Александр Македонский. Погибший замысел. Глава 9

      Глава 9

      Дарий, взошедший на престол империи Ахеменидов в тот год, когда Александр стал царём Македонии, первым делом рассчитался с Багоем. Всесильный евнух резво травил и царей, и соискателей царской тиары, но не смог обыграть Дария, заставившего выпить его приготовленное самим Багоем и предназначавшееся царю Азии отравленное питьё, — и Дарий погрузился в океан блаженства. Его жизнь теперь сводилась только к выбору: в каком одеянии блеснуть на ближайшем празднестве, славословия каких поэтов в его честь наградить прежде всего, какому блюду на пиршественном столе оказать внимание, какому ювелиру заказать очередные ожерелья, что поменять в убранстве царских дворцов, какого наложника призвать на ночь. Дарий жирел, утопал в роскоши и в сладострастии и надеялся до конца своих дней вести жизнь лёгкую и беспечную. Воевать он не любил, хотя некогда и принимал участие в сражениях, но это было так давно! И царь, и знать, и их фавориты пухли на сундуках с золотом, изысканных застольях и наследии великой цивилизации Междуречья, захваченной воинственными когда-то персами. С делами на западе можно было управляться привычным способом: платить за разжигание розни и провокации — пусть македоняне, греки, фракийцы, спартанцы, иллирийцы на веки вечные погрязнут в кровавых междоусобицах, оспаривая друг у друга свои бедные владения, клочки земли, храмы, скотину и пастбища.

      Так продолжалось два года, но всё хорошее имеет скверную привычку заканчиваться: то, что Дарий покупал золотом, Александр завоёвывал мечом. Когда македоняне подошли к Геллеспонту, царь царей ещё пребывал в непрерывных удовольствиях, кочуя по дворцам, перебирая драгоценности и любовников. Кучка варваров высадилась у развалин Трои? — что ж, один раз такое уже было. Дарий пренебрежительно повёл бровью: головорезам-дикарям снесёт головы его славное воинство, и имя их дерзкого предводителя, мальчишки-зазнайки, осмелившегося покуситься на персидские земли, канет в забвение.

      Поражение при Гранике, хоть и явилось страшным ударом, чванливого перса не образумило: у Дария просто недостало мужества трезво оценить ситуацию и уяснить, что Александр пришёл всерьёз и надолго. Сколько доводов приводил правитель империи Ахеменидов для обоснования своего спокойствия в будущем, пока объединённые силы Коринфского союза занимали восточное побережье Эгейского моря! Александр — глупый юнец, ничего не понимающий в военном искусстве; неудачи являются только следствием неожиданности и тем, что приморские поселения преимущественно эллинские — следовательно, лояльные к своим; захватив узкую полоску земли, македоняне будут зажаты в клещи между великим азиатским царством и персидским флотом и разнесены в щепы; афиняне и спартанцы поднимут бунт — и царь Македонии сбежит из чужого, чтобы сохранить своё; под правлением персов находится в пятьдесят раз (а некоторые утверждали, что во все сто) больше людей, чем насчитывается в Македонии; великая Азия просто перемелет в своих жерновах жалкую армию пришельцев, не набиравшую и полусотни тысяч человек.

      Только когда Александр дошёл берегом до Срединного моря и повернул на восток, Дарий Кодоман понял, что действовать всё-таки придётся, и решил дать отпор.

      Царю царей надо было идти воевать — Дарий собирал войска. Уже несколько дней на широкую долину у стен развратного, утопавшего в варварской роскоши Вавилона стекались тысячи воинов. Старые и молодые, богатые и бедные, здоровые и хилые, опытные и только взявшие в руки копьё, прекрасно экипированные и вооружённые только кольями с заострённым концом, обитым железом, спустившиеся с заснеженных гор и покинувшие плодоносящие сады, из больших городов и малых деревень, знатные и именитые и безвестные из бесчисленных племён, населявших огромную империю, вставали они под знамёна своего правителя. «Несть числа, несть числа, — горделиво думал Дарий. — При одном взгляде на них македоняне в ужасе разбегутся. Надо, надо посчитать, сколько же их у меня».

