Ручьи текут в реку. Действие пятое

РУЧЬИ ТЕКУТ В РЕКУ

Драма в 4 частях.


Часть третья.
Зима 1918 года. Чёрная година.

Действие пятое.
ПУГАЧЁВ, МИНИН, ОСТАПЧУК, КЕШКА, СУХОРОСОВА, ПРЕДАТЕЛЬ, ТУРАНОВ.
/Комната в штабе военного коменданта белых – Пугачёва.
Прямо перед зрителем два окна. В левом углу стол с телефоном.
Несколько стульев возле стен. Направо и налево по одной двери.
Правая дверь служит входом и выходом.
В верхнем правом углу икона, перед которой теплится свечка.
Пугачёв сидит за столом лицом к зрителю, просматривает какие-то бумаги.

Входит Минин. Крестится на икону/.

Минин.                Здравствуйте, господин комендант!

/Пугачёв кивает, предлагая рукой сесть. Минин садится на ближайший стул/.

Минин.                /Показывая на икону/. Всё теплится свечечка?
Пугачёв.                Унтер Остапчук соблюдает, любит благолепие.
Минин.                Это тот, что порол арестованных баб?
Пугачёв.                Он самый.
Минин.                Похвально, похвально-с.
Пугачёв.                /Отрываясь от бумаг/. Слушаю вас, господин
                председатель.
Минин.                Дополнительные списочки большевиков и
                добровольцев.
                /Подаёт/.
Пугачёв.                /Просматривая/. Господи, как расплодилась эта
                зараза.
Минин.                Так точно-с.
Пугачёв.                Пустой звук, мираж. Здесь-то их нет.
Минин.                А семьи?
Пугачёв.                Что толку. Мы с вами арестовали семьдесят баб.
                Пороли, допытывались, конфисковали имущество,
                скот. Одна даже бросилась в реку и утонула. Забыл
                фамилию…
Минин.                Анна Маслова, жена красного командира.
Пугачёв.                Вот, вот. А что изменилось? Сколько раз водили на
                допросы /смотрит бумагу/ Углову, Исакову,
                Майданских, Чачину, Рыбакову, Мосееву и других.
                Ни черта не знают эти бабёшки. Единственно, что
                хорошо, так это страх, который мы внушили.
Минин.                А власть не уважают, нет почтенья.
Пугачёв.                В этом вся соль. Пороть будем, конечно, но мне
                нужны большевики, живые большевики для
                превращения в трупы, господин председатель!
                Вы поняли меня?
Минин.                Как не понять, да где ж их взять-то?
Пугачёв.                А вы уверены, что все красные ушли?
Минин.                Я знал бы, если кто укрывался.
Пугачёв.                Ой, ли!? Послушайте-ка, что мне пишет начальство.
                По секрету, разумеется.
                /Минин кивает/.
/Пугачёв находит одну из бумаг, просматривает/.
                Изложу коротенько. По сообщению начальника
                контрразведки подполковника Белоцерковского в
                Екатеринбурге арестовано три тысячи человек по
                подозрению в большевизме. Рабочие города идут за
                большевиками. В их среде ведётся подпольным
                путём и находит себе благодатную почву агитация
                коммунистов, замечается соорганизованность.
                Усилились диверсии на железных дорогах.
                Арестованы подпольщики Розенберг, Мельников,
                Коковин, Чирухин, Ерёмин. Последний работал в
                штабе нашей Сибирской армии и передавал
                сведения советскому командованию.
                Седьмой чехословацкий полк и Второй Казанский
                разложены большевиками. Семьсот чешских солдат
                арестованы.
                Ну-с, что скажете, господин председатель? И это
                только то, что вскрыто, выявлено…
                Предписано усилить вылавливание большевистских
                агентов, арестовывать всех подозрительных.
Минин.                Пора, давно пора. /Ухмыляясь/.
                Пишите! Рыбаков Григорий Алексеевич. Красный
                из красных. Старик, а туда же: землю крестьянам,
                заводы – рабочим.
                Ещё сватом приходится мне.
                /Пугачёв записывает/.
Пугачёв.                Ах, сволочь, ах иуда.
Минин.                Четыре его сына сражаются против нас. Один,
                Константин, моряк Балтфлота, партийный
                секретарь даже здесь, в посёлке.
Пугачёв.                Не жалко свата-то?
Минин.                Жить мешают эти Рыбаковы.
Пугачёв.                Молодец, хвалю за усердие! Ещё кто?
Минин.                Добротин Иван – неуважительно отзывается о
                новой власти. Назвал коменданта пьяницей и
                бабником.
Пугачёв.                /Удивлённо/. Меня?
Минин.                А что, ошибся?
Пугачёв.                Нет, пожалуй. Но, власть от бога, потому.… Ещё?
Минин.                Пичугин, Ильичёв, Свинин, Егоров, Долбилов.
                Остальных потом, никуда не уйдут.
                /Пугачёв записывает/.
Пугачёв.                Так вот: Выявлять подпольщиков, подозрительных.
                Сколько у вас осведомителей?
Минин.                В каждом квартале.
Пугачёв.                Надёжные ли?
Минин.                Вполне. Головой ручаюсь.
Пугачёв.                За каждого подпольщика пуд белой муки.
Минин.                Ясно.
Пугачёв.                Искать надо.
Минин.                Постараемся.
Пугачёв.                В нашем деле каждая зацепка важна. Комендант
                Алапаевска раскопал интересную новость. Думаю
                она нам пригодится, может и на след наведёт. До
                Рыбакова кто здесь партийный секретарь?
Минин.                Кажется, машинист Сухоросов.      
Пугачёв.                Правильно. Этот Сухоросов летом прошлого года
                ездил в Алапаевск, где находились представители
                Екатеринбургского комитета партии Толмачёв и
