Хроника одной авиакатастрофы

                I.

      Утро в аэропорту выдалось обычное. Андрей по привычке проснулся рано, задолго до того, как надо было идти на работу. Почему-то в аэропортовской гостинице спалось не сладко.
      Может, из-за рева авиационных двигателей самолетов, уходящих в рейс, а, может, уже от подступающей майской жары, которая в Закавказье начинает лютовать в последний месяц весны, да еще с усугубляющим дискомфорт ветром?..

      Но раз проснулся, то день начался, и Андрей поплелся на кухню, чтобы поставить чайник, а заодно порыться в холодильнике и соорудить что-нибудь себе на завтрак. Однако долго не рассиживался, а поспешил в аэропорт. На то имелась причина.

      Накануне вечером на базу вернулся один из Ан-12, который сходил в Африку, а сегодня его нужно было отправить с грузом в один из афганских аэропортов. Оттуда потом ему необходимо перелететь в туркменский город Мары, где застрял с неисправностью второй Ан-12 этой же компании. Надо было отправить туда специалистов и тот самый агрегат, из-за поломки которого там, в Марах, не один день простаивал самолет авиакомпании.

      Но вот какая  закавыка: проблема образовалась с этим бортом. Впрочем, Андрей о ней уже был наслышан накануне из информации, что поступала из полета. Не держала герметизацию кабина. В полете срабатывал датчик падения давления воздуха в кабине, и вспыхивало табло:

      «Пользоваться кислородной маской!»

      Значит, где-то в кабине подтравливало, раз падало давление, и воздух выходил. Нужно было разбираться и искать место, где герметичность была нарушена.
      А с другой стороны, начальству позарез надо было отправить самолет в рейс. И груз перевезти, и, самое важное, второй Ан-12 ввести в строй. Заказов у компании непочатый край, а самолетов не хватает. Ведь летать и деньги зарабатывать на чем-то надо?..

      Собственно, наступил тот самый скользкий момент, когда нужно было принять непростое решение. Так часто бывает не только в авиации, а будь где, когда нужно сделать дело, нарушив какие-то правила или закрыв на них глаза, что, в принципе, одно и то же.

      Вообще-то, такая практика существовала больше при Союзе. В те времена выполнение плана или некоего достижения к дате у нас играло, как правило, показательную роль.

      «К годовщине Октября наш трудовой подвиг!» Или «Пятилетку в три года!»

      Да-да, было такое. Ныне подобный «героизм» потерял свою значимость. Сейчас появилась другая беда – заработать деньги любой ценой. Это с одной стороны. А с другой – при этом присутствовал наш неискоренимый расчет на обычное и знаменитое «авось». Попросту – разгильдяйство и недальновидность.
      Впрочем, мне кажется, что к нашей истории этот мой посыл отношения не имеет. Это мысли вслух по ходу рассказа.

      В аэропорту на стоянке возле злополучного самолета крутились техники, в том числе и Махди, бортмеханик из экипажа. Он, как и большинство членов экипажа, был азербайджанцем. Командиром у них был самый опытный пилот в компании, но по национальности он был узбек.

      Странно вообще-то, когда все главные должности  в компании занимают азербайджанцы, а в этом экипаже все-таки в командирах ходит человек из Средней Азии. Но, видно, какие-то старые дружеские отношения связывали командира и руководство, раз никто и думать не смел, чтобы изменить порядок субординации в экипаже. Тем более что Рустаму (так звали командира экипажа) было прилично за шестьдесят.

      Подойдя к самолету, Андрей отозвал Махди в сторонку и поинтересовался:

      - Что там у вас? Действительно уходит наддув кабины? И сильно по ушам бьет?

      Махди почесал затылок и уклончиво ответил:

      - Не то, чтобы сильно. Но табло срабатывает. А командир уперся и сказал, что не полетит, пока не устранят неисправность.

      Андрей понимал, что происходит. Экипаж получает деньги за налет. А любой рейс за границу – это чистый заработок, ради которого небольшие неудобства можно и потерпеть. По меркам бывалых авиаторов этот отказ был именно таким. Именно, что «небольшое неудобство».
      И, да, весь экипаж был опытным и далеко не молод. В экипаже не было никого младше сорока лет. Тому же Махди уже было за пятьдесят.
 
      Но здесь нужно понять, что и против решения командира ни один член экипажа в открытую не хотел идти. Рустам считался командиром жестким, при котором никто и пикнуть бы не посмел, если вдруг был бы с ним не согласен. Моментально из экипажа вон и все, прощай заработки...

