Рассуждения о любви

Рассказ этот начинался непросто, но конец его был прост. Всё, что нам стоит запомнить: мне трудно смотреть с высоты своих лет на нереальную действительность. Итак, был самый обычный день, из тех дней, когда, встав утром, ты ленивой походкой медведя, только очнувшегося от полугодовой спячки, направляешься в ванную, чистишь зубы, потом выпиваешь стакан воды, может что-то закидываешь в рот, одеваешься и выходишь из дому. Что ещё нужно в такие дни? Ты не чувствуешь ничего: ни радости, ни грусти. В тебе есть лишь инерция, которая ведёт тебя по накатанной прямой от белой полосы к чёрной, от чёрной к белой. А ведь хочется встать на белую полосу, повернуться на девяноста градусов и идти сплошь по белой полосе жизни.
Так вот! Не люблю я это определение. Проще думать, что жизнь река, а "белая" она или "черная" - определяет рулевой в лодке. Странно, да? «Белая» или «черная». Всё просто. Белой полосой жизни мы называем хорошую жизнь, а черной – плохую. Так и с рекой – без камней и мелководья – она хорошая, а с ними – плохая. То есть «белая» или «черная». Разница в том, что на реке ты способен лавировать, управлять своей лодкой, а по полосам ты идёшь вперёд, по инерции.
Итак, день был обычный. Я готов был провести очередные сутки, наполненные рутиной и серостью, чтобы уснуть в конечном счете, а по утру продолжить плыть по течению. Я шел в театр. День был прохладный, не такой морозный для январского, а что-то похожее на начало декабря. Настроение моё было полно предвкушения новой эмоции и умственной работы. Я стоял в ожидании чудесного таинства между артистом и зрителем. Ничего не предвещало беды. Ничего. Но тут вошла она, и не одна, нет не одна, а с ним. Горе наполнило мое сердце. Нет, не горе, а буря, которая рушит всё на своём пути, которая срывает крыши домов, поднимает цунами, готовое затопить острова, а то и материки, которая поднимает ураганы и торнадо, что уничтожается всё двигающееся и не двигающееся. Итак, день оказался не таким уж и обычным.
Сдерживая нескончаемый водопад слёз моих, я вышел из храма искусств и, хрустя хлопьями под ногами, вобрал полной грудью лёгкую заморозь, которая вовсе меня не освежила, а даже, как это сказать... подогрела мою ненависть к собственному существованию.
Я побренчал мелочью в кармане моих новеньких джинсов, оценил ситуацию, взглянул на небо, которое затянуло легкой серой дымкой, предвещавшей скорое похолодание и снег. Я вытащил руку из кармана, надел перчатку и направился вниз по улице. Я пересекал пространство между прохожими, не желая встречаться взглядом ни с кем. Я наткнулся на кинотеатр. Перед ним раскинулся небольшой каток. На нём катались дети, которые хохотали от радости и счастья. Мне невыносимо захотелось курить. Ах, как жаль, что я не курю вовсе. Я сплюнул в негодовании от себя самого, окинул взглядом афишу, увидел имя Александра Петрова, ну, и как-то решился сходить на фильм. Я занырнул в кинотеатр, взял билет на ближайший сеанс. До него оставалось ровно полтора часа.