                Израилович, и привёз их сюда. Для чего? Наверное
                не в гости. Предполагаю, чтобы укрепить ряды
                красных. И об оружии наверняка речь была.
Минин.                Но Сухоросова нет.
Пугачёв.                Зато жена здесь. На первых допросах мы об этом не
                ведали. Я послал за ней. Допросим вместе.
Минин.                Она может и не знать.
Пугачёв.                Попытка – не пытка, а вдруг…
Минин.                Удобно ли мне? Дело деликатное, вашего ума.
Пугачёв.                Одной верёвочкой виты. Ум хорошо, два лучше.
                Демократия.
Минин.                Диктатура лучше-с.
Пугачёв.                Лучше, конечно, но следственные комиссии
                помогают.
                /Спохватившись/. Да вот ещё. Под Пермью опять
                несколько ваших земляков попало в плен. И опять,
                разумеется, все мобилизованные. Не охота под
                расстрел-то. Пошлите члена вашей комиссии
                Наташу Тапкину. Прошлый раз она выявила
                Добровольцев и большевиков. Расстреляли.
                Особенно был опасен большевик Чачин. Его на
                подпольной работе оставили.
Минин.                Это её бывший жених, отказался только…
Пугачёв.                Вот как. Так не забудьте.
Минин.                Пошлю. Нельзя ли взглянуть на списочек пленных?
Пугачёв.                Пожалуйста. /Подаёт/.
Минин.                /Просматривая/. Н-да, и мой сын попался.
Пугачёв.                /Берёт список, читает/. Минин Николай
                Тимофеевич.
Минин.                Он.
Пугачёв.                Мобилизован?
Минин.                Не пошёл же добровольно.
Пугачёв.                Наташа его знает?
Минин.                Не скажу. Может и не знать.
Пугачёв.                Черкну записку в Пермь. /Быстро пишет на бланке,
                ставит печать, подаёт Минину/.
                Отдайте Наташе вместе со списком.
Минин.                Спасибо.
Пугачёв.                Сколько ваших расстреляли красные?
Минин.                Тридцать три человека.
Пугачёв.                Не успокоюсь, пока не доведу счёт один к трём.
Минин.                За каждого нашего трое красных?         
Пугачёв.                Совершенно верно. Военным обучением красных
                Ведал какой-то здешний офицер?
Минин.                Бывший поручик Нестеров. Он и повёл последний
                отряд.
Пугачёв.                А что если его семью прощупать?
Минин.                Не советую. Сам Нестеров холост, а его отец,
                главный механик завода, весьма благонадёжный.
                Управитель ценит его и заступится. Верховный не
                погладит Вас по головке. Вам не сдобровать.
Пугачёв.                /Недовольно/. Чёрт с ним. Однако дали вы тут маху
                вместе с управителем. Почему позволили
                большевикам вывезти главные цеха из строя, куда
                глядели?!
Минин.                Я не разговаривал бы с Вами теперь, если глядел
                куда Вам надо. Да-да! Пуля, и нету! А что касается
                цехов, - так их всё равно не пустить. Рабочие ушли
                с красными…
Пугачёв.                Ладно. Пусть управитель сам расхлёбывает.
                /Лезет в стол, достаёт бутылку, две стопки,
                наливает/.
                Давайте, господин председатель. Мне что-то
                нездоровится со вчерашнего.
                /Выпивают/.
Минин.                Вы осторожней по ночам, ещё стукнут из-за угла.
Пугачёв.                Побоятся.
Минин.                Молите бога, что большевики мобилизовали
                молодёжь.
Пугачёв.                А то бы?
Минин.                Не помогли бы вам ни наган, ни солдаты.
Пугачёв.                Пугаете?
Минин.                Что вы! Однажды здесь утопили полицейского, и не
                смогли дознаться – кто? Начальник уездной
                полиции две недели вёл следствие, уехал ни с чем.
Пугачёв.                А за себя вы не боитесь?
Минин.                Сегодня утром получил цидульку. В щель ворот
                засунули.
                /Подаёт Пугачёву бумажку/.
Пугачёв.                /Читает/. «Сволочь, своих гробишь. Берегись!»
                Это уже интересно. Кто, по-вашему?
Минин.                Ума не приложу.
Пугачёв.                /Достаёт из стола наган, подаёт Минину/.
                Возьмите, стрелять умеете?
Минин.                Справлюсь.
                /Прячет наган в карман штанов/.
Пугачёв.                Выходит, не струсят.
Минин.                Похоже.
Пугачёв.                Ничего. Кусачая собака мало лает.
Минин.                Дай-то Бог.
Пугачёв.                Так за что же утопили-то?
Минин.                Было это ещё в 1912 году. Покойный частенько ко
                мне заходил. Иногда выпивали помаленьку. Понял
                я, что нащупал он подпольную партийную
                организацию. Обещал сцапать.
Пугачёв.                И сцапал, царство ему небесное.
Минин.                И почище было. Как-то летом 1913 года служащие
                в воскресенье на пикник выехали. Управитель с
                нами, полиция. Веселимся, пляшем. А когда сели
                ужинать на лужайке, у каждого под тарелкой
                листовка: долой царя и прочее. И ведь никого
                посторонних, все свои, благонадёжные.
Пугачёв.                Замяли?
Минин.                Управитель запретил распространяться.
Пугачёв.                Правильно.
                /Наливает ещё, выпивают/.
                А не могут подпольщики скрываться в окрестных
                лесах?
Минин.                Нет. Проверено. Надёжные люди на двадцать вёрст
                кругом всё обшарили. Никого.
Пугачёв.                Похвально.
Минин.                Мне своя шкура тоже дорога.

