Глава шестая. Странник

Антон почувствовал, как кто-то с силой толкает его в грудь. Вспышка света. Толчок. Казалось, что рёбра сейчас врежутся в лёгкие и разрежут их на две части. Вспышка света…

Антон, стоя возле окна, провожал взглядом машину с надписью «Скорая помощь». Народ сгрудился вокруг врача, важно усаживающегося в машину и что-то говорящему народу. Антон скривился, отошёл от окна и сел в кресло.
Первым зашёл Андрей.
- Тебя не было почти двое суток! Мы прощупывали пульс! Его не было, и сердце не билось, и дыхания не было совсем… - выпалил он.
- Заткнись! – рявкнул Антон. – Толку от вас никакого, только мешаетесь! А помощник из тебя никакой!
- Ну, пойми, Гром!
Антон не стал больше разговаривать. В комнату один за другим вошли все. Антон ни с кем не стал разговаривать. Посмотрев на людей сверху вниз, развернулся на каблуках и ушёл в свою комнату. Тихо прикрыв дверь за спиной, Антон взял бубен.
Колотушка в руке стала горячей, Антон плавно касался упругой поверхности бубна.
- Ты один меня понимаешь! Ты ведь видел это всё? – прошептал он, с нежностью погладив его рукой.
Отложив бубен, Антон взял книгу. Часть этой книги была написана им и представляла собой рукопись, часть другими людьми. Достав небольшой вкладыш, Антон углубился в чтение:
«…Шаманские возможности часто обретаются во время (одиночных) странствований. Это подтверждает народная традиция. Это подтверждает и наш сегодняшний опыт. В хождении по земле тренируется странствующая часть души и через это обретается волшебная сила. При этом многолюдство и транспорт крайне не желательны. Поезд или автобус могут только доставить вас к месту путешествия. Отсчет пути начинается с первых шагов по неизвестной земле.
Странствования воспитывают человека, учат его пользоваться немногим, тренируют его волю и ставят в ситуации, где нужно принимать решения, за которые надо тут же и отвечать. При этом странствования предполагают, что есть еще и другая жизнь, к которой человек должен вернуться. Поэтому многие проблемы жизни, странник имеет право отложить на потом. Двигаясь, и непрерывно меняя перед глазами ландшафт, странник чистит свой разум, и после этого обретает способность общаться с духами. По традиции Русского Севера, человек, который бродил трое суток по лесу – становится ритуально чистым. Само путешествие странника во многом аналогично путешествию шамана. Пройденные в странничестве дороги, через какое-то время становятся священными дорогами, которые шаман начинает проходить в камлании, собирая своих духов. Сами духи собираются и теряются на дорогах, по которым мы бредем, странствуя. Потеря того или иного духа шаманом – это иногда и благо. Дух более не соответствует уровню шамана, и потому отстает от него.
Странничество – это образ жизни. Странничество – это вмещение в себя мира. Странничество – это самопознание и философия. Странник свободен, и поэтому нетороплив. Он видит то, что никогда не увидит человек, каждый день идущий из дома на работу, в магазин, и снова домой. Странник предоставлен ветрам и воле случая. Странничество – это жребий.
Когда свободный и неторопливый человек бросает жребий и следует ему, он начинает ясно понимать своё место в мире. Становиться ясно, что именно в мире временно и случайно, а что закономерно и вечно. В странничестве человек и мир меняются местами, и до конца не удаётся понять: мир ли окружает, охватывает человека, или человек охватывает собою весь мир.
Странник бесстрашен. И если у него вдруг появляется страх, то лишь потому, что он помнит, что когда-то не странствовал. Странник постигает тайные мысли духов, разговаривает с богами и обретает чистую, успокоенную душу. Странничество очищает и даёт человеку силы, которые недоступны в суете мира.
