Васильковая страна или Фонари в долине Эмбервуд 26

ГЛАВА 26
(Из дневника Элизабет)

Третий раз за свою жизнь я открываю дневник, чтобы описать события, произошедшие после похорон Джонатана.
В наш фонд приехала одна особа. Сразу после того, как в газете поместили официальный некролог. Она утверждала, что является дочерью Джонатана Миллза. Сначала я не верила, столь велик был контраст между моим мужем и этой девушкой, наглая развязность и жадность которой не знали границ. Она с порога начала требовать и махать кулаками.
После того, как я заглянула в ее документы и удостоверилась в правдивости слов, я отдала ей чек на приличную сумму, который выписал на ее имя мой муж.
Каково же было мое возмущение, когда девица заявила, нагло рассмеявшись мне в лицо, что это лишь малая толика того, что он ей должен и что она, будучи очень великодушной, не требует процентов, набежавших за все те годы, как он оставил ее, и компенсации за разрушенную жизнь!
Видя мою растерянность (а я, признаться, немного спасовала перед ней), она набрала размаха: я, оказывается, обязана была отдать ей все бразды правления нашим с Джонатаном фондом!
Я указала ей на дверь. С этого рокового дня со мной стали происходить необъяснимые, странные вещи. Мне стало казаться, что меня преследуют. Я стала озираться на улицах по сторонам и чем больше я боялась своей паранойи, тем навязчивее она была. Ко всему еще приплелась бессонница. Я стала успокаивать себя тем, что это временное расстройство нервов из-за пережитой утраты, да и последний визит этой наглой девушки вывел меня из равновесия.
Я обратилась к знакомому психотерапевту. Он выписал мне легкое седативное. Я педантично принимала таблетки по схеме, но улучшения не наступало, а вскоре появились галлюцинации. Я стала слышать голоса, которые требовали и угрожали. Меня стал одолевать панический страх. Страх сойти с ума. В медицине это называется фобофобия.
Но самым ужасным кошмаром было одноглазое чудовище, появившееся под утро в моей квартире. Оно шипело и огрызалось, а когти его были как сабли. Несколько последующих ночей мне ни на секунду не давали уснуть шорохи и голоса. А еще две светящиеся точки в окне. Они были как взгляд Дьявола. Первую ночь я не удержалась от крика, столь страшный ужас меня охватил, но потом я решила, что нельзя кричать. Ни при каких обстоятельствах нельзя, чтобы кто-то узнал о моем помрачении рассудка. Боже праведный! Неужели я уже умерла и попала в ад?
Господи, прости мне мои грехи. Возможно, я виновата перед этой девушкой и должна отдать ей все. Но я не могла так рискнуть делом стольких лет жизни ее отца! Слишком много людей посвятили себя ему, я не могла их предать.
Я решилась обратиться в клинику для душевнобольных. Она находилась за городом и я заказала на утро такси. Всю дорогу меня снедало неотступное чувство преследования. Да что там! Надо называть вещи своими именами. Это была мания. Невроз навязчивых состояний перетек в маниакальную депрессию. Я, как медик, была очень обеспокоена этим. Проштудировав накануне литературу по психиатрии, я очень надеялась исключить у себя шизофрению и возрастные дегенеративные изменения в мозге, например болезнь Альцгеймера (в последних медицинских публикациях я прочитала, что этот недуг очень помолодел), но так как я была не по этому профилю, то решила обратиться к узкому специалисту.
Главное, чтобы об этом никто не узнал.
Огласка меня пугала ничуть не меньше самого сумасшествия.
Клиника располагалась в лесу. Повторюсь, я – медик, а посему у меня имелись связи в этой среде и через знакомых, по протекции, мне была назначена консультация у ведущего психиатра, профессора и светилы в этой области. Конфиденциальность мне была гарантирована.
Профессор оказался седовласым сухеньким старичком с острой бородкой и колкими глазками. Он тут же стал буравить меня взглядом, пронзая насквозь. От волнения у меня вспотели ладони. Мы долго беседовали, я рассказала обо всем, что меня мучит и, как я и предполагала, мне предложили пройти несколько тестов, по возможности, отвечая на них, не задумываясь. Потом были карточки с картинками, в общем, все, как полагается. После мне сделали энцефалограмму и томографию головы.
Я сидела в кабинете и ждала своего вердикта. Профессор вошел с результатами моих исследований и сообщил, что не видит никаких патологических нарушений со стороны физиологии. Что же касается, так сказать, моих душевных проблем, то на лицо сильный невроз и нервное истощение. Разумеется, нужны более тщательные исследования, чтобы исключить самое плохое, но пока стоило бы ограничиться назначением антидепрессантов.
Он выписал мне рецепт и назначил консультацию в конце месяца:
- Соблюдайте все мои указания и инструкции, а я, в свою очередь, должен буду за Вами понаблюдать.
- Доктор, скажите прямо: я не шизофреник?
- Насколько я разбираюсь в психиатрии, - Вы либо так же нормальны как и я, либо мы все шизофреники.
У меня немного отлегло от сердца. Приободренная профессором, я возвращалась домой в приподнятом настроении. Впервые за последнее время.
Хотя, мне все еще было тревожно. Откуда же тогда мои галлюцинации? Вдруг профессор ошибается? Вдруг у него с возрастом так сказать «замылился глаз» и он не заметил во мне признаков безумия?
Раздираемая противоречивыми чувствами, я подъехала к дому. У крыльца меня окликнули по фамилии. Мужчину, что направлялся в мою сторону, я никогда раньше не видела».