ОСТАПЧУК, КЕШКА.

Остапчук.                Мальчишка к Вам, Ваше благородие, я велел
                дежурному пропустить. /Уходит/.
Кешка.                Здравствуйте. Кто главный пугач?
Пугачёв.                Здорово, парень. Главный – я. Только не пугач, а
                Пугачёв. Господин Пугачёв. Кто сказал, что я
                пугач?!
Кешка.                Какая-то бабушка на улице.
Пугачёв.                Запомни: господин Пугачёв!
Кешка.                А красные говорят – товарищ…
Пугачёв.                У них товарищи, у нас господа. Как тебя звать-то?
Кешка.                Кешка.               
Пугачёв.                Имя нашенское, сибирское. Только вид у тебя уж
                очень затрапезный, и тощий ты больно.
Кешка.                Так нечего есть-то, последнюю картошку с мамкой
                доедаем, и одежды нет.
Пугачёв.                Сапожки, правда, ничего.
Кешка.                Дядя Коля дал. Велел сказывать спасибо советской
                власти.
Пугачёв.                /Минину/. Какой дядя Коля?
Минин.                Председатель совета – Клюев, ушёл с последним
                отрядом.
Пугачёв.                Значит, с красными дружбу вёл?
Кешка.                Ага.
Пугачёв.                А теперь дружи с нами.
Кешка.                Мне бы бумаги, рисовать.
Минин.                А в школе разве не дают?
Кешка.                Дают, да мало и бумага серая.
Пугачёв.                Сначала скажи, что ты рисуешь?
Кешка.                Войну. Как белых красные лупят.
Пугачёв.                /Удивлённо/. Вот это фрукт! Откуда ты взял, что
                нас лупят?! Мы лупим красных!
Кешка.                Может, и вы, да у меня всё про красных.
Пугачёв.                Теперь наоборот рисуй – белые лупят.
Кешка.                Так не на чем рисовать.
Пугачёв.                /Подаёт несколько листов бумаги/.
                Бери. Нарисуешь, покажешь.
Кешка.                Ладно. Спасибо. Мне бы ещё карандаш, как шерсть
                у коровы, лошадей рисовать.
Минин.                Как бурёнка?
Кешка.                Нет, как гнедко.
Пугачёв.                /Смеясь/. Вот это наговорились. Ну, Кешка,
                Развеселил. На коричневый карандаш! /Подаёт/.
                Остапчук!

ОСТАПЧУК.
Остапчук.                Чего изволите, ваше благородие?
Пугачёв.                Вели накормить мальчонку, да посади в
                Канцелярию – пусть рисует. Я потом позову.
Остапчук.                Темнеет, ваше благородие, забоится он домой идти.
Пугачёв.                Проводим.

/Остапчук и Кешка уходят/.

