Защита без нападения

Из сборника «Страна, которую мы забыли»

Глава 6. Вперед, в науку! (1974-1980)

6.6. Защита без нападения

     Быстро втянувшись в преподавательскую рутину, я предпочел о диссертации не вспоминать. Выпавший из-за неостепененности доход компенсировал репетиторством и рефератами для ИНИОН. Поскольку график защиты был уже безнадежно сорван, отдел аспирантуры оставил меня в покое, сосредоточив усилия на своих очередных подопечных. На кафедре тоже было не до меня. Сначала боролись с прежним заведующим, потом пробивали назначение вместо него своего коллеги Петра Ивановича Польщикова.
     Но вот новый заведующий кафедрой начал настойчиво напоминать о том, что пора бы представить мою научную работу на обсуждение. Возможно, памятуя о нашем «сотрудничестве» перед моим поступлением в институт, он делал это весьма мягко, по-отечески. Впрочем, учитывая разницу в возрасте, подобным образом ко мне относились многие из коллег.
     Пришлось через «не могу» вернуться к заброшенной рукописи. Первым делом я добавил комментарий к тем самым вычислениям, которые в прошлый раз сыграли роковую роль. То есть разжевал всё, как для маленьких детей. Потом для очистки совести еще раз перепечатал свое творение, добавив набежавшие к этому времени новые статистические данные, и притащил все три экземпляра на кафедру. Естественно, никто из коллег, назначенных Польщиковым, не горел желанием тратить время на бесполезное чтиво.
     Самый главный научный авторитет кафедры востоковед Александр Иосифович Медовой откровенно признался, что пролистал только первую главу, но считает, что она написана весьма основательно и вполне дает представление о высоком уровне всей работы. Александр Иванович Мухин, который вёл спецкурсы по экономике Австрии, ГДР и ФРГ, поддержал его, не уточняя, какую часть диссертации ему удалось осилить. Что сказал Ромас Йонович Грижас, приложивший руку к моему предыдущему фиаско, мне не запомнилось. Гораздо важнее было то, что после благополучной для меня «апробации» он подошел ко мне и начал смущенно оправдываться. Коллега объяснил прежнее недоразумение тем, что занимаясь экономикой Польши, никогда не сталкивался с такой ситуацией, которая сложилась в Венгрии. Из чего следовало, что на этот раз он просмотрел мою работу более внимательно. Это косвенное извинение должно было послужить мне возмещением морального ущерба. Однако никак не могло компенсировать почти три дополнительных года, которые в итоге понадобились, чтобы представить тот же самый вариант диссертации для повторного обсуждения.
     Обычно, когда кафедра давала добро на защиту, дальнейшие шаги рассматривались как неизбежная формальность. Совсем не так случилось в моей истории. Упущенное время аукнулось совершенно неожиданным образом. ВАК решил навести порядок в деятельности специализированных советов. Отныне специальности, по которым присваивались степени, должны были строго соответствовать профилю института. Под реформу попал и МГИМО: его лишили права иметь специализированный совет по тематике социалистических стран. Для меня это означало, что защищаться придется не в родных стенах, а в какой-то другой организации, для которой я буду непонятным чужаком, а то и нежелательным конкурентом. Но для начала следовало определиться с этой самой организацией.
     Наиболее авторитетным научным учреждением по моей специальности был Богомоловский институт (по фамилии директора). Официально он назывался Институт экономики мировой социалистической системы АН СССР. Естественно, заявиться туда по принципу «здравствуйте, я ваша тётя» было невозможно. Следовало принести из МГИМО соответствующую официальную бумагу. Проректор по научной работе, уже знакомая читателю Наталья Павловна Драчёва приняла меня весьма доброжелательно. Но, взглянув на подготовленное мной письмо, сначала взялась за телефон. Она довольно долго любезничала с какой-то Мариночкой и в завершение разговора сообщила, что направляет к ней хорошего человека и надеется на соответствующее к нему отношение. Обнаружилось, что Марина Александровна Усиевич, руководитель венгерского сектора в ИЭМСС, её давняя подруга.
     По этой ли причине, или по логике бюрократического устройства «научного процесса» никаких искусственных преград в уважаемом научном учреждении мне не воздвигли. Зато обнаружились другие, в основном объективные, сложности. Во-первых, надо было ещё раз сдать кандидатский экзамен по специальности. Тот, результаты которого я принёс из МГИМО, считался, как гласили какие-то инструкции, недостаточным. Во-вторых, возникла проблема с темой моего научного труда.
     Поскольку ради меня одного никто не стал бы формировать экзаменационную комиссию, пришлось ждать, пока подоспеет группа местных аспирантов. Зато я успел полистать монографии Константина Ивановича Микульского, будущего члена-корреспондента АН СССР. Ведь меня предупредили, что проверку знаний будет проводить именно этот известный экономист и строгий экзаменатор. Тем не менее, вся группа получила отличные оценки. Мне, как чужаку, поставили «четыре». Поскольку к этому времени я сам принял несметное число экзаменов у неимоверного количества абитуриентов и студентов, вся процедура меня изрядно позабавила.
