Вдохновенный Пегас. Без всякой эротики

Решил набирать сразу на «компе». Впервые. ХХI век. Времени, чтобы писать шариковой ручкой на бумаге, а потом набирать этот текст на «компе», уже не остаётся. И так уже набрано три четверти жизни. И без всяких чернил. Времена чернил канули в доисторическую древность, вслед за гусиными перьями и вслед за клинописными палочками. Туда же проваливается и время шариковых ручек с её липкой пастой плохо отмывающейся с рук. Буду сидеть перед монитором и тыкать по клавишам пальцем.

Да и кому сейчас нужна изящная словесность? Я не граф Толстой. Гусиные перья оттачивать не умею. Я всю жизнь писал авторучками. Что-то писал. Потом зачёркивал. Потом, снова писал. А сейчас нужно только тыкать пальцем по клавишам.

Сохранится, или не сохранится? Это неизвестно.  Вернее, известно одному Богу.  Которого, как известно, нет. Также, как нет и тьмы. Тьма – это просто отсутствие света.

С Максимом Громовым я познакомился, а потом и подружился, двенадцать лет назад.
Опять, не точно. Это Максим Громов нашёл меня двенадцать лет назад, да и подружился. Как я уже говорил, я что-то писал и, даже, немного публиковался. На каком-то литературном семинаре, или занятии в областном городе N мы с ним и встретились. На занятии он прочитал какую-то свою новеллу и как новый участник среди литераторов, ждал обсуждения. С тихой надеждой на похвалу. Но, литературный «Пегас», состоящий из тридцати участников, в пыль и в клочья растоптал своими копытами творение автора, а вдобавок ещё и развеял по ветру, как перья из подушки.

И получилось так, что только я один заступился за эту растоптанную, разорванную в клочья и почти развеянную по ветру новеллу. А в данном обществе литераторов, как рецензент и критик, я был на хорошем счету, и это спасло и новеллу, да и самого автора.

Без всяких литературных штампов, после моего выступления в защиту новеллы, Максим Громов прикипел ко мне всей душой.

Да и Новелла его была написана вполне хорошо и добротно.

Максим Громов, начинающий и нигде не публиковавшийся автор, был шестидесяти лет от роду, имел высшее медицинское образование и работал психотерапевтом в городской психоневрологической больнице. Мы с ним оказались из одного города, недалеко отстоящего от областного N.

Я был на четыре года младше Максима, был без высшего образования, а потому и работал по рабочей специальности – электромонтёром. Публикаций и у меня было не слишком много. Но, уже была одна выпущенная книга.

В область мой новоявленный друг ездить на литературные занятия, после того злополучного обсуждения, наотрез отказался. И мы продолжали встречаться в своём местном литературном кружке «Рукопись».

К несчастью и в «Рукописи» новеллы Громова были приняты не «на ура». Отмечалось, что в этих новеллах присутствует, как неприемлемое: скабрезность, излишний натурализм и даже, надуманность отдельных историй. Предлагалось автору подумать и о своём словарном запасе. Переживал из-за столь разгромных замечаний по его новеллам, мой друг страшно. Но, ко мне Громов продолжал относиться, как к своему наставнику, и не побоюсь этого слова, как к отцу родному.

Поэтому, после литературного занятия, для снятия стресса, друг приглашал меня в какую-нибудь кафешку, где за графинчиком водки, или за бутылкой коньяка, мы продолжали свои литературные занятия по восхождению на литературное поприще. В более дешёвых забегаловках заниматься литературными вопросами, моему другу не позволял статус. Как-никак, он был одним из ведущих психотерапевтов города. С пивом же, мы часто останавливались, либо, если летом на природе, или, если это было зимой, на его квартире.

Оказалось, что кроме высшего медицинского образования, Максим Громов был мастером СССР по радиоспорту, и имел одно восхождение на Эльбрус. А, ко всему прочему, имел большую коллекцию ножей и не менее большую коллекцию монет. Под диваном в его комнате находились тысячи открыток с подтверждениями его радиосвязей со всего мира. А две открытки подтверждали, что он успешно устанавливал радиосвязь и с космонавтами находящимися в космосе. Две полки в серванте были до предела заполнены коллекцией ножей, а одна полка была отдана под монеты. Несколько монет были даже древнегреческого происхождения. За рабочим столом размещалось два мощных компьютера, а в окно на ночное небо выглядывал внушительный телескоп, не сказать чтобы из самых дорогих, но и явно, не из самых дешёвых.

Ничего этого у меня не было. Как говорил Карл Маркс: «У рабочего пролетариата ничего не было, кроме своих цепей и рук, на которых и были эти цепи».