      О том, чтобы произвести точный учёт, не могло быть речи — число определяли приблизительно. Было сооружено нечто вроде огромного загона, вмещавшего десять тысяч воинов. Когда пространство, обнесённое кирпичной оградой, заполнялось полностью, людей выпускали и отправляли к уже учтённым, на их место загоняли очередные десять тысяч — и снова выпускали. Скрылось на западе солнце, а пересчитать всех до конца не успели. Только на следующий день Дарий узнал, что под его рукой находится сто пятьдесят тысяч воинов.

      Огромная армия двинулась в поход навстречу зарвавшемуся гордецу Александру.

      Шествие возглавляли маги с алтарями, на которых мерцал огонь — божество персов. Маги распевали священные гимны. За ними вышагивали юноши в пурпурных плащах — триста шестьдесят пять, по числу дней в году, после них катилась великолепная золотая колесница, предназначенная для верховного божества, бога света. Как и полагалось всем богам, большей частью существовавшим в головах и никогда не спускавшимся на землю, Ахурамазда был невидим; тем не менее, ему принадлежал и огромный, очень красивый белый конь, выступавший за колесницей. Никто не знал, для чего за «Конём Солнца» едет десяток колесниц с возницами в белых одеждах и с венками на голове; следовавшие за ними всадники двенадцати главных племён империи по крайней мере были с оружием…

      После всего этого показного и абсолютно непригодного в бою шёл отряд «бессмертных» — десять тысяч человек, гвардия Дария, все в пышных расшитых золотом и украшенных драгоценными каменьями одеждах, с тяжёлыми золотыми ожерельями и очень богатым оружием. В полтора раза по численности их превосходили «царские родственники» — придворные; одеяния их были так же пестры, как у «бессмертных», а оружия практически не было. В толпе «родственников» выделялись дорифоры — хранившие царскую одежду и, бесспорно, такие же необходимые в сражениях, как и маги со своими песнопениями…

      Только за дорифорами с копьями ехал сам царь. Чего только не было на его колеснице! Золотые и серебряные изображения богов, осыпанное драгоценностями дышло, между двумя статуями Нина и Бела* простирал крылья гордый орёл. Дарий, в пурпурном одеянии с белой полосой посередине, в расшитом птицами помельче орла — ястребами — плаще, с фиолетовыми и белыми повязками на кидарисе**, как и вся его свита, предпочитал поражать подданных не своими достоинствами, а внешним видом — и то не собственным, а сотворённым портными.

------------------------------
      * Нин (др.-греч. ;;;;; или ;;;;;) — персонаж древнегреческой мифологии, царь Вавилонии.
Бел, Бэл (в пер. с аккад. — «владыка», «господин») — в религиях Древней Месопотамии обозначение верховного бога.
      ** Кидарис. (ассир.- греч.) — тиара ассирийского царя, состояла из войлочного с узким верхом колпака, украшенного металлическими пластинами, впоследствии стала символом царской власти и в империи Ахеменидов.
------------------------------

      Сопровождали Дария двести телохранителей, и только после них шла собственно армия: пятнадцать тысяч копьеносцев и тридцать тысяч пехотинцев, сгущавшие уже поднятую «бессмертными» и «родственниками» пыль.

      Семья царя царей ехала только через стадий, однако оставленный зазор был явно недостаточен для того, чтобы густые клубы пыли улеглись, — мать Дария Сисигамбис и жена Статира, красивая по восточным меркам женщина, всё время чихали, вытирали лица от оседавшей на них пыли, выступивших слёз, пота и потёкшей сурьмы, то же делала и толпа женщин верхом, окружавшая колесницы первых женщин Азии. Дочерям правителя империи Ахеменидов Статире и Дрипетиде и малолетнему сыну Сасану повезло больше: их везли в крытых повозках.

