Рудаки

Рудаки


Абу; Абдуллах Джафар ибн Мухаммад Рудаки (перс. ;) — персидский поэт и учёный, основоположник персидской и таджикской классической литературы. Один из первых известных персидских поэтов, начавший сочинять стихи на новоперсидском языке. Считается «отцом персидской поэзии», который стоял у истоков литературы на этом языке. (Поэт был слеп)



"[Носил] я чарыки, [ездил] на осле, а теперь достиг того,
Что признаю китайские сапоги и арабского коня.»



(ок. 860–941)
1—17. Переводы С. Липкина; 18–29. Переводы В. Левика


Будь весел с черноокою вдвоем,
Затем, что сходен мир с летучим сном.
Ты будущее радостно встречай,
Печалиться не стоит о былом.
Я и подруга нежная моя,
Я и она — для счастья мы живем.
Как счастлив тот, кто брал и кто давал,
Несчастен равнодушный скопидом.
Сей мир, увы, лишь вымысел и дым,
Так будь, что будет, насладись вином!





По струнам Рудаки провел рукой.
Запел он о подруге дорогой.
Рубин вина — расплавленный рубин,
Но и с губами схож рубин такой.
Одна первооснова им дана:
Тот затвердел, расплавился другой.
Едва коснулся, — руку обожгло,
Едва пригубил, — потерял покой.
6
Мою Каабу превратила ты в христианский храм,
В неверии друзей лишила, зачем — не знаю сам,
А после тысячи поклонов кумиру моему,
Любовь, я стал навеки чуждым всем храмам и богам.[2]
7
Прелесть смоляных, вьющихся кудрей
От багряных роз кажется нежней.
В каждом узелке — тысяча сердец,
В каждом завитке — тысяча скорбей.
8
Прекрасен день весны — пахучий, голубой,
Но мне милее ночь свидания с тобой.
9
Ты со мной, но я боюсь: уйдешь ты на мою беду.
Днем часам веду я счет, а ночью звездам счет веду.
10
Не любишь, а моей любви ты ждешь.
Ты ищешь правды, а сама ты — ложь.
11
Только тот, кто пьян любовью, понял, что такое хмель,
Перенес ты бед немало, но такой не знал досель.
12
Ты не газель: в мои тенёта пришла, сама того желая,
Ты не ищи освобожденья; не вырывайся, дорогая!
13
Да не будет в мире сердца, что ее не жаждет страстно,
Да земли не будет в мире, что не будет ей подвластна!
14
Я всегда хочу дышать амброю твоих кудрей.
Нежных губ твоих жасмин дай поцеловать скорей!
Всем песчинкам поклонюсь, по которым ты прошла,
Бью почтительно челом пыли под ногой твоей.
Если перстня твоего на печати вижу след,
Я целую то письмо, что вселенной мне милей.
Если в день хотя бы раз не дотронусь до тебя,
Пусть мне руку отсекут в самый горестный из дней!
Люди просят, чтобы я звонкий стих сложил для них,
Но могу я лишь тебя славить песнею моей!