При кинотеатре было кафе, или ресторан, не знаю, как назвать. Туда меня завлекла мелодия Шопена, которую виртуозно исполнял пианист, сидевший за роялем. "Как смешно и странно, - подумал я, - почему инструмент называют роялем, а сидящего за ним - пианист, а не роялист... Бред!" Точно такой же бред был сейчас и в моей жизни, как я подумал тогда. Я заказал себе чайник на две персоны. На две! Почему нет чертового чайника на одну персону?! Тем не менее, переведя дух, к чаю я заказал и мороженое с клубничным вкусом. Ожидание влеклось мучительно. Каждую минуту я глядел на часы как заведенный и проклинал медленно идущую стрелку часов. Чай принесли. Воздух стал необычайно лёгкий от аромата свежезаваренного китайского чая. Я втянул его своим носом, пропустил сквозь лёгкие и почувствовал необычайную лёгкость бытия. Я налил в кружку чай, потом ложечкой отделил кусок от мороженого и совместил холодное с горячим. Спектр чувств промчался по моему рту: в нём противостояло зло добру, смерть жизни, Бог Дьяволу. Потом я проглотил всяческое ощущение, которое прокатилось по мне до желудка и сгинуло там навеки. Повторял я этот успокаивающий ритуал долго, раз пятнадцать, пока не прикончил мороженое. До сеанса оставалось тридцать минут. Я сидел и думал об одном: что такое любовь? Как назвать то, что я испытал в театре? Ревность?! Любовь?! Привязанность?! Не знал я определение этому, как не знал, что делать с ней и собой. Сейчас в моей голове пролетали кадры первой встречи, когда мы не знали друг друга: на ней было зелёное платье, я не знаю из какого оно было материала, но это определенно было что-то вроде шёлка, что-то похожее; белые кеды, завязанные очень странным способом – шнурки обвивали её щиколотку нежно и аккуратно, словно ребёнок, который ласково обнимает мать; её волосы аккуратно падали на плечи, тогда они были подстрижены под стиль «каре», но то, как они ложились на плечи! Боже мой! Я потерял дар речи, моё дыхание сбилось, пульс начал учащаться. Я думал, что я в раю. Итак, на фоне этих воспоминаний я написал первую строчку стихотворения, которое станет маленькой поэмой: «Весь светом залит шар Земной – Мир улыбается рассвету…» Сеанс должен был вот-вот начаться, поэтому я оплатил счёт, вышел из-за стола и направился прямо в зал, чтобы пропасть на ближайшие два часа из жизни.
Два часа прошли как одно мгновенье. Это была добрая сказка о любви, о дружбе, о верности и о вере в завтрашний день. Внутри меня поселилось что-то теплое, что-то, что начало давать мне надежду на завтрашний день. Вернувшись домой, я взял ручку и тетрадь и начал писать стихи. Я не знал, как и о чём писать. Я знал её полтора года, и мой спектр чувств менялся от симпатии до восторгов, от восторгов до одержимостью, от одержимости до страсти, от страсти до неприязни, от неприязни до ненависти, от ненависти до ревности, от ревности до л… Чем же всё в итоге кончилось, я пока что не знаю. На моем столе я увидел томик сонетов Шекспира, я открыл и перелистал их, читал не вдумчиво, не искал смысла, просто думал. Я вспомнил, что его сонеты называют романом в стихах некоторые исследователи. Тогда мне пришла в голову безумная мысль: написать, как Шекспир, сонеты в виде маленького романа, описав все чувства, если я смогу. Я решил побаловаться с формой: так как это будет единое произведение, то я решил поступить немного, как Данте: я решил заканчивать сонеты не типичной рифмой, а оставлять её для начала следующего сонета.  Итак, я приступил к первому сонету:

«Весь светом залит шар земной,
Мир улыбается рассвету,
Из пенных вод прекрасная и нега
Ты предстаёшь с своею красотой.

И для тебя из звезд расшито платье,
Из месяца корона восседает
И мир перед тобою освещает,
Чтоб ахнул он от нежной стати.

Везде, где ты плыла на свете,
Везде, где пела нежным голоском:
Твой след я целовал тайком,
Мечтая лишь о встрече на рассвете.

Пускай твой образ мне не постижим:
Тебе вернее буду всех на свете».

Именно на этом я понял, что писать всё время о ней и о моих чувствах будет не лучшим. Я стал придумывать маленькие сюжеты о пастухе и овце, о лани и медведе, об орле и Лебеде, о Земле и рысаке и так далее. Вышло всего двадцать пять. С тех самых пор, как я увидел её с ним в театре прошло два месяца. И всё-таки: что есть любовь? Желание коснуться. И это не мои слова, нет. За все два месяца я не столько хотел быть рядом, поцеловать, обнять, носить на руках, как просто коснуться пальцем руки её пальца руки. Что со мной происходило в этот момент! Мне казалось, что весь мир замирает, что время вовсе не при чем. Я становился счастливейшим на свете человеком. Но что делать с этим чувством – я не знал. Это было что-то странное и необычное. Я не могу сидеть на месте, нигде не мог не смотреть на неё, если она была где-то рядом. Было решено – я должен признаться. Я закутался в пальто и направился в книжный магазин. Всё, что мне нужно было – маленький блокнотик для того, чтобы написать ей всё, всё, что я думаю, всё, что я чувствую. Я, как идиот вдохновился романтикой, вооружившись «пером» и «бумагой». Целую ночь я провел наедине с этими вещами, ставшими мне друзьями. Осталось только ей это вручить.
Было обычное воскресенье. На улице сияло Солнце, пели птицы, вернувшиеся с юга, на небе плыли стайками облака. Ничего не предвещало беды. Я зашел в институт, положил на её полочку «презент», тайное послание, частичку моей любви, и убежал прочь преисполненный радости и счастья. Но вечером ко мне пришли ужасающие мысли: а что, если ей это не понравится? Что если она это не увидела, если подумала, что это не ей? А может моя любовь ей не нужна ни к каким чертям собачьим? Я не мог спать. Я ворочался из стороны в сторону в ожидании завтрашнего дня. Мучительно влеклась для меня эта ночь, но так или иначе я уснул. Спал я часа два в итоге. Тело было тяжелое, никак не хотело мне подчиняться, кое-как я встал с кровати, прополз в ванную комнату, еле как умылся. И вновь меня посетил вопрос: что есть любовь? Для себя я понял, что это и лучшее, но и худшее чувство в мире. Пока ты наполнен им один – ты счастлив, но как только в твою тайну посвящен ещё один человек, особенно «объект внимания», тогда жизнь твоя превращается в муку. Внутри тебя, как будто появляется пустота. И чем её заполнить – я не знал.
Когда мы пересеклись в институте, то на её лице сияла улыбка. Она подошла и обняла меня крепко. Я втянул её запах, словно пытался высосать весь его своим носом. Так уж вышло, что её запах я отличал из множества других. По нему я научился определять здесь она или нет. Таких людей мало, которых я узнаю по запаху из тысячи других. Она была одним из этих людей. Она спросила, как у меня дела. Пустота постепенно начала заполняться. Я ответил, что всё хорошо, потом поинтересовался её делами. У неё тоже всё было хорошо. Пустота заполнилась. Осталось лишь поговорить. Я ждал конца учёбы.
Чёрт возьми! Понедельник оказался не в мою пользу. Я решил поговорить с ней, когда пошёл провожать её на остановку, ну, и с нами увязался однокурсник, с которым она была в отличных дружеских взаимоотношениях. Или не дружеских – не знаю. Так или иначе я стал думать о том, что это я увязался за ними, от чего мне становилось неловко. Пришлось ждать завтра.
В любом случае – я радовался, что пустота во мне стала отсутствовать, и я был снова счастлив. Любовь… Как много о ней написано поэм, стихов, романов. Без неё не творится ничего на Земле, без неё, пожалуй , не было бы и Солнца, и дня, и лунных ночей. Но, много тысяч лет она существует, и никто до сих пор её так и не смог описать в полной мере. Ни прозой, ни стихами, ничем её невозможно описать. Весь спектр её невозможно преподнести через музыку или живопись. Она – это всё, что нас окружает. Это целая необъятная вселенная. Для каждого из нас она своя. Итак, настал вторник.
День описывать бессмысленно, потому что это был обычный учебный день. Важен лишь разговор. И даже не разговор важен, сколько его последствия. В процессе разговора выяснилось, как я и ожидал, что она ко мне не питает никаких чувств и не может ответить взаимно. Я, так как знал, подготовился к этому и предложил альтернативу: попробовать познакомиться друг с другом, например погулять. Она не ответила ни отрицательно, ни положительно, значит дала не столько надежду, сколько шанс что-то попробовать, думал я. Какой же я был ослеплённый дурак! Я не мог увидеть, что ей неловко, что ей не хочется меня обидеть. Нет, это стал я осознавать много позднее. Попытки пригласить её погулять были безуспешными. Тогда, я решил действовать по-другому: я просто написал время и место, когда мы должны с ней встретиться. Если бы я знал, что именно этот поступок повлечёт за собой череду разочарований. Она не просто сказала нет, она резко нашла повод поздно вечером перед днём встречи, чтобы не прийти. Назначила внезапную встречу.
Во мне проснулся бес. Ярость захлестнула мою голову. Горе наполнило моё сердце. Я был готов крикнуть так, что не только она, но и весь мир услышит этот душераздирающий вопль. Я не знаю, что нашло на меня в тот вечер. Я взял у соседа зажигалку и пачку сигарет, взял бутылку подаренного мне вина, вышел на балкон, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Что есть любовь? Кто-нибудь способен ответить на это?! Не думаю. Знаю одно: любовь кончается разочарованием. Горем. Болью. Я выкурил порядка семи сигарет и прикончил вино, выпивая стакан за стаканом. Я смотрел с балкона вдаль, на город, и думал: «Как всё удивительно мелочно, как всё удивительно мало. Жизнь кипит, независимо от меня и моей боли. Где-то гаснут огни один за одним. Люди ложатся спать или умирают, должно быть. А внизу, под окном?! Всё наоборот. Мне чудится, будто выйдешь, сделаешь шаг и сразу на Земле. Может и стоит прогуляться?!» Я потушил восьмую сигарету, набрал полную грудь воздуха и сделал шаг…
А что вы думали?! Если идёт повествование от первого лица, то всё должно закончиться «хэппиэндом»?! Это не сказка, не роман о любви. Это чёртова жизнь. Итак, рассказ начинался сложно, но закончился очень легко.