      «Дилемма...», - подумал Андрей.

      Он тоже придерживался того мнения, что в критической ситуации, когда нужно было кровь из носу лететь – полетели бы без разговоров. Но есть официальная запись в бортжурнале, поэтому придется разбираться. Самолет ведь далеко не юный. Даже можно сказать просто – древний. Его выпустили более полувека назад!

      В советское время он регулярно проходил капитальные ремонты с полной разборкой планера, дефектацией и последующей сборкой и испытаниями. Но, начиная с девяностых, его только осматривали и продлевали ресурс на свой страх и риск. И так тянулось уже четверть века.

      Впрочем, к концу нынешнего года заканчивался очередной продленный ресурс этого самолета, и хозяева снова должны были определяться – использовать его или списывать в утиль.

      Размышления Андрея о судьбе самолета и своих действиях прервал техник по планеру и двигателям, что работал в сегодняшней смене:

      - Андрей, давай заглянем вовнутрь, я тебе кое-что покажу в фюзеляже…

      Они поднялись в грузовую кабину, и техник ткнул пальцем вверх:

      - Смотри, жгут проводов выскочил из шпангоута! Такого я никогда раньше не видел... Да, и еще одно: сняли фильтры топливной и масляной системы двигателя, а они такие грязные!.. Как будто взболтали в баках все жидкости, что керосин, что масло, и всю муть, что осела в баках, погнало через фильтры… Отчего это может быть?
      «И еще плюс к этому негерметичность», - размышлял Андрей, - «Похоже на то, что где-то они грубо приземлились. Может, в той же Африке пилоты приложили самолет на посадке?..»

      Спустившись на бетон стоянки, Андрей нашел бортмеханика.

      - Махди, а что у вас в Африке было? Все нормально? Может, грубовато приложили к полосе самолетик-то при посадке?

      Махди неопределенно пожал плечами, но после некоторого колебания ответил:

      - Да все было хорошо, все нормально…
      «Понятно, он и под расстрелом не признается – было ли что-то или нет», - ухмыльнулся Андрей и снова полез в грузовую кабину.

      Больше ничего явного Андрей не нашел. Но один люк в полу герметичного отсека, где размещались бортоператор и сопровождающие грузов, если таковые имелись и были включены в задание на полет, ему не понравился. В том смысле, что он как-то неплотно прилегал к окантовке проема. Щели явной не наблюдалось, но вероятность того, что именно здесь может быть утечка воздуха, была более чем определенной.

      В это время к самолету подошел один их тех диспетчеров, кто в аэропорту отвечал за план вылетов, и почти заискивающе начал выпытывать у Андрея – полетит самолет или нет, и как же так, в Марах второй Ан-12 простаивает, и что же делать... Привычная картина будней всех, в нашем случае воздушных, перевозчиков – главное, вытолкать в рейс!..

      Андрей покрутил головой, но ответил дипломатично:

      - Надо решать с командиром, полетят ли они или нет. Я бы самолет выпустил.

      А тут как раз и сам командир пожаловал! Видно, его тоже теребило летное начальство – почему не летишь?! – и он решил покрутиться возле технического состава, прозондировать почву на предмет того, лететь или нет.

      Рустам считался пилотом опытным и знающим, налет имел более двадцати тысяч часов, но в своем экипаже был деспот из деспотов. Крик и ругань частенько были его основным способом воспитания и управления экипажем. Но к Андрею относился уважительно.

      И дело не только в том, что когда-то они пересекались в африканских командировках, хоть и работали в разных компаниях. А больше из-за того, что Андрей никогда не боялся отстаивать свою позицию, если считал себя правым.
      Ведь на Востоке как? Сказал начальник, что должно быть так, хоть это и не по правилам, значит, твое дело сказать бодро «Есть!», «склониться в поклоне» и бежать исполнять. А с Андреем такое  не проходило.

      Случилась как-то в этой же компании одна скандальная ситуация, когда хотели обвинить технический состав в нарушении, тогда как они были вовсе ни при чем.
      Может быть, и прошло бы это решение начальства и технари покорно понесли бы незаслуженную кару, но не тут-то было: Андрей уперся и необходимую бумагу, которую наваяли местные, не подписал!

      Для всех это был шок:

      - Начальник приказал! – в ужасе шептали они.

