Разведка

 Первый же ведет казаков под командованием урядника Мохова, скрытно перебравшись через брод, наткнулся на биваки 4-ого Швейцарского полка. Солдаты готовили завтрак на кострах и потому не сразу заметили конников в синем на малорослых и юрких лошадках. Когда же «донцы» были, наконец замечены, позиции французов уже были срисованы, и казаки, не вступая в бой, ретировались обратно за реку.
 Результатом удачной разведки первого отряда было выявление расположения подразделений врага на правом фланге. Обнаружив там «висленцев», 4-ый швейцарский пехотный полк и большую часть артиллерии, урядник Мохов и рядовые казаки сполна заслужили по дополнительной чарке водки, выданной им тут же.
 Французские ведеты оным везением не обладали и вплоть до четвертого отряда вернулись обратно ни с чем. Одни заплутали по темноте; другие вышли к позициям противника слишком далеко; третьих спугнули.
 Так же обстояли дела и у союзников – второй и третий отряды вернулись в расположение части не солоно на хлебавши.
 Зато последний ведет казаков под предводительством старшего урядника Чеботарёва забрался в самую гущу врага, а именно к командной позиции и генеральскому шатру самого Мерля!
 Переправившись через Малую Шпреею по понтонному мосту, казаки последнего ведета каким-то чудом пробрались мимо караульных 1-ого швейцарского полка. «Донцы», оставив слева от себя соломенные домики деревни Дреза, оказались у развилки дорог. Справа темнел округлый пологий холм, впереди которого виднелись посты солдат в красных мундирах. Один из солдат вышел из лагеря и направился к деревушке, тут-то казаки и решили взять его. Два дюжих «донца», затаившихся у ближней избы, в ложбинке, поросшей кустарником, недолго думая, схватили зазевавшегося француза, «тюкнув его по маковке», и «спеленали» крепкой бечёвкой. Казаки представили старшему уряднику Чеботареву свою «поживу». От пленного-то и узнали, что это был бивуак 3-ого швейцарского полка, а чуть левее развилки дорог располагался более крупное подразделение: 2-ой швейцарский полк.
 Приказный Антип Денисов из команды урядника Чеботарева, рассказал, как он и его «односум» Пантелей Каргин оставив недалеко своих лошадок, пробрались по оврагу, поросшему кустарником к развилке дорог. Завидев «хранцузов» в расшитых золотом мундирах(казаки вышли прямо на бивак командующего французским корпусом, дивизионного генерала Мерля) казаки смекнули, что наверняка здесь разместилось главное французское начальство, но подобраться дальше не рискнули, так как рядом виднелись пикеты улан. Казак Пантелей Каргин, лёжа в жухлой траве, предложил «односуму» попробовать захватить генерала в плен и «делу конец!», «Лучше уж синица в руках, чем журавль в небе» - прошептал Денисов в ответ и приказал скрытно отходить назад, где один из казаков держал лошадей. Приказный носом втянув на последок терпкий аромат кофе, который вился от бивака, «крякнул» раздосадовано, что нет дозволения начальства «попортить завтрак супостату», и быстро удалился с товарищем доложить старшему Чеботареву об увиденном.
  Последний казачий отряд воротился обратно, добыв весьма значительные сведенья. Об этом тут же было доложено главнокомандующему союзных войск, генерал-лейтенанту фон Лютцову.
 Генерал похвалил разведчиков за удачный «поиск» и приказал корпусному казначею тут же выдать пятнадцати казакам по серебряному рублю. За старшего же урядника Чеботарёва фон Лютцов решил просить Витгенштейна Петра Христофоровича представить «удальца» к «знаку отличия военного ордена», Георгиевскому кресту.
 Так бы разведка и закончилась, на столь удачном для союзников результате, но нет, увы, самое горячее дело было ещё впереди.
 Настоящая драма разыгралась около семи утра. В то же самое время, когда казаки со своим командиром получали заслуженные награды в ставке, поляки из 7-ого уланского (Висленского) полка, ведомые марешаль де ложи Сулковским, появились на правом фланге противника. Отряд Сулковского, преодолев северный брод Малой Шпрее, выбрался на дорогу, ведущую к городку Малый Бауцен. Продвигаясь в утренних сумерках и легком предрассветном тумане польские кавалеристы вышли прямо на биваки русских конников. Слева от дороги располагались гусары Ахтырского полка и казаки полка Попова 13-го, справа солдаты 6-ого егерского полка, и рота пионеров. Егеря спешили развести костры для приготовления пищи. Несколько улан из отряда Сулковского были высланы вперед, те в свою очередь незаметно просочились между биваками гусар и донской артиллерии. Разведчики разглядели 12 «дремлющих» орудий «донцов» вместе с канонирами и фейерверкерами. Рядом с артиллерией бивачили сапёры.
 Оказавшись недалеко от палатки командира бригады, генерал-майора Васильчикова, один из улан, так же как с четверть часа назад на другой стороне реки хотел, сделать один казак, предложил вахмистру Сулковскому попытать военного счастья и захватить русского генерала в плен.
- Пан Вахмистр, вот будет потеха! – осклабился светловолосый лях с лихо заломленной на «бекрень» шапкой «литовкой». И молодой пан Сулковский, почти было согласился «спеленать москаля», но тут разведчики были замечены пикетом Ахтырских гусар. Прозвучал тревожный сигнал эскадронного трубача и в сторону улан защелкали выстрелы гусарских мушкетонов. Полякам пришлось срочно «уносить ноги», оставив «замыслы» о поимке русского генерала на «другой раз».
