Душа реанимацию прошла

Говорят, что человек счастлив тогда, когда каждый день с удовольствием идет на работу, а с работы возвращается домой с таким же удовольствием.
   После тяжелого разговора с начальником отдела нашего транспортного управления Андреем С. на работе мне светили одни неприятности.
   Сколько раз я говорил сотрудникам газеты: «Не ввязывайтесь в разборки между кланами. Сегодня эта группировка «дружит против той», а завтра – наоборот. Крайними всегда оказываются журналисты. Они, в лучшем случае, добросовестно заблуждались при освещении данной щекотливой темы».
   Но стоило мне отлучиться на пару недель и оставить у руля газеты зама, как она тут же обнародовала очередную сенсацию. Оказывается, в нашей транспортной организации начальником отдела Андреем С. была сформирована преступная группа, которая несколько лет подряд печатала и занималась реализацией фальшивых проездных документов. Типография находилась в одном из трамвайных парков, а с продаж билетов и карточек имели большие деньги не только кондукторы и начальники маршрутов, но и другие влиятельные люди.
Публикация заинтересовала правоохранительные органы. Факты, как говорят в таких случаях, не подтвердились. Признаков типографии в парке обнаружено не было, все проверенные у кондукторов катушки с билетами и проездные карточки оказались подлинными. В общем, скандал,опровержение в газете, судебные тяжбы, материальные и моральные потери.

   Я попросил зама уволиться по собственному желанию. Она стала сопротивляться. Убедить не удалось, а выживать не хотелось. Я прекрасно понимал, что за ней кто-то стоит, а публикация – способ дискредитировать нашего генерального директора, который допустил подобное, а по замыслу организаторов – и сам мог быть замешан в этом.
   Моему заму, видимо, уже пообещали (в случае успеха) мое место. Именно поэтому мой бессменный заместитель на протяжении полутора десятков лет вела себя так, как будто это мы выиграли дело в суде, а не заплатили солидный штраф за причиненный моральный ущерб и дискриминацию деловой репутации того же Андрея С.
   Я, конечно, понимал, что дыма без огня не бывает. Но, если уж ей приспичило поиграть в партизан, нужно было хотя бы подготовиться к партизанской войне.
   Видимо, кто-то очень спешит, и времени на подготовку у них нет.
Мои предположения очень скоро подтвердились. Новым генеральным директором нашего транспортного управления назначили вице-губернатора. Для него место и расчищали. Я не знаю, с какой формулировкой уволили прежнего «генерала», но мне по-человечески было жаль этого уже немолодого, знающего свое дело специалиста, искренне переживавшего за судьбу городского общественного транспорта.
Новый генерал тут же объявил, что газета выходить не  будет, на  ее  издание у  него нет денег.  Но приближался праздник – 100-летие трамвая. И закрыть газету накануне юбилея он не решился.
   Я понимал, что мне осталось подготовить только этот один номер – праздничный – и все. Газета, основанная еще в мае 1945 года, перестанет радовать читателей (а кого-то и огорчать). Почти 20 лет отдал я этой газете, а вот теперь – последний ее редактор.  В том, что газету закроют, ни у кого не было никаких сомнений. Очень осторожным, если не сказать больше, был новый генерал. Зачем ему эта газета, этот рупор гласности? Мы своего читателя не обманывали, и он нам верил, как верил я своему заму. И что теперь делать? Вечный вопрос.

   Надежды моего зама не оправдались: ее тоже уволили вместе с нами. Использовали и выбросили. Первое время она еще надеялась, что о ней вспомнят, позовут и предложат возродить хотя бы карманное издание с новым послушным составом журналистов, благо, в таких сегодня нет недостатка. Но она ошиблась.
   Я работу по специальности так и не нашел. В желтую прессу сам не хотел, а в других изданиях слышал одно и то же: «Ты же рядовым журналистом не пойдешь..., да не переживай ты так..., да с твоим опытом работы..., да с твоими связями... да тебя везде с руками оторвут..., а у нас, извини...»
   Руку и, правда, оторвали. Но это случилось уже через полгода после моего увольнения. Видимо, кто- то решил, что я был со своим замом заодно, но сразу светиться не хотел, решил выждать.
   Все было организовано топорно, но обошлось без топора, а с применением железной арматуры. Дубасили меня двое быков, не торопясь, со знанием дела. Двое других наблюдали за тем, чтобы никто из прохожих не вмешивался. А то вы не знаете наших прохожих.
   Когда я потерял сознание, меня бросили со сломанными челюстью, носом, ключицей, порванными связками плечевого сустава, который был выбит какой-то железной битой. Рука не слушалась, а просто висела, как плеть, на нескольких, чудом уцелевших сухожилиях.