Мне, даже стало интересно, что его больше всего привлекало в этом коллекционировании. Холодная прямолинейность и отточенность металла его ножей?  Спокойное превосходство и благородность металла уже на его монетах? Или, всё-таки, тысячи открыток-подтверждений о его успешных радиосвязях со всем миром и, даже с космосом?

Как мне было известно, у Громова не было детей. Кому и для чего предназначались эти коллекции?

Плюс ко всему этому, ещё его последнее увлечение литературным творчеством. Вспомнилось, как я почти три месяца выправлял несуразные фразы из его «шедевральных новелл».

А этот его телескоп? Что хотел увидеть в ночном небе пожилой психиатр? Да и туда ли смотрел, если напротив его двухэтажной «сталинки» уже вовсю заселялась новая «семнадцатиэтажка»?

Новеллы были не отточены, благородством не обладали, и были скорее всего похожи на ночное небо с большими пятнами серых облаков.

Но, я немного отвлёкся.

В то же время, 12 лет назад, в городе стал развиваться интернет и мы догадались до размещения своих произведений на «проза.ру». Читатели не баловали нас посещением наших страничек. Мы не шибко и расстраивались. Но, если у меня количество читателей всё  же росло, то на странице у Громова был «полный швах». Тогда то, он и сочинил свою эротическую новеллу «Вдохновенный Пегас». В новелле была сатирически высмеяна та обструкция, которую автору учинили в областном «Пегасе», а заканчивалась новелла ( сразу видно было что «автора понесло») рассказом, как психобольная женщина для удовлетворения своих амбиций и своих «природных желаний», пыталась совокупляться с конём.

Я ужаснулся!

Натурализм был яркий и непосредственный. Со всеми втекающими и вытекающими скабрезностями. Сатира была злой и беспощадной. А женщина была как Горгона восхитительна до ужаса своей изобретательной в извращениях необузданностью. Текст был прямолинеен до безобразности. «А она всё толкала, толкала и толкала в себя это огромное, чудовищное и безобразно подрагивающее месиво…».

 Далее читать не было сил, и я оторвался от чтения.

- Не новелла, а прямо дерьмократия какая-то! – воскликнул я.
- Мы должны быть толерантны –  весело отшутился друг, доливая в бокал пиво.
- Ты, что в интернете этой толерантности насмотрелся !? – резко спросил я его.
- Ты, лучше до конца дочитай – посоветовал друг.

Но, конец новеллы и без чтения был понятен. Я стал дочитывать: « Она прямо горела в своём неподвластном ей природном инстинкте, наполнения своего лона любовью. Один только Пегас нервно бил копытами, терял из своих крыльев перья, и боялся потерять своё дорогостоящее семя».
Как я и догадывался, в финале новеллы психобольная героиня полностью, с головы до ног, удовлетворила свою природную сущность к любви, возвысившись в своём грехопадении до Богини, а конь был измотан этой «любовью» до неузнаваемости.

От столь ярко описанной "любви" пора было приглаживать волосы на голове. Ужас не проходил.
 
Друг же разместил эту новеллу на «проза.ру» и в один день у него добавилось более 350 читателей.

- Теперь я знаю – стал восхищаться друг, тем же вечером – для восхождения на Олимп, надо писать эротические рассказы. Парнас для меня слишком мелкая горка.
- А кто тебе мешал восходить на Парнас!? – урезонивал я.
- Все вы! – продолжал неиствовать друг – я написал сорок новелл. Всё это не выдуманные, а самые настоящие истории из жизни моих пациентов и пациенток. Но, вам на правду плевать!
- А я, разве не говорил тебе плюнуть на все советы литераторов? Хочешь печататься? Печатайся. Сейчас капитализм. Никто тебе ничем не обязан.

На следующий день на «проза.ру» у меня добавилось двенадцать читателей, а у Максима ещё двести восемьдесят.

- Скоро я и тебя заткну за пояс – продолжал радоваться Громов – и через полгода с такими темпами, у меня будет не меньше читателей, чем у тебя.

Коньяк он стал пить легко и весело. Но, когда всё выпитое доводило его до полной кондиции, он продолжал падать мне на грудь и со слезами упрашивать: «Ты – гений. А я – никто. Я не хочу писать эту эротику. Помоги мне довести новеллы до ума?»
Пришлось мне забрать его новеллы себе. Все сорок новелл. Сто сорок листов текста.
 
Через три месяца подправленные и отредактированные листы рукописи я вернул другу.