      Но ничего не вышло. Пришлось местному начальству смириться и принять решение, которого они бы никогда в жизни не приняли, если бы на их пути не оказался Андрей.
      Но местный простой народ его за это очень зауважал. Да и начальство в глубине души оценило его неуступчивость и принципиальность, хотя виду не показало.

      Вот и сейчас Рустам подошел к самолету с надеждой, вдруг Андрей скажет что-то правильное и вопрос о рейсе отпадет сам собой.

      - Привет, Андрей-джан! – подчеркнуто ласково заговорил командир, - Что скажешь? Ведь нельзя лететь?

      Андрей пожал плечами, но своим ответом Рустама не порадовал:

      - Неисправность точно на земле не определишь, лучше бы в полете. Но лететь можно, вы же и сами понимаете, что ничего особенного в этой неисправности нет. Рустам, вы лучше мне расскажите, что в Африке было? Приложили на посадке самолет?..

      Рустам в негодовании вознес руки вверх:

      - Что ты, что ты! Как можно?!.. Все нормально было, правду говорю! Зачем так спрашиваешь?
      - Да вижу, что вот и электрический жгут выскочил из шпангоута, и еще кое-что есть… - забросил удочку Андрей.
      - Нееет, дарагой, все харашо было, - Рустам в смятении даже свой акцент вспомнил.
      «Вот, аж волноваться начал... Значит, что-то у них там произошло. Да только ведь никогда не признается и не расскажет…» - подумал Андрей и уже вслух продолжил:

      - Так что, полетите? Если мне не верите на слово, то я готов с вами смотаться, чтобы утечку найти. Есть у меня свое предположение. Думаю, что нашел бы в полете то место, где подтравливает.
      - Хоп! Тогда полетели! – с облегчением закончил щекотливый разговор командир экипажа.

               
                II.


      И закрутилась предполетная подготовка. Сегодня кроме экипажа из шести человек летело еще трое. Само собой напросившийся Андрей, а кроме него еще два техника с Украины, которые везли в туркменский Мары агрегат для неисправного самолета, чтобы там быстро его поменять на отказавший. Но по заданию нужно было еще забросить небольшой груз в один афганский аэропорт.

      Взлетели и пошли на юг. Через некоторое время после взлета из кабины экипажа раздалось:

      - Андрей, ну, вот, началось! Горит табло! Не держит давление кабина! Давайте, ищите, где эта негерметичность!..

      Андрей с техниками расчистил место вокруг лючка, на который грешил еще на земле, и приложил к краю окантовки лючка обыкновенную газету. И – о, чудо! Газету мигом вырвало из рук и она улетела за борт! Просто в момент…

      Стало вырисовываться с неисправностью. Самая, что ни есть, банальная причина: щели! И напрашивалось простое решение – а не законопатить ли чем-нибудь эти прорехи, что, по всей видимости, имелись между проемом и люком?

      Андрей постучал в кабину экипажа. Оттуда выглянул Махди и вопросительно уставился на инженера.

      - Слушай, Махди, есть на борту что-нибудь такое, чем дырки законопатить? Может, пленка какая?
      - Давайте полиэтилена с упаковки груза надергаем! – сообразил бортмеханик.

      Так и сделали. Оборвали несколько приличного размера кусков полиэтилена и начали прикладывать к проему. Полиэтилен за счет перепада давления успешно втягивался в щели, но теперь его держали крепко и он наружу весь целиком не выскакивал, что и было нужно.
      Таким образом, Андрей с мужиками постепенно забивали всевозможные пути выхода воздуха из гермокабины Ан-12. Наконец, настал тот момент, когда щель новой «пищи» из кусков полиэтилена не требовала.

      - Все в порядке! – послышался довольный голос командира, - Давление в норме, табло погасло!
      «Ну и славно», - подумал Андрей, - «Не зря в полет сходили…»

      Через несколько часов Ан-12 приземлился в отдаленном аэропорту Афганистана, который и на карте-то не найдешь. Про этот аэропорт мало кто знал, но он существовал и был в действии. Некая секретность аэропорта, возможно, была связана с присутствующими здесь американцами.
      
      Груз благополучно сдали, самолет заправили керосином, как говорят авиаторы, под пробки и собрались лететь дальше, в Мары, выручать своих коллег с застрявшего там Ан-12.
      День был жарким, в тени термометр показывал сорок три по Цельсию. Видимость, если выражаться по-авиационному, была миллион на миллион. Не сильный сухой ветерок обжигал лица, но никакой пыли с земли не поднимал. Типичная афганская погода для середины мая.

