Последний переход Ташкента. Инструментальная пьеса

 Памяти командира лидера «Ташкент»
Василия Николаевича Ерошенко и его экипажа

ПАРТИЯ В ЧЕТЫРЕ РУКИ

По-французски если «пьеса»,
Изначальный смысл – «кусок».
Хоть мелодии без веса,
М. Равель их взвесить смог.
Cмог, игру воды представить.
Что о море нам добавить?

Только пьесы – жанр отдельный,
Заурядность – пьесы цель
В нотах опыт самодельный,
Как избегнуть в звуках мель.
Здесь мелодии другие.
Это – будни бытовые.

В нашей пьесе нет героя,
Севастополь, вот герой.
Сквозь лазурь Тавриды с воем
Цвет люфтваффе шёл на бой.
Ас в нём каждый экипаж.
Три захода в день вояж.

Сорок юнкерсов конвейер,
В нём – полёт за новым грузом.
Семь минут их путь на север,
Коль из свалки с целым пузом.
Бой вертелся три часа,
Четверых сняла коса.

Но лишь трое цель достигли.
Взрыва три, убито тридцать.
Тысяч души не погибли,
Моряки смогли отбиться.
А теперь примите пьесу.
Как прорвали бомб завесу!

В ней Штурвал и Телеграф,
Инструменты управленья,
Входят в роль не на словах.
В их приказах путь спасенья.
С Камышовой переход
На Кавказе спас народ.

ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ ШТУРВАЛА

Знал одну любовь старшина лихой,
Коля Ковалёв, старший рулевой.
Командир штурвал уважал вдвойне,
Встретив пенный вал и не на войне!

В тот последний наш бой и переход
Вырос экипаж, был везде народ.
Лишь один был туз, вяли всех, кто был.
Для двоих был груз, на одном уплыл!

«Безупречного» помнит Ай-Tодор,
Взрыв от бомб его помнит эхо гор.
Там в аду огня и за бортом, вплавь,
Немчуру кляня, умирали въявь!

Взяли мы их кош, как не взять такой,
Берег рядом сплошь вёл последний бой.
Там, где руль, эгей!, ахтерпик отсек.
Матерей, детей – двадцать человек!

Там, где руль не зря, там моя судьба,
А в ночи заря, а в ночи пальба.
Знайте нынче, вы, что в последний раз
Выполняли мы на прорыв приказ!

***
Александр Матвеич Еремеев
Отвечал за курс и за меня.
«Не пройти…» – сказал он, сожалея,
Ветер, что на камни гнал, виня.
Гложет командирская забота.
«Штурман, тут моя теперь работа!»
Другом Телеграфом так сработал,
Что корму, где руль, от скал убрал.

Как разведчик в море нас заметил,
Был уже рассвет и пятый час.
Командир чайком людей приветил
И расслабиться отдал приказ.
Знает он, что скоро будет туго,
Старт моторам дан в рассветной мгле.
И сказал сигнальщику, как другу:
«Китель новый нужен очень мне».

Новый китель ладит командир,
Все, гляжу, пошли переодеться.
Робы прочь, даёшь на бой мундир!
Мне придётся нынче повертеться.
Вызывает мостик пушкарей.
«Вы вчера, ребята, перебрали,
Вам сегодня надо быть скромней.
Вам приказ, чтоб скупо воевали».

Уточняют им, бить, кто в атаке,
И не увлекались, чтоб стрелять.
А на тех, кто не в пике, не в драке,
Можно время вовсе не терять.
Пушкари ребята боевые,
Знали, что в стволах у нас защита.
Только не одни они такие,
Подвигов сегодня всем досыта.

***
Сыграли в пять пятнадцать боевую.
Ребята, чёрный справа, белый слева,
Играют с Николаичем в такую
Игру, чтоб не было пике поклёва.

И вот:«Подходит к точке для пике!»
То чёрный крикнул, сразу после – белый!
«Вошёл в пике!» – и мы накоротке.
«Сброс!…» Сбросил левый, правый не заело.

Летят!.. И крутит Ковалёв на борт.
Уводит командир корабль от пары.
Эх, далеко Новороссийска порт,
Дойдём туда иль нет, а всё со славой!

***
Бывало раньше мне такое,
Рекорд – минут пятнадцать!
Но передышки есть у боя,
Чтоб с мыслями собраться.

А здесь не видно передышек,
Идут конвейером пары.
Тут начитались немцы книжек,
Приняв расчётов чары.

Расчёт такой – угробить нас,
Не первой, значит – сотой.
И вот проходит первый час
Проклятой той работы.

От тяжких бомб столбы воды,
Столбы, как скалы суши.
Но мы уходим от беды,
Идём в их страшном душе.

Осколки падают с водой,
Ручьи вокруг текут.
Но вот пришёл удар с бедой,
Наш бег направо крут!

«Корабль не слушает руля!»
Доклад, как приговор.
Не провернуть вдвоём меня,
Я лишний с этих пор.

Затоплен румпельный отсек,
Погибли все, кто там.
Когда бессилен человек,
Господь поможет нам!

***
И Он помог, но только, вот, не сразу.
Сподобился на крепость испытать.
Заклинен руль, то ход потерян сразу,
И нам ударов бомб не избежать.
 
Но я рассказывать о них не стану.
О них расскажет Телеграф, мой друг.
Взрыв сотки у кормы, её фонтану
Обязаны, что руль на месте вдруг!

Удар гидравлики в перо, и вот
Тот сразу встал, хоть клином, но на место.
И снова наш корабль прибавил ход,
Теперь встречай помощника невеста…

ПРОЩАНИЕ ТЕЛЕГРАФА.

