Васильковая страна или Фонари в долине Эмбервуд 20

ГЛАВА 20
(Из дневника Мэйси)

Я не была любительницей прессы.
Светские сплетни, политика и прочие шумные новости никогда меня не интересовали, но заголовок в забытой кем-то на скамейке газете просто врезался мне в глаза. Это был некролог:
«Сегодня, после продолжительной болезни, скончался основатель фонда помощи сиротам и детям-инвалидам «Кров» Джонатан Миллз.
У меня ухнуло сердце. Строчки расплывались и я никак не могла сфокусировать зрение на них.
Пропустив большую часть некролога, я прочла заключение: «Выражаем глубочайшие соболезнования скорбящей вдове».
Из недр моей памяти всплыло письмо, присланное Джонатаном спустя два года после его ухода из семьи. Он бесконечно извинялся и просил позволить ему вернуться к нам с дочерью. Он писал, что так и не нашел себе места в новой стране, что «живет неприкаянной тенью в облачном краю, именуемом Новым Светом» и что не может понять: «то ли погода здесь хуже, то ли одиночество укрыло его своей холодной вуалью». Его стиль изложения теперь был совсем иным. За него будто бы писал другой человек. Да, возможно, он сильно изменился, но и я была уже не той.
Я ответила отказом.
Как я ждала подобного письма в первые месяцы! Когда он ушел, я первую неделю вздрагивала от каждого звонка, уверенная в том, что его отсутствие временно и ненадолго.
Но время научило меня жить без него, а спустя годы я отчетливо поняла, что Джонатан все сделал правильно: люди не должны мучать друг друга, живя под одной крышей, когда их уже ничто не связывает.
На смену любви пришло взаимное раздражение. Вместо уважения – бесконечные обиды и претензии.
Люди должны признавать право друг друга на вторую попытку и, судя по всему, вторая попытка Джонатана была успешной. У него была новая семья: любящая жена, возможно дети. Счастливые и любимые.
Горючие слезы жгли мне глаза.
Я оплакивала своего бывшего мужа, отца своего ребенка, свою неудавшуюся жизнь и жизнь моей непутевой дочери, в которой мы оба были виноваты.
В своем письме я просила Джонатана не тревожить Молли. Не было гарантии того, что он не бросит и не предаст ее снова, нанеся тем самым повторный удар.
Я не сказала Молли ни о письме тогда ни о некрологе сейчас.