      Во второй половине дня экипаж и все остальные загрузились в самолет. Запускались тяжело. Тут сложилось несколько факторов: старые и изношенные двигатели да плюс очень высокая температура воздуха... Это так говорят, что сорок три в тени. По ощущениям были все пятьдесят градусов!..
      А еще если вспомнить, что самолет стоял не в тени, а калился на солнцепеке, то внутри и на нем температура была существенно выше.

      Запуск первого двигателя поначалу сорвался. Двигатель никак не хотел набрать необходимые обороты и выйти на режим, как говорят в таких случаях – обороты зависают. Пришлось выключить: так руководство по летной эксплуатации гласит.

      Андрей заглянул в кабину экипажа:

      - Что там у вас? Почему выключили?
      - Да вот завис первый двигатель, - сокрушенно сказал Рустам, - не могли запускать больше минуты, пришлось выключить…
      - А температура двигателя росла? Была выше, чем обычно?
      - Нет, температура вовсе не росла…
      - Надо было подержать и не выключать! – посоветовал Андрей, - Если нет большой температуры, можно было подождать! Давайте еще раз…

      И экипаж вновь приступил к запуску. Дошли до того момента, когда обороты снова остановились в росте.

      - Что делать?! – закричал Махди, - Выключать?
      - Держи, не выключай! – крикнул Андрей, - Пока ничего страшного!

      И действительно, через пусть не расчетное время, а более продолжительное, но обороты пошли вверх, и вскоре двигатель вышел на режим. Также запускали и второй двигатель, но с ним получилось быстрее.
      Возможно, что этому помог небольшой ветерок, что поднялся на аэродроме. В таких случаях двигателю легче запуститься, приток воздуха существеннее, кислорода для сгорания топлива поступает больше, поэтому все происходит живее.

      Таким образом, оба двигателя на левом крыле загудели своим обычным гулом. Но ветер заметно изменил свое направление.

      - Рустам, давай перерулим на двух двигателях, станем против ветра, чтобы проще было запустить третий и четвертый! – предложил Андрей.

      Командир выключил стояночный тормоз, дал небольшой режим двигателям и через минуту самолет развернулся на сто восемьдесят градусов. Запустили третий и четвертый по уже отработанной схеме. После запуска необходимость присутствия Андрея в кабине пилотов уже отпала, сейчас начиналась чисто летная работа.

      Андрей вышел из пилотской кабины в отсек, где сидели бортоператор-азербайджанец и два техника, что должны были менять агрегат на двигателе в туркменском аэропорту, Игорь из Борисполя и Ильяс, крымский татарин, из Джанкоя, и тоже устроился на кресле.

      Покрутившись да перебросившись парой слов с коллегами, Андрей пристегнулся ремнем и, как и все перед взлетом, затих в своем кресле.
 
      В это время в пилотской кабине было не очень спокойно. Рулил второй пилот Рамиз, а Рустам только наблюдал. Рустам держал своего второго пилота, который пришел к нему в экипаж с Ил-76, в ежовых рукавицах.
      Но так положено – давать летную практику своему второму пилоту, вот поэтому сегодня Рустам и доверил взлет своему напарнику.

      Руление шло в обычном порядке, как вдруг Махди обратил внимание, что третий двигатель во время руления «температурит».

      - Командир, у третьего двигателя температура газов высокая, почти предельная, а мы пока только рулим! – с беспокойством сообщил он Рустаму.
      - Ты посматривай за ним, потом решим, что делать, - ответил командир, - машина пустая, мы и на трех движках легко можем взлететь.

      Самолет занял исполнительный старт, и второй пилот дал режим первому и четвертому двигателю, но чуть меньший, чем взлетный. А что? Для пустого самолета хватит. Через несколько секунд на такой же режим вывели и второй.

      Попробовали и третий перевести в режим для взлета, но он вдруг заработал как мотор на тракторе, просто затарахтел и даже захлопал!

      - Это помпаж! Помпаж третьего двигателя! И температура выше нормы!! – закричал бортмеханик, - Может, горит??

      Командир убрал рычаг управления третьим двигателем до положения земного малого газа, а взлет, тем не менее, продолжался!..

