Время, когда говорят языком любви и счастья
(Заметки о природе)
Сегодняшнее утро промозглое, прохладное. Как будто и не весна, не середина апреля. Временами сыплет снег, и беспрестанно сеется с небес мелкий-мелкий дождь. Ни я, ни мой пёс Жорка не в состоянии прочувствовать, весенний это день или без конца и края осень.
Смотрим Жоркой в окно, надеясь, что вот-вот рассеется нахлынувшая промозглость, и апрель напоит всё вокруг тёплой светлостью, свежим ароматом и пряностью вспыхнувшей до этого дня зелени. Однако вместо этого – серый сумрак, льющий по городским кварталам горесть и уныние. Это чувствует и мой пес Жорка. От тоски он даже подвывает, не желая принять сумрачную данность, которая за окном. К тому же пёс разумеет своим собачьим умом, что выход на улицу будет сопряжен с ненавистным для него облачением в пёсий плащик, от которого он будет ходить боком по комнате, поминутно стряхивая с себя странный наряд.
Почем зря ругая это безжалостное время, когда на место весны вертается опостылевшая дождями осень, мы, однако, открываем тяжелую дверь подъезда и бесстрашно ступаем по узкой стежке асфальта, ведущей нас Жоркой к дендрарию и лесу, которые всего лишь в нескольких метрах от дома.
Северный ветер сечет дробным дождем по моей куртке, обсыпает серебром плащик пса, однако на аллее между лесом и дендрарием ветер затихает.
Окруженное деревьями, затишье наступает неожиданно; и тут уже нет тяжелого ощущения осени, и всё, что было минуту назад, остаётся в прошлом. Тут уже весна нас манит своим легким кисейным рукавом, заставляет нас думать только о чём-то хорошем, добром, чему не дашь названия.
«Знаешь, Жорка, - говорю я очнувшемуся псу, - весною нам будут сниться только светлые сны, расцветут деревья и цветы, в небе будет такое изобилье радуг, что тебе не хватит и восторга. В твоем еще молодом сердце, да и в моём изношенном, обязательно приживется радость, смелые надежды на лето с полноценно трудовой жизнью на земле. На той земле, где на берегу пустынного ручья наш деревенский домик будет встречать розовые рассветы не один, а с нами вместе. Там, в тени ракит, будет жаловаться на кого-то говорливый ручей. Не зря же его нарекли Сварливым. Его серебряные всхлипы и ворчание заставят тебя облаять его неумолчную детскую капризность.
Теплый свет с первыми лучами поселится внутри нас обоих. Целый день мы будем носить жаркое солнце на своих плечах, и каждый из нас будет говорить только на языке любви и счастья ко всему, что нас окружает, даже к ручью с прозвищем Сварливый.
А к вечеру за речкой Свапой, над чернильными холмами, распушится жар-птицей из русской сказки заря, распластается в тихих водах курской речки и утонет в её омуте только к середине весенней ночи.
В серебряных сумерках ночи будут неустанно бить соловьи, в густом болотном лозняке станет тяжко вздыхать выпь, пугающе и таинственно кричать в дуплах сыч.
Мы долго засидимся на веранде деревенского дома. Ты будешь лежать у меня на коленях, поднимая усатую морду кверху, прядать ушами, откликаясь на каждый звук наступившей апрельской ночи.
«Не бойся, Жорик, - скажу я тебе, - ничего пугающего в этих звуках нет. Это не просто звуки, а слова страсти, музыка любви и нежности. Так бывает всегда, когда воскрешается жизнь».
Свидетельство о публикации №219041401004