Мы почти все обречены жить в городских домах и совершать изо дня в день рутинные поступки заведённой раз и навсегда жизни. Из колеи, которая засосала каждого из нас много лет назад, почти невозможно вырваться. И всё же когда это удаётся, когда, заплатив все долги, мы оказываемся свободны, то не знаем, куда себя деть. Покупаем путёвку и едем в санаторий, где всё будет так, как было дома. Будет такой же круг жизни. Такая же колея, вырваться из которой возможно только с возвращением домой.
Верно ли это? Можно ли поступить иначе, отказавшись от всего, и просто выйти один раз из дома и пойти – куда глаза глядят, не зная, что ждёт впереди, где будет ночлег и когда случиться возвращение. Кто-то назовёт это полнейшей глупостью, опасным и бесцельным предприятием, особенно невозможным именно в наше время. Но кто-то вспомнит молодость, когда ходил в туристический поход, и вздохнёт с чувством невозвратности времени: «Да, были и мы когда-то…».
Странничество  - это очищение души. И если странник приходит туда, где ему хорошо, он и пребывает там ровно столько, сколько надо душе. И лишь потом идёт дальше. Принимать решение остановиться можно только во время движения, но не в согласии с каким-то  рассчитанным заранее кабинетным планом.
Странничество может иметь серьёзную, даже научную цель. Но при этом странник всё равно отвлечённо созерцает проходящий перед ним мир. Он как бы при этом спит, а мир видит как сон. В этом сне странник является сам собой, он огибает препятствия, отвечает на вопросы, всё видит, помнит, и в то же время спит. Он пребывает в состоянии полной удовлетворённости души, которая на мгновения возвращается в этот мир, как бы иногда просыпаясь, но потом она снова уходит куда-то далеко от того места, где бредут ноги странника. Лишь голод, жажда или сильная усталость возвращают душу обратно в тело. И собственно тогда то на время и прерывается странствие, остановись при этом странник хоть в самом красивом и уединённом месте вселенной.
Но, решив телесные проблемы и поёрзав лямками рюкзака на плечах, странник снова засыпает, душа его снова уходит в бесконечные пространства внутреннего мира, а ноги бредут дальше по пыльной земле. Можно догадаться, что странничество – это лишь внешне идущий человек. Странствует не он. Странствует его душа…».
Антон опустил глаза на нижний край листа. По краю ровным почерком красными чернилами надпись.
Антон отложил записи и задумался. Разглядывая поверхность бубна, он мысленно путешествовал по сплетениям узла, изображённом в самом его центре.
- Гром! – прервала течение его мыслей Татьяна. – Ты будешь ужинать?
Она ворвалась без всякого стука в его комнату и встала в проходе как вкопанная.
- Уйди! – устало сказал Антон.
Она, постояв некоторое время, медленно вышла, закрыв за собой дверь.
Антон встал с постели, на которой всё это время лежал и начал собираться в дорогу.

- Меня зовут Гром! – говорил Антон, склонив колено и прижав ладонь к поверхности земли – Когда я родился, меня назвали Антон Громов, но в связи с тем, что в имени «Антон», непотребство, я стал называться Громом. Я хочу просить тебя, чтобы ты указала мне путь! Это сложный путь, но я чувствую, что готов к нему! У человека большие сложности – его душа на пути мёртвых! Я хочу вернуть её ему! Потому я отправляюсь в дорогу, в поисках дикой охоты!
Антон оторвал ладонь от земли и распрямился. Вечерние сумерки уже охватили землю и небо. Редкие птичьи возгласы слышались из крон прибрежных ив, а то там, то здесь перекликались лягушки.
Антон оглянулся, и увидел, что в коттедже, из которого он бежал через окно, ещё не погасили свет. Сейчас его не хватятся до утра, так как он отослал Татьяну. Утром может, и начнут поиски, но он уже будет далеко.