     Что касается темы моей работы, ко мне обратилась Марина Александровна и спросила, не буду ли я возражать против того, чтобы немного изменить формулировку. Еще бы я возражал! Ведь от её сектора зависело, допустят ли меня к защите. Дело в том, что сотрудник института Юра Монич готовил диссертацию о структурных сдвигах в промышленности Венгрии, а таковые значились и в моём заголовке. Получалось, что мы почти одновременно будем защищаться по одной и той же теме (сегодня сказали бы «по темам, сходным до степени смешения»). Пришлось убрать из названия структурные сдвиги и оставить только факторы роста. Однако формально это означало новую тему, на утверждение которой опять ушло время. После этого дорога к защите была открыта, и наступило время задуматься об оппонентах.
     Найти подходящего кандидата экономических наук на роль второго оппонента не составило особого труда. Иван Арсеньевич Кузьмин, под чьим руководством я в своё время трудился над дипломной работой, вполне соответствовал требованиям. Гораздо сложнее было с первым. Требовался доктор экономических наук по более или менее близкой тематике. Выручили родители. Оказалось, что они были знакомы с Николаем Петровичем Шмелёвым.(1) Благодаря этому, я заполучил оппонента, не менее авторитетного, чем научное заведение, в котором предстояла защита.
     Еще надо было утвердить «ведущую организацию». Что это такое, мне было не очень понятно, но ни МГИМО, ни ИЭМСС ей быть уже не могли. В итоге на кафедре мне единодушно рекомендовали ВНИКИ (Всесоюзный научно-исследовательский конъюнктурный институт). Судя по всему, по той причине, что он входил в систему родственного Министерства внешней торговли.
     Теперь можно было вставать в очередь на защиту. Специализированный совет обычно собирался раз в месяц. На одном заседании обсуждались две кандидатские диссертации или одна докторская. В ноябре 1979 года меня записали на март следующего.
     Оставалось издать автореферат, то есть краткое изложение диссертации. Учитывая мой статус «чужака» и вечную в нашей стране проблему с бумагой, напечатать его в академическом институте отказались и посоветовали обратиться «туда, где диссертация была подготовлена». Ученый секретарь МГИМО располагался в крошечном кабинете на одном этаже с ректоратом. Это был высокий, но плотный мужчина с низким строгим голосом. Хотя мы были практически незнакомы, мне почему-то казалось, что он меня недолюбливает. Прочитав заявку, которую я принес ему на подпись, коллега с брезгливым недоумением поинтересовался: «И с какой это стати мы должны печатать ваш автореферат? Где защищаетесь, там и печатайте!»
     Пришлось в очередной раз обращаться к проректору по науке. Наталья Павловна мягко пожурила сурового радетеля буквы закона, заметив: «Ну, что Вы, это же наш аспирант!» После чего ученый секретарь с видимым неудовольствием завизировал мою заявку. Отныне у него появилась вполне уважительная причина относиться ко мне с неприязнью.
     Дальнейшая процедура включала в себя изготовление контрольного экземпляра, который следовало «залитовать», то есть получить разрешительный штамп в Главлите. Никаких стратегических секретов в моём автореферате цензор не обнаружил, и в середине декабря я получил в типографии вожделенные 100 экземпляров тонкой брошюрки на десяти листах. Штук восемьдесят из них надо было разослать по библиотекам, а также по организациям, каким-либо образом связанным с темой диссертации. Длинный список мне вручила в ИЭМСС учёный секретарь совета Марина Евгеньевна Тригубенко.
     Одновременно с этим она сообщила мне забавную новость: из-за технической ошибки, допущенной при оформлении протокола, мне придется пересдать кандидатский экзамен по специальности. Я не стал углубляться в подробности, тем более что Марина Евгеньевна, постоянно извиняясь, многократно повторила: «Это наша вина». Не откладывая в долгий ящик, мы сразу же согласовали дату испытания.
     Таким образом, я вновь предстал перед теми же строгими экзаменаторами, но теперь уже в гордом одиночестве. Передо мной разложили билеты и предоставили полчаса на подготовку. Кстати, на этот раз мне даже в голову не пришло что-то предварительно почитать. Между тем, Григорий Михайлович Прохоров был серьезно настроен выслушать мои ответы на вопросы билета. К счастью, на правах старшего по должности его перебил Микульский. Он выразил уверенность в том, что мои знания за прошедшее время стали обширнее и глубже, после чего объявил отличную оценку.
Не знаю, поставил ли я рекорд, достойный книги Гиннеса, но о другой троекратной успешной сдаче  одного и того же кандидатского экзамена мне слышать никогда не приходилось.

(1) В годы перестройки Н.П.Шмелёв приобрёл широкую известность благодаря своим публицистическим выступлениям в прессе. Пикантные подробности его биографии сегодня каждый может узнать благодаря интернету.

Москва, ноябрь 2018