      За знатью шли воспитатели, прислуга, евнухи. Самое ценное в этой орде — таланты — перевозили шестьсот мулов и триста верблюдов, причём это была лишь малая часть войсковой казны: бо;льшую Дарий оставил в Дамаске. Как и полагается, ближе всего к деньгам оказались женщины — жёны «родственников» и придворных и гарем царя — три с половиной сотни наложниц. За ними выступала оставшаяся, главная часть войска, без малого сто тысяч человек, собранных наспех со всех концов Азии, сомнительно вооружённых, ещё более плохо вооружённых и обученных, и наконец, замыкал шествие огромный обоз с провиантом, водой, одеждой, посудой и прочей утварью, густо облепленный слугами, рабами, маркитантами и разномастным людом, всегда прибивающимся к выступившей в поход армии.

      Войско двигалось медленно, от всей орды разило потом, грязью и превшей под плотной парчой кожей; и женщины, и воины сотнями и тысячами выбегали из колонны и гадили по обе стороны дороги, увеличивая благоухание и живописность пейзажа. Сисигамбис и Статира, не видевшие никакого смысла в своём участии в походе, страдальчески вздыхали и кляли жаркую даже по восточным меркам осень.



      Тем временем Александр покинул Тарс и двинулся к Иссу, по пути подчиняя небольшие городки. В Солах он остановился, принёс жертвы богам за своё выздоровление, устроил атлетические состязания в их честь и направился далее навстречу Дарию, но ни в Иссе, ни в его окрестностях не нашёл своего врага. Огромная армия персов передвигалась очень медленно и была ещё в нескольких днях пути. Оставив в городе раненых, не могущих принять участие в сражении, почти без охраны, Александр вышел из Исса, но и по истечении трёх суток армию Дария нигде не обнаружил: он просто разминулся с ней, идя по дороге, параллельной той, по которой в противоположном направлении шествовало огромное персидское войско.

      Когда стало ясно, что Дарий зашёл в тыл объединённым силам Коринфского союза, Александр ощутил всю уязвимость своего положения: он со своим немногочисленным войском был отрезан от Македонии и от завоёванных в Малой Азии городов с размещёнными в них гарнизонами, впереди была неведомая враждебная страна, в которой чужих — врагов, иноземцев — никто ни встречать с открытым сердцем, ни тем более кормить не собирался. В этой ситуации при столкновнии Дария устраивал бы практически любой исход противоборства, кроме сокрушительного разгрома, ему надо было просто не пропустить македонян — Александру же была нужна полная победа. Он решительно развернул армию и бросился персам вдогонку.

      В это самое время, добравшись, наконец, до Исса и не встретив там кошмара своих последних месяцев, персы проявили чудеса храбрости и отваги, расправившись с беспомощными ранеными. Оставаться в городе дальше не было смысла — огромное войско, как и армия Александра, повернуло назад.

      Греки-наёмники советовали Дарию остановиться в просторной долине, где полтораста тысяч человек будет представлять грозную силу, Ассирийская равнина для этого прекрасно подходила, но царь царей, горя нетерпением и, вероятно, опьянев от недавно пролитой крови, стремился поскорей встретиться со своим обидчиком и прошёл до речки Пинар, протекавшей в узкой низине, — это была его роковая ошибка: прибрежная полоса была шириной всего в четырнадцать стадиев и зажата Аманскими горами.



      — Они сами загнали себя в ловушку! — радостно вскричал Александр, наконец завидев врага. — Ну что же, покажем Дарию, с кем он горит желанием столкнуться.

      Желания задать персам хорошую трёпку у каждого в армии Александра было предостаточно: Дарий хотел убить их царя; азиаты жестоко расправились с безоружными, беспомощными ранеными товарищами (окольными путями македоняне уже узнали о гибели соплеменнников); предки именно этих варваров оскверняли и рушили великолепные храмы, не давали спокойно жить эллинам; в конце концов, у разодетого в пух и прах войска наверняка было чем поживиться в обозе: и талантами, и драгоценностями, и мальчиками, и девочками.

