Длинноухий разбойник

   Светало.  Солнце  поднялось из-за  чёрной  стенки  ельника, скользнула  тонкими  золотыми  лучами  по  всей  лесной  опушке-  порогу  леса.
Зернистая  холодная  роса  на  травах,  на  пожелтевших  листьях  берёз, осин,  лип  заискрилась  острее, ярче.  Терпко  запахло  брусникой,  грибами, опавшими  листьями.
   В  осеннем  лесу  витал  грибной  дух  первоначальной  осени. Смешенный  лес  теперь  почти  сквозной. Тепло, весело светятся бородавчатые  берёзы, сменившие  зелёные косынки  на  жёлто- рыжие  полушалки. Птиц  почти  не  слышно-  улетели  многие  и  лишь  неугомонные   сороки,  радуясь  редкому  солнечному  деньку, трещат  без  умолку.   
Солнечный  свет  растекался  по  лесу. Залитая  солнцем  опушка  лучилась,  поблёскивала  росистая   трава. В  ближнем  березняке  раздавался  клекот  дроздов.
Медленно, как  бы  нехотя, сохатый, похожий  на  пьедестал, лёгким, упругим  шагом  пересёк  опушку  и  направился  в   сторону  деревни  Костенино.      
В  подлеске  кусты   ольховые  росли  вперемешку  с  рябинками  и  берёзками. По  краям  трепетный  молодой  осинник, что-то  весело нашёптывал  корявым  соснам  и  зрелым  ёлкам. 
В  середине  пасмурного  ельника пересвистывались  молодые  рябчики.
   Причудливо  петляла  заросшая  вереском  тропинка. Будто  родные  сёстры  стояли  по краям  берёзы  в  жёлтых  платочках, облитые  рассветным  солнцем.
Возле   лосиной  тропы  нашёл  подосиновик. Большущий. Крепкий.  Чистый – чистый, с  оранжевой  шляпкой  на  толстой-толстой  ножке-богатырь.   
      Всегда  испытываешь  особенное  чувство  радости, когда нежданно-негаданно  встретишься  с  самим  боровиком.
Нет –нет его не сразу  срезаешь, заходишь  то  так, то  этак, оглядываешь, даже  нагибаешься, чтобы  насладиться  грибным  духом. Какой  земной, какой  волнующий  запах!
  Повеселел я, грибной  поход  продолжаю.      
Молодые  сосняки, что  рассыпались по  закройку  поля, подарили  мне   десятка  два  маслят.  Маслята  только-только  вылупились  на  свет: на шляпках-чехлы  из  белесой  плёнки, а на  плотной  бело-желтоватой  изнанке-  росинки  молочка.
Глухари  вывели,  свои  подросшие выводки из  густых  зарослей,  поближе  к  поспевшей  брусники, к  притихшему  ручью. 
Всё  чаще  с  болота  раздаются  хлопанье  крыльев  тетеревов, доносятся  трубные  звуки  журавлей.
Недалеко  от  просеки  раздавалось:»Ци-фю, ци-фю»! На  одной  из  веток  дуплистого  дуба, вниз  головой  прицепилась  большая  синица, осмотрела  ветку и  бойко  перескочила, перекочевала  на  другую, нашла  приклеенные  личинки  бабочки.
   Непоседливый  красноголовый  дятел  перелетает с  берёзы  на берёзу, мельтешит  перед  глазами.
В шумном  базаре  желтогрудых  синичек  снуют  крохотные  корольки.
Зашелестели  багряные, трепетные  листья  осин,  послышался  чей-то  глубокий  вздох. Лось,  рядом  кормился, обглодал  молодую  осинку. А  я и  не заметил  его.
Шорох чьих-то  лёгких  прыжков заставил меня  посмотреть вправо  и   удивиться. Крупный серый  заяц, не  дожидаясь меня,  вскочил  из  куста  можжевельника, ему  не давали 
покоя  клещи в густой  шерсти. Я  стал  наблюдать, как  он  уселся  у  пенька  и  яростно зачесал  задней  лапой  шею, потом  встрепенулся, насторожился  и  дал  стрекоча.
Вдруг  барсучиха  выглянула  из   норы  в  овраге, вылезла, подняла  нос  вверх, понюхала  воздух, а  затем  решительно исчезла в норе. 
Хочется  в  такую  тихую  солнечную  погоду  шагать  и  шагать  далеко,  чтобы  освоится  с  этим  редким  тёплым  деньком исхода  сентября.
Я  знал, что сразу  за  просекой  будет  спуск  в  низину, выгнутую, как  лук  дугой, потом  тропинка  вильнёт  влево, между  густых, облетевших  кустов  орешника с  раскидистыми  рослыми  берёзами  по   краям, вправо  будет  стоять дуб-великан, на  самом  берегу  речушки  Липенки. 
  По  краям  то  тут, то  там валялись  поваленные  ветром  сосны, янтарно-жёлтые, словно  медовые, перегораживали  тропинку. 
Длинная  излучина  речушки  освещалась  ещё  жёлтыми и местами  зелёными  ивняками. На берегу  лежали два  больших  валуна, но  нынче  их  не оказалось, исчезли. Куда  делись?  Кто  взял ?
