Отличный почерк

      Из серии:  Армейские рассказы.

В военкомате:
«О, явился, а  если война где вас искать?
Я говорю: «Начинайте, я сейчас подъеду».
               
                М. Жванецкий


   В мою молодость, почти все служили в армии. Правда, бывало и исключение, это те, которые поступили в университет или институт, или кто умудрялся  закосить под больного, как правило, на голову,  и попадал в дурку, потому, как другие болезни вылечивали и потом всё равно загребали служить.
   У меня даже соседа, который с детства носил очки, забрали в стройбат, а чтобы он не промахнулся и кого-нибудь случайно не угробил, вместо автомата выдали лопату. Так он два года и проработал на шару, в смысле – отдал долг родине.
   Не избежал этой участи и я...
 После окончания художественного училища, мне сразу весной прислали повестку, упредив тем самым от поступления летом в худпром.
  Но я сильно не парился, так, как зная по рассказам старших товарищей, что художникам в армии – лафа.
 И точно...
 Отправили меня недалеко в учебку под Киев в Остёр.
Из военкомата нас сначала посадили на поезд, а доехав до Киева, погрузили на допотопные пароходики и - вниз по Днепру до какого-то причала…
 Когда мы плыли, потому, как мы не моряки это они – ходят, а мы по всем параметрам именно плыли,и прямом и переносном смысле, то есть, некоторые, на прощание набрались, как говорится:«в хлам», и куролесили по всему кораблю.
    А мы с пацанами и ещё с одним приятелем Виктором, с которым мы познакомились ещё в военкомате, сидим на верхней палубе и моей кепкой играем в «волейбол», если можно так сказать. Играли, играли, пока она случайно не вылетела за борт. Тогда продолжили - головным убором приятеля, пока и его – не  улетела туда же.
А другие пацаны, да ещё с пьяных глаз, смотрят, вещи за борт выкидывают и, видно подумав, что это традиция такая, тоже начали бросать: кепки, шапки и другие головные уборы. Дело дошло даже до одежды всякой, ведь в армию все надевали старые вещи, а у одного пока он спал, свесив ноги на нижнюю палубу, умудрились даже ботинки стянуть и выкинуть за борт, так он босиком и шагал потом в  часть. Но больше всех удивил новобранец, который причапал, вообще по пояс голый.
  Литер, как увидел, аж присвистнул и с удивлением спрашивает:
- Ты, что, в таком виде прямо из военкомата приехал?
А тот, смущаясь:
- Да, мы пока плыли, играли в карты на раздевание, а кто продул – шмотки за борт кидал. Хорошо, что приехали раньше, чем одежда закончилась, а так бы до трусов мог проиграться.
И все, а особенно, те, кто в чём-то ещё остался, только весело за ржали.
Но это было не страшно, так, как все знали – после бани выдадут форму…
   Только нас помыли, переодели и мы, неспеша, кучкуемся в курилке, прибегает какой-то старший лейтенант и спрашивает:
- Кто из вас Сипков и Чурилов
- Ну, мы, - робко отвечаем.
- Так, пошли со мной, я умыкнул ваши документы.
А нам, только и осталось, что сказать:
- Есть!
Заводит он нас в роту и дальше в какой-то кабинет на двери, у которого было написано «Канцелярия».
Я ещё тогда подумал: «Странно, как-то, что  в армии такая табличка, наверно, должно быть написано – «Штаб», может это специально - для маскировки, чтобы шпионы не догадались?
А ротный говорит:
- Вы тут сидите, и никуда - ногой, - а потом добавил,- нет лучше я вас закрою, а то чего доброго ещё украдут.
И вышел, закрыв дверь на ключ.
Мы с Виктором Чуриловым испуганно переглянулись, и он сказал:
- Не фига себе, никогда не думал, что в армии крадут солдат.
   Правда, сидели мы недолго, минут двадцать.
   Слышим, замок клацнул и дверь распахнулась, а на пороге ротный - командует:
- На выход – строиться!
Мы вышли, смотрим, а в проходе ещё человек пять стоит, тогда ротный продолжает:
- Вот сержант Унтилов, он вас на ужин отведёт, - и, обращаясь к нему, говорит,- командуйте.
И этот с лычками на погонах, громко и отрывисто говорит:
- Выходи на улицу, в две шеренги становись!
Выбегаем, а там ещё человек десять уже стоят в два ряда, ну и мы пристроились в хвосте.
Тогда сержант продолжает командовать:
- Равняйсь! Смирно, направо, шагом марш!
Ну и все, как умели, зашагали, а сержант, только ухмыльнулся и процедил:
- Ладно, идите, как можете, потом будем учиться маршировать.
Так и началась моя армейская служба…
   После ужина вызывает нас вдвоём ротный в канцелярию и говорит:
- Так, Сипков – художник, я видел, у него почерк хороший, - и обращаясь к Чурилову продолжает, - а у тебя какой?
- Нормальный, - отвечает Виктор.
- А ну, напиши своё имя и фамилию!
Он написал.  Командир, глянув, говорит:
- Отлично, у тебя почерк даже лучше чем у Сипкова. Значит так, садитесь за стол и будете вот на этих листка записывать: имя фамилию и отчество, а потом я их буду распределять по взводам. Понятно?
- Ясно, - говорим.
- Не ясно, а так точно! Привыкайте, вы теперь в армии. Уяснили?
- Так, точно! – рявкнули мы.
  А ротный только улыбнулся…
И пошла наша писарская служба. Переписывали бойцов, потом составляли личный состав отделений и взводов, делали, так называемые «раскладушки» для офицеров и сержантов, это, когда на ватмане сложенном гармошкой в алфавитном порядке записывают их имена, фамилия, отчества, национальность и домашний адрес, а потом ещё заполняли военные билеты с номером части, автоматом и так далее.
   В общем, работы хватало, ведь в нашей учебной роте было сто двадцать человек, не считая командиров.
     Так прошла целая неделя, пока укомплектовывали  взводы и отделения…
 И вот, как-то на построении на плацу с трибуны какой-то майор в микрофон спрашивает:
- Среди, вновь прибывших, есть художники? Если есть выйти к трибуне.
Ну, я и ещё несколько бойцов вышли.
А майор оказался начальником штаба, спросил наши фамилии, что-то отметил у себя в «раскладушке» и вернул нас на место.
Ротный мне потом и говорит:
- Вот на фига ты побежал к трибуне?
- Майор сказал – я побежал, - отвечаю, - что не надо было?
- Да я ж тебя специально украл, у соседского батальона, куда тебя хотели направить, потому, что мне Ленинскую комнату надо было оформлять, а теперь всё пропало, тебя заберут работать, скорей всего в штаб полка, - вздохнул ротный.
«Да,- подумал я, - видно так в армии заведено, что старшие командиры у младших воруют бойцов».
А потом сказал:
- Ничего страшного, у вас ещё Чурилов остался, у него отличный почерк.