В. Агошков. ОЕВ 1908г Орловские папуасы. Модернизм

В.Агошков. ОЕВ. 1908г Орловские папуасы. Модернизм в лит-ре


*

ОЕВ напечатали Воззвание к православным христианам откликнуться на святое и великое дело построения храма Божия во имя Преподобного Сергия Радонежского Чудотворца на славном в истории нашего Отечества Куликовом поле.

= В.А.: Война с Японией показала, что победы в войне нужно добывать не только с помощью современного оружия, а и с помощью патриотического подъёма. Поэтому в Тульской области стали строить памятник на Куликовом Поле. А в городе Орле и области, по предложению Илии Ливанского, стали говорить и писать о св. Кукше.

*
За 1908 год печатаются статьи против Льва Толстого и его теории толстовства.
*
Произошло чествование памяти И.С. Тургенева в день 25-летия со дня его смерти в церковно-приходской школе села Спасского-Лутовинова, Мценского уезда, 22 августа 1908 года.
*



Орловские папуасы.

Некие П. Николаевъ и А. Бобкова объявляютъ въ „Орл. Вестн." о томъ, что они, безъ церковнаго и всякаго другого обряда, по обоюдному соглашению, вошли въ законную якобы супружескую жизнь.

Конечно, всякому понятно, что эта мнимо „законная супружеская жизнь" называется на человеческомъ языки всехъ культурныхъ странъ совсемъ другимъ именемъ и есть незаконная половая связь, а по- христианскому воззрению – блудъ, наказуемый по канонамъ церкви семилетней (теперь, по снисхождению, обыкновенно сокращаемой наполовину) эпитемией.

Но всемъ ли понятно, что объявление о вступлении двухъ лицъ въ такие отношенья есть проявление такого рода действия, какия именуются въ Улож. о наказ, „непотребствомъ?"

Мы всё более и более становимся безразличны къ добру и злу, къ истине и лжи, къ приличному и неприличному. То, что немыслимо въ культурныхъ странахъ и недопустимо въ газетахъ и журналахъ этихъ странъ, не исключая и прославленныхъ своею безрелигиозностью и безнравственностью, у насъ, русскихъ, сплошь и рядомъ возвещается на самыхъ видныхъ местахъ нашихъ современныхъ изданий...

Правда, помещение объявления о блудномъ сожитии достаточно свидетельствуетъ о моральномъ и умственномъ (убогом) состоянии некультурныхъ деятелей печатнаго слова, но оно также свидътельствуетъ и о насъ, которые на свои деньги поддерживаетъ подобныя, убогие въ интеллектуальномъ и гнусныя въ нравственномъ отношении, издания. Нашихъ женъ, дочерей, юношей развращаютъ на наши собственныя деньги.

Все жалуются, что жизнь стала невозможно дорога. Но ведь все же должны знать, что это дороговизна есть результат революции, которой мы не оказали должнаго противодействия въ свое время разумнымъ и твердымъ осуждениемъ ея. За это и платимся теперь дороговизною.

Развратъ и революция всегда и везде шли рука объ руку. Если и къ проявлениямъ, „непотребства" мы будемъ все так же благодушны, какъ и къ первымъ революционнымъ проявлениямъ, то безъ сомнения пожнемъ въ своё время плоды въ виде соответственного возмездия. („О. Р.").
Наблюдатель.

*
МОДЕРНИЗМ – РЕВОЛЮЦИОННОЕ НАПРАВЛЕНИЕ в русской литературе.

Что же положительнаго создалъ модернизмъ въ своихъ свободныхъ и неудержимыхъ исканияхъ? Ничего. Нужно заметить, что самымъ существеннымъ, самымъ главнымъ, что составляетъ душу и жизнь литературныхъ произведений — идеей, содержаниемъ - модернисты не интересуются, потому, что после Толстого и Достоевскаго, затронувших самые тайники человеческаго духа и человеческой жизни, Сологубу, Бальмонту, Брюсову и др, трудно быть новыми и оригинальными по содержанию.

