Жертвоприношение. Сокровища

В вестибюле главного корпуса университета - объявление о сборе денег для лечения больного ребёнка сотрудника. Сдают по списку, под роспись, кто сколько может. Горе, отчаяние, безысходность и унижение для родителей. Стыд и срам для государства. Почему до сих пор лечить за границей хотя бы детей (если нельзя это сделать в родной стране) государство не может за свой счёт?! Дорого. Но жизнь дороже. Строить стадионы, проводить мировые чемпионаты и пышные праздники, содержать сборные тоже дорого, но это как бы престижно, и потому денег не жаль.

Зато горстка людей не знает, куда девать свои шальные деньги. И крутят по ТВ сериал за сериалом всё с тем же душещипательным сюжетом: где взять сотни тысяч долларов на операцию ребёнку?

Чего только древние не приносили в жертву богам, лишь бы те были к ним благосклонны… Что только не готовы отдать родители, чтобы их ребёнок остался жив, выздоровел?  Продать квартиру, машину, дачу, залезть в долги, отдать свою почку, часть печени, поделиться костным мозгом. Лишь бы помогло! Но почему государство нередко стоит в стороне?!

Разве могут маленькие детки защитить себя сами? Нет. А сколько опасностей подстерегает их! Речь пойдёт об одной – трудноизлечимых болезнях, поддающихся только новейшим технологиям, как правило, очень дорогим, которыми располагают далеко не все страны и клиники.

Но сначала я вернусь в 1990-й год.

***

С жителями заражённой радиацией деревни Себровичи, что в Чечерском районе Гомельской области, я встретилась в конце декабря перед самым Новым годом, когда они только-только перебрались в наши края. Мы жили еще в Советском Союзе.

В деревне Озёры неподалёку от Гродно две улицы с новыми особняками для переселенцев назвали именами их деревень – Себровичи и Шепатовичи. Упаковав узлы и чемоданы, оглянувшись на родной кут, всем колхозом во главе с председателем двинулись гомельчане на запад Белоруссии, за 500 вёрст от дома.

Анатолий Заломай, главный инженер-строитель колхоза «Озёры», был только рад такому пополнению: на сто семей, которые они готовы принять, будет сто детей! Надо же! Для наших стареющих деревень это просто подарок.

Уезжали, или убегали люди из родных мест, как от надвигающегося фронта спасались, а приехали – загрустили. Всё чужое, немилое, деревья голые. Ноябрь. Дома вроде просторные, на молодую семью три комнаты, прихожая, веранда и кухня, само собой разумеется. Два входа. Но сделано всё как-то наспех, будто на время, не для себя. Канализацию в новом посёлке еще не проложили, газ не подвели, хорошо, хоть русские печи в домах есть, они и выручают.

Возле такой печи и увидела я Диму Подобедова, черноглазого непоседу. Чего стоило усадить его в кресло, чтобы сфотографировать! Зато котёнок себровский позировал охотно. Димина мама, по профессии зоотехник-селекционер, зовут её Нина, рассказала, что дома Дима часто болел ангинами, а вот здесь, тьфу-тьфу, как будто ничего. Да у неё самой постоянно болела голова – жила на анальгине. Здесь уже месяц, еще ни разу не принимала.

- Да, дышится тут легко, - подтверждает появившийся на пороге папа Димы.

Он уже работает водителем в колхозе, вот прибыл на обед.

- А ёлка у Димы будет? – интересуюсь у него.

- А как же! Вот с подарком сложнее. В магазинах у вас небогато, у нас там, на заражённых территориях снабжение всё-таки неплохое было.

Это и помогло им сделать запасы и привезти с собой тушёнку, консервы, овощи – короче, на зиму хватит.

Спрашиваю у Нины, пойдёт ли она здесь в зоотехники.

- Вы что?! – восклицает она удивлённо. – У нас всё дойное стадо было 600 голов. А тут колхоз, как… - она долго подбирает слово, а я тем временем замираю в ожидании, - как наш район!

Новый год они намечали встречать с родителями, которые переселились в другую деревню - Рудню.