 Пришпорив коней, уланы с криком Naprz;d! Naprz;d!ринулись вниз с высоты, в направлении старой кирхи на холме, где располагались остальные уланы отряда Сулковского. Возникшая тревожная суета в лагере «ахтырцев» разносилась по округе громкими командами и отборными «крепкими» словцами эскадронных вахмистров. За ляхами были брошены в погоню гусары 2-го эскадрона 1-го батальона, так как они стояли первыми на спуске. Некоторые офицеры гусар вскочили на лошадей не надевая доломанов, выхватив только сабли из брошенных ножен и понеслись в погоню за пройдохами-разведчиками с «утренним задором» после вчерашней «жженки»!
 До брода было с версту, и уланы гнали своих лошадей самым быстрым галопом в надежде уйти от преследования и доставить важные сведения о расположении войск противника.
 Но гусары наседали…
 И тогда вахмистр Сулковский принял решение разделить отряд. Шестерых улан он отправил дальше к броду с устным донесением и листком бумаги на котором были набросаны крупными штрихами расположения биваков русских, к командиру, полковнику Лубинскому, а сам с половиной «разъезда» круто развернулся и выставив пики к бою, ринулся в атаку, обратно на приближающегося врага. Гусар было вдвое больше поляков, и они были уверены, что «уланы дав ноги» вряд ли возымеют желание драться! Но…. «Ахтырцы» явно не ожидали такого поворота и слегка опешили, попридержав коней. За что тут же и поплатились.
 Гусар было более чем в два раза больше, от поляков, а именно шестнадцать! При первом же ударе улан, трое всадников в коричневых ментиках рухнули под ноги своих лошадей, пронзённые пиками. Этот первый успех ещё больше стушевал «ахтырцев». Зато «висленцев» он вдохновил на продолжение боя, и они ринулись в самую гущу вражеских кавалеристов, с лихими криками "Гей, пся крев!".
 В предрассветных сумерках закипела кровавая сеча. Было так тесно, что противники чётко видели друг друга. Круп к крупу, плечо к плечу… Пики стали бесполезны и «висленцы» их бросили, взявшись за сабли. Зазвенела сталь… Изловчившись один из гусар ухватил за уздцы зазевавшегося поляка. Вахмистр гусар подтянул гнедую кобылу улана резко к крупу своего буланого мерина, и правой свободной рукой, удерживая круп коня только ногами, с размаху одним ударом оглушил ляха! Поляк, будто мешок, обмяк и опустился, припав к шее лошади, тогда гусар схватив его за ворот, перебросил потерявшего сознание улана к себе через седло и круто повернув коня, поворотился к своим.
 Следом «полегли» ещё двое гусар. И вновь следующей жертвой стал улан, тот самый чубатый белесый «литвин», что предлагал Сулковскому умыкнуть русского генерала.
 Его сбили с лошади и почти изрубив, схватили за контр-эполет с белым аксельбантом на левом плече и потащили прочь из драки.
 Бой был такой яростный, что ненависть и жажда крови, исходившие, будто волнами от сражающихся, можно было ощутить физически на расстоянии и в десять саженей. Потомки малороссийских слободских казаков, как и их деды в старину, рубились с ненавистными ляхами!
 Никто из противников не хотел уступать – для поляков бы это означало, потеря добытых сведений о расположении частей врага, для «ахтырцев» «удалая» честь русского гусара!
 Впрочем, и для «висленцев» честь была превыше всего и ведомые этим девизом они совершили маленькое чудо! – смогли убить и ранить ещё троих гусар и в конечном счёте обратить последних в бегство.
 Вторым чудом было то, что не один поляк не погиб в жёсткой схватке, только легкие незначительные ранения, в те несколько минут, что продолжался бой.
 И третьей несомненной удачей в оконцовки дела – уланы смогли отбить своих пленных и прогнать «ахтырцев» с места драки.
 Гусары «дали ноги», поредев на половину. Словно побитые собаки, они вернулись в расположении части.  Генерал Васильчиков, в недалёком прошлом командир Ахтырского гусарского полка, «сиял» багровым лицом. Густые брови его недобро сошлись на переносице, а кустистые бакенбарды топорщились вперёд, будто щетина у вепря!
 Его звенящий баритон был слышен даже в ставке главнокомандующего, а от эпитетов и заковыристых оборотов, сдобренных «крепкими» выражениями, у квартирмейстера корпуса (хоть и немца, но знавшего русский мат) уши и щёки стали пунцовыми.
 Поляки воротились за реку истинными героями! Дивизионный генерал Мерль лично пожал каждому коннику руку, а марешаль де ложи Сулковскому обещал выхлопотать заветный орден Почётного легиона, или по крайне мере повышение по службе.
 Вот так вот закончилось сентябрьское утро предстоящего дня сражения. Кто-то поднялся ввысь, ощутив себя Гектором, кто-то скатился с горочки, будучи ещё вчера Ахиллесом!
 У «висленцев» появился ещё один кровный враг, в лице гусар в коричневых ментиках и синих чакчирах, а французы в очередной раз убедились в проворности и природной смекалке донских казаков.
 Взошло солнце, осветив уже знакомую картину: блестящую полоску реки, холмы и домики деревни Дреза, покинутые её жителями. А дальше, что на восток, что на запад пестрели разнообразными красками войска противоборствующих сторон, решившими именно в этот день сойтись в смертельной схватке.