Минин.                Это вы хорошо придумали – накормить. И
                карандаш, и бумаги дали. Об этом узнают в школе,
                в посёлке разнесётся.
Пугачёв.                Этого я и хочу. Умеем и мы добро делать.
                Поощряем таланты. Может это второй Верещагин,
                сукин сын.
Минин.                Кто таков?
Пугачёв.                Художник Верещагин был, баталист.
Минин.                А…
Пугачёв.                Занятный парнишка.
Минин.                Сын рабочего, отец пропал без вести на
                германском.
Пугачёв.                Не красный?
Минин.                /Презрительно/. Какое там!
Пугачёв.                Не люблю рабочих, смутьяны… И дети такие же –
                будут.
Минин.                Яблоко от яблони недалеко падает.

ОСТАПЧУК.

Остапчук.                Привели Сухоросову, ваше благородие.
Пугачёв.                Давай сюда её.
                /Минину/. Попробуем поиграть, авось клюнет.

/Остапчук выходит и сразу же возвращается вместе с Сухоросовой, потом удаляется/.
Сухоросова.                Здравствуйте.
Пугачёв.                Здравствуй. Садись.
/Сухоросова садится на краешек стула у двери/.
                Назови-ка себя, красавица.
Сухоросова.                Сухоросова Таисья Петровна.
Пугачёв.                Не догадываешься, зачем тебя пригласили?
Сухоросова.                Догадываюсь, только о муже я ничего не знаю.
Пугачёв.                А ты вспомни. Дело в том, что под Пермью многие
                красные попали к нам в плен. Твой муж, Сухоросов
                Михаил Павлович, тоже. Известно, что он
                большевик и бывший партийный вожак. С такими
                разговор один – к стенке. Расстрел, значит.
                Но мы выручим его, если ты ответишь на наши
                вопросы.
Сухоросова.                Но я ничего не знаю, ей богу!
Пугачёв.                Не торопись отрицать, я тебя ещё ни о чём и не
                спросил. Скажи, зачем твой муж прошлым летом
                ездил в Алапаевск и кого он оттуда привёз?
                Быстро! Ну-ну!
Сухоросова.                Я даже не знаю – ездил ли он.
Пугачёв.                Врёшь, ей богу, врёшь! Тогда я отвечу. Он привёз
                инструкторов Екатеринбургского комитета партии
                неких Толмачёва и Израилович. В вашем доме
                провели собрание большевиков, а вот о чём
                говорили, расскажешь ты…
Сухоросова.                Господи, царица небесная, ничего-то я не знаю! На
                сенокосе с ребятишками была.
                /На Минина/. Вон и Тимофей Артемьевич знает,
                что все мы в это время страдуем.
Минин.                Ничего я не знаю, бабонька, ничего-с…
Сухоросова.                Где тебе знать, за тебя другие страдуют.
Пугачёв.                Молчать, стерва! Значит, ничего не знаешь. А кто
                стоял на охране этого сборища, кто на ставни окна
                закрывал? Вспоминай, вспоминай, плохо будет!
Сухоросова.                /Твёрдо/. Я не знаю ничего!
Пугачёв.                Хороша жёнушка. Муженька ждёт расстрел, а она и
                пальцем не хочет пошевелить в его защиту.
                Что ж, прощайся с мужем…
/Пишет на бланке, подписывается, ставит печать, читает вслух/.
                «Военному коменданту города Перми. Сообщаю,
                что взятый в плен Сухоросов Михаил Павлович,
                житель посёлка В-Салда, является большевиком и
                добровольцем Красной армии, к которому
                применимы соответствующие санкции».
                Всё, красавица, амба! Может, скажешь чего-нибудь,
                а?
Сухоросова.                Что говорить, если я не знаю.
Пугачёв.                И всё-таки я не верю тебе!
                /Вскакивает/.
                Так исполосую, что на твоей паршивой шкуре
                живого места не останется!
                /Подбегает к ней, ударяет кулаком под подбородок/.
                Авансом, сучья кровь!
Сухоросова.                /Падает, но сразу встаёт/. Молодец, комендант!
                Ловко воюешь с беззащитными женщинами.
                Подожди, отольются тебе наши слёзы. Послушаем,
                что ты запоёшь, когда вернутся красные…
Пугачёв.                Что-о! Стращать, подлюга?! Остапчук!

ОСТАПЧУК.

Пугачёв.                Брось в подвал! Двадцать пять плетей! Потом ещё
                побеседуем…

/Остапчук выводит Сухоросову/.
/Пугачёв нервно ходит по комнате, садится за стол, наливает стопки, выпивают с Мининым/.

