и в путь дорогу собрались. Богатыри Василия до дворца проводили и восвояси отправились, а перед этим наказ Василию дали, чтобы весточку послал, когда Иван в царство приедет, а то если чужеземка Ивана не отдаст, так богатыри войной на ее государство пойдут.
Привезли-таки родители Ивана домой ни живого, ни мертвого. Обмыли его мертвой водой, а напоили живой. И стал Иван-царевич потихоньку поправляться, через день другой искупали его в воде из озерца, и дело быстро пошло на поправку. Через месяц на ноги Иван встал, плечи расправил, еще через месяц на щеках румянец заиграл, и стал Иван-царевич, как и прежде, нет, еще красивее стал, мать с отцом не нарадуются, друг-Васька смеется, в игры молодецкие с Иваном играет.
Прошел год, пошел второй. Сидит Иван-царевич, невесел, ниже плеч буйну голову повесил, думу думает.
 – Эх, что за жизнь у меня такая, ни радости, ни веселья, все только и знают, что учат, учат…  Уйду, куда глаза глядят.  Авось, что по душе и найду, – собрал котомку сел на коня и поехал…