Как только я оправилась от шока и чувства утраты, меня стало снедать острое любопытство.
Мне нестерпимо хотелось увидеть эту женщину. Мне нужно было знать: что есть в ней такого, чего нет во мне и что это вообще за женщина, которая смогла сделать Джонатана счастливым? Может я ошибаюсь и он не был с ней счастлив?
Как бы то ни было, я не смогла бы найти себе покоя, не увидев ее.
Газетенка была старая, за прошлую неделю, так что похороны, скорее всего, уже состоялись.
Как марионетка, движимая кукловодом, слабо понимая что делаю, я купила билет на утренний поезд. Адрес я узнала из справочника.
Через два часа я была в Лондоне. Приближаясь к нужному дому, я на ходу сочиняла причину своего визита. Просто позвоню в дверь и скажу: «Не желаете ли завести щенка? Моя собака недавно ощенилась».
Понимаю, предлог идиотский, но мне было наплевать.
У входа какой-то мужчина грузил коробки. Я зашла вместе с ним. Консьержка, решив, что мы вместе, не остановила меня. Квартиру я нашла быстро, так как она была на первом этаже.
Я позвонила в дверь.
Мне тут же открыли, как будто ждали.
Я узнала ее сразу.
Вероятно, время хорошо надо мной поработало, а вот ее пощадило. Все та же стать и грация, изящество и красота, несмотря на годы…
Меня она не узнала.
Заготовленные слова застряли у меня в горле:
- Простите, я ошиблась квартирой… Возможно, мне нужно этажом выше…
- Возможно – ответил мне такой мелодичный и родной голос.
На ватных ногах я стала подниматься наверх. За моей спиной захлопнулась дверь. Я стояла на втором этаже, прислонясь спиной к стене, и пыталась унять грохочущее сердце. Виски ломило и больно саднило горло.
Из квартиры напротив вышел мужчина и подозрительно уставился на меня:
- Вам плохо?
- Нет.
Я опрометью слетела вниз и выскочила на улицу.
Я приземлилась на скамейку в сквере. Вокруг не было ни души. Только облезлая одноглазая кошка умывалась в тщетной попытке привести себя в божеский вид.
Чего я так испугалась? От чего бежала как воровка, как преступница? Какую изощренную, жестокую шутку сыграла с нами жизнь…
Ах, Элизабет, дорогая моя Штангенциркуль! Могли ли мы с тобой подумать, что в будущем станем делить одного мужчину? Но теперь Джонатан отошел в мир иной и уже не принадлежал никому. Все, что нам теперь осталось, - это воспоминания.
Уж свои-то я никому не отдам.
В своем волнении я упустила одну деталь, когда звонила в дверь: табличка с именем Элизабет. Только фамилия не Миллз, как предполагалось по мужу.
На табличке значилось: Элизабет Корнфлауэр.
Когда я пыталась выяснить фамилию удочеривших ее людей, мне, разумеется, никто такой информации не дал. Такое всегда держалось в тайне по понятным причинам. Поэтому, у меня практически не было шансов отыскать ее.
Но судьба снова свела нас для чего-то. Я-то знаю, что фамилия Корнфлауэр у Элизабет не от приемных родителей (Cornflower англ. - Василек). Она сама себе ее придумала и, выйдя замуж, не стала менять. Поэтическая любовь к полевым цветам вдохновила ее на это».

Вот это лихой поворот сюжета!
За чтением я начала было клевать носом, но с последними строчками сон окончательно покинул меня.
Ужасно хотелось пить. Кофе не хочу, пожалуй, чаю.
Голова гудела как улей. Столько лет Мэйси мечтала снова обрести свою подругу и обрела, но уже в качестве несчастной и счастливой соперницы.
Я с самого начала чувствовала, я почти была уверена в том, что погибшая Элизабет Корнфлауэр и есть подруга Мэйси, выросшая с ней в Мэллоу Гарден.
Меня пронзила страшная мысль: а ведь найди полиция дневник Мэйси раньше меня, то все подозрения пали бы на нее. Но я не полиция. Я никогда не видела этой женщины, но почему-то готова была ручаться за нее головой как за родного человека.
Всегда должен быть мотив. Зачем Мэйси убивать Элизабет, если она сама отвергла своего мужа и того, тем паче, уже не было в живых?
Но вы же знаете полицейских: они, возможно, во всем разберутся, но нервы попортят! А с ними и репутацию.
Но что, черт возьми, на самом деле случилось с Элизабет? Меня раздирало желание поскорее все узнать.
Что-то еще меня поразило в последних записях… Что-то, что я упустила… Что же?
Ах да! Вспомнила!
Кошка.
Это же моя одноглазая подруга. Много ли одноглазых кошек в одном дворе?
Ах, все-таки жаль, что кошки не говорят… Ведь она видела Мэйси в тот день.
Так, что было дальше?

«Я не поехала домой. Я не могла уехать. Здесь была моя Элизабет. Разве я могла оставить ее?
Но и приблизиться к ней у меня не хватало духу. Столько лет прошло, мы обе изменились, я совершенно не представляла с чем могу к ней подойти.
И я стала сторонним наблюдателем. Я ходила за ней по пятам, соблюдая дистанцию, дабы не попасться ей на глаза. Мне хотелось пройтись с ней по одной улице, пусть и поодаль, зайти в ту же лавку, купить тот же журнал, словом, мне необходимо было побыть с ней под одним небом, подышать одним воздухом.
Однажды, я чуть было не коснулась ее руки в продуктовом магазине, но быстро осекла себя. Всякий раз, когда я представляла себе, что сейчас подойду и окликну ее, на меня нападала оторопь. В самом деле, я испытывала нечто похожее на священный ужас. Она, только что перенесшая утрату любимого человека, не сможет переварить и принять все то, что я вынуждена буду ей открыть.
Я смотрела на нее издали и во мне кровь холодела. Черное, по-видимому, траурное платье делало ее еще более хрупкой и уязвимой. Была в ней какая-то потерянность и абсолютная незащищенность. Не знаю откуда, с чего возникло это чувство.
В общем, мне отчего-то было за нее страшно. Да, именно страх и тревога камнем повисли у меня на душе.