Пугачёв.                Вот и поговори с такой сволочью.
Минин.                Трудно-с.
Пугачёв.                Не возьму в толк – или не знает, или не хочет
                сказать.
Минин.                Что была на покосе – это точно, но в это ли время.
Пугачёв.                Я попрошу вас проверить, Тимофей Артемьевич.
Минин.                Будет сделано.
Пугачёв.                Если соврала, расстреляю.
Минин.                Само-собою разумеется. Только навряд ли соврала.
                Слишком напугали вы её мнимым пленением и
                расстрелом. Ловко придумали!
Пугачёв.                /Самодовольно/. Варит, значит, головушка.
Минин.                Варит-с.
Пугачёв.                Удивительное дело: все они верят, что красные
                вернутся. И другие женщины на допросах кричали
                то же самое.
Минин.                Верят.
Пугачёв.                А вы?
Минин.                Не согласился бы возглавлять следственную
                комиссию, если верил. Не обижайтесь, господин
                комендант, на мои слова, но следствие надо вести
                несколько не так в интересах дела.
Пугачёв.                Как же?
Минин.                Деликатней, тоньше что ли. Слишком быстро
                применяете вы мордобой и оскорбления. Не
                подумайте, что я против, нет. Бить надо, да только
                когда ясно видно, что человек врёт. Я тоже ни черта
                не скажу, если меня станут бить.
Пугачёв.                Нет, не могу не бить. Буду бить!  Как взгляну в эти
                морды, в глаза с огнём ненависти – рука сжимается
                в кулак, а потом тянется к плётке или нагану.
                Так-то, господин председатель…
Минин.                Считайте, что я ничего не говорил. Дай бог вам
                встретиться с настоящим противником.
Пугачёв.                И настоящий расколется.
Минин.                Дай бог.

/Звонит церковный колокол. Минин и Пугачёв крестятся на икону. Минин истово, Пугачёв наспех/.

Минин.                Вот и на вечернюю молитву благовестят. Не пора
                ли отдохнуть?

ОСТАПЧУК, ПРЕДАТЕЛЬ.

Остапчук.                К вам, ваше благородие.
Пугачёв.                В чём дело?
Предатель.                /Низко кланяясь/. Здравия желаю, ваше благородие!
Пугачёв.                Здравствуй. Говори, что у тебя.
Предатель.                Красные, ваше благородие, двое.
Пугачёв.                Где?
Предатель.                Здесь в посёлке, за рекой.
Пугачёв.                Говори толком. Ну!
Предатель.                Перед сумерками забрались в овин у реки. Я видел
                из окна, мой дом как раз на овин глядит. Как
                стемнело, вылезли и, озираючись, пошли в посёлок.
                Один Туранов Михаил, с красными ушёл, к нему в
                дом и направились. Другого не узнал. Разведчики
                это, ваше благородие, не иначе.
Пугачёв.                А не дезертиры?
Предатель.                Не должно. Туранов сильно за красных стоял, и
                буржуев матом крыл.
Пугачёв.                Молодец. Ты на чём приехал?
Предатель.                На лошади верхом.
Пугачёв.                Покажешь нашим. Остапчук, конную группу туда!
                Ты старший. Брать живьём. Убьёте, - расстреляю!
                Бегом, ну!

/Остапчук и предатель выбегают. Пугачёв потирает руки/.

                Видать, покрупней рыбёшка попалась!
Минин.                Не сорвалась бы.
Пугачёв.                Не сорвётся. Вы знаете этого Туранова?
Минин.                Знаю. Рабочий завода. Молодой ещё.
Пугачёв.                Каков он?
Минин.                Ершистый, дерзкий, никого не боится. Может и в
                ухо дать.
Пугачёв.                Большевик?
Минин.                Нет. С красными ушёл по мобилизации.
Пугачёв.                Мог он дезертировать?
Минин.                Как знать, навряд ли.
Пугачёв.                Хорошо бы завербовать его к нам на службу.
Минин.                Попытайтесь. Я бы сам возглавил поимку, будучи
                на вашем месте. Тут опыт нужен.
Пугачёв.                Справятся.
Минин.                Это верно. Пуля – она не разбирает…
Пугачёв.                Вот именно. Впрочем, вы о чём?
Минин.                Опасно, говорю, а вы нам нужны. Не дай бог…
Пугачёв.                Как фамилия этого деда?
Минин.                Талакин. Пустобрёх. Нашим-вашим.
Пугачёв.                По мне хорош даже трижды растреклятый
                человечишка, помогай лишь вылавливать красных.
Минин.                Такой предаст и вас, и меня. Жалит, как змея, без
                разбору. Есть подозрение в его причастности к
                смерти некоторых наших. Нашептал красным…
Пугачёв.                Что ж вы молчали? Шлёпнем…
                /Подходит к столу, записывает/. Талакин. Как имя?
Минин.                Кирилл Иевлевич.
Пугачёв.                Восьмой кандидат на тот свет.
Минин.                Скоро приведут ещё двоих.
Пугачёв.                Это ещё надвое. Вдруг согласятся работать на нас.
Минин.                Хорошо бы. Но вам придётся попридержать
                горячку. Туранова нахрапом не возьмёшь.
Пугачёв.                Значит, взнуздать себя?
Минин.                И покрепче натянуть поводья.
Пугачёв.                Вот что я надумал. С Турановым побеседуете
                сначала вы. А я послушаю, понаблюдаю через
                замочную скважинку из той комнаты.
                /Показывает на левую дверь/.
                Присмотрюсь, прикину – как и что. Посадите сюда,
                /Показывает на стул у стола/, чтобы я мог его
                видеть. На этих красных можно повышение
                получить, карьеру сделать, удайся мне перетянуть
                их на нашу сторону. Только бы не сорваться.
                Помоги, господи. /Крестится на икону/.
Минин.                Готов удружить вам, давайте попробуем. А если
                Туранов пошлёт меня ко всем чертям?
Пугачёв.                Терпите во имя идеи. Ударит – и то терпите. В
                крайнем случае выручу.
                /Смотрит на карманные часы/.
                Что-то, однако, задерживаются. Далеко это?
Минин.                Десять минут ходу пешком. Они ж на конях.
Пугачёв.                Кто-то идёт.

