Глава 6. Тамплиеры и трубадуры. Часть 1

Странное изображение коня и двух восседающих на нём худощавых всадников не только ставило в тупик многих начинающих медиевистов, но и вызывало удивление гораздо более зрелых любителей средневековья. Что это – символ христианского  нестяжания и скромности или признаки бедности, нарочито выставляемые с целью обратить на себя внимание меценатов и благотворителей? Ни то, ни другое! Древняя печать военизированного квазимонашеского ордена тамплиеров, созданная в самом начале их крестного пути, просто констатировала status quo – странствующие рыцари, объединившиеся для защиты паломников на Святой Земле, испытывали острый дефицит боевых средств, порой не хватало даже лошадей.
 
Но энтузиазм христианской веры, подкреплённый умелым владением мечом, творил истинные чудеса, и слух об отважном, хотя и немногочисленном отряде рыцарей, беспощадно расправляющихся с сарацинами во имя Иисуса, быстро распространился среди многочисленных паломников и авантюристов, в большом количестве прибывавших из европейской метрополии на Святую Землю. Все хотели воспользоваться их защитой, а некоторые даже видели в возникновении столь эффективной в военном отношении структуры перст божий и спешили поучаствовать или поддержать. Да и не удивительно – надо сказать, что сарацины-грабители достали всех очень быстро после начала крестовых походов, старт которым 15 августа 1096 года, как раз на праздник Вознесения Девы Марии, дал Одо де Шатильон де Лажери, более известный как папа Урбан II Блаженный. Хотя, справедливости ради, следует заметить, что грабили не только сарацины, грабили все, и многими крестоносцами поход рассматривался не столько как святая обязанность защитить гроб господень от неверных, но как возможность поправить пошатнувшееся материальное положение – дела-то в Европе шли, как известно, не лучшим образом: всё ещё сказывалось дурное наследие древнеримского прошлого, к которому добавились чума, засуха, голод.  Плюс спорынья – словом, сложились объективные условия, обеспечивающие устойчивое отсутствие экономического развития…  Да и сам Урбан, благословляя Христово воинство на поход, сказал: «Кто тут обездоленный и бедный, там будет радостный и богатый».

Первый крестовый поход был организован по просьбе Алексея I Комнина, положившего начало правившей 300 лет династии Комниных императора Византийской империи, имевшей тогда множество врагов на своих границах. Цель была вполне благородная – защитить анатолийских христиан (это на территории современной Турции) от гонений со стороны султаната Великих сельджуков, поддерживаемых мусульманами-шиитами. Идея защиты христианских святынь и восточных христиан не явилась чем-то неожиданным для католического запада: в ответ на занятие мусульманами Иерусалима папа Григорий VII в 1074 году призвал воинов Христовых помочь Византии восстановить справедливость и отвоевать утраченные священные земли. Тогда рыцарство проигнорировало папский призыв, который, тем не менее, спровоцировал волну паломничества на Святую Землю, что, в свою очередь, повысило градус социальной напряженности на востоке.

Многочисленные рассказы об издевательствах и притеснениях, которым подвергались пилигримы со стороны мусульман, вызвали вал народного негодования и ненависти, принявшего вскоре форму самого первого народного крестового похода. Не будет преувеличением сказать, что это событие явилось прямым следствием резкого роста числа Тобайеса в европейских популяциях Homo sapiens L., что, со своей стороны, в некоторой, а возможно и весьма значительной степени обусловливалось массовым хроническим воздействием спорыньи. Поэтому не вызывает особого удивления факт, что первый крестовый поход начался досрочно, раньше намеченной папой Урбаном даты. Инициатором и духовным отцом такого ускорения являлся бывший военный, удалившийся от мирских радостей и ставший монахом и аскетом  Пётр Амьенский (он же Пётр Пустынник, лат. Petrus Heremita), который, облачившись в белые одежды, разъезжал на осле и, будучи одарённым оратором и проповедником, доводил страстными своими речами простых крестьян и обедневших рыцарей до исступления, для убедительности демонстрируя некое послание, из коего следовало, что проповедовать ему поручено самим Христом. Проповеди его ложились на благодатную почву, щедро удобренную эсхатологическими форсайтами и регулярным потреблением спорыньи. Весьма быстро вокруг него сконцентрировалась масса различных оборванцев и авантюристов, готовых двинуться хоть на край света в поисках лучшей доли. В большинстве своём это были неграмотные крестьяне, вооружённые дубинами, топорами и косами, криминальные элементы и обедневшие рыцари. Среди них, впрочем, попадались истинные паломники, желающие очистить Святую Землю от сарацинов.

Предводителем этого первого корпуса крестоносцев был рыцарь Вальтер Готье, или Готье «Голяк» (Gautier Sans Avoir), так он был прозван за свою бедность. И хотя некоторые современные эксперты, в частности, недавно покинувший этот мир профессор Джонатан Райли-Смит (Jonathan Riley-Smith) из Кембриджа, считают, что прозвище Вальтера Готье связано вовсе не с его имущественным положением, а скорее с местностью, которой он управлял – Буасси-Сан-Авуар, это не помешало ему разориться и, наслушавшись призывов Петра Амьенского, броситься с головой в бурный и мутный поток, несущий крестоносцев к гибели.

Началось всё, так уж заведено, с еврейских погромов. Двигаясь по рейнским землям, ведомые Вальтером Голяком и Петром Пустынником агрессивные толпы учиняли многочисленные погромы еврейских местечек, грабили, насиловали, убивали. Доставалось не только евреям, но распявшим Христа, конечно же, уделялось особое внимание. Известны даже случаи массовых самоубийств еврейского населения, когда целые семьи предпочитали погибнуть от родных рук (матери убивали детей, мужчины – жён и возлюбленных), чем попасть в лапы озверевшей голытьбы, одухотворённой высокими идеями крестоносного движения.