- Миссис Миллз, так это же тот самый эпизод из Вашего дневника! Вы сидели на скамье и узнали этого человека.
Она промолчала, взяла у меня дневник и продолжила чтение.

«Он подошел ко мне ближе и я отшатнулась от него. Настолько неприятно мне было его лицо. Не ожидая ничего хорошего, я спросила:
- Что Вам угодно?
Скрипучим угрожающим голосом он ответил:
- Мне угодно, чтобы в Вашем фонде всем стало известно о том, что бразды правления находятся в руках умалишенной.
Я хотела спросить «Что???», но голос мой сорвался и вместо слов получилось сдавленное сипение. Он вытащил телефон и стал размахивать им у меня перед лицом, сопровождая словами:
- Ваши тайные визиты в сумасшедшие дома скоро будет обсуждать вся общественность. Скоро все поймут, что Вам доверять нельзя… Но есть и обратная сторона медали: Вы, подкошенная смертью мужа, устали и добровольно решили отойти от дел и поняли, что справедливо будет возложить их на того, кому они по праву должны принадлежать, а именно – старшей дочери Джонатана Миллза.
- Этого никогда не будет! – я словно выплюнула слова ему в лицо.
- Тогда сгниешь в дурдоме, сумасшедшая старуха!
Он попытался схватить меня за запястье. Со словами: «Оставьте меня в покое, мерзавец! Вы не имеете права!» я вырвалась и побежала домой.
Но это было еще не все. В этот же вечер мне позвонили по телефону и угрозы продолжились, но мне уже не было страшно. Не знаю откуда пришли эти уверенность и спокойствие, но я абсолютно хладнокровно заявила:
- Вы просчитались, мой друг. У меня есть свидетельства о моей полной вменяемости и, кажется, я догадываюсь кто хотел свести меня с ума. Вы не учли, что нервы у меня стальные, а логика железная, так что ничего Вы не добьетесь»

Она замолчала. Я тоже не находила слов.
- Миссис Миллз, я поражена… Человек, шантажировавший Вашу подругу, был приятелем Вашей дочери и, получается, Вы его знали?
- Да, я узнала его и поражена была не меньше Вашего. Во мне боролись два сильных чувства: любовь к дочери и страх за подругу. Я должна была предотвратить беду, не дать дочери совершить нечто ужасное, непоправимое. Уберечь, прежде всего, ее от рокового шага. Чувство вины перед Элизабет (ведь это именно я не смогла воспитать свою дочь должным образом) не давало мне покоя…
- Но то страшное, чего Вы опасались, все же случилось и Ваша дочь…
- Нет-нет! Молли не убийца! Кто угодно, но не убийца… Убить человека она неспособна. Нет.
- Простите меня миссис Миллз за мой вопрос: возможно, она сама неспособна на убийство, но могла ли она кого-то об этом попросить?
- Я не верю, что она могла на такое решиться.
Она сидела, раскачиваясь взад-вперед, и повторяла как зомби: «Она не убийца. Она не убийца!»
Я уложила ее в постель и пожелала доброй ночи.
Сама же черта с два усну теперь.
Я лежала и размышляла о том, какая выгода могла быть в смерти миссис Корнфлауэр. По логике вещей, живая, она была им нужнее, чем мертвая. Насколько я понимаю, она ничего не подписала и после ее смерти Молли вообще не на что рассчитывать.
Каково же было Мэйси обо всем этом узнать! Врагу не пожелаешь такого потрясения и удара, нанесенного самым дорогим и родным человеком… Обозленная на весь свет, Молли лишена была каких-либо принципов и границ, а ведь она не росла в приюте, у нее были мать и отец, которые не лишали ее финансовой помощи.
Как же людям, которые были круглыми сиротами, лишенным любви, семьи и крова, удалось остаться людьми? Может быть, Молли как раз и не хватало настоящих трудностей в жизни, которые научили бы ее ценить то, что ценно на самом деле?
Духовно нищий человек все меряет деньгами и не понимает, что не все то золото, что блестит.
Я уверена, что трудности в жизни Молли уже не за горами. Вот только прозрение наступит уже слишком поздно, если наступит вообще.

ГЛАВА 27: http://www.proza.ru/2019/04/12/1206

НАЧАЛО: http://www.proza.ru/2019/04/03/1637