/Остапчук, прихрамывая/.
Остапчук.                Привели, ваше благородие.
Пугачёв.                Обоих?
Остапчук.                Одного, второй скрылся.
Пугачёв.                Растяпы!
Остапчук.                Это не бабы.
Пугачёв.                Молчать! /Бегает по комнате/. Говори!
Остапчук.                Стали ломиться в ворота. Они выскочили во двор и
                сразу из наганов уложили наших…
Пугачёв.                Сколько?
Остапчук.                Троих.
Пугачёв.                Тьфу!
Минин.                Царство им небесное.
Пугачёв.                /Покосясь на Минина/. Дальше!
Остапчук.                Один, которого поймали, метнулся в огород, а там
                на снегу его хорошо видно. Стрелял, да я прошил
                ему правую руку. Наган куда-то бросил. Не найти.
                Много снегу и метель…
Пугачёв.                Не тяни!
Остапчук.                Второй как-то на улицу попал. Заколол этого, что
                донёс. Он дожидался за поленницей. Метнулись
                туда, а в нас граната, потом другая…
Пугачёв.                Задело кого?
Остапчук.                Упали, пронесло. Трёх коней, правда, осколками
                насмерть, а четырёх ранило. Сюда какой-то
                мужичок подвёз, иначе пешком бы топали.
Пугачёв.                Дальше!
Остапчук.                Ускакал на лошади доносчика. Она за поленницей
                стояла, не задело…
Пугачёв.                Кто ускакал?
Остапчук.                Второй.
Пугачёв.                Стреляли?
Остапчук.                Он сразу в переулок, а догонять не на чем.
Пугачёв.                Дураки! Ждали третьей гранаты, лежали. Искать!
Остапчук.                Я не могу, ногу задело.
Пугачёв.                /Минину/. Полюбуйтесь на этих идиотов! На фронт!
                Всех на фронт!  Там научат воевать!
                Да, скрылся, пожалуй. Всё равно пошарим.
                /Остапчуку/. Пусть ищут! Направь резервную
                группу. Струсили, сволочи! Давай краснопузого.

/Остапчук выходит. Пугачёв, кивнув Минину, скрывается за левой дверью/.
/Остапчук, Туранов. Связан. Правая рука висит плетью/.

Минин.                /Доброжелательно/. Садись, Туранов.
                /Показывает на стул/.
Туранов.                /Садится/. Перед тобой стоять не намерен.
                Что-то плохо встречаете – думал сам комендант
                пожалует, а вижу холуя.
Минин.                Господин комендант занят, скоро будет здесь.
Туранов.                Ищет второго, напрасный труд.
Минин.                Что скажешь, Михаил, зачем пожаловал домой?
Туранов.                Сначала прикажи развязать меня, не укушу.
Минин.                Остапчук!

/Остапчук, сильно хромая/.

Минин.                Развяжи.

/Остапчук развязывает руки Туранова, уходит/.

