Почвенность Р. Л. Стивенсона

     Дав твердым, как их меловые холмы Дувристана, бриттам пару суток на поиск затребованных мною преференций с настолько тщательно прописаннными чертами их новой, пока еще неведомой мне носительницы, я заскочил в пределы поганой корпорации и поразился полнейшему пролету гнусных жидов, лишь притворяющихся пиктами и Полами Гаскойнами, втюхивающих какую - то лошадь, сфотавшую внутренности Изабеллы Кларк с кишащим в районе слепой кишки сенатором с рожей такой, что я чуть было не простил Криську, но бородастый Ассанж расставил все по своим местам ; я покорно вздохнул и попер скачивать лолликон и трансов , смирившись с успешным окончанием игр разума, но все же мечтая о какой - нибудь соске, что воплотит в себе тонкие черты Мэри Шелли и Машки Алехиной, до сих пор дергающей мои нервы абсолютной противоположностью ведьмы Надьки, вздорной и гадкой, словно начинающая наркоша ; помню таких из прошлой жизни, чумички хреновы. Скачивая лолок, я перечитывал Хема, снова и вновь поражаясь самоубийственному рыбаку и зольдату, вознесшему никчемушность в вид искусства. Он словно Уорхолл от литературы, этот Хемингуэй. Достаточно прочесть два - три его романа и понимаешь, что фуфло, в отличие от его же рассказов. Странно, малые жанры, подобные новеллистике По, у Хема непревзойдены никем, как новеллы Эдгара Аллана так никому и не дались за столетия, вроде, не сложно, как будто, просто, в - натуре : шарахается мужик по берегу ручья, жрет, срет, ловит жуков для мормышенья шилишпера, а получается так, что охреневаешь, воочию видя и ручей, и жужелиц, и даже то, что левый карман куртки этого мужика прогрызен мышью, он там забыл лакричный леденец, а мышь залезла ночью, пока он храпел в палатке, и съела конфету вместе с тканью. Хем не стал это описывать, видимо, понимая потенциальные визги амерских домохозяек, что могут купить книжку, но я - то знаю ! Я вижу этого мужика, как помню чорного жеребца Ашера, несущего матерщинного Берлихингена в адские развалины среднеамериканской редакции газеты, разгромленной ОМОНом из Рыбинска, коррупционно нанятым конкурентными кланами сельскохозяйственных радиостанций Орегона, Пасадобль, Нью - Хампшир. Сила искусства, бля. Вот я мог бы не выражаться ? Запросто. Но тогда мои сказочки станут скушными, как омлет, как болезнь моей Богини, сводящая меня с ума все эти дни, я задолбался молить демонов, богов и танцующих апсар о даровании самочуйствия Единственной и Неповторимой Бэйли Джей, нисколько не стесняясь признаваться на весь мир в любви трансгел, будучи гомофобом и антисемитом весьма срединной полосы Великороссии, где приветствуют по зубам, а кондуктор в троллейбусе носит за пазухой шило, которым выкалывает глаза безбилетным старухам.
     - Ты чо, баушк, - хрипит кондуктор, пряча трехшиллинговые кольца паровозного дыма под кожаную фуражку с казацким околышем Войска Пошехонского, - без абонементу в Большой, где снова пердит Волочкова ? На, сука !
     Хватает старуху за морщинистые щеки, вислые бульдожестью Черчилля, и выкалывает ей глазцы, воплощая замыслы Горлума в жизнь.
     - Ползай теперь ! - визжит кондуктор, скача по узкому и неудобному проходу троллейбуса, изначально и спецом сделанным через жопу и для вреда людям советскими инженерами.
     - Е...и ей по горбу, - советуют вальяжные пассажиры, расстегивая фуфайки и серые польты из драпу и габардина по Указу.
     - Души ее, - кричит с улицы какой - то дагестанец, высовываясь из кабриолета БМВ, небритый и опасный мужчина с залысинами и месячной щетиной в паху.
     Выпрыгивает старуха в окно, разбивая упрямым лбом стекло, захватанное жирными пальцами студентов и токарей, перемещается как краб - на четвереньках, споро и быстро перебирая конечностями. Натыкается на данлоповскую резину колеса ( правого переднего ) БМВ и слышит на слух, что рядом с дагестанцем сидит Познер. Не одобряет, падло. Одним фактом своего существования на планете Земля не одобряет.
    А я, скачивая лолок, смотрю на эти рожи и понимаю, что именно имел в виду Билли Бонс, оценивая  " Адмирала Бенбоу " как удобную бухту, приютившую меня на Проза ру. Вот тебе весь закон, все люди, как я и говорил Марте Костюк, ощущая свою почвенность.