Минуя содержание, модернисты хотели создать эпоху развития художественной формы, и въ своем безудержномъ полете „вверхъ тормашками" договорились до такихъ прелестей:

„Исходить месяцъ обнаженный При лазоревой луне"...

Или:

„Ночью серая улица... Слепые дома.
 Папироска моя не курится"...

Какое богатство поэзи! Какие дивные сюжеты! Какое величие и трогательность въ картине потухшей папироски! Что- то жалкое и убогое чувствуется въ этихъ безсильныхъ исканиях людей, претендующихъ на дешевый успехъ! И какъ счастливъ читатель, когда встречается съ мыслью, что миссия декадентства исполнена и его смело можно отнести въ архивъ и поместить въ дальний пыльный ящикъ съ ненужными бумагами.

Более сильное и более увлекающее неразборчивую и неумеющую читать публику направление нашей новейшей литературы — эротическое, или, лучше сказать, порнографическое.

Я не стану загрязнять Ваше внимание различными мерзостями этой категории, растущими, какъ грибы после дождя, съ легкой руки Горькаго („Мальва") и Андреева („Бездна"). Укажу на самую популярную и самую толстую книгу, которая создана, кажется, исключительно для развращения умовъ и сердецъ нашего поколения,— это „Санинъ" Арцыбашева.

Безстыдная откровенность въ выборе темы (половые акты), самое циничное подчеркивание половых переживаний, безсовестная проповедь половой  распущенности – вотъ что воодушевляло   автора этого популярнейшего произведения, А между темъ наша молодежь съ жадностью набрасывается на эту мерзость  и читаетъ съ захватывающимъ интересомъ, принимая всякое изображение, всякое положене книги с догматической верой.

Я  страшно быль поражен, когда одна 14-летняя  барышня при родителяхъ спросила у меня, почему ей дядя запретилъ читать Санина"? Признаюсь, я совершенно не былъ подготовленъ к такому вопросу и ответил самой  банальной и неубедительной фразой: „потому, что  он мало интересен".. Бедная девочка! Если бъ знала она,  какая пропасть  пододвинулась къ ней въ лице „Санина"!

Эротическия произведения составляютъ самую грязную страницу въ истории нашей литературы, и съ этой грязью надо бороться самыми радикальными мерами. Когда разбита въ душе юноши святость целомудрия, когда юноша легко относится къ принципу девственности, тогда наступаеть для него самая жестокая анархия духа, и „Санинъ" въ глубине своей книга безусловно анархическая: не одну чистую душу соблазнитъ и погубить она, и лучше бы ей не родиться! Скорее бы, скорее и это детище русскаго лихолетья отошло бы въ холодныя струи реки забвенья!..

Есть и еще целый рядъ произведений, для которыхъ довольно трудно подыскать обобщающее ихъ назваше. Единственное и самое сильное впечатление, испытываемое по прочтению ихъ — это страшное нервное разстройство и болезненное состояние души. Чувствуется, что и писатель задаался не иною целью, какъ порасшатать и безъ того слабые и избитые нервы читателя.

Къ числу такихъ произведений относятся все писания Л. Андреева. „Жизнь человека", «Царь Голодъ", „Проклятие зверя" — все это крикливыя, нервозныя, стонущие, ноющия и даже дико воющия произведения, говорящие не о здоровой жизни, а о какомъ-то кошмарномъ мире больной фантазии. Часто спрашиваешь себя «неужели есть такие читатели, которым эти произведения говорятъ о чемъ- то красивомъ, здоровомъ, положительномъ"?

Къ величайшему удовольств1ю, за немногими неискренними личностями, такихъ читателей не находится.
Подпись: Ф.Р.
*

ПРИЛОЖЕНИЕ:

Александр Вергелис 


Между Эросом и Танатосом

Роман Михаила Арцыбашева «Санин».

Взгляд спустя столетие.