А вот родители Светланы и Олега Титковых не захотели расставаться со взрослыми детьми и переехали вместе с молодой семьёй в Озёры. У каждой из трёх семей свой дом. Молодые нет-нет да вспомнят Себровичи, а старики и узлы свои ещё не распаковали, подумывают, как бы домой вернуться…

70, а то и 200 микрорентген в час в родных и далёких Себровичах спустя четыре года после аварии. Здесь – 4 при норме 20. Но тянет… В десятки раз выросло число психических заболеваний у живущих в зоне, от одного только осознания опасности. И всё равно тянет…

Маленький Олежек Титков нездоров, ему нужна квалифицированная медицинская помощь. Светлане уже выписали необходимые для ребёнка лекарства, предстоит и госпитализация. Возможно, всё наладится, нормализуется. Вот сегодня малышу было немного лучше. Вдруг это не случайность? Оставайтесь. Не мучайте себя.

Наша земля станет родной и доброй для ваших мальчишек, для будущих их сестрёнок и братьев. Кто-то скажет здесь первое слово, откроет букварь,  найдёт верных друзей, встретит любимую. Пройдёт зима, зацветут сады, и вам понравится.

… Увы, не знаю, как сложилась дальнейшая жизнь этих семей, поменявших родную, но испорченную радиацией землю на более благополучную. Надеюсь, что освоились, обжились, и мальчики Дима и Олежек, хлебнувшие лишних рентген, теперь уже взрослые молодые люди, сами главы семейств и счастливые отцы. Надеюсь.

                ***

Первым тяжело заболевшим после Чернобыля ребёнком, о котором писала наша газета, была девочка-школьница, которой в Гродно сделали неудачную операцию на щитовидке. Её мама сама нашла спонсоров и возила дочку на корректирующие операции и реабилитацию в Германию. Девочке помогли, она поступила в университет, стала взрослой. Но и газетам пришлось поучаствовать в её спасении, привлекая внимание к тяжёлому нестандартному случаю. Постепенно таких, не подвластных отечественной медицине 1990-х, случаев становилось всё больше. Газеты, радио, телевидение переполняли отчаянные просьбы о сборе средств на спасение ребёнка, запестрели номера счетов в банках и названия благотворительных фондов. Не все они оказались добросовестными…

Белорусский детский фонд был сформирован спустя два года после чернобыльской аварии, в 1988-м. Он существует до сих пор, оказывая поддержку не только пострадавшим от Чернобыля, но и детям-сиротам, инвалидам, тяжелобольным.

Когда-то и мне предлагали войти в оргкомитет этой общественной организации, но как-то быстро я сообразила, что это слишком большая ответственность, причём связанная с финансами, – нет, это не для меня, и сразу наотрез отказалась.

Знаю, что раз в году фонд отправляет на оздоровление в республиканский лагерь «Зубрёнок» на берегу Нарочи (белорусский «Артек») ребят с онкологией. Полторы тысячи белорусских детей уже отдохнули и прошли здесь курс психологической реабилитации. За пять последних лет фонд направил на благотворительные цели около 3 миллионов белорусских рублей (полтора миллиона долларов). Выходит, в год примерно по 300 тысяч долларов – это цена одной операции за границей, негусто…

В России широко известен благодаря имени его создательницы и актрисы Чулпан Хаматовой благотворительный фонд помощи детям с онкологическими заболеваниями «Подари жизнь». Он был создан в 2006 году, и в немалой степени стараниями его общественного совета появилась в Москве современная клиника детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Димы Рогачева. Жуткая статистика, но за год в России 5 тысяч детей заболевают раком. Увы, государство не берёт на себя расходы на дорогостоящие анализы, на самые современные и потому дорогие лекарства, не закупает и не ввозит в страну не зарегистрированные здесь препараты, которые могут стать спасительными. Поэтому фонд собирает средства на закупку лекарств и оборудования для клиник, оплачивает высокотехнологичное лечение детям, которым не удалось получить квоту, ведёт поиск  доноров костного мозга.

За январь – февраль 2019 года фонд собрал для больных детей 253 миллиона рублей (около 4 миллионов долларов). В эти дни ждут помощи от фонда пять мальчиков и девочек, которым для оплаты лечения не хватает от 36 тысяч до полутора миллионов рублей.