      Махди выскочил из пилотской кабины, пробежал мимо Андрея в грузовую кабину, чтобы глянуть на злополучный третий двигатель. Андрей за ним. Двигатель работал с непривычным шумом, но внешне выглядел обычно: ни потеков масла, ни огня из него видно не было.

      Вернулись в пилотскую кабину. Андрей заглянул тоже и бросил взгляд на приборы. Его в немалой степени озадачило то, что экипаж во время разбега на всех двигателях увеличил режимы до взлетного, а третий двигатель работал по-прежнему на минимальных оборотах!

      «Лучше бы он его выключил и лопасти зафлюгировал!» - мелькнула мысль у Андрея, но негоже кричать и бросать экипажу команды в присутствии командира.
      Эх, лучше бы он тогда оставил свои колебания…

      А еще было видно невооруженным глазом, что пилоты педалями, управляющими рулем направления, с трудом удерживают от разворота самолет вправо: третий двигатель все больше тормозил разбег своими лопастями, которые стали похожи на прозрачный тормозной диск.

      Андрей снова выскочил в грузовую кабину, за ним выбежал Ильяс, а Игорь и бортоператор, пристегнутые к креслам, остались в  отсеке для сопровождающих грузы.

      Что в это время творилось в пилотской кабине, Андрей и другие уже не видели. А там оба пилота изо всех сил упирались ногами в педали, чтобы держать машину ровно по полосе.
      Трудно теперь сказать, что они в тот момент думали по этому поводу. Возможно, они делали скидку на боковой ветер, что появился вдруг, и который их начал сносить, потому-то им нужно было прикладывать усилия.

      Но почему им не приходило в голову, что это тормозит третий двигатель, который размещался на правом крыле?!.. Именно лопасти третьего двигателя, работающего на земном малом газе, создавали сумасшедший разворачивающий момент!.. Почему они забыли про третий двигатель?? Никто теперь не ответит на этот вопрос…

      И Андрей с Ильясом этого тоже не знали. Как уже было сказано, они выскочили в грузовую кабину и в иллюминатор по правому борту снова глянули на злополучный двигатель, который ревел с необычным тембром.

      И тут Андрей с ужасом увидел, что бетонка взлетки заканчивается, а самолет и не думает отрываться от земли!.. Уже мелькнула разметка, что нанесена в торцах взлетно-посадочной полосы…

               
                III.


      - Беда... Ильяс! Держись!!!.. Сейчас... нас... бросать будет!!!.. – кричал, захлебываясь, Андрей.
      При этом он сам вцепился за спасительную грузовую сетку, что свисала в фюзеляже сверху.

      Ильяс тоже, что есть силы, схватился за сетку, которая давала им обоим призрачную перспективу уцелеть в начинающейся безумной болтанке.

      За несколько секунд до этого, когда самолет набрал скорость двести двадцать километров в час, пилоты попытались взлететь. Но в момент отрыва передней ноги, то есть последней точки, что удерживала самолет от разворота, наступило то самое мгновение, когда исчезла последняя надежда на благополучный исход катастрофической ситуации: самолет понесло с полосы вправо…

      И начался ад…

      Пока самолет несся по неровному грунту, Андрея и Ильяса нещадно било о переборки грузовой кабины, отчего они получали синяки, шишки и ссадины. Фюзеляж самолета в свой предсмертный час трещал, скрипел и почти стонал.
      Выкатившись на грунт, самолет отклонился от центральной оси полосы на восемьдесят метров, помчался по горбам и неровностям и столкнулся с ограждением аэродрома, в результате чего правое крыло было разрушено и произошло растекание керосина, а затем появился огонь.

      Протаранив ограждение, самолет двигался по грунту еще шестьсот метров, по пути теряя двигатели, а потом и все правое крыло в целом: его при очередном ударе о землю оторвало напрочь...

      В этот момент Андрей уже был без сознания. Страшный удар о переборки покрыл мраком для Андрея все последующие события в грузовой кабине. А Ильяс сознание не терял, ему в этом плане повезло. Кроме того, он сумел выпрыгнуть из грузовой кабины в дверь для экипажа, что имелась по левому борту.

      Позже он говорил Андрею:

      - Ты мне сказал прыгать! Я думал, что ты мне, как младшему по возрасту, приказал прыгать, а потом сам бы выпрыгнул! Я не видел, что ты без сознания… - оправдывался Ильяс.