 



 
 

Что заставило меня приобрети этот роман, многократно переизданный через сто лет после его скандального появления на свет? Элементарное любопытство. Желание узнать, что именно в этой книге вызвало такой ажиотаж среди читающей публики былой России. Уяснить для себя критерий безнравственности образца 1900-х годов. Понять, отчего Михаила Арцыбашева называли развратителем молодежи, и провинциальных гимназисток в особенности, а его бестселлер – порнографией. Определить наконец, что могло положить начало целой жизненной философии, получившей название « санинство ».

Впрочем, « санинство » в то время уже существовало, оно, по большому счету, существовало всегда – не было только ярлыка. А после первой русской революции разочарованная интеллигенция особенно неистово бросалась то в блуд, то в морфинизм, то оказывалась охваченной манией самоубийств, и подо всё это старалась подвести какую-то идейную базу. С другой стороны, арцыбашевский герой стал не только эпонимом, но и катализатором социального явления, внутренним двигателем которого явились индивидуализм и элементарная половая распущенность.

Но вернемся к вопросу, поставленному вначале: что же в этом произведении так возмутило благонамеренное русское общество межреволюционного периода?
Увы, нынешний любителям книжной клубнички тут поживиться совершенно нечем. Ни одной порнографической сцены в романе нет. Есть, правда, « обнаженка » – но она по нашим временам настолько целомудренна и эстетизирована , что ни о каком вульгарном физиологизме тут и речи быть не может.
Доза порнографии в произведениях современной российской карманной «литературы» куда больше, чем у скромняги Арцыбашева.

Гораздо значительнее в бестселлере Михаила Петровича « обнаженка » нравственная . Автору не откажешь в наблюдательности . В изучении человеческой натуры он явно преуспел, и его главный роман – это сплошной психологический натурализм. Натурализм, но не реализм: мысли, чувства и эмоции действующих лиц, весь этот душевно-умственный ливер безжалостно выворачивается романистом наружу. Еще мгновение назад прекрасная во всех отношениях героиня вдруг превращается в мерзкую гадину – мысль, возникшая в её мозгу, обезображивает девушку у нас на глазах. Блестящий красавец-офицер, лихой соблазнитель Зарудин оказывается нафаршированным фобиями и комплексами. Обаятельный Владимир Санин думает о своей матери, милейшей, в сущности женщине: «Животное».

Без этой узкопсихологической присадки произведение выглядело бы приторным декадентским сиропом. И тут есть повод задуматься: а не поэтому ли ревнители нравственности столь бурно отреагировали на появление «Санина»? Ведь такое стрип-шоу человеческих душ куда более нестерпимо для ханжей, чем просто описание любовных томлений героев – пусть даже и с легкой примесью эротики (в современном значении этого слова).

Может быть, запрет пытались наложить по причине того, что «Санин», в сущности - роман антихристианский, вернее, антицерковный? С другой стороны, практически вся русская литература начала XX века страдала этой болезнью религиозной левизны. И после ницшевского « Антихристианина » ничего нового отечественные писатели уж точно не сказали.

Возможно, призывы запретить роман посыпались в связи с неприглядным изображением внутренней жизни русского офицерства и шире – высших слоев общества? Но опять-таки, подобных примеров в отечественной словесности того времени множество. Чего стоит один купринский «Поединок», увидевший свет двумя годами раньше. А после войны с Японией авторитет армии упал настолько, что нередки были даже случаи избиения офицеров прямо на улице. В этом смысле нокдаун, в который Санин публично отправляет соблазнителя своей сестры Зарудина , вполне характерен. И вся нелепость системы тогдашних общественных отношений заключается в том, что ударив человека определенного сословия по лицу и отказавшись с ним стреляться, можно было этого человека почти наверняка уничтожить физически. Так и происходит – загнанный в угол золотопогонник отправляет себя на тот свет, в то время как его обидчик с удовольствием пьет водку на травке и подглядывает за купающимися женщинами.