      Сражение состоялось в погожий день апеллайоса* 333 года до н. э.

------------------------------
      * Апеллайос — месяц древнемакедонского календаря, соответствует ноябрю.
------------------------------

      Дарий находился в центре своего войска, как всегда, в золочёной колеснице, перед ним густым лесом выстроился знаменитый отряд «бессмертных».

      Конница Александра ударила с левого фланга, персы стали теснить противоположную сторону всадниками под командованием Набарзана, бросили в центр пехоту и в какой-то момент достигли перевеса, но конница македонян усилила давление и, окончательно смяв правое крыло персов, бросилась в центр. Медлительные в своих тяжёлых доспехах персы не успевали развернуться и падали, сражённые стремительным натиском, а части, которые Дарий хотел вывести на сцену позже и держал пока в резерве, так и не смогли вступить в дело, ибо пробиться в разгоревшейся схватке к противнику просто-напросто не было никакой возможности. Смятый центр персов оголил «бессмертных» — и, вопреки своему названию, разряженные, размалёванные вояки летели на землю под ударами коалиции. Лес гвардии Дария стремительно редел, правитель империи Ахеменидов с ужасом смотрел со своей колесницы, как всё ближе и ближе продвигается к нему человек с двумя белыми перьями на шлеме. «Что это, боги? Почему вы отвернулись от меня? Неужели я не почитал, не задаривал вас достаточо? Почему мои лучшие воины падают оземь как скошенная трава?» — отчаивался Дарий, но Ахурамазда был глух и слеп (если вообще существовал) — и храбрейший Дарий, развернув свою распрекрасную колесницу, смело бросился наутёк.

      — Подлый трус! — надрывался Александр, завидев бегство врага. — Остановись, обернись, встреть меня с мечом в руках, ничтожество! Баба, жалкая тряпка!

      Но Дарий был уже далеко. Сорвав с жирных телес свои пышные одежды и все знаки царского достоинства, он бросил даже свою великолепную колесницу, вскочил на лощадь и бросился вон от своего позора. Увидев бегство своего правителя, персы совсем упали духом и последовали его героическому примеру. Более полусотни тысяч бежало с поля боя, так и не вступив в сражение, даже не приблизившись к македонянам, столько же осталось лежать на земле; только наёмники-греки смогли отступить организованно. Лишь четыре тысячи воинов сопровождало царя царей и радовалось хотя бы тому, что проводники были подобраны опытные и могли быстро увести их вглубь Азии, подальше от проклятого места и от страшного Александра.

      — Проклятье! — Гефестион снёс голову ещё одному «бессмертному», подъехал к Александру и ужаснулся, увидев кровь, тёкшую по бедру любимого: — Александр! Ты ранен!

      — Пустяки, царапина, — бросил царь, продолжая всматриваться в бегущих персов. — Где там Дарий?

      — Тебе бы пример с него брать и руководить, а ты сломя голову бросаешься в рубку.

      — Ага, он руководил — чем это закончилось? Погнаться бы за ним, да как его опознать?

      — Ну, это утопия. Наши нашли себе увлекательное занятие — их теперь не оторвёшь. Филипп!

      Верный врач-акарнанец уже был рядом и осматривал ногу Александра. Рана не была опасна, но жрец Асклепия всё же счёл своим долгом неодобрительно поворчать и принялся за перевязку.

      Одни воины тем временем добрались до обоза и восторженно гудели, растаскивая богатые трофеи, другие предпочли сдирать золотые ожерелья с трупов блестящей гвардии Дария и забирать себе богатые оружие и доспехи. Телами персов была усыпана земля, нередко их использовали как мостки: так густо они лежали.

      — Сколько же их тут?