Лицо твое светло, как день из мертвых воскресенья,
А волосы черны, как ночь не знающих спасенья.
Тобою предпочтен, я стал среди влюбленных первым,
А ты красавиц всех стройней, а ты — венец творенья.
Кааба — гордость мусульман, а Нил — сынов Египта,
А церкви — гордость христиан, есть разные ученья,
А я горжусь блистаньем глаз под покрывалом черным.
Увижу их — и для меня нет радостней мгновенья.
16
Лишь ветерок из Бухары ко мне примчится снова,
Жасмина запах оживет и мускуса ночного.
Воскликнут жены и мужья: — То ветер из Хотана,
Благоуханье он принес цветенья молодого!
Нет, из Хотана никогда такой не веет ветер,
То — от любимой ветерок, и нет милее зова!
Ты далеко, но твой наряд мне снится на рассвете
В мечтах — в объятьях ты моих, краса всего земного!
Мы знаем: свет звезды Сухейль приходит из Йемена, —
Ищу тебя, звезда Сухейль, средь звездного покрова!
О мой кумир, я от людей твое скрываю имя,
Оно — не для толпы, оно — не для суда людского,
Но стоит слово мне сказать, — хочу иль не хочу я, —
Заветным именем твоим становится то слово.
17
Слышу два великих слова, — и страдаю, оскорбленный,
Их впустую чернь склоняет, не постигнув их законы.
О красавице прекрасной говорят: — Она прекрасна!
Кто влюблен, того влюбленным кличет голос изумленный.
Это больно мне, подруга, ибо только ты — прекрасна,
Это больно мне, страдальцу, ибо только я — влюбленный.
18
Только раз бывает праздник, раз в году его черед, —
Взор твой, пери, праздник вечный, вечный праздник в сердце льет.
Раз в году блистают розы, расцветают раз в году,
Для меня твой лик прекрасный вечно розами цветет.
Только раз в году срываю я фиалки в цветнике,
А твои лаская кудри, потерял фиалкам счет.
Только раз в году нарциссы украшают грудь земли,
А твоих очей нарциссы расцветают круглый год.
Эти черные нарциссы, чуть проснулись — вновь цветут,
А простой нарцисс, увянув, новой жизнью не блеснет.
Кипарис — красавец гордый, вечно строен, вечно свеж,
Но в сравнении с тобою он — горбун, кривой урод.
Есть в одних садах тюльпаны, розы, лилии — в других,
Ты — цветник, в котором блещут все цветы земных широт.
Ярче розы твой румянец, шея — лилии белей,
Зубы — жемчуг многоценный, два рубина — алый рот.
Вьется кругом безупречным мускус локонов твоих.
В центре — киноварью губы, точно ярко-красный плод.
Ты в движенье — перепелка, ты в покое — кипарис,
Ты — луна, что затмевает всех красавиц хоровод.
Ты — луна в кольчуге страсти и с колчаном нежных стрел,
Перепелка — с кубком хмельным, кипарис, что песнь поет.
Не цепями приковала ты влюбленные сердца —
Каждым словом ты умеешь в них метать огонь и лед…
19
О ты, чья бровь — как черный лук, чей локон петлею завит,
Чьи губы красны, как рубин, нежнее шелка пух ланит!
Тюльпаном расцветает шелк, и пахнет мускусом аркан,
Лук мечет стрелы галие, и жемчуга рубин таит.
Под сводами бровей цветут нарциссы огненных очей.
Но пышный гиацинт волос в их завитках покуда скрыт,
Твоих кудрей волнистый шелк волшебник мускусом натер
И губы в сахар обратил, чтоб влажный лал не знал обид.
О, сколько раз я в сеть любви смятенным сердцем попадал!
О, сколько раз я, как змеей, был страстью пламенной обвит!
Но гибели я не страшусь, хоть вижу гибельную сеть,
Не замечаю смертных уз, хотя и мне аркан грозит.
Твой взор — двойник души твоей, он тем же полон волшебством.
Мой стан — двойник твоих кудрей, в том горький мой и сладкий стыд.
Но стан и кудри — что роднит? — Дугой согбенная спина!
Но взор и душу — что роднит? — Желанье, что тебя томит!
Не Заратуштры ли огонь пылает на твоих щеках?
Не мускус ли и галие твоих кудрей поток струит?
Кудрями сердце отняла, его глазам ты отдала.
Моя душа полна тоской, но сердце радостью горит…
20
Я потерял покой и сон — душа разлукою больна,
Так не страдал еще никто во все века и времена.
Но вот свиданья час пришел, и вмиг развеялась печаль, —
Тому, кто встречи долго ждал, стократно сладостна она.
Исполнен радости, я шел давно знакомою тропой,