Два последующих дня Элизабет не выходила из дома и мне совершенно нечем было заняться. Я слонялась по пыльным улицам Лондона в какой-то полусонной тоске.
На третий день я с самого утра заняла свой наблюдательный пост все на той же скамейке в сквере, откуда хорошо просматривалось крыльцо дома. Без четверти десять Элизабет вышла на улицу. Накрапывал небольшой дождик. Она открыла зонтик и стала кого-то ждать.
Через некоторое время подъехало такси. Она назвала какой-то адрес и уехала. Мне очень хотелось последовать за ней, но я не расслышала что она сказала.
Тут я заметила, что из-за угла дома показалась темная машина и поехала за такси. Я еще подумала тогда, что машина эта как бы крадучись прошмыгнула следом, однако вскоре я про это забыла.
Я несколько раз приходила к дому, но в окнах Элизабет свет все никак не появлялся.
Ее не было целый день. Возвратилась она вечером, в десятом часу. Я так устала от ожиданий, что совсем было отважилась окликнуть ее, как вдруг увидела все ту же машину. Она остановилась и из нее вышел мужчина, опередив меня. Его неприятное лицо отчего-то показалось мне знакомым…
Возможно, он позвал Элизабет, потому как она остановилась и повернулась к нему, нахмурившись. По всему было видно, что ей неприятен этот человек. Как я ни напрягала свой слух, но разобрать слов мужчины не смогла. Говорил он очень тихо.
И тут Элизабет очень отчетливо и достаточно громко сказала ему:
- Оставьте меня в покое, мерзавец! Вы не имеете права! – она взлетела на крыльцо и хлопнула дверью. Мужчина хмыкнул, сплюнул и развернулся так, что фонарь осветил его лицо.
Я узнала кто это.
Я поняла, что Элизабет подвергается преследованиям, возможно, с целью шантажа.
Нужно было срочно что-то делать. Как-то предостеречь ее. Надо назначить ей встречу.
Я написала ей письмо, в котором просила прийти по адресу, где находился мой отель, и уверяла ее в том, что дело очень важное, не терпит отлагательств и непосредственно касается тех, кто ее преследует.
Из мер предосторожности я не назвала себя, лишь написала постскриптум, чтобы вызвать доверие:
Во имя Васильковой страны.
Я попросила посыльного из отеля отнести письмо и вручить прямо в руки.
Весь день я не могла дождаться вечера. Встреча была назначена на семь. Наконец мне представится возможность поговорить с Элизабет. Я решила, что передам ей мой дневник и расскажу все, что знаю о людях, мучающих ее».

На этом дневник обрывался. Это было все.
Состоялась ли встреча Элизабет с Мэйси? Что произошло дальше? Спросить было не у кого. Возможно, встреча состоялась. Можно было предположить, что дневник уже был у Элизабет, когда она падала в воду. Это объясняет каким образом он попал в реку.
И опять над Мэйси нависает угроза подозрений! Ведь она, вероятнее всего, была последним человеком, который видел Элизабет живой.
Я посмотрела на часы. Половина пятого утра! Похороны назначены на одиннадцать. Я решила заставить себя поспать пару часов, так как я обязательно пойду туда.

ГЛАВА 21: http://www.proza.ru/2019/04/11/1182

НАЧАЛО: http://www.proza.ru/2019/04/03/1637