Ещё через неделю, Громов издал свою первую книгу новелл. В виде брошюры. На сто шестьдесят страниц. Друг решил взять псевдоним, и на обложке значилось: «Максим Громобоев». В библиотеке была устроена презентация книги.
 
Где эта сейчас книга, подаренная мне автором, я уже и не помню. Подписав мне книгу, он вложил в неё и листы со своей новеллой «Вдохновенный Пегас», так как в книге были только первые его сорок новелл.

А далее, мой друг «зазвездился». Продал свой старый «жигуль- трёшку» и купил, как и мечтал подержанный, но «шестисотый мерседес». В свои шестьдесят три года, разругался, да и развёлся с женой. Они стали продолжать жить в одной квартире, но по разным комнатам. С работы его «попросили» на пенсию. Коротал время за коньяком, да в интернете. Тут его, в интернете и торкнул «бес в ребро». Стал разъезжать на своём «мерседесе» по интернет-поклонницам, и интернет-любовницам. Мне говорил, что это нужно ему для написания эротических рассказов.

 Любвеобильные старушки появлялись в его жизни на месяц – другой, одаривали его лаской, с надеждой на будущее, но и пропадали. Так как Максим Громобоев был один, а подружек готовых вспомнить, что такое оргазм было много.

Ещё через год, «бес в ребро» вроде успокоился, так как нашлась «единственная и неповторимая» подруга жизни. Которая умела выполнять все прихоти свойственные Богиням.

Свою подругу Громобоев познакомил и с моей семьёй. Такие у них были серьёзные отношения. Дружно посидели за столом и выпили за их семейное счастье. Новоявленная невеста называла своего жениха: «мой вдохновенный Пегас».  Кроме уральской квартиры у невесты была ещё квартира в Ленинграде. Там они и решили устраивать своё семейное гнёздышко. Вскоре невеста улетела в Ленинград. А Громобоев, по другому он уже себя не называл, остался заканчивать перед отъездом свои дела.  Ему надо было продать машину и утрясти дела по разделу имущества. В три недели эти дела и были закончены. Он, даже успел попрощаться со всеми своими прежними подружками и купил железнодорожный билет на Ленинград. Перед днём отъезда пригласил и меня в гости попрощаться. Я сразу после работы к нему заехал.
 Громобоев был дома. Собран. Трезв. Но, вне себя.

- Представляешь, что делают!!!? (тут: нецензурная лексика). Только сейчас разглядел, что написано на билете. Чтоб их всех!!!! (здесь, опять нецензурная лексика).
- Да, что случилось? Успокойся – только и успел вымолвить я.
- На, почитай! – Максим ткнул мне свой билет под нос – они пишут, что во время поездки категорически запрещается курить!!! Курить нельзя ни в купе, ни в коридоре, ни даже в тамбуре. Это что!? Я должен, пока еду, двое суток не курить!!!? Сссссуки… (здесь снова нецензурная лексика). Завтра же сдам билет обратно к чёртовой матери! Возьму билет на самолёт.

Я еле успокоил друга. Выпили по рюмке коньяку. Но, у друга и пить желания не было.

- Ладно, я тебе ещё перед отлётом позвоню. Встретимся, тогда и выпьем – стал он меня выпроваживать.

Я распростился с другом и пошёл домой.

Но, друг никуда не улетел.

На следующее утро у меня был выходной.  Неожиданно позвонила его бывшая жена.

- Приезжайте – только и сказала она и, через некоторую паузу – Максим Громов умер.

Через два дня были похороны. На месте бывшей свалки расположилось новое кладбище. Было неудобно и не приятно смотреть, как из стенок могильной ямы выглядывали какие-то обрывки резины, тряпок, стекла и железной проволоки.
Из женщин, на похоронах присутствовали, кроме бывшей жены, его новая невеста прилетевшая из Ленинграда, и ещё его четыре бывших подружки из разных городов нашей области, которые тоже мечтали с Максимом о семейном счастье.

 От чего умер Максим Громов я так и не знаю.

Умереть в шестьдесят четыре года – не велика заслуга.

Мне самому сейчас шестьдесят шесть. Кого в этом возрасте не торкает «бес в ребро»? И стоит ли, ради написания эротических рассказов есть «Виагру»? Я думаю, что пока стоит, то лучше не стоит.

По количеству читателей на «проза.ру» Максим Громобоев так и не смог меня обогнать.

Куда, после смерти, пропали все его коллекции, тоже никому не известно.

И только «Вдохновенный Пегас» заставил меня сегодня сесть за написание этого рассказа.

3.3. 2019 г.