Антон уверенно повернулся в сторону небольшой лесной тропинки и уверенно зашагал по ней. Сердце почему-то билось быстро и возбуждённо, а воздух, казалось, опьянял, пряным ароматом трав насыщая всё тело. Тропка вела вдоль озера, периодически пересекая маленькие ручьи, втекающие в озеро и опоясанные густыми зарослями тростника. Время от времени из тростника беспокойно вылетали какие-то птицы. Антон шёл уверенным шагом, но пока ещё сам не знал куда. Тропка повернула от озера в лес, через небольшой холм и спустилась в болотистое место, где тёк небольшой ручей, через который был переброшен мостик. Антон замер, как будто в ожидании чего. Уже было совсем темно. В это время года темнеет быстро. Антон присел на валун на кромке тропы и почему-то ему в голову пришли слова. Он не знал, откуда они пришли, но, следуя внутреннему импульсу, проговорил вслух:
- По дорогам, куда-то вдаль,
По серым волосам вечерних зорь,
По небу,
На другую сторону луны,
Я вышел, как король,
А вернулся, словно раб,
Раб слепой любви.
Это, как вздох,
Это как ребёнок,
Плачущий по своей матери,
Это, так больно,
Как будто в сердце попала заноза,
И нет спасения,
Осталось лишь молчать об этом,
В этом молчании угроза,
В этом молчании несказанное слово…
Поднявшись с камня, он направился дальше, оставляя за собой то, что ему не нравилось больше всего – одиночество среди людей.
Её всё равно не было рядом, а эти люди, не понимали его действий. Она тоже понимала не всегда, но всегда принимала, его, Антона, таким, каков он есть. А они всё время хотели добиться от него чего-то своего, что считали необходимым для себя. Антон устал от них. Они же попросили его выполнить работу, и они же стали первыми из тех, кто мешает выполнению необходимого.
Они думали, что Антон умер. Но он не умер. Он лишь отправился дорогой мёртвых, а путь туда всегда чреват. Но чреват не сложностями пути, а непониманием живых. Они пока живы и потому не знают, что значит пройти дорогой мёртвых.
Антон пересёк ещё один ручеёк и резко повернул на запад. Там в зарослях ив, он приостановился и проверил всё ли взял, не забыл ли чего. Поправив бубен за спиной, дневники, он проверил и несколько мешочков висевших у него на поясе. Руны, предметы силы, талисманы, ещё мешочек и ещё. Всё было на месте.

Темнело. Когда Антон вышел в деревню, уже было совсем темно. То там, то тут лаяли и повизгивали собаки. В некоторых домах ещё горел свет, а кое-где стоял приятный запах протопленных бань.
Антон прошёл деревню и вышел на вокзальную платформу. На ней никого не было, и Антону подумалось:
«А будет ли уже вообще электричка?».
Он присел на ступень вокзальной лестницы и задумался. В ушах его прогремел чёткий звук копыт, как будто бы совсем недалеко от него проскакала лошадь. Антон встрепенулся и пошёл на платформу.
К перрону с шумом подошёл поезд. Старые вагоны издали чудовищный скрип. Антон поднялся в вагон, прошёл по совершенно пустому вагонному пролёту и сел на исписанное кем-то сидение.
Он терпеть не мог поезда, запах вокзалов и людей, которые куда-то едут и пахнут колбасой. Но на сей раз, волею проведения он был избавлен от сомнительного удовольствия созерцать пустые лица пассажиров, да и поезд имел лишь едва заметный запах. Состав качнулся и неторопливо тронулся в неизвестном Антону направлении. Сумрак на улице сдвинулся с места и, постепенно набирая обороты, побежал в обратную сторону, разрываясь лоскутками отдельных фонарей и окон околодорожных изб. Антону почудилось, что над его вагоном, в потоках ветра, поднимаемого несущимся поездом, летит чёрная, как смола, птица, разрезая своим оперением пустоту окружающего мира. Она, то поднималась ввысь, то камнем падала на металлическую крышу вагона, создавая резкий звук.