И я, потомки, с вами попрощаюсь.
Но если жив, и за двух я отбиваюсь

Мой друг Штурвал погиб в расцвете лет,
Погибли люди в румпельном отсеке.
Но кораблю не время гибнуть, нет!
Хоть без руля не сахар, в кои веки.

Помог нам Бог, но только, вот не сразу.
Сподобился на крепость испытать.
Машинам ход по моему приказу,
Иначе кораблём не управлять.

Отчёт давать, как управлять не стану,
Даёт Василий Ерошенко делом.
А я пока трудиться не устану,
И мне не жаль турбин в решенье зрелом.

Удар гидравлики, теперь по носу:
От бомб не смог наш лидер отвернуть.
Нос оседает, гости и матросы
Все по команде в корму держат путь.

***
Опять удар, как приговор,
Встряхнуло корпус сильно.
Две бомбы справа, как в упор,
Уйти от них – бессильны!

Что ждёт теперь корабль наш,
Что поразили бомбы?
Ответа ждёт весь экипаж,
В машинах – катакомбы.

Такого сроду не бывало.
К котлу смерчи воды!
Мгновением нам жизнь предстала,
Где топки, мощь среды.

Был главным Вася Удовенко,
И три кацапа с ним.
Они – от нашей смерти стенка,
Секунды Бог даст им!

Они огонь в котле потушат,
Всё будет, как учили.
Прими, Господь, их грешны души,
Что взрыв предотвратили.

Отсек котельный был затоплен,
Затоплен главный пост.
Но только цифр приборов вопли,
Механик в чувствах прост!

Пришёл на мостик Павл Петрович
Связаться с командиром.
Тушить второй котёл он хочет
Теперь нам не до жиру.

***
А что на палубах? А мать честная!
Бьют по стервятникам взахлёб все пушки.
Стволы горячие. Их охлаждая,
Ряды в платках, в ходу бачки и кружки.

Стреляем, отбиваемся, как можем.
На ствол за тысчу выдано с утра.
Пока нет наших лётчиков, поможем
Играть, когда смертельная игра!

По самолёту в море каждый час.
И падают они, поклажу сбросив.
И каждый сбитый на «ура!» идёт у нас,
И каждый в гневе биться день не против.

***
Наш механик Пал Петрович Сурин
Отвечал за корпус, за меня.
За ошибку поднимал он бурю,
Изживал и не щадил себя.
Получалось, был во гневе часто,
Когда видел дела пустяки.
Но пришла беда большая властно,
Хладнокровен он, как маяки.

Дифферент на нос мы получили,
Переборка хрустнула в носу.
А до берега остались мили,
С носом над волнами на весу.
Тут под вой стервятников и гром
Сбирается консилиум почтенный.
Боцман наш, механики, старпом
Рядышком ведут совет военный.

Нос поднять, плавучесть не утратив,
Даже ход надёжно сохранить,
Закрепить бы переборки, кстати.
Чтоб выжить, всё бы уточнить.
Чтоб выжить, ход с манёвром нужен.
Нужен пятый кубрик к затоплению.
В магистрали соль, что хуже?
Риск котлам большой. Даёшь везение!

Везение, как жизнь необходимо.
Форсируем котлы на полный ход.
За борт веса, но не холсты с картиной,
Груз «Панорамы» города не в счёт.
А руль на месте, нос слегка поднялся,
И женщины патроны, вновь подали,
Похоже, враг слегка засомневался.
В люфтваффе колесо крутить устали.

***
Командир у нас был моряк лихой.
Казаком он был, понимал он бой.
Ждал подвохов он, ждал подмоги он,
«Цели с носа!», нам, как тревожный стон.

Далеко ещё нашим ястребкам,
Знать летят сюда помогать врагам.
Но ошибся он. Это наши шли!
Два отчаянных схода помогли.

Два отчаянных – двухмоторные,
До чего они, эх, проворные!
Разогнали враз семь крестов они
Кончил немец бой, в море мы одни.

Что случилось тут, приключилося,
Что на палубах тут свершилося!
Обнимались все, целовались все,
Самолёт Пе-два взмыл во всей красе.

И потом, смотри, ястребки летят,
Отступился враг, эти защитят.
Ну а дальше, глянь, мачты в высь глядят,
По машинам «Стоп!», нам прощаться, брат.

ВОПРОСЫ К МЕСТУ

«Ташкент» друзей, как видим, пережил.
Без них буксир шёл в порт Новороссийска.
Всяк целовал причал, когда сходил,
Благодарил судьбу и флот российский.

«Ташкент», как мог, отсеки осушил.
Он был готов уйти в ремонт в поход.
Приказ из штаба «ждать!» его сгубил,
Настиг его у пирса хоровод!

От гор враг на долину заходил.
Засёк его локатор, пасший бухту.
Фома дежурный «цель!» не объявил.
Подумал, наши. Под расстрел за вахту.

Что ждал корабль там, где он полёг?
Начальство ждал, на юг всем путь не близок.
Ведь, адмирал опаздывать не мог.
Не кажется ли Вам, приказ был низок?

***
Придёт ли Русь в спасительную гавань,
Коль встанут энергетики турбины?
Её последний переход бесславен,
А равнодушие в сердцах, как льдины.

Ты хорошо была рулю послушна,
Заклинило тот руль в борьбе за власть.
Был курс в ничто воспринят равнодушно,
И каждый получил обмана часть.

Так кто на крыльях прилетит к тебе,
Кто выйдет в море жизни помогать?
А из друзей остался кто в судьбе?
И как сынам, что тонешь, осознать?

Так где ответ твой, «Крейсер голубой»?
Не ведом нам Руси грядущий путь.
Немногие пойдут везде с тобой
Спасать Тебя, подставив щедро грудь!