Шахтинское дело

ШАХТИНСКОЕ ДЕЛО

Дело 1928 года о вредительстве и саботаже в Шахтинском районе Донбасса, закончившееся суровыми приговорами, в том числе и расстрелами руководителей и специалистов горной промышленности из треста «Донуголь» и ВСНХ фактически закончилось в 2000 году, когда все осужденные были реабилитированы.

«Шахтинское дело» 1928 года было первым политическим процессом в СССР, и после вынесения приговоров фактически стало концом НЭПа в большевистской России, положив начало серии процессов над «вредителями».

С благословения Иосифа Сталина

В 1928 году в молодой большевистской России начался новый этап борьбы с контрреволюцией – с так называемыми «специалистами-вредителями», по мнению Москвы, организовавших «третий этап подрывной работы международной буржуазии против СССР». Одним из первых политических резонансных дел в 1928 году и стало «Шахтинское дело». Но началось оно гораздо раньше.

В ноябре 1923 года  впервые о бунтарских настроениях и волнениях в городе Шахты сообщил «Социалистический вестник». Шахтеры Власовско-Пармоновского рудника под руководством члена РКП Капустина составили петицию, в которой требовали повышения зарплаты, улучшения экономических условий труда, развития самоуправления и соблюдения техники безопасности. Далее следовала забастовка, а за ней манифестация. Когда около 10 тысяч шахтеров колонной выдвинулись к зданию ГПУ, то были встречены вооруженными солдатами. Были раненные, потом начались аресты. Шахтерские волнения утихли после изменения административной принадлежности Шахтинского района и смены руководства. В  мае 1927 года начались новые шахтерские волнения. Причиной стало введение повышенных норм выработки и снижение расценок.

Полномочный представитель ГПУ в Северном Кавказе Е. Г. Евдокимов организовал расследование. Встретившись в Сочи в 1927 году со Сталиным,  он доложил о событиях  в Шахтинском районе. Добавил свои выводы: «мы имеем дело с людьми, сознательно срывающими производство». Аварии, происходящие на шахтах треста «Донуголь», по его мнению,  были результатом антисоветской деятельности нелегальной контрреволюционной вредительской организации, в которую входят дореволюционные технические специалисты. По его версии все это шло по линии Польского штаба и Бельгийского акционерного общества. Сталин выслушав, сказал: «Когда закончишь дело, пришли его в ЦК». Так стало набирать обороты «Шахтинское дело». Начались массовые аресты начальников рудоуправлений, специалистов и сотрудников трестов. Чуть позже часть арестованных была выпущена на свободу, 82 человека осуждены во внесудебном порядке Коллегией ОГПУ. 53 обвиняемых, в том числе и двое поданных Германии, были отданы под суд по делу «Об экономической  контрреволюции в Донбассе». (Интересный факт,  на пленуме ВКП(б) в 1937 году Е. Г. Евдокимов, рассказывая о Шахтинском деле, сказал: «…если бы мы… не послали в ЦК материал, то я не знаю…увидело бы оно вообще белый свет»).

Процесс над контрой

Слушания начались в Москве в Колонном зале Дома Союзов  18 мая 1928 года. Дело рассматривал специальный состав Верховного Суда СССР под председательством ректора МГУ Вышинского. Среди многочисленных гособвинителей был и генеральный прокурор РСФСР М. Криленко.  (В суде обвинение представляли еще 42 общественных обвинителя из народа).  В газетах процесс освещали 120 журналистов. Вот только адвокатов было явно маловато – 15 защитников на 53 подсудимых.

