Сердце
Так Тиберт закончил читать сказку своему сыну, с удовольствием замечая, что ближе к ее окончанию ребятенок, теплый как цыпленок, уже дремал.
Недавний чтец сказки задумался и стал вспоминать как со вчера на сегодня, в момент ночи, когда он прибывал в таком же точно, как сейчас у сына, состоянии дремы, Тиберт вынужден был общаться с пришедшим к нему в темное время суток Иноземцем, сказавшим, что он-де – посланник Пространства между мирами, что Тиберт избран Советом Пространства для того, чтобы стать частью их миролокации, по факту чего перестанет болеть, стареть, нуждаться в деньгах и ему совсем не нужно будет умирать, одна деталь –жену и сына, друзей, текущие интересы необходимо будет оставить, забыть, просто исчезнуть из жизни семьи и близкого круга лиц, будучи стертым словно стихи, рожденные из-под карандаша, ластиком с бумаги. Тиберт не знал правдиво или нет было то, что ему на тот момент мнилось, слышалось, бред это или быль, точно так же как не знал, есть или нет музыка в звуке, получаемом при контакте сильного ветра с полиэтиленовым пакетом, не знал, но от тогда предложения отказался, о чем, казалось, не жалел, однако все же размышлял и думал-самовопрошался - хотел бы снова оказаться в этом сне-дреме или нет.
Захотелось есть, но если в такой час устроить себе трапезу – подобный прием пищи может не принести радости вкуса и чревоугодия, так как не всем и не всегда приятно питаться «одинокой» едой, а одиночества конкретно сейчас не хотелось, как и слез в коньяке. Также не хотелось вечно грязных ног, поломки подарков по факту отъезда из города обитания тех, кто эти подарки подарил. Зато, стоя на пятидесятом этаже одного из лучших, высочайших домов города и смотря из панорамных окон собственной квартиры на город, отчего-то хотелось попасть в жилище дОма напротив, дОма – одного среди подобных, старых, низкоэтажных и несуразных, но, как помнилось, уютных, теплых, «ретроламповых». Люди там тоже иногда смотрели на здание, где жил Тиберт, видели (многие, наверное, даже и в телескопы да бинокли), что на некоторых этажах проходят вечеринки, снимают видео, берут интервью; видящие это хотели обратного тому, чего вдруг вздумалось возжелать Тиберту, у всех были своих «хочу» и «не хочу». Но жизнь вносит свои коррективы, определяя чему быть и чего не миновать…
…Янтас с удивлением обдумывала озвученную ей причину смерти Тиберта – врачи говорили совсем уж какую-то ерунду-рениксу, будто умер ее муж из-за того, что все органы в его организме смяло и заменило собой сердце, став настолько большим, что сердцу этому просто не хватило места, в связи с чем оно и остановилось, «ощутив», что расти ему больше некуда, не смирившись с ограничениями. Янтас подумала, что если допустить озвученную причину смерти как действительную, то сердцу, в какой-то момент, скорее всего просто стало одиноко там, где амбициями своего роста оно извело иных «соседей», до которых ранее не было дела.
Конечно же Янтас заметила, что за последнее время Тиберт стал еще добрее, душевнее, чем был раньше, однако, по здравому размышлению, все же как может сердце разрастаться и давить собою другие органы, а человек, при этом, нормально жить и ни на что не жаловаться? Ни на то, что в груди колет, ни на то, что сердце ноет? Похоже на чушь. И все же вскрытие есть вскрытие, для кого оно – дополнительный шок к шоку уже пережитому от потери любимого мужа, а для кого-то – занимательный факт и потенциальная научная награда, чуть ли не премия Нобеля.
Это звучало, да и, наверное, читалось, очень недурственно, литературно – растущее сердце и «прибывающая, убивающая доброта», однако легче от «литературности» не было, аллегорически произошедшее не воспринималось и вовсе не согревало зябнущие пальцы. С годами Янтас научилась жить со смертью мужа, видя его в сыне.
Сын же Тиберта- Роберт, узнав от матери о причине смерти отца, по всей видимости не смог спокойно пережить утраты, иначе чем объяснить тот факт, что повзрослев, Роберт выучился и стал кардиохирургом; всю жизнь любил засыпать под запись звука биения здорового сердца; из еды большую часть жизни наиболее всего предпочитал употреблять сердца разных зверей и питал нездоровую привязанность к «валентинкам» на День святого Валентина, которые никогда не выбрасывал?
Кто-то однозначно свяжет дальнейший ход жизни Роберта после момента, когда Янтас сообщила ему столь шокирующее известие, с утратой отца и необычными обстоятельствами, этой смерти сопутствовавшими, кто-то другой посчитает, что странности Роберта никак не связаны с уходом Тиберта и всем прочим, с этим связанным. Считать как считается, не обременяясь «счетом-считанием» других – иногда нормально.
Когда Роберт уже не смог работать кардиохирургом, для прожитья до «стариковского периода» он открыл точку по продаже шавермы, но шаверму продавал лишь с сердечками свиней, коров и куриц в качестве начинки, чем снискал любовь определенного рода гурманов.
Безусловно, у большинства людей в наличии множество странностей, так, существуют люди, записывающие в отдельную тетрадку привкусы, которые почувствовали в тех или иных употребленных продуктах (как то - «привкус труб» в пиве или привкус крови в шоколаде и т. п.). Но о подобных странностях мало кто знает, другое дело Роберт – в «пенсионный период жизни» он стал местной диковинкой – старик из любых материалов (дерево, метал, пластик) изготавливал сердца и, гуляя, раздаривал их прохожим своего района проживания, а на Дни святого Валентина бесплатно катал людей на воздушном шаре в форме сердца, созданном собственными руками на собственные же средства Роберта.
Радуя незнакомцев, сам сын Тиберта и Янтас особенно тяжело переживал весну – время, когда снег сходил, обнажая асфальт, женские ноги и душевное смятение, озаренное светом чего-то возможного, но не случившегося. С конца марта и до конца мая Роберт поднимал голову к небосводу, словно бы стремясь увидеть в пористых стежках кокосовой нити облаков по ткани неба нечто, что могло бы успокоить его истово бьющееся сердце, став откровением и озарением.
И все же Роберт прожил долго, умерев лишь в 90 лет, странные вещи обычно «служат» дольше – взять, к примеру, ту же посуду аляповатой раскраски, которую никто особо не жалует, но по привычке использует; Роберт тоже по своему был необычной, странной вещью-человеком – такие люди запоминаются, даже если не знать отчего они ведут себя так, как ведут; потом о таких создают мемориальные музеи, пока живут - эти люди никого не судят, не вешают ярлыков, а после их смерти знакомым с ними или знавшим о них хорошее становится как-то темнее внутри и вокруг, одолевает ностальгическая грусть, пусть даже на небе прибавляется еще одно облако (в случае Роберта – в форме сердца). Но ушедшие не вернуться, оставив лишь печаль, подобную той, которую испытываешь, осознав факт недооценки возможности проводить больше времени с человеком, который долгое время был всегда сравнительно рядом и доступен, а теперь далеко – где-то в другом городе.
Свидетельство о публикации №219041200697