      «Не помню такого, чтобы я ему приказывал», - вспоминал Андрей, - «было желание только удержаться за сетку, а потом вообще темнота…»

      Но упрекать, конечно же, Ильяса не стал. Слава Богу, что оба выжили. На то, скорее всего, была именно, что Божья воля.
      Что же случилось с Андреем? Как он спасся, если был без сознания? Он уверен, что без Божьего умысла тут не обошлось.

      Начавшийся пожар привел к взрыву. Именно взрывной волной Андрея в бессознательном состоянии вышвырнуло в открытую Ильясом дверь. Андрей в полете попал не в сам дверной проем, а ударился в его окантовку.
      Удар был такой силы, что тело Андрея, стукнувшись об эту окантовку, отшвырнуло под девяносто градусов, и он перелетел через все левое крыло к его задней кромке!.. Это его и спасло, ибо чуть позже крыло тоже загорелось.

      Если бы не удар и изменение траектории падения, Андрей, находясь без сознания, попал бы под крыло и сгорел бы до состояния пепла. Керосин это такая жидкость, в которой горит любой металл. Что там говорить о нежных человеческих конструкциях…

      Через какое-то время Андрей очнулся и почувствовал боль. Он лежал в метре от полыхающего нестерпимым жаром крыла, левая рука и спина сильно обгорели и невыносимо болели. Кроме этого у него от удара о проем двери были сломаны два ребра. Но в горячке боли от переломанных ребер Андрей почти не чувствовал.
      Первой мыслью после вскакивания было бежать в кабину самолета и хоть кого-нибудь вытащить оттуда. Но перед ним стояла стена огня, настоящий факел…

      Остановил его стон. Ильяс!.. Он лежал возле пока еще не пылающего фюзеляжа и громко стонал, потому что при падении он сломал обе ноги и руку, и теперь не мог сдвинуться с места.

      Помощи еще не было, она пришла позже. Ведь это были первые минуты после катастрофы, к этому времени никто к месту аварии не успел бы доехать или добежать. Андрей метнулся к Ильясу, схватил его и из последних сил, буквально «на зубах», потащил в сторону от самолета. Он тоже оказался в роли Божьей благодати для своего земляка. Ибо вскоре пылало все, как сухой лес во время лесных пожаров. Сгорел бы Ильяс, если бы его Андрей не оттащил...

      А тут и помощь подоспела. Я уже говорил, что этот аэродром был особенный. Здесь базировались американцы. Как раз они-то помощь и оказывали.
      Судя по хватке, это были специалисты-медики высочайшего класса, и именно по той специфике, что сейчас была необходима: медицина катастроф и чрезвычайных ситуаций. Само собой разумеется, что этими знаниями обладают и военные медики. Они-то и попались на счастье двух оставшихся в живых авиаторов.

      Андрей вспоминал, как они его сразу уложили на носилки. Он отбивался:

      - Зачем?? Я могу ходить и буду помогать!

      Но не прошло и двух минут, как он почувствовал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Боль медики парой уколов убрали сразу, но двигаться Андрей не мог. Что значит горячка, или психоз по-другому... А к тому же у него начался отек легких.

      Выполнив первоочередные действия, медики тут же решили отправить пострадавших в американский военный госпиталь, что находился в Кандагаре, находившегося в полутораста или чуть более того километров от места катастрофы. Хорошие ребята, американцы эти. Они не стали искать попутный транспорт и трясти бедняг по афганским дорогам, а вызвали вертолеты. Каждому свой, кстати. В общем, спасли их. Так им было суждено.

      А что остальные? Остальные все погибли. Точнее, сгорели в бессознательном состоянии.

      Некоторые только чуть обгорели, как, например, техник из Борисполя. Его нашли в отсеке с открытым ртом (видно, перед аварией кричал смертным криком) и с паспортом в руках.
      Почему с паспортом? А такой порядок был в заграничных рейсах. После приземления необходимо было предъявить пограничникам, которые первыми заходили на борт, паспорта для контроля. Вероятно, он думал, что рано или поздно самолет остановится и нужно будет паспорт показать. Вот он его и приготовил. Но это только догадки…

      Больше всего пострадали тела в пилотской кабине. Второму пилоту при ударе оторвало голову. А его тело, как и тела всех остальных членов экипажа, обгорели до такой степени, что пришлось сделать пробы ДНК для определения, кто есть кто…

      Через месяц выживших Андрея и Ильяса вывезли из Кандагара в Закавказье, и здесь они еще два месяца отлеживались. В больнице их проведывали коллеги по работе, и, само собой разумеющееся, лица, расследующие ход и причины катастрофы.

