Изобретение Стефана2

-2-
Уже почти месяц нет никаких вестей от Альберта. Понемногу Вероника начала успокаиваться, сделав вывод, что ее коллега одумался и оставил свою безумную идею, которая вполне могла свести его в могилу.
Она пристально наблюдала за его поведением, пытаясь выявить что-то подозрительное, уловить хоть намек на то, что он собирается совершить задуманное.
Но поведение этого мужчины, способного стойко отражать атаки расспросов Вероники, оставалось непоколебимым. Таким же непоколебимым, как и его намерения.

***
Ключ вошел в замочную скважину и двойным поворотом запер дверь. По коридору разносился топот шагов и пара фигур отбрасывала длинные тени, порожденные тусклым светильником, расположенным над входом в помещение.
-Знаешь, я очень благодарен тебе за помощь,- раздался голос одного из идущих.
-Мне и самому интересно, что из этого выйдет,- разлился эхом бас второго.
В правом крыле громко захлопнулась дверь, заставив молодых людей вздрогнуть от неожиданности. В чемоданчике, который нес второй, зазвенело стекло.
-Аккуратно, ты же не хочешь разбить пробирки? Не зря же мы три недели корпели,- произнес его товарищ.
-Не перебьются, еще и в запасе останется: твоя маленькая женушка с синдромом гиперопеки вряд ли согласится на это.
-Тут я с тобой соглашусь. Сейчас она принципиально будет против, но рано или поздно она сдастся, уж поверь мне.
-Поживем-увидим. Завтра в это же время в моем кабинете, верно?
-Абсолютно.
Пара ученых была в предвкушении следующего вечера, хоть каждый из них старался этого не показывать. Шаги затихали. Фигуры отдалялись от запертой двери с табличкой «лаборатория».

***
После встречи с Бориславом Альберт побрел домой, созерцая густой снегопад, сеющийся с неба, словно миллионы ледяных звездочек. Пересекая заснеженную улицу, он набрал номер из списка контактов. Длинные гудки доносились из динамика, подобные сигналу автомобиля, несущегося по встречной полосе.
Представив это, Альберт невольно огляделся по сторонам. Дорога была пуста. На ней не было машин, готовых столкнуться друг с другом или сбить пешехода на полном ходу.
Внезапно его беспокойство улетучилось, он глядел на невесомые хлопья снега, освещенные уличным фонарем и падающие на все, что окружало его, укрывая собою все тревоги и переживания.
Протяжные гудки прервал звонкий девичий голос.
-Здравствуй, Мирослава. Извини, если разбудил. Завтра в десять вечера я буду ждать тебя у входа в центр. Очень важно, чтобы ты не опоздала.
-Поняла. В десять буду как штык. До встречи!

***
Иссиня-черное полотно нависало над атмосферой Земли , не пропуская света ни единой звездочки, словно их все разом отключили, словно этот город питался их светом, озаряя яркими огнями улицы. С голографических вывесок глядели роботы-уборщики, роботы-няни, роботы-садовники, переливаясь всем спектром радуги и рекламируя себя как инновационное открытие, способное в разы облегчить жизни всего человечества.
Шум и суета наполняли собой улицы, полные мерцающих огней. Рев автомобильных двигателей, звон клаксонов, смех и разговоры людей, музыка и топот сотен пар подошв сливался в неразберимый гул ночной столицы. Сотни людей наполняли ее, создавая рутинно-уютную суету, шагая по этим улицам, живя и наслаждаясь, пользуясь новейшими открытиями в научной сфере, но не задумываясь о том, что за этим стоит. Они не вдавались в подробности процесса разработки какой-то очередной безделушки, работающей на их комфорт. Они не имели понятия, что совсем скоро на свет могут появиться усовершенствованные умы, готовые творить во благо общества, готовые создавать поистине грандиозные вещи, способные изменить чью-то судьбу.
Лишь один человек среди всей этой толпы не наслаждался светопредставлением и не был поглощен этой радужной повседневной суетой. Ее слух не улавливал бесконечный гомон. Он заглушался громким и тяжелым биением сердца, бешено пульсирующего и готового вырваться наружу от волнения.
