7. Мой первый учитель

     Картина "У больного учителя".
     Художник Н. Богданов-Бельский (1868-1945).

     *****

     СЕРДЦЕ, НЕ ВОЛНУЙСЯ! (роман-хроника в 4-х частях).

     Часть вторая: В СЕЛЕ ЕРМАК.

     7. МОЙ ПЕРВЫЙ УЧИТЕЛЬ

     Художник Петров был моим первым учителем и я бесконечно благодарен ему за это. Помню, как он послал меня за букварем в горнаробраз (городской отдел народного образования). Зимой это было, под Новый год или позднее. Тогда елку не праздновали и подарков детям не делали. Я собрался идти к сестре в гости. И рассказал Петрову про сына попа, что тот не хочет со мной даже разговаривать.
     - Он учится в школе?
     - Уже во втором классе.
     - Ученый, значит. А ты хочешь учиться?
     - Хочу.
     - Он не разговаривает с тобою, потому, вероятно, что шибко грамотный, ученый. Но ничего, мы утрем ему нос. Еще как утрем!

     Петров тут же написал записку и отдал мне.
     Погостив у сестры воскресенье, я зашел с этой запиской в каменный дом возле Белого кафедрального собора, в котором раньше жил благочинный. В большой комнате за столами сидело много народу, все что-то писали, скрипели перьями, шуршали бумагой. Я подал записку седой женщин с пышными волосами, от нее круто пахло духами и пудрой. Прочитав записку, она спросила:
     - Тебе, мальчик, книжки только за первый класс?
     - Ага, - ответил я. - И тетрадки еще. И карандаши.
     - Хорошо. Все выдам. Только надо говорить "да", вместо "ага". Запомнишь?
     Я покраснел.

     В большом подвале помещался склад, он был весь забит книгами. Я остановился на пороге склада и удивленно смотрел на полки, сверху донизу заставленные учебниками, в россыпи и в пачках. Седая женщина нашла все, что искала и завернула в розовый лист бумаги. Я принес тогда букварь, арифметику и книгу
для чтения, да еще несколько карандашей, ручек, перьев и стопку тетрадей, точь в точь таких же, на каких когда-то писал мой брат. Мы начали заниматься.

     За три недели я одолел букварь и научился писать цифры. А еще через месяц овладел четырьмя действиями арифметики, таблицей умножения и мог считать до тысячи. Легко читал и бойко заучивал стихи.
     Петров был в восторге от моих успехов. Словно курица лапой гладил он меня по голове своей трехпалой ладонью, но я не очень любил ласку и вертел головой.

     Ровно через десять лет я снова встретил художника. Тогда я уже учился на последнем курсе педагогического техникума. Во время летних каникул по каким-то делам я приехал в Павлодар. Шел по улице и на плитах тротуара увидел толпившийся народ. Подошел и не поверил своим глазам: к стене дома был прикреплен кусок холста, натянутый на рамку, перед ним на низкой коляске сидел русоволосый кудлатый человек, держал в зубах кисть и рисовал масляными красками.

     Это был художник Петров. Он сразу узнал меня, крепко обнял за шею и поцеловал в обе щеки, смотрел на меня, а у самого из глаз слезы капали. Я тоже не мог сдержаться и заплакал.

     Петров тут же бросил кисть и закрыл ящик с красками. Я помог ему со стены собрать развешанные картины, хотел взять извозчика, чтобы доехать до дома крестьянина, где он квартировал, но художник отказался ехать на извозчике.

     Он медленно передвигался на коляске по тротуару, опираясь культяпками рук о плиты, я шел рядом, неся в одной руке ящик с красками, а в другой картины с двумя рамами да холсты без рам, свернутые в рулон. Мне было стыдно, что я не оказал услугу этому беспомощному человеку, не взяв извозчика, но он утешал меня:
     - Пустяки, извозчики не для меня, в коляску надо залезать, а я не могу. Ну вот мы и дошли.


     В доме крестьянина он занимал крохотную комнатку ближе к воротам, обставлена она была бедно и скупо, кроме стола и одного венского стула ничего не было, на столе стояла белая эмалированная тарелка с пяточками сухой краковской колбасы и валялись две пустых банки от консервов.
     Извинившись и очень краснея, Петров тут же попросил меня сходить за водкой. Пока я выполнял его просьбу, ему поджарили и принесли на сковородке глазунью с колбасой.    

     Он расспросил, как я живу, учусь, потом о себе рассказал. Все эти годы он жил в деревне, учил детей у богатых мужиков, в свободное время рисовал левой культей. Его интересовала тема гражданской войны, в частности зверская расправа белых с большевиками в местной тюрьме, когда было заколото, штыками около тридцати человек.

     - Сделал я десятки эскизов, и все они не нравятся мне, - говорил он. - Не то получается, что хотелось бы отразить... А тут еще тоска, хоть в омут головой. Приехал вот в город, развеяться немного... А ты вырос, изменился. И кем ты будешь? Учителем? Просвещенцем, значит? Славно, рад за тебя!

     Я видел его тогда в последний раз. Вернувшись в деревню, кажется в Гавриловку, он снова стал учить детей у хозяина.
     Осенью пошли дожди, на улицах стояли лужи, в канавах скопилось много воды. Однажды темной ночью, напившись пьяным, он возвращался домой, нечаянно оступился, упал в канаву с водой, не мог подняться и утонул.
     Конечно, у него были картины, множество рисунков в альбомах, но о судьбе их мне ничего неизвестно.

     *****

     Продолжение здесь:  http://www.proza.ru/2019/04/12/1735