Вам не кажется странным, если не чудовищным, что богатейшая страна не в силах бесплатно лечить хотя бы фатально больных своих детей? Всё равно где – у себя или за рубежом, но за счёт государства, а не вынуждая скидываться всем миром по рублю.

***

И вот еще какой ракурс. Дело было в те послечернобыльские годы, когда уже начали тяжело болеть белорусские дети, а Белоруссия еще входила в состав СССР. Газеты регулярно печатали драматические письма несчастных родителей, пытавшихся наскрести деньги на спасение ребенка за границей, у нас еще не было технологий борьбы с детской онкологией. Со спонсорами везло не всем, и многих детей спасти не смогли. Государство, допустившее чудовищную аварию, просто открестилось от этой беды, предоставив родителям больных детей выходить из положения самим.

В конце лета с сыном-школьником мы на несколько дней приехали в Москву, у меня там были дела, а у него каникулы, остановились в гостинице. Свободного времени было много, поэтому успели подняться на Останкинскую телебашню, погулять в Сокольниках, пройтись по Арбату, заглянуть в гости к моей давней подруге и побывать в Кремле. Там, отстояв небольшую очередь, мы впервые попали в Оружейную палату. Название её уже мало отвечает содержанию, поскольку основные экспонаты – далеко не оружие. Собственно, витрин с образцами каких-либо ружей я даже не могу вспомнить. Помню шитое золотыми нитями и самоцветами платье Екатерины с узенькой талией и пышной юбкой. Помню золочёную царскую карету. И до сих пор стоят перед глазами многочисленные застеклённые шкафы с золотыми крестами, окладами икон, кубками и братинами. Они занимали несколько залов, и разницы между ними я практически не видела.

Невольно в голове мелькнула мысль о баснословной стоимости этих богатств, и сразу за ней - другая: собираем с миру по нитке на лечение больных детей за границей, но почему бы не продать хотя бы малую часть этих сокровищ?!.

Зачем держать в музее сотни одинаковых крестов? У них не такое предназначение. Но государство почему-то не пожертвовало крестами ради спасения маленьких жизней. Хотя в самые лихие годы в нашей стране было принято сдавать ювелирные изделия на нужды фронта, на новые танки и самолёты, на хлеб для голодающих, а после войны был другой лозунг: «Перекуём мечи на орала!» Что же детям пожалели? Это как в случае с безумной старушкой, которая умерла от истощения, хотя её тюфяк был набит купюрами…

Не спорю, Оружейная – уникальный музей шедевров ювелирного искусства и раритетных предметов культа. Но попали они сюда не только с кремлёвского двора и из кремлёвских церквей, но и из монастырских ризниц других городов. Их свозили в первые годы советской власти, эвакуировали в Первую мировую из дворцов и музеев западных районов страны. Сохранилась и опись тех лет: в 2 тысячах ящиков было около 10 тысяч предметов.

Дорогая и нарядная домашняя утварь (чарки, ковши, серебряные блюда), которой немало в Оружейной, принадлежала не только царским особам и гражданам, особо отличившимся на службе Отечеству, но  и не самым знатным жителям Москвы, Петербурга и других городов. Я понимаю, что всё это богатство является частью золотовалютного фонда страны, который наполняет российский рубль конкретным содержанием. Разбазаривать его опасно, но если речь идет о жизни детей и нет других средств, то почему бы не прибегнуть к этим?..

***

Ещё несколько лет после объявления суверенитета основная часть конфискованного на белорусской границе отправлялась в Москву. Среди этого добра было немало золотых крестов и окладов, вывозимых из глубин России на Запад. Были годы, когда их счет шёл на тысячи.

Сейчас белорусская таможня только изымает контрабанду, а дальнейшую её участь решает суд. Культурно-исторические ценности, как правило, передаются в музеи, монастыри, церкви, а наиболее драгоценные - в Гохран Беларуси, созданный в 1993 году. За это время сюда поступило более 60 тонн изделий из драгоценных металлов. Не только из таможни и ломбардов, но и скупленных у населения, а ещё в виде слитков, изготовленных по госзаказу.  Среди всего этого богатства около 1600 предметов высокого ювелирного искусства, имеющих и историческую ценность. Так что и мы не лыком шиты. Ну и что? На серьёзное лечение детей всё равно приходится скидываться.