На часах без двадцати десять. Совсем скоро ее жизнь может кардинально  измениться: она станет первым человеком из ныне живущих, усовершенствовавшим свой интеллект. В голове крутилось множество возможных вариантов событий, каждый из который так или иначе удовлетворял ее. Всей душой она надеялась на любой успешный исход, который мог стать отличным шансом для новых начинаний.
Оставив позади густые толпы людей, Мирослава вышла на полупустую улицу и направилась прямиком ко входу научно-исследовательского центра «Сфера». Сейчас она встретит высокого мужчину с кудрявой шевелюрой, они поднимутся на 4 этаж, зайдут в кабинет одного из сотрудников  и сделают то, о чем договаривались.
Повлиять на Альберта Мирославе было несложно: она отлично распоряжалась своим обаянием и умела в нужный момент им воспользоваться. Сильно утруждаться не требовалось: достаточно было пропеть обо всех плюсах модификации его отца, посмотреть на него взглядом самой преданной собачки и подобрать нужные слова, чтобы он растаял и согласился на все, что ее душе угодно.
Десять минут одиннадцатого, контрольно-пропускной пункт «Сферы». В последних окнах, огоньками светящихся на фоне большого здания, погас свет: работники уходят домой.
Пятнадцать минут: Альберта нет. Мирослава набрала его номер, ответ последовал почти сразу:
-Мирослава, я скоро буду. Забыл дубликат ключа. Буквально три минуты, не заходи без меня- тебя не пропустят.
***
Альберт открыл кабинет Борислава копией ключа, предназначенной именно для того, что они с Мирославой собираются сделать. Нужно действовать быстро: служащий этого кабинета вместе со своей пунктуальностью подойдет за 10-15 минут до назначенного времени.
Молодая зеленоглазая девушка сидела в кресле с прикрепленными к груди, запястьям и голове электродами, которые отслеживали ее сердечный ритм и мозговую активность. Кардиограф вел запись сердечных сокращений, отплясывая возрастающе-понижающейся бегущей зеленой линией, а колебания усовершенствованного электроэнцефалографа давали точнейший отчет о состоянии головного мозга.
Альберт провел премедикацию, после чего сердце Мирославы стало стучать размеренно, тревога понемногу улетучилась,  конечности стали ватными, а внимание рассеялось.
Доктор держал в трясущейся руке шприц, наполненный бледно-розовой прозрачной эмульсией, слегка переливающейся перламутром. Альберт туго затянул жгут выше локтевого сгиба руки пациентки, обработал намеченное для укола место антисептиком и приставил толстую иглу к участку кожи, на котором проглядывала набухшая вена. В его висках пульсировала горячая кровь, на лбу выступили капельки пота, а влажные и дрожащие руки с трудом удерживали, казалось, неподъемный шприц.
Он сделал глубокий вдох, прикрыл глаза и на мгновение задержал воздух в легких, затем выдохнул и посмотрел на перетянутую жгутом руку.
Кончик иглы проткнул натянутую кожу, и через него содержимое шприца поступило в вену. Вскоре сыворотка полностью растворилась в крови Мирославы, протекая во всем теле и питая собою мозг.
Альберт глядел на свою пациентку огромными глазами:
-Ну, что ты чувствуешь?
-Дышать тяжело и ощущение ест, будто давление повышено, а так вроде ничего,- Мирослава начала стягивать электроды и головы, но что-то ей помешало. Ее рука застыла в  одном положении. Она не могла пошевелить ею, ни одним ее пальцем; даже моргнуть не удавалось.