Многие крестьяне, примкнувшие к походу, вдохновлённые энтузиазмом амьенского аскета, брали с собой жён и детей. Но никто всерьёз не озаботился снабжением огромного отряда продовольствием и другими необходимыми в дороге вещами. В тот год, как часто случалось в средние века, был неурожай, и крестьянам негде было обзавестись припасами. Обедневшие по причине своей глупости рыцари не привыкли думать о таких предметах, Пустынник же витал в сферах духовных, ну а Голяк – он и есть Голяк – сумев разорить свой родной Буасси-Сан-Авуар, он вряд ли годился на роль интенданта. Так что пропитание и фураж приходилось добывать в пути, оправдывая жестокие средства великой целью.

С берегов Рейна путь лежал через зелёные дубравы и поля Восточной и Южной Европы к Дунаю, и далее в Константинополь. Продвигаясь к югу по землям чехов, венгров и болгар народные крестоносцы продолжали добывать пропитание грабежом и насиловать всё, что движется. Хорошо вооружённые местные жители были отнюдь не в восторге от всего этого, и в результате численность личного состава крестоносного отряда сократилась почти на треть. Оставшиеся в живых добрались до Константинополя, и так как манеры их совершенно не изменились, византийский правитель с поспешностью переправил крестоносцев в Малую Азию, где они и были поголовно истреблены заманившими их в ловушку коварными и кровожадными сельджуками. Вальтер Готье погиб в битве вместе со своими товарищами, тогда как аскетичный Пустынник вовремя дал задний ход, вернувшись в Европу, где он присоединился к армии Готфрида  Бульонского (Годфруа де Бульон), чтобы принять участие в следующих военных крестоносных авантюрах.

Судьба хранила Петра, несмотря на его настырность и неугомонность. Сразу после провала народного крестового похода вполне профессиональные вояки по указу Урбана II двинулись в Палестину под предводительством ставшего к тому времени герцогом Нижней Лотарингии Годфруа и его братьев Болдуина и Эсташа Бульонских. Вместе с ними Пётр попал в изрядную переделку в Антиохии, которая была осаждена эмиром Кербогой, и никакой аскетизм Пустынника не мог противостоять наступившему жесточайшему голоду. Крестоносцы имели возможность бежать, спускаясь со стен по верёвкам и скрываясь в лесах. Аскетичный Пустынник, не в силах превозмочь муки голода, одним из первых попытался воспользоваться верёвками, но был пойман весьма суровым рыцарем Танкредом Тарентским, который, в отличие от других знатных крестоносцев, неожиданно отказался давать присягу византийскому императору Алексею I Камнину и, самостоятельно переправившись через пролив, присоединился к лотарингским войскам Годфрида Бульонского на театре военных действий.

Во время же осады Антиохии Танкред со своим подразделением занял стратегические высоты и успешно блокировал подходы к городу за символическую по нынешним временам плату в 400 серебряных марок (средневековая марка – лат. marca, marcha, marcus – равнялась примерно 8 тройским унциям; самой весомой была марка триентская – 254,7 г, марка же французская составляла всего 244,752 г Ag, но, по имеющимся сведениям и мнению специалистов, Танкред вёл расчеты именно во французских марках). Когда же Пустынник в компании с несколькими сотоварищами пытался бежать, Танкред задержал их, накостылял, конечно же, и заставил неудачливого беглеца присягнуть на верность, предотвратив тем самым массовое дезертирство. После этого Петру ничего не оставалось, как принять более активное участие в вооружённом конфликте, он даже участвовал во взятии Иерусалима вместе с отрядом Танкреда, люди которого первыми ворвались в священный город и сразу же начали грабить, что позволило отважному Танкреду Тарентскому присвоить солидную часть трофеев. Сей доблестный рыцарь, будучи весьма прагматичным человеком, не упускал случая заработать или пограбить, как случилось, например, с неплохо укреплённым древним городом Мопсуестия (ныне существует в качестве небольшой турецкой деревни Якапынар – тур. Yakapinar), который Танкред в течение нескольких дней взял и полностью разграбил. Танкред не прощал обид, о чём свидетельствует, в частности, нападение его отряда на войско самого Болдуина Бульонского, ранее силой заставившего Танкреда с его солдатами выполнять пожелания командования. Нападение было внезапным и весьма эффективным, и, надо сказать, на этот раз дело могло принять совершенно гибельный оборот, если бы открыто высказанное недовольство простых крестоносцев не заставило этих двух военачальников прекратить взаимное кровопролитие.

Вообще говоря, по средневековым критериям Танкред не был кровожадным. Пока его солдаты-крестоносцы грабили Иерусалим, он по мере возможности старался защитить мирное мусульманское население, для чего передал своё знамя несчастным побеждённым, укрывшимся в мечети Аль-Акса (храм Соломона), однако, несмотря на его столь явно выраженное заступничество, мусульмане были безжалостно перебиты. Как свидетельствует латинская хроника, принадлежащая перу неизвестного автора, «увидев это, Танкред преисполнился негодованием» (De Gesta Francorum et aliorum Hierosolimitanorum –  «Деяния франков и других пилигримов, шедших в Иерусалим»).

Пустынник же из Амьена и на этот раз вышел сухим из воды. Вернувшись после взятия Иерусалима на историческую родину в Пикардию, он основал в 1099 году в городке Юи (фр. Huy, валлон. Hu, нидерл. Hoei), что в провинции Льеж, монастырь августинских каноников-обсервантов, где до последних дней своих был настоятелем и мирно почил в бозе в 1115 году от Р.Х.