    Когда я очнулся, то понял, что не знаю в какую сторону мне идти. И вот тут появились они – наши любимые защитники. В них камень не бросил только ленивый. И я выбираю булыжник пролетарский. Они того заслужили. Служивые. Наверное, решили, что  я пьяный и хотели срубить капусты, но, увидев, в каком я нахожусь состоянии, – тут же сели в свой «газик» и дали газу от  меня, даже не  позвонив  в «Скорую».
   Меня это, почему-то развеселило. Я попытался засмеяться и понял, что не могу говорить. Правым глазом я ничего не видел. Решил отряхнуть грязь  с себя – правая рука не работала.
   Не буду подробно рассказывать: сколько времени и денег я потратил на то, чтобы восстановить морду лица, приварить отслоившуюся сетчатку глаза, восстановить нос… На челюсть мне поставили железную скобу. О том, что нужно будет вставлять все зубы, думать не хотелось. А ведь еще что-то надо делать  с рукой. И главное – где взять столько денег?

   Через пару месяцев такой «веселой» жизни я проснулся  один.  Совсем  один.  На прикроватной тумбочке – записка и таблетки баралгина. Заботливая все-таки у меня жена… Была.

   Ладно. Живу один. Без работы. Без жены. Без руки. Звоню друзьям. Вернее, тем, кого считал друзьями. Ведь я за 17 лет работы редактором газеты многим помог. Да и говорю уже сносно, понять можно. Но понять меня захотел только один знакомый и то не совсем правильно. Он привез мне целых… три тысячи рублей и со словами «держись, старик», – исчез. Я даже не успел ему объяснить, что одна операция по сращиванию ключицы обойдется в 70 тысяч, а таких операций надо сделать еще… Я не успел ему рассказать, как не удобно даже петлю устроить из веревки, не говоря уже о том, как штаны одеть одной рукой неловко с непривычки.
   Ну, что же, если не можешь без чужой помощи повеситься, – живи. И прости знакомого моряка-приятеля. Видимо, его жене нужна была десятая по счету норковая шуба, причем, – срочно. А то обрадуются твои «друзья», увидев тебя на асфальте с башкой, треснутой, как спелый арбуз. Кстати, голову надо бы проверить: что-то плохо стал соображать. Неужели и в самом деле никому не нужен?
   Ну, ладно. Живу один. Без работы. Без жены. Без руки. Без друзей.
Сколько у меня на банковской карточке осталось? Сто сорок три рубля. На бутылку хватит. Стоп. В банке же не знают, что я остался без работы. Значит, нужно брать кредит. Срочно. Пока не узнали. Для них я по-прежнему всеми уважаемый в городе редактор известной газеты. Отдавать как будешь? Да, помнишь – профсоюзная дама к тебе хорошо относилась и сказала, что если принесешь квитанции из больницы на оплату операции, то часть этих денег она тебе может вернуть, оформив как материальную помощь. И не важно, что ты там уже не работаешь. Оформит задним числом. Но и квитанции надо будет оформлять «задним». Да черт с ними! Сейчас надо думать о том, как выжить, не остаться калекой. А все остальное – потом.
Улыбаюсь девушке в банке. Насколько позволяют протезы.
–Да, автомобильная авария. Да, на лечение… Извините, мне трудно говорить. Да, получаю в вашем банке зарплату. Спасибо, с меня 100 грамм и килечка. Ура! У меня есть деньги! Звоню в институт протезирования:
–Я хочу сделать операцию на плечевом суставе. Нет, без очереди. Да, за деньги. (Сдохнешь, а вашей очереди не дождешься, а за деньги – хоть завтра.) Спасибо.
Так, платить банку первый взнос надо будет через месяц. Что я могу сделать? Позвонить в издательство, где готовили мои первые книги к печати. Написать хотя бы одну главу очередного романа про любовь с кровавым сюжетом. Проще было бы печатать на компьютере. Но я его продал еще тогда, когда нос себе восстанавливал. Значит, надо научиться писать левой рукой. Вот сразу же, после первой же операции и займусь.