По версии следствия все подсудимые состояли в контрреволюционной организации, действовавшей в 1922 – 1928 годах в Шахтинском округе и в других районах Донбасса, в том числе в Харькове и в Москве. Эта организация «действовала на рабочих и толкала их на выступления против Советской власти». Для того, чтобы вызвать шахтерские волнения  и забастовки «вредители» нарушали правила технической безопасности, производили неправильные расценки, обсчитывали рабочих. Жилища рабочих  умышленно не ремонтировались и разрушались. «Вредители» закупали за границей на казенные деньги «совершенно ненужное оборудование» и затягивали сроки получения заказов нового оборудования, а на рудниках тем временем разрушалось старое, что вело к авариям. Умышленно неправильно использовали оборудование. Вредили в электрическом хозяйствах, с целью дать как можно меньше энергии для рудников. И так далее и тому подобное. В то время как реальная картина развития промышленности в СССР в те годы выглядела плачевно. В том числе и в каменноугольной.  Главный бич – техническая неисправность оборудования. За ней – низкая квалификация рабочих, низкие культура и образование, низкая дисциплина – пьянство и прогулы. Гонка за повышением производительности труда и нарушение техники безопасности  оборачивались ростом аварийности и травматизма. Помимо обилия обвинений связанных в работой, подсудимым вменялось в вину то, что они якобы сохраняли веру в возвращение старых хозяев предприятий, затопили шахты Ново-Азовскую, пытались взорвать шахту имени Воровского и так далее и тому подобное. Вредительская деятельность якобы была оплачена зарубежной разведкой, даже сумма приводилась – 700 тысяч рублей. (Все доводы, на которых было построено обвинение, были неочевидны, что позволяло по-разному трактовать ситуацию).

Оправданы посмертно

В суде 23 подсудимых виновными себя не признали. Еще 10 вину признавали частично.  Остальные, не выдержав пыток в застенках ГПУ каялись во всем, в чем их принуждали каяться.

Приговор был оглашен 6 июля 1928 года. 11 человек были приговорены к расстрелу. Инженеры Н. А. Бояринов,  А. Я. Юсевич,  Н. К. Кржижановский,  Н. Н. Горлецкий,  и служащий С. З. Будный были расстреляны 9 июля.  Осужденные к высшей мере С. П. Братановский,  Ю. Н. Матов,  Н. Н. Березовский,   А. И. Казаринов,  Н. П. Бояршинов и  Г. А. Шадлун были помилованы – расстрел им заменили 10 годами лагерей каждому.

Четверо подсудимых, в том числе и двое подданных Германии, были оправданы. Еще  четверо (включая одного немца) были осуждены на условное лишение свободы. Остальные, в зависимости от тяжести обвинения были осуждены на различные сроки лишения свободы - от одного года до 10 лет с поражением в правах на срок от 3 до 5 лет.

Этот показательный суд над мнимой контрой был отличным способом показать советскому народу кто якобы виноват в неудачах в развитии промышленности в СССР. Член-корреспондент АН СССР Владимир Грум-Гржимайло писал после процесса: «Все знают, что никакого саботажа не было….Им нужен был козел отпущения, и они нашли его в куклах шахтинского процесса».

В одной из своих работ писатель-историк Рой Медведев приводит свидетельство чекиста С. О.  Газаряна, работавшего в экономическом отделе НКВД Закавказья. Тот рассказывал ему, о своей поездке на Донбасс в 1928 году.  С его слов там преступная бесхозяйственность была обычным явлением, становясь причиной  аварий с жертвами, пожаров и затоплений. Газарян не исключал, что могли быть единичные случаи вредительства. Но в целом не было повода для такого громкого политического процесса. Обычная практика тех лет - обвинения во вредительстве и связи с зарубежными центрами и разведкой добавлялись в ходе следствия к обычным уголовным статьям – взяточничество,  бесхозяйственность и тому подобное. Обвиняемым за дачу нужных показаний обещали смягчить приговор. Де-факто эти подлоги преследовали  цель отвлечь недовольство народных масс от партийного руководства.

После суда слово «шахтинец» стало именем нарицательным, обозначающим врага народа, синонимом «вредителя». Широкое освещение этого дела в прессе вызвало в стране волну народного гнева и возмущения. И еще больше сплотило советский народ вокруг партии,  в едином порыве борьбы с контрреволюций. Фактически «Шахтинское дело» положило начало «охоты на ведьм» - в СССР началась борьба с буржуазной интеллигенцией якобы связанной с мировым капиталом, как главного врага развивающегося социализма.

В 2000 году по результатам расследования Генеральной Прокуратуры РФ все обсужденные были реабилитированы за отсутствием состава преступления.  Был установлен акт фальсификации материалов Шахтинского дела.

Ирина Минаева

2018