Туранов.                /Разглядывая комнату/. И икона со свечкой. Уютно.
                Здесь и порете народ?
Минин.                Ты на мой вопрос не ответил.
Туранов.                А я и не намерен отвечать.
Минин.                Остепенился бы. Господин комендант простит, если
                будешь покладистей.
Туранов.                Комендант пусть сам прощается передо мной за всё,
                что натворил здесь.
Минин.                Об этом скажешь ему сам.
Туранов.                Тебя не заставлю.
Минин.                Трудно с тобой, на свою голову ершишься.
Туранов.                Знаешь что, Минин, иди-ка ты… Разговор ни с
                тобой, ни с комендантом не выйдет, пока не
                перевяжете руку.
Минин.                Перевяжем, только скажи – не ты подбросил мне
                угрожающую записку?
Туранов.                Слава богу, нашлись-таки смельчаки! Нет не я. У
                меня в почёте пуля.
Минин.                Как поживает мой Николай, вы ведь в одном полку?
Туранов.                Велел продырявить голову тебе за измену и
                предательство.
Минин.                Врёшь! Николай в плену.
Туранов.                Был в плену, да сбежал вместе с тремя солдатами
                белых. Начальника караула пришлось на тот свет
                откомандировать.
Минин.                Врёшь, врёшь, мерзавец!
Туранов.                Мерзавец ты, а я боец красной армии! Ну, где твоя
                перевязка?
Минин.                Остапчук!

/Остапчук, ещё сильней хромая/.

Минин.                Уведи на перевязку.

/Остапчук и Туранов выходят/.
/Пугачёв из левой двери, садится за свой стол/.

Пугачёв.                Крепкий орешек! Дезертиром и не пахнет.
Минин.                Вот и поговори с таким.
Пугачёв.                Попробуем.
Минин.                Я бы его ликвидировал. Меньше одним свидетелем.
Пугачёв.                Сомневаетесь в незыблемости нашей власти?
Минин.                На всякий случай.
Пугачёв.                Расстрелять всегда можно, а вот переманить на свою
                сторону…
Минин.                Согласится и обманет?
Пугачёв.                Согласится, вернётся в полк, будет передавать
                сведения командованию. А обманет, наши мигом
                разделаются. В корпусе генерала Пепеляева крепкая
                разведка. Н-да. Что-ж это, сынок-то ваш, видать, к
                красным льнёт?
Минин.                Да врёт он!
Пугачёв.                /Многозначительно/. Проверим, проверим-с.
Минин.                Интересно, зачем они пожаловали?
Пугачёв.                Ознакомиться с обстановкой в нашем тылу, выявить
                настроения, дислокацию войск. Не с нами же
                чаёвничать. Липовые документы бесспорно
                уничтожил. Но главный тот, второй.
                Туранов, по-моему, подстраховка, для отвлечения
                внимания. И, надо сказать, провели они нас ловко!
                Второй наверняка ушёл. Плохо, что этот шум с
                поимкой подбодрит кое-кого здесь.
                Шутка ли: красные за Пермью, а разведчики их сюда
                забрались.
Минин.                Это да, это так.

ОСТАПЧУК.

Остапчук.                Перевязку сделали. И мне тоже.
Пугачёв.                Не проверял Сухоросову?
Остапчук.                Смотрел. Без памяти лежит.
Пугачёв.                Очухается, добавьте. Давай Туранова.

/Остапчук вводит Туранова, уходит/.

Пугачёв.                Туранов Михаил, красный разведчик?
Туранов.                Он самый.
Пугачёв.                Садись.

/Туранов садится на тот же стул/.

Туранов.                /Смотрит в глаза Пугачёву/. Видать, комендант
                Пугачёв, палач и зверь?
Пугачёв.                Что-то уж больно красочно.
Туранов.                Сам себя раскрасил.
Пугачёв.                /Резко/. Хватит! Поговорим о деле. Откуда прибыли,               
                с какой целью и кто второй?
Туранов.                Прибыли от красных. Чем занимается разведка ты
                знаешь не хуже меня. Что касается второго, то зачем
                он тебе. Ушёл и всё. Не видать его, как своих ушей.
Пугачёв.                Что ещё добавишь?
Туранов.                Жалею, погорячился, - не оставил последний патрон
                для себя.
Пугачёв.                Мы эту ошибку можем исправить.
Туранов.                Не сомневаюсь. Странно, почему ты не бьёшь меня,
                не истязаешь. Ты, говорят, большой мастер.
Пугачёв.                Дойдёт и до этого, не торопись. Поедем дальше…

ОСТАПЧУК.

Остапчук.                Ваше благородие, мальчишка домой просится.
Пугачёв.                Тьфу ты, я и забыл! Кстати напомнил. Веди его сюда.

/Остапчук уходит/.       

                Ты утверждаешь, Туранов, что Пугачёв палач и зверь.
                Не напраслину ли возводишь? Я, между прочим
                помогаю населению, кормлю детей, забочусь о
                талантах. Благодетель, можно сказать. Вот и сейчас у
                меня в канцелярии сидит парнишка – будущий
                художник. Накормили его, приласкали, бумаги дали.
                Рисует, как белые красных лупят.