   Сначала сращивали ключицу и сшивали сухожилия. Операция прошла успешно. Поставили мне на ключицу скобу по форме напоминающую расческу. Потом ее будут убирать, когда ключица срастется. Славненько. Очнулся после наркоза в палате. Капельница над головой пустая. В палате я один. Тревожной кнопки нет. Стал звать сестру. Не слышит. Темно за окном. Как-то удалось вынуть иглу из руки. Пошел искать сестру. Нашел в ординаторской. Трахается с доктором-практикантом. Поняла, что я понял. Заволновалась.
–Вы только доктору не говорите! – умоляющий взгляд. – Я и с вами могу… когда поправитесь.
–У меня кружится голова. Что мне с этой капельницей делать?
–Я вам сейчас поставлю другую. И поспите еще. Я буду за ней следить. Только никому не говорите. Ладно?
–Ладно.
Стала втыкать иголку в вену, руки дрожат.
–Позовите своего коллегу. Или у него тоже мандраж после вашего свидания?
–НЕТ. Я сама.
   Наконец-то вставила куда надо, не промахнулась. Проснулся. Лежу в собственной крови. Пахнет сладким и липкая. Ах, ты сестричка-лисичка! Всадила мне иглу рядом с прежним отверстием от той же иголки. Сколько же я потерял этой крови? А ведь обещала следить… Как через вату, слышу чей-то голос:
–Миленький, ты только не умирай!
Ага! Счас! На радость всем ублюдкам. Столько пережить, а теперь сдохнуть. Не дождетесь!
   Проснулся я уже на новом матраце, рядом – знакомая сестричка. Доктор зашел.
–Леночка, ваше дежурство давно закончилось!
Марш домой! – И мне:–А вы нас напугали. Тяжело наркоз переносите. А наша Лена вас балует: вон сколько деликатесов натаскала. Даже икру принесла. Влюбилась, наверное. Первый раз живого писателя видит. А тут, как раз   и жена к вам просится. Пускать?
–Не надо, доктор. Жену – не надо.
–Да, я так и сказал, что слабы вы еще очень. Опять же, ни в чем не нуждаетесь. Отдыхайте, набирайтесь сил. И поесть надо. Обязательно.
Сколько же я теперь буду восстанавливаться? А время идет. Деньги банку возвращать надо. К работе над первой главой новой книги еще не приступал. В издательстве ждут.

   Вечером опять пришла сестра. Опять с какими-то пакетами. Поругала за то, что плохо ем. Эх, отругал бы я тебя по-отцовски. Да разве поможет.
–Вы только не подумайте, я не стерва. Просто у меня отец лежит в соседнем отделении, весь переломанный. В автокатастрофу угодил, чудом выжил. Вот там по частям и собирают. А у Лешки, с которым вы меня застукали, у него отец – заместитель главного врача. А у нас денег нет. К нам в институт в очереди по году стоят. Папу срочно надо было оперировать. Вы только не обижайтесь на меня. Я не могу Лешке отказать, это он папу сюда определил через своего отца. Если вы на меня пожалуетесь… Мне никак нельзя эту работу потерять.
–Да вы так не волнуйтесь, не скажу я никому, я же обещал.
–Вот и хорошо. – Лена даже слезу пустила для приличия или на радостях. – А Лешка – он хороший. Мы с ним вместе на одном курсе в медицинском учимся. Он давно за мной ухаживает. С первого курса. А я его не люблю почему-то. У меня, правда, и нет никого. Я бы не смогла со всеми подряд. Честное слово. Я же – не шлюха.
–А как же я?
–Ну, вы – другое дело. Вы симпатичный. Писатель. Я ваши рассказы читала. И стихи тоже. Я даже наизусть помню:

...А мы других порой жестоко судим, Себя – готовы оправдать тот час. Но мы невинны, если мы разлюбим. Виновны мы, когда разлюбят нас.

   Вы, наверное, много страдали. И женщины вас предавали. Вот я бы вас ни за что на свете… никогда…
–Леночка, оставьте меня. Я бы поспал немного.
–Но я потом зайду еще. Можно?
   Какой-то железный обруч сдавил мне горло. Не хватало, чтобы она видела мои слезы.

...Леночка оказалась славной девочкой. Совестливой. И она действительно перечитала все, написанное мной за последние годы. Это льстило мое самолюбие. Но я боялся, что она привяжется ко мне по-настоящему. Я же еще не остыл от прежних предательств.
Когда срослась ключица, то вторую операцию по удалению протеза-скобы мне сделали бесплатно. Без ее помощи, как я понял, не обошлось. На все последующие операции по восстановлению плечевого сустава я потратил намного меньше, чем первоначально планировал. Но главное – она помогла мне написать очередную книгу. Первую главу я диктовал ей в больничной палате. Она записывала старательно, наклонив голову набок и высунув кончик розового язычка. Когда нужно было убить одного неплохого человека по сюжету, она испуганно посмотрела на меня и уговорила не убивать.

   Я отдал эту главу в издательство, получил аванс за будущую книгу и рассчитался с банком. Следующие главы своего романа я наговаривал на диктофон, а Лена уже потом набивала их на компьютер, который я подарил ей. Восторгу не было предела!
Так, совместными усилиями мы создали очередной шедевр мировой литературы. В том же году этот роман был отмечен на Всесоюзном конкурсе Дипломом первой степени. Больше всех этому радовалась сестричка Леночка. Надо было ее в соавторы… ну, да ладно, это наш не последний роман. Я так думаю.

Апрель, 2009