      По всему выходило, что это была явная ошибка экипажа. Когда пилоты убрали рычаг управления третьим двигателем до упора, но при этом не выключив сам двигатель, они тем самым отключили автоматику защиты от отрицательной тяги. Так на профессиональном языке называется эффект торможения от вращающихся лопастей двигателя, когда они всей своей плоскостью вращения создают сопротивление движению.

      А если бы автоматика была бы не выключена и сработала, то двигатель остановился бы, а лопасти автоматически перевелись бы в положение флюгера, после чего не создавали бы никакого сопротивления. Самолет не развернулся бы и не съехал с полосы, а благополучно взлетел. И все были бы живы, а самолет цел…

      Оставаясь наедине с самим собой, Андрей не раз себя корил за то, что тогда, в кабине пилотов, когда он по приборам определил, что третий двигатель работает на холостом ходу, а экипаж продолжает взлетать, он промолчал, считая, что не имеет права вмешиваться в работу летчиков. Пусть бы они потом злились на него и высказывали претензии и замечания…

      «Силен задним умом человек…»
      Можно легко и беззаботно так говорить, если рассуждать о каких-то мелких и бытовых неурядицах, а не о катастрофе. Но я никак не могу упрекнуть Андрея за это, поскольку знаю, как он переживал и переживает до сих пор, мысленно возвращаясь в тот майский день.

      
      Уже не раз говорилось, что к трагедии приводит не просто один случай принятия неправильного решения, а целая цепочка последовательно нанизываемых факторов. Так и в нашей истории.

      Все началось где-то в Африке. Это когда, предположительно, что-то произошло со злополучным самолетом – или грубо сели, или наскочили на что-то, что нарушило герметичность кабины. А когда вернулись на базу, то о происшедшем молчок, вместо того, чтобы сделать тщательную проверку всех систем и конструкций.

      Вторым звеном стало то, что отправились в дальний рейс, легкомысленно решив найти неисправность в полете. Надежнее было бы полетать вокруг своего аэродрома, да с тем же результатом, которого достигли во время перелета в Афганистан. Это звено клепали все сообща: и диспетчерская служба, ответственная за перевозку грузов, и руководство компании, и экипаж, и технический состав.

      Еще одно звено – трудный запуск двигателей, который получился, благодаря настойчивости и опыту инженера. А если бы не запустились в тот момент, глядишь, через пару часов стало бы прохладнее, и третий двигатель не вздумал бы капризничать.
      Напомню старую истину, которая наиболее точно подходит  к этой истории – благими намерениями вымощена дорога в ад.

      Кстати, останки двигателей перевезли с места катастрофы на базу. И при разборке злополучного третьего двигателя не нашли чего-то фатального. Подтвердилась версия о том, что двигатель имел обычный эксплуатационный износ, который, скорее всего, вкупе с высокой температурой воздуха и привел к катастрофической ситуации.

      И последним, главным звеном в трагической цепи стали ошибки пилотов. Странно, почему у такого опытного летчика, каким был Рустам, не сработал инстинкт самосохранения? Почему он не остановил самолет на полосе или даже вне полосы, а пытался взлетать чуть ли не с грунта?? Боялся, что после поломки самолета его по головке не погладят и отстранят от полетов? А еще странно, что восточный человек, понадеялся на славянское авось…
      Но судить его уже бессмысленно, тем более что он себя так наказал, что врагу не пожелаешь.

      Эта история не выдуманная. Мне иногда кажется, что она произошла не так давно. А уже прошло несколько лет. Я долго собирался с мыслями, чтобы описать те события, но все-таки прошло время, пока я созрел для этой истории. Получилось то, что получилось. Вот только имена участников  событий одного майского дня в Афганистане по понятным мотивам изменены.

      Я взялся описать эту «Хронику» еще и по личным причинам. Так случилось, что один из выживших в этой катастрофе, мой друг. Андрей – это он. Я узнал о его беде, что с ним приключилась, глубокой ночью из сообщения, которое прислал наш общий однокашник. Сна потом не было, новости поступали скупо, но главное я знал: он жив. Он, слава Богу, выкарабкался.

      Только через несколько месяцев мы с ним встретились в Киеве и обо всем переговорили.
      Этот рассказ есть моя вольная интерпретация событий в Афганистане. И посвящаю я его всем авиаторам, живым и ушедшим.