Колебания на электроэнцефалографе начали неистово возрастать. Они становились сильнее и сильнее, доходя до наивысшей точки и резко снижаясь. Этот прибор показывал непрерывно меняющиеся данные, в то время как на мониторе кардиографа произошло лишь одно изменение: ломаная линия стала прямой, идеально ровной полосой, свидетельствующей о том, что сердце этой молодой рыжеволосой девушки отстучало. В момент этого изменения она, обездвиженная, повалилась на кресло. Она лежала абсолютно расслабленно, направив куда-то пустой взгляд  малахитовых глаз, без единого признака жизни. Лишь мозговая активность на показателях прибора зашкаливала, то поднимаясь до максимума, то опускаясь. Ее мозг работал очень странным образом, в то время как сердце стояло.
Лицо Альберта посерело. Он буквально не чувствовал рук и ног, да и вовсе словно не был причастен к происходящим в этом мире событиям. Несколько мгновений он стоял неподвижно, как будто был не отсюда. Но внезапно он все осознал: вся ответственность лежит на нем. Он затеял это, он изготовил модификацию, он вживил ее Мирославе. Это он убил ее.
На автомате он подошел к ней и попытался прислушаться, услышать хоть один удар сердца. Тишина.
Следуя своему опыту в подобных ситуациях, он принялся делать непрямой массаж сердца, сопровождаемый искусственной вентиляцией легких.
Прошло семь минут. Альберт порядком устал, но он этого не чувствовал. Самым важным для него было сделать все возможное, чтобы Мирослава вздохнула, чтобы хоть один раз ее сердце обнадеживающе стукнуло. Но оно молчало.
Молчало точно так же, как вошедший в кабинет Борислав. Достаточно было осознать, что девушка без сознания, а его друг пытается завести ее сердце - он пулей выбежал из кабинета.
Спустя пару минут он с ужасом в глазах посмотрел на электроэнцефалограф, но ничего не сказал. Сейчас было не время что-либо говорить. Он подключил дефибриллятор к сети и передал его Альберту. На сердце Мирославы подействовал электрический разряд. Затем еще один. И еще. Ответа не было.
Друзья не прекращали реанимацию, пока Альберт не взглянул на часы и произнес:
-Уже тридцать четыре минуты.
Он отложил дефибриллятор. Не было смысла продолжать, он знал это. Но было огромное желание. Он был готов реанимировать ее до тех пор, пока бы она не очнулась, пусть это заняло бы целые сутки. Но он знал, что это невозможно.
Борислав молча смотрел на электроэнцефалограф, вслушиваясь в протяжный писк, что отражал сердечный ритм девушки, лежащей в высоком кожаном кресле. Девушки, что первая из ныне живущих пыталась усовершенствовать свой интеллект путем вакцинации. Той, чьи глаза отражали холодный свет и не видели больше ничего.
Борислав чувствовал, словно его сердце сжали тисками, а вокруг шеи туго повязали раскаленную цепь, которая с каждой секундой затягивалась все сильнее, не давая сделать вдоха.
Он уже не отличал звон в собственных ушах от писка кардиографа. Он  был невыносимо зол. Его друг, стоявший перед ним в смятении, был для него красной тряпкой. А сам он-быком.
Еще несколько секунд. Он закрывает глаза и видит, как бьет Альберта затылком о стену. Бьет сильно, с несдерживаемой жестокостью, совершенно забыв о крепкой дружбе. Бьет, бьет, бьет, пока кровавое пятно не украсит  стену кабинета. Он заслужил это. Сейчас Борислав это сделает.
Он сжал кулаки и открыл глаза. Слезы наполняли их и размывали видимость. Но он различал перед собой фигуру, к которой готов был направиться.
Шаг. Второй. Звон в ушах стал невыносимым, буквально достигал своего пика, сводил его с ума, мешая координации. И вдруг преломился.
Затем тишина.
Снова писк и снова тишина. Раз за разом.
Осознание пришло не сразу: он заметил, как Альберт рванул к приборам и лишь потом сам обратил на них внимание.
На электроэнцефалографе произошел сбой. Он больше ничего не показывал и, вроде, не работал вовсе. Но со стороны доносился прерывистый писк.
Оно завелось само по себе. Оно снова работало, стучало, словно и не останавливалось.
Борислав разжал кулаки. Слезы, наполнявшие его глаза, преодолевая нижние веки, стекали по лицу.