Дуэль как способ выяснить отношения в романе Арцыбашева выглядит абсурднейшим занятием, на которое главный герой согласиться не может просто потому, что не хочет. Вообще весь набор социальных условностей и табу попирается им с изумительным простодушием, достойным поведения «умного дикаря». И тут тоже ничего нового. «Естественный человек», идеи Руссо – всё это мы проходили. Впрочем, сам Санин не поклонник первобытного варварства. Он – за синтез животности и культуры, в результате которого должно народиться поколение сверхлюдей (тоже, в сущности, не новая тогда идея). «Человек – это гармоническое сочетание тела и духа», – эта банальность в устах Санина возводится в ранг историософского обобщения: раньше человек жил только телом, потом зажил одним духом, а теперь и то, и другое надо культивировать одинаково старательно.

Год выхода романа в свет символичен. 1907-й – год разочарования и усталости. Только что проиграны две войны – с Японией и с «темными силами» самодержавия. Ни об одном из этих событий в романе ни разу не упоминается (он был написан в 1902 году). Глухая провинция, где разворачиваются описанные события, полностью изолирована от остальной страны. Но типичный носитель послереволюционного ментального надлома угадан Арцыбашевым точно. Юрий Сварожич выписан столь же подробно, как и его антагонист Санин. Казалось бы, такую фамилию автору следовало бы подарить человеку огненного языческого мировоззрения, свободному от пут христианской морали. Сварожич отнюдь не из категории монашествующих и или юродствующих, но именно ему на протяжении романа предстоит нести груз негативного примера того, как не надо жить. Вся жизнь Сварожича – пример отрицательного подвига. Арцыбашев желает показать, как человек съедает сам себя вместо того, чтобы наслаждаться жизнью и помогать в этом святом деле другим. Причина страданий и смерти Юрия – его гиперрефлексия и зацикленность на самом себе. В общем, главные качества интеллигентов. Вообще этот антигерой – собрание «недоразумений», характерных для русской интеллигенции. Суть его главной ошибки формулирует Санин: «Человек не может быть выше жизни, он сам – только частица жизни».

По определению Санина , уста которого – это авторский рупор, Сварожич – человек, который «носит в груди катастрофу». Механизм саморазрушения запущен внутри еще целого ряда персонажей, так и не научившихся жить по-санински .

По большому счету, главные герои романа – Эрос и Танатос . Второй, кстати, побеждает гораздо чаще. Смерть от туберкулеза не считается, а вот целых три самоубийства и нравственный суицид красавицы Карсавиной – это уже серьезно. Здоровяк Иванов – единственный, кто идет в ногу с Саниным и разделяет его отношение к жизни, но и он, судя по всему, сопьется.

За что же этот роман тщились запретить? Видимо, всё-таки, за проповедь свободной половой любви, которую словом и делом пропагандирует Санин. Добрую, и в то же время медвежью услугу писателю оказал дидактизм русской литературы. Книга в России должна была чему-то учить, куда-то вести. И успех «Санина» был тем более велик, что герой романа зовет читателя не на эшафот ради блага народа, а в райские кущи сексуальной свободы. И читатель, надо полагать, был не самый рафинированный, а – массовый. «Санин» – явление массовой культуры.

Носящий на себе многие родовые пятна русской книжной мысли (и толстовское отрицание цивилизации в том числе), не блестяще, но добротно написанный роман Михаила Арцыбашева интересен прежде всего в связи с тем резонансом, который он вызвал в среде читающей публики, тем, что он отразил мировоззрение определенной части интеллигенции и полу-интеллигенции . Потому и рассматривать его следует как событие не литературного, а социологичесого порядка – точно так же, как издававшиеся астрономическими тиражами бестселлеры Вербицкой, романы Каменского и Нагродской . Точно так же, как следующий роман Михаила Петровича «У последней черты», в котором наряду с раскрепощением пола описано еще одно характерное явление времени – эпидемия самоубийств.

  *

(С) Текст подготовил - В.И. Агошков, апрель 2019.