      — Знатно, здесь не меньше половины войска Дария — отличная работа! — К царю с суетившимся у его ноги Филиппом и Гефестионом подъехал Неарх. — Точнее канцелярия посчитает. Александр, я выставил охрану у казны обоза, а то наши головорезы и её разделят по-братски, забыв о тебе. Семейка Дария тоже там.

      — А сколько их?

      — Все пятеро в сборе: мать, жена и трое детей.

      — А папочка резво убежал и не позаботился о фамилии. Ну пошли, познакомимся поближе с брошенными. — Александр отстранил руку Филиппа, всё ещё недовольно поваркивавшего: — Да оставь, Филипп, всё уже в порядке. Я же говорю: пустяки, царапина.

      Гефестион всё же помог Александру спешиться. Царь только слегка поморщился, ступив на повреждённую ногу, все трое обнялись и зашагали к пленным.

      — Вон они. Знатные заложники. Разбирайтесь тут, а я к своим: а то ещё передерутся. — Неарх оставил Александра и Гефестиона.

      Ожидая увидеть царя-варвара и его сподвижников в звериных шкурах, с вековыми колтунами в спутанных волосах и с бородами в пол-лица, с дубинами вместо мечей, Сисигамбис и Статира только шире раскрыли глаза и остолбенели: к женщинам приближалась пара гордых красавцев. Один из них был просто великолепен: синеглазый, стройный, высокий, неотразимый — несомненно, он царь-победитель. Мать и жена Дария упали ниц перед Гефестионом, слуга склонился к ним и попытался объяснить их ошибку, но Александра она не обеспокоила, он только помог подняться старшей.

      — Не волнуйся, добрая женщина, ты не ошиблась: он тоже Александр.

      Гефестион улыбнулся и, в свою очередь, помог подняться Статире. Заверив женщин в том, что с ними будут обращаться со всеми почестями, полагающимися им по статусу, Александр обежал глазами детей Дария, другую знать и занялся осмотром прочих трофеев, их количество и ценность его поразили:

      — Ты представляешь, Гефа, если это только в походе, если это только часть казны, сколько же у этого Дария в Персеполе, Вавилоне, Экбатанах! Недаром об этих городах сказки рассказывают.

      Гефестион только покачал головой:

      — И тебе, конечно же, обязательно надо с этим познакомиться…

      — Безусловно. А тебя удовлетворило бы то, что Малая Азия уже всецело под нашим контролем?

      — А ты бы мне возразил, что поход в Финикию и далее в Египет неизбежен, потому что с господством на море иноплемённых надо покончить и установить свою власть по всему побережью.

      — Вот видишь, ты всё знаешь заранее…

      — Кроме того, когда, где и чем это закончится.

      Александр обнял Гефестиона и, отведя каштановую прядь, нежно поцеловал его под ухом.

      — Признайся, что всё не так плохо. Когда мы идём вперёд, на покорённых территориях остаются наши гарнизоны, мы проводим мусические* и атлетические состязания, исполняем наши религиозные ритуалы, кое-где даже театры открыты.

------------------------------
      * Мусический — собственно "музыкальный" в античном смысле. Мусическое искусство, искусство Муз — античное искусство, в котором музыка, слово, танец были еще полностью связаны между собой.
------------------------------

Школы, палестры, библиотеки, соответствующее воспитание, эллинская культура — всё это будет, это уже прорастает и постепенно станет повсеместным и естественным. Так ты пойдёшь со мной в Финикию?

      Гефестион поднял на Александра синие глаза, в которых горели вовсе не факелы олимпиад и огни Дамаска, и, прежде чем запечатать губы любимого своими устами, прошептал:

      — Вообще-то на этот вечер у меня другие планы…



      Армия коалиции потеряла убитыми четыреста пятьдесят человек: триста пеших и полторы сотни всадников; потери персов превосходили их более чем стократно. Вся территория Малой Азии оказалась под властью стратега-автократора Коринфского союза, но проискам персидского флота в Эгейском море и хозяйничающим южнее финикийцам надо было положить конец — и поход Александра продолжился.

      Продолжение выложено.