И был свободен мой язык, моя душа была ясна.
Как с обнаженной грудью раб, я шел знакомою тропой,
И вот навстречу мне она, как кипарис, тонка, стройна.
И мне, ласкаясь, говорит: ты истомился без меня?
И мне, смущаясь, говорит: твоя душа любви верна?
И я в ответ: о ты, чей лик затмил бы гурий красотой!
О ты, кто розам красоты на посрамленье рождена!
Мой целый мир — в одном кольце твоих агатовых кудрей,
В човганы локонов твоих вся жизнь моя заключена.
Я сна лишился от тоски по завиткам душистых кос,
И от тоски по блеску глаз лишился я навеки сна.
Цветет ли роза без воды? Взойдет ли нива без дождя?
Бывает ли без солнца день, без ночи — полная луна?
Целую лалы уст ее — и точно сахар на губах,
Вдыхаю гиацинты щек — и амброй грудь моя полна.
Она то просит: дай рубин — и я рубин ей отдаю,
То словно чашу поднесет — и я пьянею от вина…
Казалось, ночью на декабрь апрель обрушился с высот,
Покрыл ковром цветочным дол и влажной пылью — небосвод.
Омытые слезами туч, сады оделись в яркий шелк,
И пряной амбры аромат весенний ветер нам несет.
Под вечер заблистал в полях тюльпана пурпур огневой,
В лазури скрытое творцом явил нам облаков полет.
Цветок смеется мне вдали — иль то зовет меня Лейли.
Рыдая, облако пройдет — Маджнун, быть может, слезы льет.
И пахнет розами ручей, как будто милая моя
Омыла розы щек своих в голубизне прозрачных вод,
Ей стоит косу распустить — и сто сердец блаженство пьют,
Но двести кровью изойдут, лишь гневный взор она метнет.
Покуда розу от шипа глупец не в силах отличить,
Пока безумец, точно мед, дурман болезнетворный пьет,
Пусть будут розами шипы для всех поклонников твоих,
И как дурман, твои враги пусть отвергают сладкий мед…
22
Тебе, чьи кудри точно мускус, в рабы я небесами дан,
Как твой благоуханный локон, изогнут мой согбенный стан.
Доколе мне ходить согбенным, в разлуке мне страдать доколе?
Как дни влачить в разлуке с другом, как жить под небом чуждых стран?
Не оттого ли плачут кровью мои глаза в ночи бессонной?
Не оттого ли кровь струится потоком из сердечных ран?
Но вот заволновалась тучка, как бы Лейли, узрев Маджнуна,
Как бы Узра перед Вамиком, расцвел пылающий тюльпан.
И солончак благоухает, овеян севера дыханьем,
И камень источает воду, весенним ароматом пьян.
Венками из прозрачных перлов украсил ветви дождь весенний,
Дыханье благовонной амбры восходит от лесных полян.
И кажется, гранит покрылся зеленоблещущей лазурью,
И в небесах алмазной нитью проходит тучек караван…
23
Самум разлуки налетел — и нет тебя со мной!
С корнями вырвал жизнь мою он из земли родной.
Твой локон — смертоносный лук, твои ресницы — стрелы,
Моя любовь! Как без тебя свершу я путь земной!
И кто дерзнет тебя спросить: «Что поцелуй твой стоит?» —
Ста жизней мало за него, так как же быть с одной?
Ты солнцем гордой красоты мой разум ослепила.
Ты сердце опалила мне усладою хмельной.
24
О пери! Я люблю тебя, мой разум сокрушен тобой,
Хоть раз обрадуй Рудаки, свое лицо ему открой.
Ужель так тягостно тебе открыть лицо, поцеловать
И так легко меня терзать, губить навеки мой покой?
Что для меня легко — тебе великим кажется трудом,
Что тяжело мне, то тебе забавой кажется пустой.
25
Аромат и цвет похищен был тобой у красных роз:
Цвет взяла для щек румяных, аромат — для черных кос.
Станут розовыми воды, где омоешь ты лицо,
Пряным мускусом повеет от распущенных волос.
26
Если рухну бездыханный, страсти бешенством убит,
И к тебе из губ раскрытых крик любви не излетит,
Дорогая, сядь на коврик и с улыбкою скажи:
«Как печально! Умер бедный, не стерпев моих обид!».
27
Моя душа больна разлукой, тоской напрасной ожиданья,
Но от возлюбленной, как радость, она приемлет и страданья.
Тебя ночами вспоминаю и говорю: великий боже!
Отрадна и разлука с нею, каким же будет день свиданья!
28
К тебе стремится прелесть красоты,
Как вниз поток стремится с высоты.
29
Поцелуй любви желанный, — он с водой соленой схож.
Тем сильнее жаждешь влаги, чем неистовее пьешь.