ОСТАПЧУК, КЕШКА.
/Остапчук уходит/.

Пугачёв.                Вот он, второй Верещагин!
                /На Туранова/. Покажи дяденьке картинку.
                /Кешка подаёт/. Что, Кешка, хорошо накормили тебя?
Кешка.                Не. Дали один чёрный сухарь, сказали больше нету.
                Завтра велели приходить…
Пугачёв.                Что-то не то, разберёмся.
                /Туранову/. Ну как, нравится?
Туранов.                Молодец мальчонка, всё правильно. Ловко белые
                лупят жён красногвардейцев!

/Пугачёв подбегает к Туранову, выхватывает рисунок, рассматривает, мнёт в руке. Берёт Кешку за руку, ведёт к левой двери. Отворив, толкает его в комнату, резко захлопывает, повёртывая ключ в замке/.

Пугачёв.                /Туранову/. Так-с, поехали дальше.
Туранов.                Поехали, благодетель. Устами ребёнка глаголет
                истина. Так, Минин?
Пугачёв.                Молчать, красная сволочь!
Туранов.                Здесь только две сволочи, белые, правда, ты и
                иудушка Минин.
Пугачёв.                Молчи, гадина! /Подбегает к Туранову, замахивается
                кулаком/.
Туранов.                Вот оно, прорвало.
 
/Пугачёв опускает руку, отходит, садится за стол/.
Пугачёв.                А если мировую?
Туранов.                Что предлагаешь?
Пугачёв.                Жизнь! В твои годы неохота умирать, не так ли?
Туранов.                Никакого желания, но придётся.
Пугачёв.                Не обязательно. Зависит от тебя. Какие силы у
                красных и когда готовится наступление?
Туранов.                Сил много, пополнение поступает нормально, даже и
                за счёт ваших солдат. Недавно целый полк во главе с
                командиром перешёл на нашу сторону. Некоторых
                офицеров сами солдаты постреляли, правда.
Пугачёв.                Врёшь, гад!
Туранов.                Спокойно, комендант. Потом сам узнаешь. А
                наступление будет обязательно. Полетят от вас
                перья! Вот о сроке мне командование не доложило,
                жалею…
Пугачёв.                Издеваешься?! Берегись!
                /Хватает плеть, но, подумав, кладет её на стол/.
                Застрелил бы я тебя здесь же, да, думаю,
                договоримся…
Туранов.                Не играй в прятки!
Пугачёв.                Переходи на нашу сторону…
Туранов.                Ты что, беленой объелся?! Эх, комендант, плохо
                знаешь рабочих парней. И где тебе?! Ты ведь из
                сибирских богатеев. Окопался в тылу, с бабами
                воюешь. Пьянствуешь да развратничаешь. Рабочий
                для тебя – скотина, низкая тварь. Только
                ошибаешься. Не будет рабочий предателем, как
                Минин или тот старик, что на меня донёс. Между
                прочим, он и на Минина доносил, да Клюев не
                поверил.
Минин.                Я так и предполагал.
Туранов.                Клюев мог тебя в Чека передать. Зря не передал.
                Ошибся.

/На улице слышится выстрел/.

Пугачёв.                Что за чертовщина?! Остапчук!

ОСТАПЧУК.

Пугачёв.                Узнай, кто стрелял?

/Остапчук уходит/.

Туранов.                Так что кончай комендант, сразу.
Пугачёв.                Даю ночь на раздумье. Не согласишься – пеняй на
                себя.
Туранов.                Не соглашусь. Осечка у тебя будет.

ОСТАПЧУК.

Остапчук.                Мальца нашего убили. На улице у стены лежит…
Пугачёв.                Кто посмел?!
Остапчук.                Он полез в форточку из комнаты через двойные рамы,
                а мимо проходил милиционер. Ну и выстрелил. Не
                разобрал впотьмах. Думал покушение какое.
Туранов.                Комендант, прикажи отвести меня. Больше ни на
                один вопрос не отвечаю.
Пугачёв.                /Остапчуку/. Запри в одиночку.
Туранов.                Вот ведь каковы дела-то, Остапчук, - бары
                целёхоньки, а мы друг друга продырявили.
Пугачёв.                Молчать, скотина!

/Остапчук уводит Туранова/.

Минин.                Неприятность какая с мальчишкой.
Пугачёв.                Ничего, замнём.

/Окна вдруг освещаются заревом пожара. Слышен отдалённый набат/.

Минин.                Что это?
Пугачёв.                Похоже, пожар.
Минин.                Где-то в наших краях.
                /Подходит к окну/.

/Телефонный звонок. Пугачёв берёт трубку/.

Пугачёв.                /Минину/. Ваш дом горит.

/Оба быстро выбегают/.


Продолжение следует.