Италия. 2. Вакханалия

Продолжу о свадьбе - на открытой площадке виллы Макиавелли, "над" Флоренцией. В сторону города терраса огорожена массивным парапетом, на котором горели масляные лампады. За парапетом внизу площадка для авто, оттуда крутой нисходящий серпантин во Флоренцию. А здесь винный погреб (стена с широкими дверьми) и служебные помещения (кухни, кладовые). Над погребом вознёсся в небо мощный кипарис. Между погребом и подсобками - ход в сад. Сад весь в тропинках, обрезан "под кубы". На краю тоже парапет, за ним виноградники вниз. А на террасе встречают гостей. Сват Маттиа - потомственный дворянин, гости весьма состоятельны, заметно по украшениям на женах. Пока мужики "махали руками за встречу", женщины толклись в сторонке и возле Джеммы. Если бы я говорил по-итальянски - был бы уже между ними. Но интересно было и поодаль: наблюдать, как они нет-нет да бросят на меня взгляд; дело, конечно, не во мне, а важно, с кем породнились их друзья. Да, интересно разглядывать женщину после её "нечаянного" полу-взгляда, когда она с кем-то продолжает беседу, а "переваривает" - тебя, всем своим существом... и продолжает дарить "спрятанный" взор!

На террасе - около десяти обыкновенных квадратных "столовских" столов, но как они  мгновенно преобразились! Персонал - молодая парочка, потомки Макиавелли: кладовая распахнулась, итальянец подкатывал к столам диски-столешницы диаметром почти 2м и в одно движение опрокидывал на стол, а шустрая подружка стелила белоснежную скатерть, свисающую до гравия. Пока гости распределялись, кто с кем сядет (по 9-10 за стол, а всего народу больше 60-ти), на преображенных столах уже была посуда: стаканы для воды, фужеры для шампанского и бокалы для вина, по три вилки,  ножи, вазы с фруктами... Когда начали есть-пить, итальянец успевал ещё и вино наливать, держа бутылку "полотенцем", с левого плеча. Я, конечно, русский (то есть вредный): ему сделаю руками "нет, спасибо", а когда он удалится - тут же сам налью себе полный бокал и начинаю пить глотками, нетерпеливыми урывками...

Подсматривать, как ест и пьёт итальянская публика - познавательно и любопытно. Непрестанно пьют воду, всё и вся запивая. Женщины ещё и жестикулируют своими щепотками. Но вот и "контрольные" взгляды в мою сторону: как ест и пьет русский (господин, фу ты ну ты!)? Когда они взглядывали в мою сторону, мне казалось, что они (дамы) смотрят прежде всего под стол... На их свадьбах, видимо, не танцуют, а жаль; я уж присмотрел... Итак, обедаю, запиваю, эффектно ставлю недопитый бокал: экзамен сдан!..

Вот закричали... (как бы наше "горько!", но только "как бы"). У них кто-то начинает ни с того, ни с сего "у-у..."; другие подхватывают, дружно нарастает громкость, и всё дрожит от всеобщего "УУУ!!!.." Молодые встают, целуются. А я понял, что сыт, полон до подбородка и выше! Ну так ведь и обед завершён. Встал и убрался в сад курить. А все продолжали сидеть: оказывается, сама "вакханалия" только начинается!

Парни, друзья Федерико, с шумом встали вокруг столика у винного погреба, принесли бутыль (2-3 литра) вина, старого, фирменного. Громко говорили, кричали празднично и даже пели; бокалы, полные вина, плавали в воздухе... Мне бы тоже туда, хоть на секунду, но я ступаю по саду и думаю: и все-таки "сорвался". Из-за столов наблюдали за молодёжью, тоже шутки, тоже бокалы. Пара детишек бегают между кустами и вокруг меня, играют в прятки. На итальянских дам я рассердился: это они устроили мне испытание - и победили. Я читал теперь в их взорах равнодушие: они-то думали - а я-то оказался! - Как обыкновенный скучный их европеец: поел, попил и, даже не пошатнувшись, был таков. Что это за свадьба с русским гостем! Куда они пришли, зачем? Короче, убедились ещё раз: чудес не бывает.

Со столов быстро (натурально бегом туда-сюда) всё убрали, столешницы укатили, гравийная терраса снова красовалась "столовскими" столами. В детской коляске спал малыш, уснувший ещё до свадьбы...

Но что было поистине замечательного на этой свадьбе - это молоденькая итальянка Марта и мой старший внук Лессио. Они влюбились. Он умел купаться в её взгляде и одновременно издеваться над совсем молоденькой синьориной. Она не могла совладать с собой, взор то и дело взлетал, летел к Лессио. Я не имел права встретить её глаза, но читать... И я запоем читал, видел в глубине её черных глаз и детскую ещё готовность дружить на веки вечные, позволить поцелуй (может быть!), позволить в конце концов всё! Только бы он приблизился, заговорил, спросил. Но... наш "герой нашего времени" был уже искушён, и "холодность" по отношению к наивной ещё синьорине была вполне объяснима и похвальна. Но картина была душещипательная донельзя!

Когда все поднялись, а я пришёл из сада и курил у парапета, проведя над лампадой рукой, мой Лессио, сжав зубы, стал держать ладонь над соседней лампадой, долго и низко над пламенем. Марта была в полутора метрах и с испугом наблюдала. А Лессио всем своим видом говорил ей: смотри, огонь мне не страшен - как и огонь твоих глаз!.. Он отошел чуть, а синьорина подошла и тоже остановила ладонь над пламенем, отчаянно посмотрела на Лессио: заговори же! Но он упорно молчал, а её разрывало изнутри, и она обернулась: "Mamma! Mamma! Non brucia affatto!" Это было признание  маме, что огонь совсем не жжёт... Потом её увели к лимузину. Мы смотрели вслед. Когда перед ней открыли дверцу, она обернулась, они встретились взглядами. Я успел заглянуть и в неё, и в Лессио. В его глазах застыли холодные слёзы. Марта смотрела издали, но я заметил, как дрожали её улыбающиеся губы, она тоже беззвучно плакала. А глаза её слились уже с черной флорентийской ночью, над Флоренцией мерцали, как жёлтые масляные лампадки, фонари. Я скорее выучу итальянский, нежели забуду этот прощальный взгляд синьорины... Потом я написал стих "Вилла Макиавелли", который заканчивается словами: "Они ничего не посмели, всё вокруг круша./Вилла Макиавелли, зачем ты так хороша?!.." Переведу завершающую строку: "Villa Machiavelli, bellissima eri".

P.S.