Тихо.  И  вот  прямо над  излукой  показались  в  поднебесье   
цепочки  две  пролетающих  гусей. И  вдруг –сначала  чуть  слышно,  а  потом,  всё  нарастая, близясь, тревожа  до  озноба,  слетел  из поднебесья  гортанный  клик.
  Гуси  скрылись, а я всё  стоял, как  оцепеневший, подняв  голову  к  голубому  небосводу.  Вместе  с  грустью по  быстро ушедшему  лету, прорывалась и  радость- летают ещё  дикие  гуси.
В  глухом  овраге, поросшем  ольхой, малиной, осиной, орешником –родничок.  К нему  от  главной  тропинки  отвязался  отросток, крепко  набитый  ногами  грибников.
Упругая  ключевая  струя  с  зеленым  оттенком- удобная  заводь для  водопоя людей, птиц, зверей: вода  чистая, холодная, что  ломит  зубы и  от посторонних  глаз  укрытая. 
Родничок  приманивает  всех, что  к  нему  всякий  заворачивает. Вот  на песке  отпечатались  тугие  петельки  крестиков- тетерева, отведал  ключевой  водицы.
А  вот  и  горностай  пожаловал в гости. Тельце  у  зверька гибкое, длинное, а ножки  короткие, глаза  чёрные- чёрные, как  разводы  мазута.  Сходу  попил и  в несколько прыжков добрался, скрылся в кустах  ольхи.
Стою, обхватив  ольховый    ствол  рукой, и  будто  чего-то  жду, и  тут   к  роднику  прилетели лесные  голуби-вяхири. У  заводи  пристроились, стали  пить. Наклоняются, клювиками  тревожат  зеркало  воды и  вразнобой вскидывают  головы, блаженствуют, пропуская глоток   
за  глотком  по  горлышку. 
Дружно  напились, но  не  улетели, а  смело, отчаянно, как 
 мальчишки  сунулись  в  воду и  давай   купаться,  барахтаться  в  проточке:  шало  толкаются, бьют  крыльями  по  воде, окунают   сизо- радужные  грудки, полощутся,  синими  искрами взлетают  брызги  на  солнце, загораются  и  тут  же  гаснут.  Вот  и  весело, дружно  заворковали.   
Тепло. И  потому  дружно  лезут  из земли из  земли  грузди,
подосиновики,  подберёзовики, маслята, боровики. А  листопад  идёт  своим  чередом. Берёзы уже  стряхивают
листья в залогах. Как  всё  меняется, преображается  кругом
до  неузнаваемости, до  грусти, до  нечаянной  радости.
Хлопнешь  в ладоши под  берёзой  и  вспугнёшь  целую  стайку  жёлтых  листочков.
Это  их  последние  усилие  привлечь  наше  внимание   к  себе  бородавчатых  берёз. 
В  берёзовом  залоге  густо  просыпаны  листья, словно  расстелен  ковёр: светло-жёлтый, лимонный, местами с  зеленью  мха, и  весь –весь в  крупных  бусинках  росы.
И  как  же  неловко  шагать  по  этой  опавшей  позолоте
листвы,  настолько  она живая.  Дивная  картина!    
В  лесу  нежданно-негаданно  повстречал деревенскую  соседку,  бабушку  Татьяну  Максимовну, которая тоже  пришла  за грибами.  Почти  нагрузила  бельевую корзину
под  завязку, на  засолку  набрала  маслят и  редких  в  наших  лесах  рыжиков. Грибок  к  грибку, без  единой  червоточинки.   
  Целый  солнечный  день  шныряла  по  ельникам, по  березнякам, по  осинникам, по  краям  болота, радость  удачи  веселила  старого  человека, прибавляла  сил.
И, как  всякий  опытный  грибник, чтобы  облегчить  тихую  охоту, она теперь  не  таскала  за  собой  тяжёлую  корзину, а  оставляла  у  приметного  места: на  тропинке, на  поляне, у разлапистой  ели, у  замшелого  пня…   
Грибы  в  фартук  собирала.  Раз  отошла, два,  три…  И  вот  возвращается  из  ельника  с  боровиками, весёлая- и  батюшки  свет, так и  обомлела  на месте, в испуге: комолый  лось уплетал  её  грибы  из  корзины, по  дну  скребёт  вислыми  губами.
-Ах  ты,  сатана  длинноухая, охнула  бабка  Татьяна   Максимовна. Смолол , всё  смолол,  лесной  разбойник.
    Незаметно, быстро  прошёл  солнечный  денёк,  осенью   
смеркается  рано. Вечерело.  Мягкое  лимонное  свечение  заката  разлилось  по  лесу.  Закатное  небо  остывало, гасло, а  вслед за  этим  гас  и  розовый  отсвет  зари, световой   разлив. На  опушку, на  берега  речки  Липенки  наползали  фиолетовые  сумерки.
Выбравшись  из  ельника,  на утоптанную  ногами  грибников  тропинку, с  пустой  корзиной,  усталая, недовольная, поплелась бабка  Татьяна  домой, в  деревню  Костенино, досадуя  на   лесного  длинноухого   разбойника-  лося.
Вот  как  порой  в  лесу   бывает.